[DW] Окончательное Решение | ходы игроков | ++ Chapter 1: Baptism by Fire ++

Т-4, Фрегат "Отважный", Имматериум, на подлете к системе Авалос

- И что я, по-вашему, должен сделать?

Сэр Галрит Халтерм, стоя в освещенном зелеными экранами полусумраке одной из каморок мостика, опирался на плечо подключенного к столу с поблескивающими огоньками сервитора и испытывал эмоции, куда более приставшие наземному необразованному быдлу, чем гордому наследнику многовековой династии Халтермов. Он старался удерживать гримасу отвращения, хотя технически его собеседник ее не мог увидеть – астропат-хормейстер Марит слеп уже лет семьдесят. Последние лет десять из этих семидесяти он донимал Галрита своими расплывчатыми предсказаниями разных бедствий с досадной регулярностью, мистическим образом каждый раз находя капитана в самый неподходящий момент для подобной беседы.

- Сказать нет Инквизиции? Или высадить их в соседней системе и предложить добираться на попутных скитальцах?

Безглазый взгляд Марита нервировал его. Большинство известных капитану астропатов были слепы в полном смысле этого слова – они передвигались на ощупь, с помощью поводырей или устройств, подсказывающих куда им идти. Марит был другим, ощущение, что несмотря на отсутствие глаз, он видел сквозь покрытую охранными символами повязку, не исчезало ни на минуту в его присутствии.

- Выйти из варпа сейчас, Капитан, прямо сейчас! Знамения усиливаются. И каждое сулит смерть. Даже я чувствую наползающую тень, хор волнуется, а мой провидец уже полдня без сознания после сеанса. Если мы продолжим движение, он в него не вернется.

- Значит такова его служба Императору! Мы окажемся за месяцы пути до Авалоса, месяцы! И опоздаем на встречу с "Освященным Мечом". На встречу с представителем одновременно Инквизиции и Ультрамаринов. По мне, так лучше сразу сквозь шлюз прогуляться без скафандра.

Обычно Марит примерно на этой стадии разговора понимал, что в этот раз капитан не готов прислушаться к его словам. Но сейчас он проявлял нехарактерную настойчивость.

- Капитан, мы не попадем на эту встречу в любом случае. Через несколько часов будет уже поздно спасать даже души…

Халтерм вздернул повыше крючковатый халтермский нос, что придало его лицу еще большее сходство с коршуном. Одного этого жеста обычно хватало, чтобы прекратить любые разговоры. Офицеры помоложе и вовсе иногда впадали в панику.

- Нет, хормейстер Марит, и это окончательное решение. Выходим на Мандевилле, как обычно. Я учту ваши опасения, и мы будем готовы к любой опасности.

Вопреки ожиданиям, возражений не последовало. Вместо этого астропат еще несколько секунд попялился на капитана своей повязкой, повернулся и, звякая связками охранных талисманов, поплелся восвояси. Халтерм побуравил его удаляющуюся спину взглядом, после чего вернулся к изучению монитора. Ненадолго. Дёрнув щекой и распрямив ус, он набросал письмо и вызвал гонца, чтобы доставить его Астартес, а сам отдал приказ о боевой готовности и вызвал Тета-Ро 5, чтобы удостовериться, что данное им обещание переоборудовать выделенный ангар под спуск десантной капсулы выполнено.

Фрегат "Отважный", Ангары VIII и IX

Когда Астартес прибыли на корабль, их ожидал приятный сюрприз – капитан " Отважного " оказался более предусмотрительным, чем некоторые из его коллег, и предоставил в полное распоряжение космодесантников значительный кусок палубы и целый ангар для капсулы. Устройств для ее сброса у корабля не было, но над этим работал техножрец, и, если он не был полным бездарем в своем деле, беспокоиться было не о чем. Стандартные модели десантных капсул были неприхотливыми, сами наводились на цель при спуске, и требовали минимальных модификаций корабельных пусковых установок. В крайнем случае могла сработать даже модифицированная вагонетка для перевозки снарядов.

Хотя выделенного пространства хватило бы для расквартирования и снабжения полка Гвардии, возможно даже механизированного, а все прибывшее вместе с Астартес оборудование помещалось в одной капсуле и небольшом челноке, не использовать предусмотрительность Сэра Халтерма было бы банально невежливо. И поэтому десантники Караула Смерти превратили все не используемое для проживания пространство в одну большую тренировочную зону. До учебных секторов станции Эриох, конечно, ей было далеко, да и подвижных мишеней не хватало (боевых или тренировочных сервиторов, способных бросить какой-то вызов навыкам Астартес, на корабле не было), но это не мешало космодесантникам отрабатывать навыки и тренироваться в скоростном прохождении сценариев…

Сценариев… подготовка Караула Смерти была совершенно особой, не напоминавшей ни одну доктрину Кодекса или тактику Ордена. Вне зависимости от перспективы Ордена, она брала лучшее и исключала лучшее. Даже те, кому приходилось во время службы Императору сражаться плечом к плечу с другими Орденами, и вблизи наблюдать все те различия, что существуют даже в рамках, допустимых Кодексом, с трудом приноравливались к необходимости работать вместе на индивидуальном уровне, а не на уровне подразделений. А тренировки не предполагали чего-то иного, и контролировавшие их сержанты специально ставили в пары космодесантников, которые, дай им волю, вцепились бы друг другу в глотку за какую-то обиду многовековой (или даже многотысячелетней) давности. Некоторые из сценариев учили Астартес полагаться на факторы, которые в обычной ситуации они не приняли бы во внимание, игнорировать укоренившиеся традиции и принципы, действовать в условиях непривычных и понижающих эффективность. Хорошим примером была многомесячная адаптация для ментальной координации – процесс, от которого не только Черные Храмовники чувствовали себя оскверненными. Библиариям же приходилось пройти обратный процесс – их способности на ранних стадиях обучения блокировали, и открывали лишь после принесения второй клятвы, через несколько месяцев после начала подготовки.

Другой особенностью подготовки было то, что Астартес Караула приходилось действовать, не рассчитывая на какую-либо поддержку, и пренебрегать любым долгом, кроме приказа Инквизиции. Любым – и перед своими соратниками, и перед заветами Ордена, и перед самим Империумом. С этим с трудом справлялся разум многих космодесантников – подавить возмущение в ходе лекций, описывавших гибель Братьев ради того, чтобы остался целым образец ксенотехнологии или живым пленник особо опасной ксенорасы, было непросто. Многие учебные сценарии предполагали именно подобный ход действий – нередко предусматривая "смерть" одного из членов отряда, чтобы остальные могли выполнить задачу.

Но маневры, которые отрабатывали в пустых коридорах и залах "Отважного" космодесантники Караула во время перелета сквозь Варп, были куда менее противоречивыми с точки зрения морали и Кодекса. С некоторой точки зрения их можно было рассматривать почти как отдых, или, как минимум, как приятное времяпрепровождение. Не в последнюю очередь благодаря возможности показать собственные навыки, а не только мастерство работы в команде. Хотя подобная мелочь, казалось бы, не должна была волновать Ангелов Смерти, настроение бойцов истребительных команд было приподнятым.

С небольшими перерывами на индивидуальные тренировки Астартес отрабатывали противодействие чистокровным генокрадам, делясь на команды и меняя численные пропорции, чтобы отражать тяжесть возможных ситуаций. Разумеется, не все обладали подготовкой, позволяющей изобразить подобное существо в ближнем бою, но миссии практически никогда не сводились к исключительно сражению. Обычно это было осуществление каких-либо действий (прохождение контрольной точки, установка взрывчатки, ликвидация цели и т.д.) за установленный промежуток времени, и в подобных условиях даже у не обладающего выдающимися по меркам Астартес навыками ближнего боя бойца была возможность создать существенную помеху для команды противников.

Фрегат "Отважный", Линд

Долг апотекария тяжек, ответственность на его плечах велика, и вдвойне это верно для сынов Коракса. Потери в бою куда тяжелее бьют по Гвардии Ворона, ибо многие тысячи лет проклятье слабеющего генетического семени висит над Орденом подобно дамоклову мечу. Вместо запланированного самим Императором механизма воспроизводства и самостоятельной поддержки численности Легиона (и, позже, Ордена), потомки Коракса нуждаются в поставках Механикус, чтобы восполнять свои ряды полноценными космическими десантниками. И какие бы методы не использовали в генетических лабораториях Марса, они не дают скорости роста чистого генного семени, соответствующей угрозам, перед лицом которых стоит Человечество.

Подготовка Караула Смерти лишь взвалила дополнительную тяжесть на плечи Линда. Хотя в любом Ордене апотекарии обучаются сражаться за жизнь братьев, какая бы ксеноугроза не поражала их организм своей поганой порчей, масштаб катастроф, которые могли обрушиться и обрушивались на Человечество благодаря чужакам, потрясал. Истории о вымерших и вычеркнутых из многотомных книг и цифровых архивов Администратума мирах, о смертельных даже для полубогов-Примархов ядах, об обладающих неизмеримо чуждым распределенным сознанием болезнях и неизлечимых даже физиологией Астартес вирусах леденили кровь – страхом и ненавистью. Война, которую вела Инквизиция, шла по бесчисленному множеству фронтов, а цена проигрыша была астрономической – в буквальном смысле.

Среди архивов были истории, в которых по просьбе Ордосов флотилии Механикус взрывали звезды.

