["Хризалида"] | ходы игроков | ["Заросли"]: "Атлет", "Чирлидерша"

Атлет. Вспышка. Темнота. Чье-то сбивчивое, с постанываниями - боль и непроизвольность: ничего больше - дыхание, совсем рядом. Еще шелест травы, сухо и тихо. Стрекочет кто-то. Что-то. Что-то маленькое, но довольно громкое. И все. Темно, тихо.

Вдох - и выдох. Дыхание то и дело поднимает горьковатую пыль. Лежишь на земле, подпирая ее практически всем "фронтом" - от правой щеки, с ладонями и коленями вместе, и до грудины, живота и прочего-важного, с болезненно, "волнами", пульсирующим членом заодно, чья криво, как-то подвернуто-боком, упирающаяся в каменистый грунт головка, к слову, неприятно жжет, зудит и саднит - и все это: одновременно. Плюс - штаны-трусы, вниз валом "закатавшись", под коленки давят, кольцом ноги обхватывают.

Чирлидерша. Вспышка. Будто выныриваешь из липкого небытия, поплавком выскакивая в осознание себя - здесь, сейчас. И тут же - еще одна вспышка, уже боли: где-то в паху сначала, потом - тут же - в спине, тут и там, волной жгучих уколов, так что не понять, что именно и где именно вгрызается в кожу. А потом, буквально следующим вдохом - новая вспышка, пульсирующей волной: от основания живота - и вверх. Горит все и вся промеж безвольно раскинутых в стороны ног, колет и жжет - под спиной, еще где-то - в левую руку, у локтя, "кусает", жалит нещадно в левую же ягодицу, вгрызается где-то в крестец. Будто в ванную, полную старых шприцев, упала.

Ворочаешься с бока на бок раздавленным жучком, задыхаясь от боли. А вокруг - ночь, земля.

Темнота бессознания сменяется просто темнотой. Ночь, вот и темно, скворчит что-то рядом, наверное какой-то жук. Стонет еще кто-то, поэтому замер человек на секунду. Напрягся - не он ли сам стонет? Вроде нет. А кто тогда? Вообще нехорошо, когда от боли кто-то стонет в темноте, закралось такое ощущение, без конкретного об этом знания.
А потом уже сам тихонько цыкнул от боли, потому что пульсировало внизу. Член болит, тоже догадался сразу. И вообще, трется об землю, что само по себе неприятно. Как так вышло?

Перевернулся на бок, потом на спину, приподнял бедра и натянул одежду аккуратно, едва слышно шипя от боли, когда трусы задели саднящий орган.
Потом опять на бок и поднялся на ноги, чтобы осмотреться, кто там стонет? Может помощь нужна? А может валить надо?

И вообще, что происходит? Посмотрел на руки свои, может быть это он сам кого-то... Ну, того?
Мысль цеплялась за мысль и возник вопрос - а кто он? В голове на этот счет был благословенный туман.

Вспышка. Вздох. Невольно вырвавшийся стон, переходящий в жалобное мычание сквозь стиснутые зубы. Зажмурила посильнее глаза. Может получится вернуться назад, в небытие, откуда ее грубо вырвали и поместили в эту ужасную реальность. Но ничего не менялось. Неужели так было всегда? Этот мрак. Эта боль.

Сквозь туман в голове лишь одна назойливая мысль: как же невыносимо! Нашла эпицентр агонии. Согнула раздвинутые ноги в коленях, подтянула руки к животу. Обхватить себя. Успокоить. Но с каждым новым движением тело пронзали новые вспышки. Жгло. Кололо. Жалило. Вновь она застонала. От боли, от жалости к себе, от безысходности и непонимания происходящего.

Свернулась калачиком на бок. Перекатилась на другой - вдруг так легче? Нет, совсем не легче. Заскулила, лежа в одном положении. Прислушивалась к своим ощущениям, стараясь привыкнуть к тому, что не могла поменять. Ощупывала себя руками, осознавая свое тело. Хлопала ресницами, свыкаясь с неприглядной тьмой.

