Город мастеров | ходы игроков | Пролог

Несмотря на то, что две великие империи лилий и гвоздик были извечными соперниками, Диего пока не почувствовал особой разницы с домом. Хотя, как говорила его двоюродная тетка, Двуединую империю правильно было бы называть страной гвоздики и куэтолаксочитля. Хотя кто в здравом уме будет запоминать такое зубодробительное слово?!
Неудивительно, что по ту сторону океана его называют просто красивый-красный-цветок. Да, большинство окружающих общалось на разных диалектах франкского, но многое было понятно без перевода. Пускай их корабль добрался до «ла терра» по-местному, а не до привычного «ла тиерра». Номер был «гранд» и «бон», вместо «гранде» и «буене», на его размеры и удобство это никак не повлияло. Кровать оказалась настолько большой, что на ней можно было устроиться не вдвоем, а втроем. Перина была взбитой и мягкой, а простыни белыми. Причем хозяин уверял, что тут стоит заклинание от насекомых.
- Ни вшей, ни клопов, - с присущей франкам бесцеремонностью заявил он, - разве только на себе притащите, да и те сдохнут.
Не удивительно, что этому прожиге пришлось заплатить «ел оро». Но это было сейчас не особенно важно. Значительно интереснее, будет ли ночью «л амоур». Набор толстых и длинных восковых свечей обеспечил хорошее освещение. Теплое. Правда огоньки свеч «играли», но это тоже можно будет использовать в картине. Леонеска согласилась на план с вином. Правда чуть приподняла бровь и ее губы на миг изогнулись в улыбку.
- Надеюсь, это не помешает твоим пальцам твердо держать кисть. Или ты сегодня ограничишься карандашными набросками? - спросила она.
От мужской одежды она избавилась быстро, ловко и... просто. Не став устраивать из этого дела представление. С таким типажом натурщицы Диего еще не случалось сталкиваться. Ни у одной из них не было такого развитого тела. Конечно, мышцы были не перекатывались буграми, но они определенно были. «Сухие», удлиненные, прекрасно проработанные. У Лео были классические сильные предплечья «фехтовальщика», может быть даже через чур развитые. Очень сильные бедра и ягодичные мышцы. Художник уже не один раз имел возможность видеть, как быстро, гибко и ловко девушка может двигаться. А сейчас наблюдал неприкрытую тканью плоть, которая обеспечивала такие движения. Грудь оказалась красивой, но небольшой. Что тоже было не удивительно, иначе Леонески не удалось бы притворяться юношей. Волосы Лео брила везде, кроме головы. Но пробивающийся пушок на лобке подтверждал то, что она давно была в дороге и не могла заниматься поддержкой своей красоты на должном уровне. В общем с нее точно не получится рисовать Пенорожденную или Хозяйку или Владычицу Луны, если брать повсеместно распространенные мифические сюжеты. Может только Диану - Охотницу. В свое время святые отцы поступили весьма мудро, не став бороться в открытую с языческими божками, а объявив их ангелами Митры. Кстати, о Митре, у Леонески обнаружилась интересная татуировка, прямо под левой грудью в области сердца. Солнечный крест Митры, внутри которого был выбит еще один крест, в котором размещался третий.
Девушка заметила взгляд Диего, налила себе в чашу вина и пояснила:
- Это мне сделали в монастыре, на острове Ивиса. Так что я чуть было не стала сестрой солнца. Правда сбежала оттуда раньше, чем приняла постриг. Проблемы с дисциплиной. - Лео пожала голыми плечами, - строптивость, не восторженный образ мыслей... В общем, у нас с матерью настоятельницей вечно было, как у кошки с собакой. Сейчас я вспоминаю об этом месте с теплотой. Хотя пороли нас там чуть ли не каждый день, но заложили отличный базис по атлетике. - Леонеска напоказ напрягла руку, чуть ее изогнув. Так что отлично стали видны и бицепсы и трицепсы и ложбинка на внутренней стороне предплечья.