Тяжесть долга почему-то ощущалась особо остро в крепости Эриох, и ей сопутствовало чувство вины – пусть и не по своей вине, но в те редкие недели, что удавалось провести в оплоте Караула Смерти в Иерехоне, Линд ощущал, что не служит Императору как должно, что где-то там, на заданиях Инквизиции или во время очередной войны, в которую Империум призвал Гвардию Ворона, погибают его братья по крови или по долгу, которых он мог бы спасти…

Именно поэтому передышка и возможность относительно спокойно тренироваться на пути к цели позитивно сказались на настроении Гвардейца. Темные коридоры (большая часть тренировок симулировала подземные условия) постепенно начали казаться родными, и несколько раз Линд даже удостаивался похвалы от коллег за выполнение роли генокрада. При выполнении импровизированных миссий ни один космодесантник серьезно не пострадал, и это грело душу.

Фрегат "Отважный", Монфор

Хотя Монфор на это и не рассчитывал, служба в Карауле Смерти не становилась легче со временем. Казалось, что этот лишенный истинного основателя Орден хочет выбить из Черного Храмовника самую его суть, и заставить делать то, что противно как Астартес, так и любому праведному обитателю Империума. Не раз и не два он задавался вопросом, не впал ли Караул в ересь, вслед за проклятыми инквизиторами, лишь малая часть которых обладала каким-то подобием здравого смысла и искореняла заразу ксеносов на месте любой ценой и любыми способами.

Черный Храмовник знал, что ему предстоит общаться с ведьмами, носящими обличие боевых братьев. К этому он был готов. К чему он не был готов, так это к тому, насколько Караул полагается на их колдовские силы. Хотя первые месяцы каждый псайкер носил ограничитель, потом, после принесения клятвы, им давали полную волю к использованию способностей. Монфор не вдавался в подробности, но, похоже, клятва сочеталась с дополнительной индоктринацией, поверх той, что проходили остальные Астартес, принимаемые в Караул. Однако после этого в ходе сражения ему приходилось не только полагаться на провидческие способности библиариев, но и ощущать прикосновение их порчи к своему разуму и душе.

Другой отвратительнейшей практикой Караула было использование ксеносов – для них были отведены целые сектора крепости Эриох. Какие-то меры можно было понять, несколько просторных секций содержали различные экосистемы, в которых твари содержались и размножались, чтобы у Братьев была возможность практической тренировки в полевых условиях или в боевых ямах. Сеансы вивисекции некоторых особей, на которые иногда приглашали космодесантников, тоже отражали правильную судьбу ксеносов Галактики (хотя, возможно, за сам шанс препарировать их, была заплачена слишком высокая цена). Но были и другие – пленники, которым по факту нечего было предложить для исследования, изолированное в одной из зон племя тау, запечатанные катакомбы, где позволили плодиться тиранидской нечисти… И это если не считать целых складов артефактов ксено-происхождения, некоторые из которых в буквальном смысле несли печать скверны. Подобные вещи достойны уничтожения, но Ордо Ксенос позволял себе использовать их ради миссий, и заставлять осквернять себя подобными действиями Астартес…

Несколько раз Монфор, вынужденный лицезреть всю эту мерзость и участвовать в ней, был близок к срыву. Возможно, он шагну бы через край, если бы не другие Черные Храмовники – те, кто прошел свой Караул. Спустя несколько недель после прибытия на станцию, пока еще шел процесс карантина и ранней гипноиндукции, к Монфору в келью спустился сам Лорд-Командор Мордигаэль, которого Черный Храмовник до этого видел лишь на церемонии приема новых братьев Караула. Темный Ангел пригласил Монфора следовать за собой, и отвел его в небольшой храм Императору, где вдоль стен, покрытых трофеями и вырезанными в камне молитвами, лежали сотни книг.

- Это часовня твоих братьев, Монфор. Тех, кто сдержал клятву. Я не читаю их записи, но их лица и поступки говорят достаточно. Многое из того, что делает Караул, противоречит принципам твоего Ордена. Но Империум не может полагаться на единый набор принципов, это противоречит человеческой природе, и мы, несмотря ни на что, люди. Некоторые идеи заставляют нас слепнуть перед лицом угрозы, и в слепоте гибнуть, и своей гибелью обрекать на смерть целые миры.

Он обвел комнату печальным взором.

- Не все Храмовники оставили здесь свои записи. Многие не выдержали тяжести долга Караула, не смогли справиться с противоречиями, и погибли в бою, хотя могли бы жить. Они тоже выполнили свою клятву. Выбор всегда за тобой. Возможно, слова твоих предшественников помогут тебе выбрать правильно.

После этого Монфору позволили свободно посещать часовню и читать записи Храмовников. В них он находил отражение своей ярости, и ярость, которая превосходила его. Потери братьев ради жизни ксеносов или побрякушки, которую возжелал Инквизитор, временные союзы с чужаками, колдовские ритуалы, необходимость подчиняться кажущимся безумными приказам, гибель миров, которые можно было бы спасти… но сквозь все это каким-то рефреном проходила гордость от того, что ни один из писавших не принял происходившее на его глазах как норму, как нечто, что действительно надо делать ради спасения Империума. Трофеи, которые покрывали стены (и, как позже узнал Монфор, не одной часовни, пусть другие были и без дневников), были добыты доблестью, а не подлостью или колдовством.

И это отрицание, это осознание того, что он не один, придавало Монфору сил.

А текущее задание… текущее задание было тем, чем он хотел заниматься. Уничтожение ксеносов и мутантов, без каких либо отклонений от того, что благословил бы сам Дорн. Это вселяло спокойствие в душу, и позволяло даже обязанность на некоторых тренировках изображать тиранида воспринимать с улыбкой.

Фрегат "Отважный", Терций

Хотя Караул Смерти и представляет собой плавильный котел, в котором из разных Орденов делают уникальную сталь, чтобы разить ею ксеносов, Черные Щиты становятся той струйкой темного металла, которая выделяется из общего узора. За каждым Астартес, направленным в Караул, тянется многовековая и доблестная история, в то время как воины без Ордена несут лишь клеймо неискупленной вины. Если другие космодесантники могут найти поддержку у своих более опытных братьев, то Черные Щиты одиноки по природе своей.

А Терций даже среди них стоял особняком – его вера в Императора была чем-то необычным, редким вне пределов Черных Храмовников и связанных с ними Орденов. Не в духе Караула порицать традиции Ордена, если они не мешают космическому десантнику исполнять долг, но большинство Астартес смотрело с удивлением на молитвы смертных, которые возносил их Брат, которому должно было знать лучше. Во взгляде некоторых читалось порицание, а один особо языкастый Волк во время учений регулярно называл его "Причетник". Возможно, за спиной звучали и более обидные слова – рвение, которое Терций показывал во время тренировок, его готовность следовать подготовке Караула Смерти без видимого сопротивления некоторыми воспринимались как подхалимство или готовность отвергнуть заветы своего Ордена, какими бы они ни были.

Удивительно, насколько человеческие эмоции возникают между теми, кого простые люди считают чуть ли не полубогами. Особенно когда их выдергивают из микрокосма единомыслия родного Ордена.

Лорд-Командор Мордигаэль, похоже, не разделял этих предрассудков. Или же не мог позволить себе их разделять. Но его пронзительный взгляд не оставлял Терция – казалось, что где бы тот ни был, что бы тот ни делал, Темный Ангел наблюдает за ним. Судит. Оценивает. Не верит. Отсутствие яростного желания отринуть прошлое, которое толкало вперед других Черных Щитов, не помешало Мордигаэлю принять Терция в ряды Караула, и он не стал задавать вопросов – но то, что Лорд-Командор прочитал на лице того, кто назвался Терцием, отразилось на его собственных чертах сомнением. Которое у Терция не получалось забыть даже на миссиях.

Разве что пылу в битвы. Тренировки в тоннелях "Отважного" позволяли немного развеять мрачные мысли, и забыться в действии. Хотя в свободное от сражений время среди бойцов Караула могли возникать разногласия, во время боя они действовали как единый механизм, и это успокаивало. После тренировок у Астартес возникало относительно свободное время, которое каждый мог использовать на свое усмотрение. И Линда терзал соблазн использовать это время, чтобы посетить корабельный храм. Технически, капитан "Отважного" приказал команде освободить отсеки для Астартес и не путаться у них под ногами. Обратного приказа, ограничивающего передвижение космодесантников сэр Халтерм не пытался дать, поскольку, похоже, очень хорошо понимал свой долг и свое место.

Фрегат "Отважный", Сарлок

Нет испытания, которое не прошел бы избранный сын Медузы, но, те, которым Сарлока подвергали в Карауле, были поистине жестоки. Хотя в его способностях, перечень которых глава Ордена направил в крепость Эриох, не было дара к чтению мыслей, первые месяцы он провел оторванным от своей силы. И не просто оторванным – его предупредили, что попытка использовать ее может завершиться его смертью. Это, и клещи индоктринационных внушений, вонзающиеся в разум и душу подобного раскаленным гвоздям. Даже без доступа к силе библиарий не мог не сопротивляться – пусть даже заветы, которые внедряли библиарии и машины Караула, не несли угрозы его Ордену, а лишь гарантировали молчание, верность клятве и давали знания, поддаться давлению извне значило проявить слабость.

А Железные Руки не проявляют слабость.

Первые тренировки были особо тяжелыми. В отличие от некоторых библиариев других орденов или простых псайкеров Астра Телепатика Сарлок никогда не полагался на экстрасенсорное восприятие, но когда его отсекли от силы, это будто бы высосало часть красок мира. Ощущения сильно напоминали тот момент, когда лава пережгла последние нервные окончания, способные доносить до мозга сигналы о боли и вообще каких-то чувствах в руке десятки лет назад, на Медузе. Вот только без уверенности в том, что плоть будет заменена священной сталью после прохождения испытания. Дар был чем-то, что не могла восполнить никакая аугментика.