Сквозь свои стоны уловила еще звуки. Откуда и от кого они исходят? Испуганно замерла, раздумывая. Только сейчас она начала задавать себе правильные вопросы: где она? Кто она? Что происходит?

-К-к-то здесь, - заикаясь полушепотом обратилась девушка в темноту.

Приподнялась на вытянутые ладони. Колени согнуты. Оберегая пылающий между ног сгусток боли, присела полубоком на бедро. Прислушиваясь, мотыляя головой из стороны в сторону и пытаясь разглядеть хоть что-то.

Атлет. Не жук, как внезапно - и, прямо скажем, не особо своевременно - подсказывает память, а скорпоформики. Мелкая летучая гнусь, у которой сейчас сезон размножения. Что делать с этой информацией и как жить с осознанием того, что вокруг тебя истошно орут, призывая своих женщин потрахаться, бессчетные орды крылатых мужиков с надроченными копуляторами, решать тебе.

Поворочавшись и проявив недюжинную ловкость, заправляешь продолжающий странно - будто хворостина - торчать пенис под сень мягких до нежности, но с упруго поддерживающим мошонку гульфиком трусов, после чего прикрываешь и не думающий терять тургор орган еще и тканью спортивных штанов. Затем, толкнувшись локтем сначала, а потом - ладонью - в землю, поднимаешь глыбу своего тела из горизонтали в вертикаль.

Вокруг - пустоши. Кактусы торчат лопухами и, так, шариками, где-то за спиной, в отдалении, буравя ночь спаркой прожекторов, что-то светит, разгоняя мрак. А впереди, в метре от тебя, ворочаясь с бока на бок и постанывая, лежит, как быстро понимаешь по очертаниям фигуры, девушка. Ноги в стороны, пятна сосков над спущенным к животу топом чуть темнеют.

Полуголая, стонущая от боли девушка. В пустошах. И ты - с эрегированным пенисом и крепкими как сталь руками.

Голос - дрожит от боли и, кажется, страха - подает, и ты чувствуешь, что знаешь ее. Не чужая, не незнакомая. Вот только не помнишь, как ни пытаешься напрячь враз налившийся от такой наглости застучавшим в затылке теплом кортекс, ни того, кто она, ни того, кто ты, ни того, почему ты только что лежал, головкой полового члена грунт буравя. Странно это все. Странно и немного страшно.

Чирлидерша. Жмуришься, ворочаешься. Болит - все равно, горит. Поджав руки к пульсирующему животу, на бок поворачиваешься. Больно. И на другом - тоже больно. И ворочаться - больно. Хрустит что-то под спиной, колется. Все - больно. Стучит, давит, колет, жжет.

Скользнув ладонями по телу, понимаешь, что содран с тебя топ, спущен к пупку, грудь выставляя напоказ, что задрана к животу, закатана вверх и почти содрана с бедер короткая матерчатая юбка, что тряпица трусов-хипстеров, лопнувших на одну - правую - "лямку", где-то на лодыжке левой ноги болтается.

Приподнимаешься, попутно задев запястьем какой-то жутко колючий шарик, и переведя истерзанное тело из положения "лежа" в положение "сидя". Понимаешь вдруг, что не одна ты здесь. Здесь - есть кто-то еще, совсем рядом. Подаешь голос - забито пылью горло, скрипит она же на зубах, мешаясь на присохшем к небу языке с привкусом мокрого железа.

И, явно тебя услышав, темной глыбой на фоне неба поднимается, будто вырастая из-под земли, мужской силуэт. Грузная, массивная, до неестественности широкая фигура нависает над тобой, перекрывая собой мерцающий вдалеке, чертящий поверху кромку холма свет.