Возможно, часть этих ощущений была следствием работы устройства, психо-кристаллические контуры которого блокировали или перенаправляли энергию Имматериума. Но даже с учетом этого это не могло не заставить задуматься о том, насколько по-настоящему Сарлок полагался на свои псайкерские способности.

Были и другие испытания, особо тяжелые для наследников Ферруса Мануса. Среди тренировок, в которых участвовал Сарлок, явно не случайно часто встречались "действия в условиях техзорцизма" – обстановка, в которой не работали импланты и некоторые системы брони. Организаторы учебных миссий будто бы издевались над Сарлоком, заставляя его раз за разом переживать состояние неполноценности и оторванности от того, что в значительной части составляло его личность.

Еще одной проверкой твердости характера были новые Братья Сарлока – космодесантники других Орденов, некоторые из которых на псайкеров смотрели косо или открыто ненавидели. Их обет сдерживал эту неприязнь, но не больше. Казалось, Сарлок вновь оказался среди молодых рекрутов, но в этот раз он был один, без мудрости старших братьев. И доказать свое превосходство теперь было гораздо сложнее – проходившие подготовку одновременно с Сарлоком не уступали ему в навыках или опыте. Даже его дар далеко не всегда был преимуществом. Караул не пытался выковать из Сарлока новое оружие, он проверял его на прочность и эффективность работы в паре с другим оружием.

Это было нелегко. Неприязнь еще можно было терпеть, но присутствие в крепости космодесантников Орденов, виновных в смерти Примарха, вынести было гораздо сложнее. По воле судьбы многие из них прибыли практически одновременно вместе с Сарлоком, и проходить начальную подготовку им пришлось вместе. То, что их особо часто ставили в совместные тренировки с Сарлоком, прихотью судьбы уже точно не являлось. Караул Смерти и Инквизицию не интересовали счеты, тянувшиеся с Ереси Хоруса, они действовали исходя из холодного расчета и подбора максимально эффективного состава истребительной команды. И исходили они из предположения, что Астартес будут ставить свои клятвы выше любой неприязни, и не позволят ей влиять на работу отряда.

Поэтому, узнав о составе группы, которая направлялась с Сарлоком на помощь Инквизитору, он испытал раздражение, но уже не удивился.

Фрегат "Отважный", Н’Кельн

Империум велик. Его размеры непостижимы, и богатство знаний, которые скрываются в разных его уголках, не способен охватить ни человеческий разум, ни сознание Астартес. Даже жрецы Бога-Машины в своей бесконечной погоней за утраченными или сокрытыми знаниями понимают, что существует избыток знаний сверх пределов души, органического мозга и всех тех мер, что способны усилить и то и другое. Поэтому знание фрагментируется, и даже вновь добытое, оно может быть сокрыто от большинства, в том числе и тех, кто в нем остро нуждается. Тому есть причина, лежащая среди мыслей дня, обиходных выражений, отражающих имперские истины.

Знание – сила, храни его хорошо.

Эта истина, как бы верна она не была, не облегчила Н’Кельну боли, которую он испытал в первые месяцы своего обучения в Карауле. Не физической боли – хотя ограничивающий имплант и был подсоединен к нервной системе, и обжигал ее потоком пламени, когда вольно или невольно Н’Кельн обращался к своей силе, апотекарии и технодесантики Караула, установившие устройство, знали свое дело, и организм Астартес позволял переносить страдания, которые бы свели с ума простого человека. Не ментальной боли – хотя отсутствие силы, постоянно находившейся на расстоянии желания и концентрации, ощущалось болезненно, и несмотря на все свои знания о принципах работы Имматериума, Н’Кельн не мог избавиться от чувства потери части себя.

Нет, боль была эмоциональной. Инквизиция и Караул Смерти обладали устройствами, которые помогли бы сохранить разум, знания и опыт многих предшественников Нуматара и Н’Кельна – у них были механизмы, которые позволяли отсечь даже самых могучих псайкеров от Имматериума, со всеми его дарами и проклятиями. Простые люди могли не пережить операцию, но преимущества, которые подобная технология даровала бы Орденам, были неисчислимы.

Но неисчислимы были бы и опасности. Даже без полного доступа к своим способностям Н’Кельн знал, когда на его разум оказывается влияние, и мог определить попытку подслушать свои мысли. Но брату Задкиэлю не требовалось совершать насилие над волей Н’Кельна, чтобы понять его мысли. Прошедшие с того момента месяцы не приблизили Н’Кельна к разгадке того, почему эпистоларий из Темных Ангелов, не входивший в группу ветеранов Караула, ответственных за обучение новичков, встретился с ним во время одного из своих краткосрочных визитов и позволил ознакомиться с книгами, находившимися далеко за пределами разрешенного неофиту Караула.

Книгами, которые говорили о падении Астартес. Хотя Н’Кельн понимал, что далеко не все миссии, выпадавшие на долю Караула Смерти будут иметь своей первопричиной действия ксеносов, он не мог и представить, насколько часто против десантников Эриоха встают Предатели. И не только ветераны Долгой Войны, но и новые, павшие в лапы Темных Сил Астартес Оснований, а не Легионов. И во главе многих из этих предателей становились проигравшие борьбу за свою душу и павшие до колдовства Библиарии – просто благодаря той силе, которую давала им присяга Варпа. Они жили тысячелетия, накапливая опыт и силу, но в этот мир они несли лишь зло.

Задкиэль не объяснял ничего, но догадаться о том, что именно он хотел донести до Н’Кельна, было не сложно.

Это помогло. И Н’Кельн смог сосредоточиться на безжалостной подготовке Караула – особо жестокой, поскольку из группы проходящих подготовку новичков, в которую он входил, почти половина остро его недолюбливала. Ему и доводилось участвовать в совместных с другими Орденами операциях, но там Астартес действовали в рамках собственных доктрин, согласовывая действия на уровне командования. Здесь же подобное было невозможно, и совершенно разным космическим десантникам приходилось находить общий язык – несмотря на древние счеты и яростные предрассудки.

Под конец они научились терпеть друг друга – но не больше. К счастью, чтобы уничтожать врагов Императора этого пока хватало. Пусть у Н’Кельна и было ощущение, что настоящее испытание совместимости их принципов и взглядов может лежать впереди.

Фрегат "Отважный", Беллерофон

Говорят, что Космодесантникам не ведом страх. Это не так. Они способны ощущать страх, просто их сознание и организм гораздо лучше приспособлены к тому, чтобы справляться с ним. В бою этот лишний для живого оружия атавизм редко оказывает на них какое-то влияние, и гораздо чаще является скорее когнитивным, чем инстинктивным – страхом того, что вставшая перед Астартес угроза не позволит ему выполнить свой долг перед Императором и Орденом. Этот страх также они способны превозмочь. Но есть и другой страх, который не избывается ни обучением, ни гипноиндукцией, ни индоктринацией, ни даже особой физиологией космодесантника.

Это страх, связанный с коснувшейся Астартес в той или иной форме порчей. Не обязательно Хаоса. Порча может быть буквальной – потеря способности сражаться или превращение в угрозу для собственных братьев. Чтобы представить себе этот страх, можно представить себе цепной меч, который внезапно обрел сознание, которое пронес сквозь бесчисленное количество битв и верной службы своему хозяину. Он обагрялся кровью, отнимал и спасал жизни, о нем заботились и к его духу возносились молитвы. Но время шло, и некоторые зубья меча испортились до такой степени, что о замене не могло идти и речи. А спустя еще несколько битв меч начал чувствовать, что в его моторе зреет пока еще незримая для хозяина поломка, которая в один кошмарный день приведет к взрыву и, возможно, покалечит или убьет человека, которому меч верно служил всю свою жизнь.

Беллерофон ощущал себя подобным мечом. Не постоянно – кровавое безумие накатывало редко, но когда это происходило, когда реальную картину мира затмевали коридоры флагмана Хоруса, кишащие вырвавшимися из кошмаров порождениями, которых пелена веков преображала из пусть и порченых Хаосом Предателей в нечто невообразимое, требовавшее уничтожения, страх принять одного из братьев за плод иллюзий был как никогда силен. Он помогал сдерживаться, несмотря на омерзение и боль, пропитывавшие видения несмотря на то, что раны Сангвиния на пути к главному Предателю отзывались на теле многократно усиленным эхом, а произошедшая многие тысячи лет назад смерть братьев по Ордену ощущалась вчерашней утратой.

Хотя видения и Черная Ярость были тайной для большей части Империума, Караул Смерти знал. И в глазах сержантов, отвечавших за подготовку, читалось невысказанное подозрение. Беллерофон был достаточно внимателен, чтобы заметить, насколько жестоко они испытывают остальных Астартес, будто пытаясь давить на больные точки каждого из Орденов, ставя в команды казавшихся несовместимыми по характеру и традициям космодесантников, давая задачи, которые были чужды Кодексу и, иногда, исповедуемой каким-либо Орденом морали.

С ним они были осторожны. Хотя ему и не давалось поблажек, но вот это отсутствие личных испытаний заставляло чувствовать себя каким-то неполноценным. Как будто его считали не способным – несколько раз Беллерофон почти убеждал себя, что решение отправить его в Караул было ошибкой, и ему не светит ничего, кроме бесконечного ряда тренировок и, если повезет, какой-нибудь особо самоубийственной миссии.

Но, как ни странно, он получил команду. Позже многих остальных, но получил. И миссия не выглядела той, на которой неминуемо бы предстояло отдать жизнь за Императора.

Фрегат "Отважный", Ярво

Служба Инквизиции оказалась немного не тем, чего ожидал Ярво. Хотя Инквизитор и затребовал его лично, и даже какое-то время Ярво считался членом его свиты, путь космодесантника с Леди Адриэль Квист разошелся на крепости Эриох. Она направилась на какое-то очередное задание по поручению своей госпожи, а Ярво начал проходить подготовку к службе в Карауле Смерти.

Как ни странно, подготовка для Ярво оказалась гораздо легче, чем для многих остальных Астартес, попавших в залы крепости в примерно одно с ним время. Это не снискало ему множество друзей – каждый из обучавшихся с ним был талантлив, и мог вне всякого сомнения именоваться ветераном, но многих из них узы заветов Ордена сковывали куда сильнее, и им было сложнее адаптироваться под принципы и задачи Караула.

Но не все было так плохо. Среди новичков был представитель ордена-прародителя Гвардии Ворона, апотекарий Линд, а Терций, космодесантник лишившийся возможности носить наплечник своего Ордена по неведомой причине, был еще более нелюбим чем Ярво, и это несколько сблизило их. Это и успехи в учебе – тактика, которой придерживалась Гвардия Ворона и многие ее дочерние Ордена, была менее прямолинейной, и в программе Караула узнавались знакомые шаблоны. Если бы не отношение других Астартес к Ярво, можно было бы сказать, что переподготовка прошла без каких-либо серьезных проблем.

Неприятным сюрпризом стало то, что назначили его на фронт, никак не связанные с завербовавшим его Инквизитором – после некоторых расспросов Ярво узнал, что Леди Квист была крайне занята на Направлении Канис, а его миссии должны были быть связаны с Орфейским Направлением, и перевод был как минимум маловероятен.

Мой враг - моё безумие. Это часть моего ордена и часть меня, но я его ненавижу, как ненавижу всех врагов Императора. Я обречён и рано или поздно стану жертвой этого врага, если смерть до того не принесёт мне избавление. Обречён - но не беззащитен. Никто не посмеет сказать, что Кровавый Ангел сдался без боя - сегодня, как вчера, как тысячу лет назад!

Каждый раз, когда появляется свободное время, я ухожу подальше от братьев, и они не останавливают меня. Они знают, что в этом бою никто не может мне помочь.
Лишь пустые коридоры корабля станут свидетелями моего боя с тенью.

Сейчас он появится...я его чувствую. Бессознательно приходит команда на дюзы ракетного ранца - едва слышно тонко свистит он на холостом ходу, готовясь к смертоносному прыжку в бесконечность.

-ХООРУС, ВЫХОДИ!

Корабль, который перевозил его сейчас, не сильно отличался от тех, на которых Линд побывал за десятилетия своей службы ордену, но каждый всё же обладал своими особенностями и своим характером. Звуки, запахи, яркость освещения отличались, потому, когда совместные тренировки с братьями заканчивались и те расходились по своим каютам или другим делам, апотекарий искал уединения, пусть и делал это не так, как Кровавый Ангел.
Для него было важно оттачивать свои навыки, при чём, если в рукопашной схватке он проигрывал специализирующимся на этом штурмовикам, то в вопросах разведки и шпионажа конкурентов у него не было, и хорошим тестом было заглядывать в жилые отсеки и, ставя себе цель пройти из одной точки в другую, сделать это так, чтобы никто не заметил его. Разумеется, никто не идеален, но стремиться к идеалу нужно, а неудачи позволяют научиться большему, чем возможно при успехе.
Кроме этого, Линд периодически пытался пробраться в закрытые и неиспользуемые отсеки, чтобы послоняться во мраке и поискать там то, что было скрыто или забыто, потому что не одна и не две тайны могли быть похоронены в заржавевших и влажных от конденсата или наоборот морозных неотпаливаемых для экономии помещениях и коридорах.

Конечно в разных орденах космодесанта отношение к фигуре Императора разное. Кто то почитает его как своего создателя, кто то подобно обычным смертным чтит как его бога, другие просто верят в то, что он есть и в данный момент только благодаря ему в иматериуме все еще сияет астрономикон, в ордене же Громовых воронов, как впрочем, наверняка и в сотнях других Император был скорее крайне уважаемым предком. Предком, к духу которого всегда можно было воззвать и обратится за помощью и советом, при этом не важно когда именно и где происходит такое воззвание, на поле боя, в самой гуще кровавого сражения или же в тихой, уединенной келье под сводами монументального храма.
Вот и сейчас в преддверии своего первого боевого задания в составе Караула смерти, не смотря на все тренировки, физические и ментальные пси обработки Ярво чувствовал какое то странное внутреннее волнение. Не страх, но именно некое незримое беспокойство. Это было довольно странно, потому как раньше он с таким не сталкивался и он не совсем понимал его причину. Где то глубоко внутри ему казалось, будто бы он может каким то образом подвести своих новых боевых братьев из Караула смерти или быть может не справится с возложенными на него обязанностями и это раз за разом приводило его к мыслям о фатальности всего происходящего и делая из и без того нелюдимого потомка Коракса еще более нелюдимого и замкнутого в себя десантника. Конечно с одной стороны новые психические установки довлели над старыми, что годами прививались ему внутри ордена, но кажется тут было что то еще, что сам Ярво никак не мог понять. Иногда его мысли вдруг захватывал круговорот воспоминаний о тех братьях, что будучи сто крат опытнее Ярво, в пылу сражения ради выполнения приказа подавались "Пепельной слепоте".
Именно с этими вопросами Ярво решил сперва обратится к своему "собрату по несчастью" апотекарию Линду из Гвардии ворона, потому как тот в силу своей должности в своем ордене наверняка мог знать больше о подобном феномене и дать дельный совет. А заодно хотя бы украдкой посетить местный храм, так как к сожалению их истребительные команды не включали в себя капеллана, к которому стоило обратится с подобными вопросами, там Ярво собирался очистить разум в молитве и попросить помощи и совета у своих предков и конечно же главного из них - Императора.

Караул показался Монфору не тем местом, где обретались лишь лучшие герои на служению Человечеству, каким его расписывали сервы-историки и сам Брат-капитан.
Многое, что было там, виделось прямой ересью или изменой делу Бога-Императора. Поощрение жизни ксеносов, сбор сведений ценой жизни боевых братьев - и всё ради знания. А разве знание не может быть опасным само по себе, разве оно не приводит к падению даже могучих?
Невежество являлось лучшею защитой, и в Карауле его добродетельный покров снимали сами с себя. Возможно, это являлось ответом на крайнюю угрозу, которую должна была отражать Инквизиция вместе с Караулом, но и это не было адекватным для недооценки другой угрозы.
Псайкеры.
Астропаты и Навигаторы - необходимое зло, вдобавок, связанные лично с Богом-Императором. Что же являли собою псайкеры-Астартес? Оружие разрушительной силы, скованное слабым, жаждущим лишь новой силы разумом. Прямой выход скверны варпа в реальное пространство. Слабое звено в цепи. А ведь отряд крепок ровно настолько, насколько сильно его самое слабое звено. А ведь, как это знали Вечные Крестоносцы, Никейский эдикт отменён не был, и эти "братья" были просто нарушители воли Бога-Императора.
Позволять им ежедневно касаться своей души было сущим мучением, из-за которого с лица юного космодесантника пропадала улыбка, а оба сердца переполнял гнев.
Почему его послали сюда? Не в силах даже предположить себе ту паучью сеть интриг, что вела Священная Инквизиция, Монфор полагал, что ради развития в себе смирения. Постигни своего врага, и ты поймешь, как можно будет его уничтожить. Да, наверное, это было так.
Поэтому всякую свободную минуту времени в крепости Эриох, которую не занимала чистку снаряжения, гипноиндукции и тренировок, Монфор проводил в молитвах перед разобранным комплектом доспехов, с одержимостью фанатика читая молитвы и, с жутким керамитовым скрежетом, вырезая две сотни горизонтальных полос на доспехе.
На каждой из них он собирался поместить имя убитого псайкера, вырезая его над заранее приготовленным местом на броне.
За этим занятием его и нашёл Лорд-Командор Мордигаэль.

Темный Ангел пригласил Монфора следовать за собой, и отвел его в небольшой храм Императору, где вдоль стен, покрытых трофеями и вырезанными в камне молитвами, лежали сотни книг.

- Это часовня твоих братьев, Монфор. Тех, кто сдержал клятву. Я не читаю их записи, но их лица и поступки говорят достаточно. Многое из того, что делает Караул, противоречит принципам твоего Ордена. Но Империум не может полагаться на единый набор принципов, это противоречит человеческой природе, и мы, несмотря ни на что, люди. Некоторые идеи заставляют нас слепнуть перед лицом угрозы, и в слепоте гибнуть, и своей гибелью обрекать на смерть целые миры.

Он обвел комнату печальным взором.

- Не все Храмовники оставили здесь свои записи. Многие не выдержали тяжести долга Караула, не смогли справиться с противоречиями, и погибли в бою, хотя могли бы жить. Они тоже выполнили свою клятву. Выбор всегда за тобой. Возможно, слова твоих предшественников помогут тебе выбрать правильно.

Визит такого высокопоставленного лица стал потрясением для Монфора. Осознание, что ему оказана великая честь и доверие, как бальзамом пролилось на его душевные раны. Он глубоко поклонился брату из Темных Ангелов, и произнес:
– Я не знаю, за какие заслуги меня послали к вам, ибо я слишком молод, чтобы иметь их. Также я не успел приобрести и грехов, за которые меня стоило бы отослать в Ваш Караул, из-за той же молодости. Но я знаю, что послан к вам отнюдь не случайно, и знаю, что должен способствовать делу Священной Инквизиции и Караула Смерти любой ценой, что может заплатить космодесантник. Поэтому я оставлю здесь клятву, но не под своим именем... Вы же знаете, что означает клятвенное имя?