Стоны начали слышаться громче, а потом сменились голосом. Женский голос, определенно, вроде как даже молодой?.. Парень сразу же развернулся и посмотрел, откуда он раздавался, совсем рядом.
Тусклый свет звезд пронзили прожекторы где-то в отдалении и это давало достаточно света, чтобы разглядеть рядом девушку. Откуда она здесь?
Ситуация со вставшим членом, с её одеждой, со всем их положением наводило на печальные мысли. Судорожно сглотнув, парень аккуратным движением заправил член за пояс и пару раз сделал глубокий вдох-выдох, гоняя по легким воздух. Успокоиться, успокоиться, очистить голову, пусть кровь схлынет.

- Эй... - позвал тихо, выставил руки перед собой ладонями, вдруг ей лучше видно, чем ему? - Я, эм... я не причиню вреда, если что, хорошо?
"Если уже не причинил" - шепнул внутренний голос неудобную мысль
- Я, почему-то, не помню, кто я такой... Но, мне кажется, что я тебя знаю, - он разглядел силуэт, она присела на земле и теперь пытается ощупать свою одежду. Увидел, в каком состоянии и отвернулся.
- У тебя что-то с одеждой, я отвернусь, - "Хорошая идея у нее, по карманам посмотреть", - подумалось парню, и он, прислушиваясь настороженно к тому, что делает девушка (вдруг решит камнем по голове дать), осмотрел карманы. Вдруг там есть какие-то зацепки?
Потом покосился через плечо, все-таки.
- Слушай, эм-м, ты ранена? Я могу помочь, - "наверное", шепнул внутренний голос. - Ты можешь встать? Тут какие-то заросли, возможно мы упали в них.
"Или я затащил тебя в эти заросли и хотел убить", - опять шепнул внутренний голос. Интересные дела, не хотелось бы, чтобы такое оказалось правдой.
- Если уже можно повернуться, то давай помогу, вот моя рука, обопрись на нее. Хм... блин. Если не можешь встать, то я могу отнести тебя в другое место, если разрешишь.

Почему-то он не сомневался, что легко сможет это сделать. Свои габариты только начал замечать, высоту роста, с которого осматривался вокруг, ширину плеч. Да и руки - ладони, предплечья, бицепсы. В целом, пока охлопывал себя - оценил общее состояние тела. Пока двигался, пока вставал - это все фоном было, действуешь и действуешь. Но вот сейчас, пока первая мысль о том, кто он, вызвала пульсирующий болью комок в затылке, решил попробовать другой вариант.

Не успела ничего толком разглядеть в мерцающем вдалеке свете. Но это было хоть что-то: не тьма, непроглядная, вяжущая, даваящая. Чем еще мог быть этот сигнал, она не смела гадать. Не смела давать себе надежду. Да и о чем еще можно думать, когда над тобой возвышается непонятно откуда взявшийся незнакомец.
Замерла, перестав ёрзать и оставив попытки привести себя в порядок. Вздернула вверх подбородок: то ли бросая молчаливый вызов, то ли пытаясь разглядеть силуэт. Она ожидала чего угодно, но не сказанных мужчиной слов. Мягкий, успокаивающий голос. И сами слова. Кажется, с ним случилось то же, что и с ней.
Выдохнула с облегчением, поверив, что он пока не представляет для нее угрозы. Вряд ли кто-то будет предлагать помощь, чтобы потом... что? Вон, отвернулся даже. Решив, что разодранное белье в данных обстоятельствах - не самое страшное, что могло случиться, и чего следовало бы стесняться, девушка натянула на грудь топ, стащила с ноги остатки трусов, морщась от боли при каждом движении. Спускать на положенное место юбку она даже не стала пытаться - слишком неудобно в сидячем положении, да еще и каждая лишняя манипуляция на земле приносила нестерпимую агонию. Попробовала подняться самостоятельно, но поняла, что вряд ли сможет.
Когда силуэт снова повернулся и предложи свою помощь, она не стала отказываться и протянула одну руку вперед. В горле пересохло, резало нёбо и язык. Но все же она попыталась полушепотом, как могла, выдавить из себя:
- Помоги подняться, - слова давались еле-еле, и на какой-то долгий диалог она вряд ли была способна.
Но все же решила добавить, отвечая на вопрос:
- Живот болит, - точнее описавать свою проблему она не стала, не найдя подходящих слов.
Просто хотелось, чтобы этот большой человек позаботился о ней. "Возми меня на руки! Унеси отсюда! Подальше! Скорее!" - подумала она про себя. Хотелось кричать, плакать, но сил не было. И слез, кажется, тоже. Только скулила, поднимаясь с его помощью на подкашивающиеся ноги и пытаясь в уже стоячем положении разглядеть окружающее пространство.
- Что там? - кивком головы указала на источник света. Как будто он мог знать.
Последние слова дались с большим трудом. Попробовала откашляться, освобождая горло от режущей пыли.

Камнем не ударила, не попыталась сбежать, с криками, прочь. Что это значит? Сейчас это значило, что можно продолжить диалог.
Протянула руку и парень с готовностью, мягко обхватил своей ладонью. Вперед подался, аккуратно на себя потянул, чтобы подхватить за талию. Не одернула юбку, но решил не присматриваться в темноте к таким деталям, сейчас не та ситуация и не то место.
Живот болит - это сама говорит, скулит только и голос хриплый. Ноги тоже, похоже, не держат особо, видимо, сильно болит у нее... что-то... "Может ты её ногой в живот пнул?" - опять голос в голове раздался. Не мерзкий голос, а, скорее, задумчивый. "А может и нет, почему сразу надо про плохое думать?" тут же другая мысль пришла. Не отталкивает его, приняла руку, значит можно немного расслабиться, во всяком случае, сейчас. Не верилось, что он насильник или убийца, в груди ощущение такое ёрзало. Нет, не он.
На вопрос повернул рефлекторно голову в сторону света. Плечами пожал, легко подсекая ноги девушки и, все же, беря ее на руки, словно принцессу. Опять же, показалось очень легким движение и даже знакомым. Подождал пока она прокашляется.
- Не знаю, фары, вроде. Может машина какая-то. Давай еще раз глянем, может тут валяется что-то, из карманов выпало. А потом туда пойдем.
- Vaya... Вообще ничего не понятно. Еще и в затылке стучит, когда пытаюсь вспомнить что-то. Ты... - посмотрел в лицо девушке, силясь вспомнить что-то про нее. - Если у тебя так же, то лучше не напрягай мозги, может хуже станет. Все будет хорошо.
Непонятно, почему сказал так, не разбираясь в ситуации. Но как-то само вырвалось. Может и правда будет.

Оказалась в руках. Провела ладонями по плечам и груди парня, обхватывая шею, насколько могла. Расплылась в благодарной улыбке. Уютно. Спокойно. Несколько секунд молчаливо всматривалась в лицо. Знакомо или нет? Прислушивалась к ощущениям собственного тела, прижатого к гиганту. Откликаются ли прикосновения? Очень хотелось что-то почувствовать. Что-то знакомое. Безопасное. Способна ли она еще на это? Мысли, самые разные, не давали покоя. Возможно, стоило последовать совету "не напрягать мозги".
Все будет хорошо
Разлились теплым потоком в сознании слова. Окутали, укрыли. И правда, на какое-то мгновение показалось, что будет так, как он сказал. Пока новые вопросы не вернули в реальность. Да, надо было что-то делать. Тряхнула головой, приводя себя в новую реальность. Согласно кивнула головой, готовая помочь с осмотром места и вглядываясь вниз.
Колющая боль в районе живота не давала о себе забыть. Но она старалась не стонать. Стиснула зубы. Неприятно проскрипел песок. Или дорожная пыль. Или что-то еще.
- Да, пойдем на свет, - прохрипела, вновь ощутив привкус крови где-то во рту.
Сьежилась комочком и доверилась незнакомцу.