*****

На "Отважном", в выделенном для Астартес отсеке, Монфор в полной мере осознал свою неопытность. Почти всю свою жизнь он провел неофитом, сражающимся за спиной закрепленного за ним наставника, и привык к тому, что его окружают куда более могущественные, умелые и сильные существа - генетически улучшенные сверхвоины Бога-Императора. Но при возвышении из человека в ряды Ангелов Смерти не слишком хорошо сказались на координации Монфора. Поэтому то время, что другие братья провели гоняясь в коридорах за призраками, он тратил на повышение свой координации. В полном боевом доспехе жонглировать болтерными гильзами? Нести свечу с максимальной скоростью, не гася её пламени? Уклоняться от брошенных боевыми братьями кусков металлолома? Это и ещё многое другое предпринимал Монфор, в жажде отточить свои боевые навыки.
Ещё в крепости Эриох он присмотрелся к непохожему на других боевому брату, известному под именем Терций. Возможно, Чёрных Храмовников и называли фанатиками, но этот космодесантник разделял веру в Императора, хоть и не сверкал ею открыто. Хорошо, что Монфор всегда пользовался возможностью узнать о новых братьях что-либо новое, и в целом старался поддерживать братское взаимопонимание даже с теми, кто, по логике, должен был быть ему ненавистен.
Встретившись с Терцием лицом к лицу, Монфор начал беседу. Завели богословский диспут. Затем другой. Расстались весьма довольны друг другом.
И сейчас Чёрный Храмовник аккуратно подошёл к верующему брату.
– Приветствую, брат – сложив руки в символ аквилы, он наклонил голову перед Терцием – наше путешествие среди звёзд, я слышал, подходит к концу. Не так уж много времени осталось перед высадкой и выходом из варпа. А это всегда сопровождается опасностями, перед которыми наша сила должна уступить смирению, ибо никто, кроме Него, не сможет защитить от скверны преисподен. На корабле есть небольшой храм, созданный руками смертного экипажа. Что вдохновит их лучше, чем вид избранных Ангелов Его? И что лучше защитит нашу душу и нашу веру, чем смиренная совместная молитва Ему, когда мы умалимся, преломляясь в Его свете и Его силе? Прошу, присоединись ко мне в этом паломничестве. Мы должны нести перед собою не только наши болтеры, но и Веру в Императора.

  До того, как покинуть стены крепости Эриох, Терций и не осознавал, насколько тяжким бременем нависал над его рассудком полный подозрений (явных или же надуманных самим Черным Щитом) взгляд Лорда-Командора. И хотя разумом он понимал, что у столь высокопоставленной персоны, каковой являлся Мордигаэль в Карауле Смерти, наверняка были более важные дела, чем следить за одиноким Астартес, те нотки недоверия, что он разглядел в глазах главнокомандующего Ордена, разъедали его душу подобно ржавчине, коснувшейся плохо оберегаемого оружия. Это было объяснимо. Это было ожидаемо. Это… оказалось больнее, чем Терций был готов признать. Даже самому себе.
  Стараясь отогнать дурные мысли, он по максимуму выкладывался на тренировках, надеясь делом доказать свою пригодность собратьям и Лорду-Командору, но чего стоят какие-то «тренировки» в глазах тех, кто каждую секунду готов рисковать жизнью на реальных полях сражений перед лицом самых ужасных тварей, один взгляд на которых способен нагнать панику даже не закаленного многочисленными кампаниями имперского гвардейца?
  Лишь оказавшись на борту «Отважного» и сократив количество собратьев вокруг себя до небольшой группки избранных, что должны будут составить новую истребительную команду Караула – по факту, две команды, – Терций смог сбросить со своих плеч этот незримый «валун сомнений», что, как оказалось, сковывал не только его душу, но и физическое тело: те доли секунды, что удавалось выиграть то тут, то там во время совместных тренировок, могли обернуться для него самого или кого-то из Боевых Братьев разницей между жизнью и смертью.

  Приятной неожиданностью стало и присутствие среди избранных Мордигаэлем Астартес другого новичка, Ярво – одного из немногих собратьев, с кем Терцию удалось сблизиться ещё там, на тренировочных площадках Эриоха. Было ли это божественным провидением или же осознанным решением Лорда-Командира, он был рад видеть дружелюбное лицо, пускай им и суждено будет расстаться вскоре по прибытию корабля на Авалос. Приятным это событие оказалось ещё и потому, что присутствие на этой миссии Громового Ворона, что лучше других продемонстрировал своё умение обращаться с разнообразным оружием дальнего боя, стало для Терция поводом вступить с ним в небольшое соревнование (даже не удосужившись известить «оппонента» о его начале). Догадывался ли об этом сам Ярво или нет, но каждая совместная тренировка, каждый прорабатываемый отрядом сценарий отныне превратились для его коллеги в дружеское испытание: чей взгляд окажется острее, чьи рефлексы – быстрее, чей болт-патрон первым достигнет цели, поразив теоретического противника. Абсолютно не оправданная забава, к которой могли бы быть склонны неопытные юноши, впервые взявшие в руки оружие, а не Ангелы Смерти Императора, но Терций не мог отказать себе в подобном удовольствии. Возможно, отсутствие довлеющего взора Лорда-Командора имело и иные последствия для Черного Щита, о которых сам он и не подозревал…

  В остальном же, варп-прыжок фрегата до точки назначения проходил для базировавшихся на его борту Астартес без каких-либо неожиданностей, быстро превратившихся в хорошо знакомую многим бойцам на этапе «переброски на фронт» рутину. Разве что тренировкам они уделяли куда больше времени и сил, нежели простые смертные. Смена за сменой (так как полагаться на смену дня и ночи во время варп-перехода не было никакой возможности) Терций с товарищами отрабатывали уже ставшие хорошо им знакомые сценарии борьбы с генокрадами и их ещё более отвратительными и ужасающими хозяевами, тиранидами. Уже и не вспомнить, кому первому из более опытных собратьев пришла в голову эта идея, но в какой-то момент заранее оговоренные условия одной из тренировочных сессий оказались нарушены, что привело к кратковременному замешательству и даже паре возмущенных возгласов. Однако, не прошло и пяти минут, как все участники согласились, что подобные непредвиденные обстоятельства вполне способны отразить смену условий на реальном поле боя. Не ясно было ли причиной подобному воздействие, оказанное специалистами Караула Смерти на сознания новичков, но компромисса удалось достигнуть на удивление быстро, и вскоре подобный вариативный сценарий просто стал частью общей рутины тренировок.
  На удивление не создавали проблем даже присутствие на одном корабле представителя Черных Храмовников и не одного, а сразу двух библиариев космодесанта – для члена Ордена, столь известного своей нетерпимостью к любым проявлениям скверны варпа, Монфор проявлял чудеса толерантности. Терцию же искренне хотелось верить, что в том была и его заслуга: многие часы, проведенные в совместных беседах, не были чем-то, что каждый из них ожидал повстречать в рамках возложенной на них миссии, но были восприняты обоими с присущей верующим людям благодарностью. И хотя отношение Черного Щита к вере в Бога-Императора заметно отличалось от традиций ордена Монфора, будучи куда более простой, личной, не опутанной множеством вековых ритуалов и традиций, да и в глубине своей веры он ему несомненно уступал, но Терций надеялся, что сумел развеять любые сомнения Храмовника в её искренности и чистоте. В конце концов, в значимый момент вера сама отыскала его среди всей бесконечной черноты космоса, а это чего-то да стоило!
  Подобные беседы на удивление быстро дали свои плоды – хотя какие преграды могли в принципе устоять на пути двух верующих душ? – когда Терцию, предпочитавшему возносить свои молитвы Богу-Императору в уединении, поступило предложение наведаться в корабельное святилище ради совместного богослужения. И хотя идея послужить примером для офицеров и экипажа корабля не была лично для него столь соблазнительной, отказать Монфору он всё же не смог – для этого попросту не было достойных причин.

  «К тому же, разве это плохо, если Брат окажется прав, и наше появление на глазах у десятков и сотен подчиненных капитана Халтрема поможет укрепить их веру и поднять боевой дух всего экипажа?» – продолжал размышлять Терций, следуя за Храмовником к скромному корабельному алтарю и даже не замечая, расступавшиеся перед ними фигурки простых смертных, прижатых неожиданной процессией из двух Астартес к переборкам корабля в узких коридорах «Отважного». Оставалось лишь догадываться какой эффект их появление окажет на регулярных посетителей Храма.

Долгие месяцы Н'Кельн был отделен от Эмпирея.
Долгие месяцы одно из его основных чувств, дающих ему понимание настоящего и образы будущего, было закрыто инструментами Караула Смерти.

Эта боль непонятна обычному смертному, да и не хотел бы Н'Кельн, чтобы кто-то её ипытал.
Однако, боль становится много терпимее, когда ясна её цель, её смысл - и смысл был в Долге.

Впитывал новые знание, новые учения и новые правила Караула Смерти библиарий Саламандр с удовольствием и интересом: далеко не каждый Ангел Его удостаивался чести присоединиться, хоть и временно, к доблестной миссии Караула.
Умение защищать Империум и человечество от ксеноугроз было невероятно важно.

На удивление, еще одним источником помощи Н'Кельну оказался Задкиэль: его прозрачные намеки о судьбе библиариев в показанных Саламандре книгах сложно было интерпретировать двояко.

Однако, если тот хотел напугать Саламандра - то ошибся.
Знать о том, как именно библиарий становится падшим было невероятно важно: знание возможной судьбы заранее было первым шагом на пути её изменения.

Потому, в свободное от тренировок и медитаций время, Н'Кельн изучал библиотеки, истории о легионах Предателей, ненавистных исчадий, извращающих всё, чего касается их взор.

Нет истины в плоти, лишь предательство...

- Семьсот девяносто семь.

Ровным, спокойным голосом отчеканил Сарлок. Ничто в его словах не выдавало усталости или утомления. Лишь чуть громче обычного бились два сердца космического десантника, разгоняя кровь по массивному телу.

Нет силы в плоти, лишь слабость...

- Семьсот девяносто восемь.

О потомках Ферруса Мануса ходит множество слухов. Далеко не все из них несправедливы. Действительно, доктрина Ордена учит отвергать презренную плоть, заменяя ее благословенным металлом. Действительно, гордые сыны Горгоны в своем стремлении к совершенству формы и содержания последовательно заменяют свои аугметикой. Чтобы в финале своего пути принять высшую почесть - помещение в саркофаг Дредноута. Действительно, братья из ордена Железных Рук имеют обыкновение укреплять свой дух, истязая собственную плоть.

Нет стойкости в плоти, лишь разложение...

- Семьсот девяносто девять.

Однако истязание не должно быть бесполезным. Нет никакого смысла "укреплять" механизм, сознательно ломая его и затем ремонтируя. Именно поэтому Сарлок с презрением относился к распространенной в Империуме практике флагелляции. Сознательно калечить собственную плоть, чтобы сохранить душу в чистоте - это бессмысленная растрата собственных ресурсов. Которые истинно праведный обратит к достижению благой цели.

Нет веры в плоти - только лишь смерть.

- Восемьсот. Перемена!

Отчеканил он, чуть резче обычного оттолкнувшись от пола своей кельи. В тот краткий момент, когда стоявшая в упоре лежа трехсоткилограммовая туша повисла в воздухе, левая рука Сарлока метнулась за спину, складываясь в кулак на уровне поясницы. Синхронно с этим правая - заканчивающаяся аугметической кистью - заняла ее прежнее место, уперевшись растопыренной кистью в пол напротив солнечного сплетения Космического Десантника.

- Раз.
___________________________________________

Свободное от тренировок время Сарлок, помимо умерщвления плоти, направлял на две вещи.

В первую очередь, он предавался медитации и духовным практикам. Условия, которые братья-инструкторы Караула Смерти создавали для принесших первую клятву, сложно было назвать тепличными. Наоборот, старшие товарищи словно специально старались бить в самые уязвимые места новичков. Искусный снайпер, привычный к стремительным ударам и отходам? Получи комплект грубо сваренной металлической брони, весом с терминаторский доспех, и изображай орочьего меганоба. Умелый фехтовальщик? Вот тебе кустарный самопал, и выходи на перестрелку против десятка таких же. Брат-библиарий? Получи имплант, блокирующий доступ к энергиям варпа и учись обходиться без них. Благословлен аугметической плотью? Отрабатывай действия в условиях электромагнитной бури, где импланты из полезных инструментов превращаются в мертвый груз.

Кого-то подобное отношение могло бы взбесить, подтолкнуть к опрометчивым поступкам, и в конечном итоге привести к бездне ереси. Но только не потомков Ферруса Мануса. Не тех, кто сделал превозмогание основой своего существования. Не тех, что шли в пекло со словами "Плоть слаба!". Поэтому для Сарлока было делом чести выдержать все испытания, которым его подвергали наставники Караула Смерти. Выдержать - и не уронить чести своего Ордена перед потомками других Примархов. В особенности тех, по чьей вине в незапамятные времена отдал свою жизнь его генетический праотец. Поэтому он бестрепетно сносил любое испытание - раз за разом выжимая из себя максимум возможного.

Лишь в одном случае он позволял себе сопротивляться воле старших братьев. Во время сеансов гипнодоктринации, когда в его разум вместе с новыми знаниями - о структуре и организации Караула, о видах и повадках ксеносов - вкладывались паттерны контроля. Инструкторы этого совершенно не скрывали, многословно и подробно объясняя, зачем нужно вкладывать в головы новообращенных механизмы, позволяющие стереть из их памяти те или иные знания, или заблокировать попытки действовать во вред Караулу. Но Сарлок не принимал этих объяснений. Ему, чей разум был благословлен дважды - ритуалом Санкционирования и аугметическими имплантами - казалось абсолютно бессмысленными подобные меры. Если не выдержат стены из адамантина и ферробетона - что сможет сделать живая изгородь?

Наконец, помимо совершенствования тела и духа, он считал необходимым вносить свою лепту в общее дело. Тем более что, как и многие братья своего Ордена, он был близко знаком с таинствами Машинного Культа. Потому, узнав о том, что техножрецам корабля требуется помощь в адаптации механизмов ангара для использования десантных капсул Караула Смерти, немедленно предложил свою кандидатуру.

Беллерофон

Когда Робаут Жиллиман составлял Кодекс Астартес, перед ним лежала титаническая задача – не только выбрать наиболее оптимальные методы ведения боя силами Орденов, а не Легионов, но и заложить основы традиций, которые бы ограничили впадение Первого Основания и их будущих наследников в ересь. Хотя даже во времена Великого Крестового Похода в рутину Астартес уже входили медитационные техники и различные способы индоктринации, созданные самим Императором, Примарх Ультрамаринов должен был адаптировать их для противостояния искушению Хаоса.

Но что делать, если угроза исходит не извне, если ее порождает не чуждая, враждебная сила, а память самого Сангвиния, прошедшая мистическим способом через века и доставшаяся каждому из его далеких наследников?

Этому не мог научить никто. Каждый Кровавый Ангел, столкнувшись с проклятьем, оказывался с ним наедине, ибо хотя проявления и общие черты видений были схожи, универсального решения не существовало. Это падение в безумие проходило разными путями, и, чтобы на этом пути не оказалось сраженных собственной рукой братьев, многие выбирали смерть – просто в бою или в специальном, сформированном именно для этой цели отряде.

Беллерофон пошел по другому пути. И сейчас, в корабельной ночи гулкими шагами меряя коридоры, он стоял перед выбором. Попытаться подавить ярость медитацией, или высвободить ее, подобно тому, как врач высвобождает накопившийся в ране гной. Ни одно из этих решений не было долговременным, но можно было надеяться, что они позволят подавить приступ, если он случится в ходе миссии.

Выбор был сделан. И счастьем оказалось то, что никто в ту ночь не стал у Беллерофона на пути.

Стены корабельного тоннеля, по которому он двигался к своей иллюзорной цели, напоминали жидкий металл, который каждый раз заливают в новую форму. Мгновение – и это форма угрюмых, обшарпанных шпангоутов и переборок "Отважного". Мгновение – и это величественные барельефы, покрывающие стены "Мстительного Духа", прекрасные и жуткие в том, как их исказило безумие Хаоса, наполнявшее корабль. Пространство плясало перед глазами Белларофона, то сжимаясь до широкого, но по корабельным меркам не слишком большого коридора в реальности, то расталкивая ребрами возникающих из ниоткуда колонн и готических арок этот проход до магистрального проспекта корабля Хоруса.

Из теней ящиков поднимались, обтекая чернотой, образы Предателей, смеявшихся в лицо Ангелу и бросавшихся на его меч в безумной попытке нанести хотя бы одну рану. И, когда клинок в его руке пронзал их или рассекал на части, они рассыпались, и дрожь механизма цепного меча возвращала Беллерофона в реальность – на секунды. Он шел вперед, зная, кого ищет. Но была бы встреча с Луперкалем освобождением, или же пережитая вновь смерть Примарха подтолкнула бы Кровавого Ангела еще ближе к той пропасти, за которой нет возврата?

Яростный вопль вызова, обращенный в пустоту видения, остался без ответа. Он прокатился и замолк, но в мечущемся между арками висящего над Терррой корабля величайшего Предателя Беллерофон – Сангвиний, отчетливо услышал отголоски хохота кровожадных богов, предвкушающих грядущую трагедию братоубийства.

Это не остановило верных – ни Великого Ангела, ни связанного с ним цепью проклятия космодесантника. Крепче сжав оружие в руке, они бросились вперед…

И видение рассеялось. Безумие отступило, и Беллерофон, обернувшись, смог по достоинству оценить разрушения, которые он оставил на своем пути. То, что никто из его братьев не последовал за ним, что команда свято блюла приказ капитана не посещать отведенные загадочным гостям сектора корабля, было благословением Императора – и его милостью.

Линд
Уединение найти было несложно – в помещениях, которые капитан отвел космодесантникам, можно было разместить (пусть и в некоторой тесноте) полк Гвардии. Но поиск уединения касался лишь братьев по Караулу – на практике Линд искал общества. Без наблюдателя, который мог бы заметить его перемещения по кораблю, подобные тренировки были бесполезны. Возможно, лучшим помощником тут стали бы как раз другие Астартес, обладавшие куда более острыми зрением и слухом, чем простые матросы, офицеры или техножрецы. Но Линд решил практиковаться иначе.

И, надо сказать, эта практика была весьма успешна. Хотя может показаться, что более чем двухметровый гигант в тяжелой силовой броне не способен скрываться в узких коридорах корабля, это не так. Потому что искусство скрытности состоит не только в том, чтобы оказаться невидимым для взгляда, но и в том, чтобы предугадать, куда именно будет этот взгляд направлен. И, в случае необходимости, изменить его направление на ту долю секунды, которую требует движение, что позволит остаться незамеченным.

Линд владел этими навыками хорошо.

Не в совершенстве – поиски сокрытого и забытого вслепую были бы не слишком разумны, и опираться стоило на легенды корабля. Которые, разумеется, были. И, слушая очередную историю незадолго перед ожидаемым выходом из Имматериума, апотекарий узнал, что набор баек пополнился историей про некое существо, которое никто не видел, но некоторые слышали или видели отбрасываемую лампами освещения за углом тень. По местам, которые упоминались в этих рассказах, узнать себя Линду труда не составило. Правда, он был уверен, что как минимум в паре мест, о которых рассказывали, он не был точно, но у страха, как известно, глаза велики, и увидев одну загадочную тень, люди могут начать видеть ее в сотне мест, где ее по-настоящему и не было.