Атлет. Взгляд снова невольно цепляется за пологий срез холма. Неестественно-ровным, как по линейке, чертит где-то там, совсем рядом, но, все же, не совсем, темноту свет, рассекая ночь собой поперек, вдоль земли. Мощный фонарь. Или фары. Что-то такое.

Перекинувшись с девушкой парой-тройкой фраз, пытаешься если и не понять, вспомнив, что здесь творится, то хотя бы сбить, унять, отогнать прочь накатившую волной панику. Убийца? Насильник? Ты не знаешь, не помнишь, но, кажется, нет. Кажется. Невозможность, неспособность отыскать константы, якоря, фундамент. Не-уверенность, на фоне которой и не думающий укладываться, теряя тургор, член кажется чем-то уже не просто неуместным, а даже чужеродным. Ни обстановка, ни настроение не располагают, ситуация - так вообще, но его звенящая каменность, продолжающая упрямо оттягивать - теперь уже, после нехитрой манипуляции - кулиску брюк. Что-то с ним не то.

Пальцы, тем временем, шарят по одежде, проверяют карманы - штаны спортивные: оба пустые, куртка легкая, тоже спортивная: тоже пустые - и оба "наружных", и "потайной", слева. А, нет, карточка какая-то там, во внутреннем: небольшая, в половину ладони, как банковская. Может, и есть банковская. Майка еще на тебе, под курткой, кроссовки на ногах, цепи массивной, крупнозвеньевой, тяжесть - на шее, на мизинце левой руки - гайка крупного перстня, а на запястье, левом же, светлая полоска фитнес-браслета. Все твое, ничто не вызывает ни отторжения, ни ощущения "чуждости" - и костюм, и обувь, и прочее. Плюс, исподволь чувствуешь, что перстень - важен, а вот цепь, хоть и дороже на порядок, так - шелуха.

Закончив с ощупыванием себя, подходишь к незнакомке, наклоняешься, подхватываешь аккуратно под ноги, под руки, поднимаешь крепкое, атлетичное, но не грузное и не особо тяжелое тело с земли. Пусть память жадничает с именами, пусть молчит о том, почему и отчего, но на "двигательные шаблоны" не скупится. Умело подсев, умело подхватив и умело поднявшись, ты, без особого привлечения высшей-мыслительной, с задачей "взять на руки" справляешься на "10 из 10".

Всматриваешься в чужое лицо, вместе с тем - утопает в скрадывающем детали, изгибы, мелочи мраке, но понять, что это девушка - и "по лицу", а не только "голосом" и "фигурой", можно. Темноволосая, скуластая, со стрелками черных бровей. Не помнишь, что значит термин, но уверен, что к ней он применим на все сто процентов - хиспанка. Пахнет еще странным коктейлем из едва уловимых ароматов: мокрым железом - кровь, жженой хвоей - средство от кровососущих насекомых, и свежей майкой - как будто только с прилавка, из пакета. А вот от тебя ощутимо пованивает кисловатым потом.

Следом за лицом, окидываешь взглядом окружающее вас пространство. Грунт, кактусы тут и там, травы пучки. Поблескивает что-то там, где еще несколько секунд назад валялась твоя нынешняя ноша - то ли небольшой - немного потоньше твоего мизинца будет, и такой же длины - цилиндр металлический, то ли еще что-то такое. Все, больше, вроде, ничего.

Чирлидерша. Заговариваешь с тем, другим. Участливым оказывается, сговорчивым. Одежда - тянешь топ обратно на грудь, юбка так и остается болтаться "где-то там", остатки белья - прочь, ведь каждая попытка что-то поправить - еще больше страданий.

Просишь о помощи - получаешь. Подходит, подхватывает, поднимает. Боль не уходит, но разом будто пусть и чуть, немного, но - отступает: по крайней мере, в спину больше ничего не колет, потому что там, под спиной, теперь чужие руки: твердые как обмотанные канатом бревна, горячие будто бойлерные трубы. Прижимаются под спину, поддерживают под коленями. А потом, потом боль возвращается. Накатывает с новой силой, накрывает - и каждый вдох тянет живот так, что слезы сами собой проступают, так, что челюсти зубы о зубы притирают. Низ живота - пульсирующий центр, спазмами, по спине - жжется-колется, тут и там. Тянет, давит, горит.