Но говорили не только о нем. Свои собственные тайны у корабля были, пусть и не слишком выдающиеся. Болтовня про мутантов, обитающих в заброшенных тоннелях между переборками оказалась не пустым сотрясением воздуха. Некоторые участки корабля были заброшены, и лишь частично подключены к системам электропитания и искуственной гравитации, и именно там обитали мутировавшие "члены экипажа". Людей, вопреки рассказам, они не ели – по меньшей мере, каких-то признаков того, что мутанты охотились на нормальных людей, не было. Хотя порча снаружи, согласно мыслям дня Империума, и отражает порчу внутри, причины физиологических изменений для Линда были очевидны – низкая гравитация приводила к удлинению всего, что могло в организме растягиваться, а также снижению веса и повышенной хрупкости костей. Из-за фоновой радиации, не сильной, но и не уровня, которым можно было бы пренебречь при составлении отчета о безопасности отсека, ожидаемый срок жизни сокращался – Линд наткнулся на кладбище из высушенных мумий, висящих в воздухе с небольшими табличками, на которых были накарябаны имена, и многим из них на вид не исполнилось и сорока.

Другая история, про загадочные разноцветные вспышки в тоннелях у кормовой части, объяснялась довольно интересно. Как это часто бывает, корма была вотчиной Адептус Механикус, опекавших двигатели и разнообразные связанные с ними инженерные системы. Без профильных знаний Линд мог строить только догадки о причинах, но наблюдения говорили, что техножрецы занимаются постройкой каких-то сложных систем, связанных с светом. Божественным Светом, как они говорили. Среди их разговоров (которые были большей частью непонятны, ибо велись на технолингве или вообще звуковой формой бинарного кода), Линд несколько раз услышал слово Соллекс. Тем не менее, за исключением пары разрезанных вырвавшимися из своего заточения лазерами сервиторов, апотекарий ничего предрассудительного не нашел – на машинах не проявлялись демонические лица, элементы ксенотехнологий не смешивались с дарами Омниссии, и сами машины не вели себя странно – странней, чем это было положено.

Сарлок

Боль от плети отзывалась болью разума – шрамы, которые остались после гипноиндукции и устройства блокиратора были не столько физическими, сколько духовными. Это была боль скорее от осознания собственной слабости, собственных ограничений – но присутствовало еще что-то. Могло показаться безумным, но в какой-то момент библиарий почувствовал, что понимает суеверную паранойю Черных Храмовников, панически боявшихся, что колдовство коснется их души и что-то изменит в ней, исказит так, что вернуть первозданную чистоту будет невозможно. Прикосновение чужого разума ощущалось даже сейчас, и хотя разум говорил, что он и его братья составляют единое целое, и что они и их родной Орден, и Караул Смерти, он же осознавал, что это искусственно привитый инстинкт. К счастью, это осознание было не постоянной болью, а чем-то вроде свежей раны, которую уже почти затянула могучая способность к регенерации тела космодесантника. Если ее не трогать, то она почти и не ощущалась.

Но она была. И в моменты медитации пока что отрешиться от нее удавалось не всегда.

Помимо медитации были и другие занятия. Установка пускового механизма для капсулы ангара продвигалась достаточно быстро, и техножрецы внимательно слушали то, что Сарлок рассказывал, но делали все по-своему. Конечно, они лучше знали и оборудование ангара, и имевшиеся в их распоряжении производственные возможности, но ощущение, что они игнорируют советы библиария, не покидало его. Равно как и то, что несмотря на то, что капитан поставил эту задачу первоочередной после приоритетных по обеспечению функционирования двигателей и энергосистемы, служители Омниссии были заняты еще каким-то проектом, который отнимал у них больше времени и ресурсов, чем создание простой (и, кажется, даже паровой, а не электромагнитной) пусковой установки.

Н’Кельн

Какими бы ни были мотивы Задкиэля, книги, доступ к которым он представил Н’Кельну, оказались кладезем знаний. С точки зрения формальной логики Империума – запретных. Явными признаками даемонической порчи, вроде проступающих на обложке кричащих лиц или гипнотических, затягивающих в видения страниц с мистическими символами, они, разумеется, не обладали – такое не стали бы держать в Карауле. И вряд ли они состояли в каком-то перечне книг, которые разыскивает Инквизиция с целью изъять и уничтожить или использовать "на благо Человечества" – об их существовании, скорее всего, знали единицы. Но логика запретов была едина уже многие тысячи лет – знания о пройденном к падению пути почти тождественны прохождению этого пути, ибо впитывающий их впитывает в себя и соблазны, которым поддался павший. И тем самым уже ставит свою душу под удар.

Разумеется, разум и воля библиария Астартес несравнимы с разумом и волей простого смертного – и даже среди избранных героев Империума немногие могут сравниться с псайкерами космодесантников. И при чтении книг Н’Кельн довольно спокойно мог разделять факты, излагаемые авторами, и их эмоции, домыслы и прямую ложь, не поддаваясь влиянию, которое весьма искусные с литературной точки записи могли бы оказать на более слабого человека. Очевидно было, что сами павшие космодесантники или их ближайшие братья каким-то образом участвовали в написании этих строк – многие детали, мысли и сомнения невозможно было бы изложить, будь это не так. Их пути к падению были разными, но всех их объединяло одно (помимо того, что каждый из авторов был весьма выдающимся представителем своего Ордена) – в какой-то момент они начинали сомневаться в правильности пути, по которому шел Империум. Они считали, что существует лучшая дорога и лучшая конечная цель, и шли к ней разными путями – кто-то через попытку создания собственных, устроенных лучше небольших межзвездных империй, кто-то через череду диверсий и тайных операций, которые должны были повлиять на курс сектора или даже сегментума, кто-то через поиск прямой силы в Имматериуме… некоторых можно было назвать предателями, но при этом они не впадали в ересь Хаоса…

Это было странное чтение. Книг было много, но за то время, которое Задкиэль отвел Н’Кельну, в деталях ознакомиться со всеми не удалось, даже с учетом сверхчеловеческого разума и памяти библиария. Но многое из написанного запомнилось, и, возможно, могло пригодиться в будущем – сколь греховны ни были помыслы и деяния предателей, их методы были нередко эффективны, пусть и рискованы.

Н’Кельн несколько удивлялся, как спокойно он смог принять эти знания. Они могли стать постоянной занозой в памяти, постоянно плавать где-то на границе сознания мутным пятном искушения – но не стали. Они даже не помешали его регулярным медитациям – он совершенно спокойно отрешался от них и концентрировался на техниках, укрепляющих волю и отражение в Имматериуме. К концу первого отрезка пути сквозь Варп, его разум был заточен до бритвенно острого состояния.

Ярво

Пробраться к корабельному храму незаметно было задачей нетривиальной – "Отважный" был пусть и не самым благочестивым кораблем сегментума, но команда блюла Имперское Кредо, и даже не из-под палок. Помимо регулярных молебнов, которые, чтобы не отвлекать команду, велись вахтами, не иссякали и человеческие ручейки тех, кому во время перехода было особо нечего делать – матросов и младших офицеров преимущественно корабельных орудий, систем защиты или мирской (с точки зрения техножрецов) обслуги плазменных двигателей.

Ярво не мог не отметить в этом какой-то архетипичный фатализм Имперского Флота – эти люди понимали, что если откажет поле Геллера, то ни пустотные щиты, ни могучие пушки со снарядами размером с лэнд-спидер не помогут им, и единственное, что отделяет их от мучительной смерти это загадочная археотехнология и милосердие Императора, который, как известно, защищает.

Чтобы найти оптимальный путь ему потребовались недели – какие-то факторы, мешавшие скрытному перемещению, были постоянными, вроде расписания, патрулей или спешащих на молебн или с него вахт, но некоторые не поддавались контролю и требовали обходного пути или эффективных укрытий. Ярво нашел несколько технических тоннелей, очень узких и неудобных для Астартес, и требовавших для незаметного передвижения неудобных поз и долговременного пребывания в неподвижности, пока рядом никого не было. Он изучил расположение немногочисленных пикт-камер (бормотавшие нехорошие слова младшие служители Омниссии их регулярно меняли и ремонтировали, но они раз за разом выходили из строя) и подготовил способ вывести их из строя. Затем он, рассчитав места, где наиболее вероятно столкновение с наблюдателями, сделал пару замаскированных проломов в стенах и потолке – укрытых выемок, в которые можно было спрятаться, если не удастся предвосхитить попадание в прямую видимость просто движением. Некоторое время заняла подготовка маскировки – хотя перекрашивать свою броню Ярво не мог, он собрал простой щит, который позволял ему замаскироваться под кусок стены от стороннего и дальнего наблюдателя. Под конец, он поработал с проводкой, чтобы в нужный момент иметь возможность создать временное отключение света или его перепады – стробоскопический эффект опытный разведчик мог использовать себе на пользу.

Столь детальная подготовка не могла не окупиться, особенно с учетом того, что Ярво противостояли (в некотором смысле) обычные люди. В назначенный день он смог пройти по маршруту без проблем.

Но нельзя сказать, что визит в храм успокоил его душу по-настоящему. Утешения, которые предлагал священник, были предназначены для смертных, и хотя имперские истины, звучавшие в них, были универсальны, присутствовавшие предавали себя в руки Императора в куда большей степени, чем это было допустимо для космодесантника. Казалось, что они готовы переложить на Его плечи всю ответственность за свою судьбу, и помощь, которую они просили, была слишком материальна для Астартес. Когда обычный космодесантник говорит "Император Защищает", это больше относится к роли Императора на Золотом Троне и влиянии его принципов и заветов на весь Империум, к внутреннему непоколебимому стержню воли и верности, к внутренней близости с идеалами Императора (в представлении Примарха и Ордена, разумеется), чем к желанию непосредственного чуда.