Вдох - и выдох. Вдох - и выдох. Пахнет от незнакомца кисло-соленоватым потом и чем-то еще - лучшее слово: "духотой" - как от забитых страждущими спортзалов и пыльных ситибасовских остановок в самый-самый пик полуденной жары. Под твоими ладонями, между тем, даже через ткань куртки явственно проступает его мускулов сталь - литые плиты грудных мышц, тугие перевития трицепсов, бицепсов окатых пушечные ядра.

Когда за шею его приобнимаешь - бычью, тугую, железно-твердую - холодит кожа металл крупнозвеньевой цепи, а на пальце, которым он придерживает тебя за талию, шершаво цепляется за кожу еще что-то металлическое - кольцо, может. Мужчина крепкий, крупный, тяжелый, массивный. Не разобрать лица впотьмах, но чувствуется и в нем, в лице, что-то такое - тесано-монументальное. Кто он - все еще не помнишь, мыслей по этому поводу - ноль. Да еще и слезы взгляд туманят - ни вокруг толком не осмотреться, ни носильщика своего тонких черт не "уловить".

Похлопал быстро себя по карманам. Одежда не вызвала удивления, точно своя. Цепь, перстень. Покрутил его на пальце, к глазам ближе поднес, повернувшись в сторону света. Может быть получится его разглядеть? Отблески какие-то робкие все же были, как раз когда в полный рост поднялся. Пусть фары или прожекторы били в другую сторону, все же ночь не была совсем уж непроглядной. Перстень отдавался в памяти как что-то очень важное и дорогое, поэтому решил быть с ним аккуратней и осторожней, большим пальцем покатав его по пальцу и потом сжав кулак. Не свалился до этого - не свалится и потом.
На левом запястье фитнес-браслет. Сразу понял, что он, приблуда электронная. Меряет пульс, снимает показатели здоровья, умных датчиков в нем должно быть больше, чем у иного человека - ума. Непростая штука, тоже не зря на нем, почему-то понял сразу. Понажимал её, покрутил, опять же, вокруг запястья. Вдруг что-то на ум придет, откуда он, для чего конкретно? Вроде как иногда на них бывали экраны какие-то, может там про него написано? Например, кому принадлежит браслет, все такое.
Дальше в карман залез, внутри спортивной куртки. Карточку достал, покрутил меж пальцев. На нее тоже понажимал. Банковская если - то непонятно, зачем она ему в прерии? А если электроника какая-то (к примеру, в пару к браслету), то там могла быть камера. Покрутил ее тоже, к свету попробовал повернуть.

А потом задумался о самом главном вставшем перед ним вопросе. Саднящий половой орган не думал опадать. Сколько уже прошло? Минута? Три? Было стойкое ощущение, что это уже ненормально. Сердце не билось набатом, дыхание ровное, возбуждения в голове - по нолям. Только беспокойство и стоящий член. Отвернувшись от девушки, отодвинул резинку штанов с трусами заодно и запустил руку внутрь. Начал аккуратно ощупывать у основания, под мошонку полез, где крепче всего ощущалась проблема. "Почему так? Это ненормально ведь", еле слышно зашипел, задев ссадину тканью. Наверняка в чем-то проблема была, и как-то ее можно было решить. Только понять - как... Все же от таких вещей, как подсказывала дырявая память, могли быть серьезные последствия для них обоих - для члена в первую очередь.

Поковырявшись с вещами и с насущными проблемами, вернулся к девушке. Легко взял ее на руки, ощутив спортивное телосложение, её крепкое тело. Не принцесса, не хилая какая-то девчонка, получается. "Хиспанка", к тому же. И пахнет хорошо, не то, что он сам, как из хлева вылез.
Что такое "хлев" вспомнить не получалось, но ассоциация пришла и ушла незваной.
- Ты это... извини, похоже бегал, что ли, пованиваю чуток. Потерпи, сейчас вон к свету выйдем и там разберемся, что к чему. Только вот еще что, - увидел цилиндрик на земле и заинтересованно к нему подошел.
- Подержись-ка за шею, что там у нас такое.
Присел, поднял с земли правой рукой, пальцами пробежался по предмету и сунул в карман к себе. Левой продолжал за ноги поддерживать девушку, стараясь как можно меньше ее мотылять из стороны в сторону. Она продолжала поскуливать от боли, видимо все у нее было плохо со здоровьем.
- Все, вроде, ничего не забыли? - улыбнулся ей робко, шутка была незамысловатой, конечно. Но хоть так.
- Пойдем тогда, поглядим, кто фонари включил.

Если бы могла, сравнила себя с подобранным на помойке котенком: жалким, болезненным, несчастным. Но в голове не было лишних мыслей. Только здесь и сейчас. Правда, совершенно непонятно, где это "здесь" и когда это "сейчас". Пока что: в руках незнакомца.
Исходившее от могучего тела тепло приятно согревало. При каждом движении она ощущала, как под его кожей гуляют, напрягаются мышцы. Возможно, при других обстоятельствах, это бы ее взбудоражило. Но сейчас то, что отвечало за подобную реакцию, горело от боли. Слезы солеными дорожками бежали по щекам, раздражали шею там, где еще недавно ее жалили колючие шарики. Но даже сквозь слезы она нашла в себе силы улыбнуться:
Ты это... извини, похоже бегал, что ли, пованиваю чуток
Откашлялась. Ответила:
- Поверь, это сейчас не самое страшное, - прошептала, ощущая с каждым вырывающимся звуком медный привкус.
Вновь содрогнулась в приступе, держась за незнакомца, насколько позволяли силы.
Пойдем тогда, поглядим, кто фонари включил.
Не задумываясь, согласно кивнула головой, зачем-то добавив:
-Только… будь осторожнее.
Мурашки бежали от позвоночника по конечностям. Она не ощущала холод. Только страх. Первозданный, животный. Тот, что не можешь обьяснить, но чувствуешь нутром. Тот, в котором не можешь признаться, чтобы он не стал реальным. Тот, что не дает другим мыслям пробраться в сознании, а густой ледяной субстанцией наполняет рассудок. Главное, не погружаться в него, чтобы не сойти с ума. И не отмахиваться, потеряв бдительность. Ведь впереди их ждало… Что? Неизвестность. А это похуже каких-то там букашек.
Так и не смогла расслабиться в руках мужчины. Не повисла мешком, но напряженно держалась, поглядывая то на спасителя, то вокруг. "Если бы только знать, где упадешь", - всплыли слова и растворились в ночной непроглядной тьме, став бессмысленным хрустом под ногами.

Атлет. Перстень на мизинце сидит так, будто всегда тут - там - и был: ни разу не бижутерно-бутафорской тяжести, цельное литье, без швов и клейм, из серебристо-серого, с едва различимым голубым отсветом металла, матовый - не "наглухо", а так, со "сбивающей" зеркальность патиной. В "центре" же, на низком пьедестале щитка, крошечными фасеточными бусинками прозрачных камушков выложена литера "C" - многогранно и ярко мерцает даже в остаточном свете, будто собирая его весь, без остатка, и, многократно усилив, брызжет сухой россыпью ледяных бликов при каждом движении кисти. Литера на галактоне - это язык такой, вроде, помимо всеобщего и, кажется, хиспанского - и повернута литера "основанием", если так, именно "на тебя". Что до тайных смыслов - они явно есть, но сейчас на ум ничего не приходит: ни о том, что значит сама ювелирка, ни о литере на ней.