Эти люди жаждали именно чуда.

А путь желания чуда – опасный путь. Хотя молитва в освященном, покрытом фресками имперских святых храме и ощущалась иначе, успокоения она не принесла.

Терций

То ли желание показать себя не помогало, а мешало, заставляя спешить там, где надо медлить, и медлить там, где надо спешить, то ли братья сильнее выкладывались на тренировках, но как-то продемонстрировать свои навыки особо впечатляющим образом Терцию не удалось. Черные Храмовники были лучше в ближнем бою (не говоря уж о Беллерофоне, тот вообще со своим двуручным цепным чудовищем откровенно пугал в некоторые моменты), Ярво был куда более лучшим стрелком, неожиданно опасным противником оказался Линд, явно поднавострившийся в искусствен неожиданного нападения с последнего раза, как Терций сталкивался с ним… про библиариев говорить не было смысла – с их ментальной силой состязаться Черный Щит просто не мог, ибо не было псайкером. Каким-то злосчастным образом каждый раз, когда Терций пытался превзойти кого-то из братьев, это оказывалась ситуация, в которой он сражался с их лучшей стороной и проигрывал.

Но это был не повод для уныний – он знал, чему и кому бросал вызов, и не рассчитывал на легкую или немедленную победу. На пути, по которому он шел, нельзя было останавливаться.

И Терций не останавливался.

Монфор

С одной стороны Монфор в той часовне находился в присутствии живой легенды и главы Караула Смерти Иерихонского Предела. С другой, он вспоминал, что несмотря на полную достоинства манеру поведения и тщательно подобранные, наполненные властью и смыслом слова, Лорд-Командор не создавал дистанцию между собой и Черным Храмовником искусственно. Ощущалось, что на самом деле их разделяет не столько статус и принадлежность к конкретному Ордену, сколько опыт. Это было довольно странное ощущение – в ситуациях, когда Монфору доводилось сражаться плечом к плечу с воинами других Орденов, субординация и разделение между детьми разных Примархов всегда остро ощущались.

- Наш путь никогда не случаен, и обычно предначертан Императором. Мы живем, сражаемся и умираем за Его дело.

Хотя слова были даже несколько банальными, но что-то в интонации Мордигаэля говорило о том, что за ними стоит множество мыслей и эмоций.

- И да, я знаю. Множество традиций по долгу службы, и клятвенные имена – не самая странная из них. Важна истина, а не то, под каким именем произносят ее.

Монфор был готов поклясться, что в словах Лорда-Командора в этот момент прозвучала улыбка. Но этого быть, конечно же, не могло.

Вскоре после этого Мордигаэль покинул часовню, оставив Черного Храмовника наедине с мыслями, трофеями и памятью братьев. А на следующий день Монфору служитель доставил окованную адамантином книгу и стилизированное под кость стальное перо с чернилами.

***

Упорные тренировки не проходили зря – свидетельство тому, что в мудрости своей Император не создал свои творения идеальными, а заложил в них возможность роста, чтобы воля и опыт шли рука об руку со способностями, позволяя сопротивляться искушению могуществом. Со стороны упражнения некоторых десантников Караула вызвали бы удивление или даже возмущение во многих приверженных традициям вековой муштры гвардейских полках и, возможно, даже тренировочные сержанты Орденов покачивали бы головой неодобрительно, считая некоторые методы неортодоксальными.

Однако принцип, которому учили в Карауле, то ли благодаря гипноиндукции, то ли благодаря своей очевидной эффективности, работал. Тренировки, которые заставляют преодолевать свои пределы, и избавляться от слабых мест, потому что рядом не будет собрата по Ордену, который получил те же навыки и поддержит или прикроет. Потому что ты сам – целое отделение, хочешь того или нет. То, что раньше казалось героизмом, теперь – твой долг.

Будь лучше.

И Монфор становился лучше. Шаг за шагом.

Монфор, Терций

Космические десантники, на самом деле, не так часто полноценно взаимодействуют с простыми людьми. Они живут своей жизнью в монастырях, будь то планетарные твердыни, вооруженные до зубов космические крепости или колоссальные странствующие через Империум боевые баржи. Им прислуживают специально отобранные, нередко подвергшиеся гипноиндукции или хирургическим изменениям служители, многих из которых сложно назвать людьми в полном смысле этого слова. И, когда они спускаются на поля битвы, они уничтожают врага или героически умирают на глазах Гвардии, которую также сложно считать среднестатистическими представителями Империума. И поэтому те ситуации, где Астартес приходится взаимодействовать с более широкими слоями населения, вызывают довольно сюрреалистичные ощущения о обеих сторон взаимодействия. Для простых смертных космодесантники – это Ангелы Смерти, полубожественные легендарные сущности, а для Астартес люди – это те, кого они должны защищать, но от кого они разительно отличаются и кого с трудом понимают.

Это Терций и Монфор ощутили в первые же несколько минут после выхода из отведенных под нужды Инквизиции отсеков. Первый же матрос, увидевший их, с воплем бросился наугад куда-то в темноту, и его крики еще долго эхом метались по между металлическими пластинами корабельных тоннелей. Затем они наткнулись на небольшую группку младших техножрецов, которые, уважительно поклонившись, вернулись к своему занятию – каким-то манипуляциям с толстой белой трубой, на боку которой была изображена толстая красная линия. Чуть позже Черный Храмовник и Черный Щит поняли, что не знают, куда именно им идти – они имели общее представление о структуре этого типа кораблей, подчерпнутое во время обучения тактике пустотных штурмов, но их знания касались в первую очередь оружейных и щитовых отсеков, двигательных систем и элементов командной структуры. Все перечисленное редко меняло свое расположение, а вот жилые сектора могли быть организованы любым способом (тактика предполагала, что их будут либо огибать, нанося удары прямо в жизненно важные узлы, либо ударная группа должна просто пройти через них как нож сквозь масло, встречая минимальное сопротивление).

Поэтому следующему матросу, который попытался удрать, сделать этого не удалось – не человеческим ногам тягаться в скорости с Астартес, и не человеческим мускулам сопротивляться хватке силовой брони. Бедняга чуть было не потерял сознание, но несколько слов убедили его, что стоящие перед ним гиганты не проникли сюда сквозь поле Геллера, и что самому кошмарному концу, который только может представить себе матрос, еще не наступило время. Скорее всего, влияние на пойманного оказало то, что они произносили имя Императора, и делали это с благоговением, которое недоступно порождениям Хаоса и пропитанным едкой ненавистью к Богу Человечества предателям.

Придя в себя, он представился "мичман второго рзряда Грубовски", и даже вызвался провести "господарей Ангелов Смерти" к храму, если им так "угодоно". Так как Терций и Монфор не имели лучших опций (из корабельных контактов у них был метод связи с капитаном, помощником капитана и верховным техножрецом корабля, и никто из вышеперечисленных не был бы в восторге от этой "прогулки"), они последовали за Грубовски. Вскоре, впрочем, количество проводников увеличилось – похоже, первый встреченный ими матрос куда-то добежал, потому что после очередного поворота их ждал наспех организованный отряд абордажной команды и корабельных провостов. К счастью, наличие мичмана и неагрессивное поведение не дали случиться попытке кровопролития (не то чтобы оружие, которым обладали флотские, могло причинить серьезный ущерб броне Астартес), и после непродолжительных переговоров, количество сопровождающих Терция и Монфора возросло.

И так продолжалось по всему пути – к храму космодесантники пришли с почетным караулом и свитой (пусть и держащейся несколько поотдалении). И храм к их прибытию тоже подготовили – кто-то сообщил святому отцу Иеремии заранее. Так как храм работал в несколько вахт, присутствовало несколько сотен человек, и еще сотня практически увязались по пути. И люди продолжали пребывать – космодесантники чувствовали, что новость разлетается по кораблю быстрее, чем болезнь Нургла по организму. К тому моменту, как начался молебн, посвященный Ангелам Смерти, благословленным Астартес, детям божественных Примархов и т.д. и т.п. (как оказалось, в стандартном арсенале Имперского Кредо хватает молитв на такой случай), прибыла даже делегация офицеров, а основной магистральный тоннель, который вел к храму, заполнила толпа.

И все это происходило ради чествования Терция и Монфора. Каждый из космодесантников прошел тяжелые, кровавые кампании, сражался и проливал свою кровь за Императора, но сейчас их чествовали просто за то… что они есть?

Они ощущали, что это было не тем, чего по-настоящему хотел бы от них Император. Но при этом их втянула в себя церемония, и подавило ощущение, что вмешательство в нее, направление ее по более правильному пути нарушило бы какую-то негласную договоренность, оскорбило бы тех, у кого они в конечном счете были гостями. Но не в их характере было просто поддаваться течению момента. Постепенно, шаг за шагом, они брали ситуацию под контроль, направляя ситуацию в нужное русло. И, в конце церемонии, молитвы, которые возносили истощенные, но поддерживаемые религиозным рвением флотские, были направлены в первую очередь к Императору, и говорили о вечных идеях Империума, а не о слепой вере в его символы, одним из которых были сами Астартес.

Это было правильно. Но из храма Терций и Монфор вернулись с победой, а не тем покоем в душе, который приносила искренняя молитва. Да, они верили в то, что Император является Богом. Но точно так же, как их вера отличалась от взглядов большинства Астартес, она отличалась и от Имперского