Браслет же, в ответ на прикосновение подушечки указательного пальца к своему правому боку, тут же активируется, оживает, и ты узнаешь, что сейчас, во первых, сейчас "00:47", во вторых, сегодня "5-3-СД", то есть, пятый день третьей декады Сезона Дождей, а в третьих - что "подсветки" от синевато мерцающих символов не хватает даже на то, чтобы рассмотреть кончик собственного носа: яркость настроена так, чтобы ты мог все считать и различить, и, вместе с тем, так, чтобы вообще не резать глаза.

Проверяешь карточку следом, кое-как все же "ассистируя" себе браслетным дисплейчиком. Оказывается банковской: "Banco Nacional de Bienestar y Desarrollo: Sucursal Tierra-Blanco": поблескивает чистотой позолоты на антрацитово-черном фоне. Гравировка: "Andres Miguel Extremadura Corredo" и цифровая "лента" - на одной стороне, на другой, поперек: "GOLD-6767-4574-4574-6767". И если с названием и номером все понятно, то вот с "Андрес Мигель Эстремадура Корредо" - не совсем. Кажется, это ты. Только, вот, без "центральной части" как-то привычней звучит - просто "Андрес Корредо", как максимум, без официоза.

Затем, дежурно ощупав пенис, понимаешь, что он - по крайней мере, на ощупь - вполне обычен, ординарен даже. Только твердый слишком, прям, вот, до каменности бугроватой. Ни кнопок, ни стяжек, ни стержней в уретре - ничего такого не обнаруживается. Просто, вот, стоит. И никакими напряжениями-расслаблениями мышц таза, с мысленными попытками "расслабить" заодно, эрекцию унять не получается.

Подбираешь из пыли, нащупавшись всякого, тонкий и слишком легкий - имитация металла - цилиндрик, от которого исходит явственный запах хвои, на котором еще чувствуются остатки потекшей по боку маслянистой жидкости. Крохотный, карманного формата, баллончик, с распылителем-пшикалкой. Что-то написано на этикетке, но при таком освещении, конечно, не разобрать ничего. И нарисовано еще что-то, крупно довольно.

Кажется, все. Удостоверившись, что девушка лежит на руках так, чтобы ни поясом, ни тем, что ниже пояса, к земле особо не провисать, выдвигаешься.

Чирлидерша. Лежишь, чувствуя, как под ладонями мощно перекатывается рельефная мускулатура твоего "носильщика" - под пальцами ходят сухожилия, чуть пружинит грудь, горячая, как батарея в Сезон Дождей. Не просто большой он, по сравнению с тобой - огромный даже. Слишком? Не знаешь - так, сходу, не понять. Может, и слишком, может - не очень. Но то, что огромный он - факт. Каменно твердый, не дутый, а будто из железа литой - до неудобности: руки будто рельсами под бока поджимают, к грудине жаться - все равно, что к капоту какого-нибудь большегруза, ощущается "надежно", но о "нежной уютности" речи не идет. Отмечаешь, вместе с тем, из того, что удается "выцарапать" у темноты, что он коротко стрижен, остронос и скуласт.

Боль внизу, даже если ты о ней забыла, о тебе не забывает - не исчезает, но меняется, "стекаясь" куда-то вниз: уже не "весь живот" болит, а болит вполне конкретно: "внизу живота" - будто тугой узел в глубине "промеж ног", который очень даже явственно "проступает" жаркими пульсациями на каждом вдохе. И, что хуже, к ней спешит присоединиться садняще-жгучая, покалывающая при каждом движении боль в спине - тут жжется, там саднит, вон там, там и там - колет. Кактусы, на которых успела как следует полежать, передают жаркие приветы. Еще и колючки, к Оракулу не летай, наверняка повсюду остались, будто живота тебе мало. Остановиться и попросить взять как-то по-другому тебя, перехватить? Но - как? За спиной, что ли, со сцепкой рук через шею. От одной мысли сводит промежность судорогой. Только и остается, значит, что лежать и терпеть. Или - не терпеть?