Леонеска отхлебнула вина и спросила
- Ну что, Мастер, какую позу мне принять?

  Диего улыбнулся и покачал головой – вино искусству не помеха, а верный спутник.
  – Дело тут не в кисти. Это ремесленнику следует держать разум в чистоте, потому что суть его работы – повторение уже сделанного. Художнику же нужно сохранять живость ума – потому что искусство так же далеко от копирования того, что уже было, как разговор далек от повторения слов за собеседником. Хотя именно так мы учимся говорить. А что оживляет ум лучше, дает ему крылья, чтобы унестись дальше, чем чаша с вином?

  Как ни пытался Диего раньше раздевать Лионеску глазами (а кто бы на его месте и в его возрасте не пытался бы?), её тело не походило на его мечты. Оно было не просто сильным, а подчеркнуто сильным. Диего случалось видеть трактирщиц, которые шутя поднимали одной рукой табурет, а если придется могли и сломать его о спину раздухарившегося забулдыги. Они были сильными, спору нет, но это была мужицкая сила. Он знал и весьма достойных дам, которые ходили с гордо поднятой головой и излучали такое достоинство, что за ним стояла истинно женская сила. Но сила Лионески была словно бы бесполой, подчиненной разуму, а не душе. Идеальное тело, которое будет делать именно то, что захочет его хозяйка. Неудивительно, что мужская одежда шла ей не меньше, чем женская.

  – Сядьте правым боком, – попросил он. – немного согните правую ногу, но так, чтобы пальцы все еще упирались в пол – тогда будет проще прорисовать икры.. Правым локтем обопритесь о спинку.

  – В правой руке держите кубок, а в левую возьмите... возьмите что-то, что вам нравится и положите на колено. И выпрямите спину – так будет лучше видно мышцы торса.

  Он внимательно разглядел татуировку.
  – Ужас, я бы тоже сбежал из такого места! – усмехнулся он. – По сравнению с вашим, моё отрочество было столь безоблачным, что пришлось самому искать неприятности. Но как вы попали на Ивису? Вас там спрятали, сослали или и то и другое?

Девушка лукаво улыбнулась. От этого ее лицо мигом утратило сходство с ликом треснувшей статуи, став на миг мордочкой котенка.
- Вино хорошо, но я всегда думала, что женское тело окрыляет мужчин быстрее и вернее.
Это было не движение, а его тень. Не воплощенное действие. Шпага чуть выдвинутая из ножен, как угроза и предчувствие. Лео сыграла своими тренированными мышцами так, что по ее телу прошла волна напряжений. Снизу вверх, от кончиков подогнувшихся на миг пальчиков. До улыбки, которая расцвела на губах. Будто в бездонный пруд упал камень, от которого разбежался круг по водной глади.
А потом это нагое тело, точно выполнило приказ художника, с первого раза приняв точно такую позу, как он хотел и озвучил. При этом Леонеска пригубила из кубка, что подняла правой рукой. С левой рукой никакой интриги не получилось. Естественно, там отказался обманчиво безобидный веер мастера шута.
- Ни то, ни другое, - девушка чуть прикрыла глаза, - а самом деле меня там спасли. Подобрали на улице, мелкую голодную и больную девчонку. Слишком слабую, чтобы выжить.
Лео сделала небольшую паузу. Чувства подсказывали Диего, что она, за все время их короткого знакомства, еще ни разу ему не врала. Может лукавила немного, но она же женщина.
- Тогда как раз кардинал Луис выдвинул тезис о молитве делом. И под этот тезис герцог Альба сделал щедрое пожертвование монастырю Ивисы, где при женском монастыре открыли школу для девочек. Очень специальную школу. Сестры из которой потом должны были отправится в армию и на флот Империи. Так что у нас там было больше медицины и атлетики, чем молитв. Счастливое было время. Много еды и море вокруг, в котором можно было плавать. На плаванье после отбоя сестры всегда смотрели сквозь пальцы, предпочитая считать его частью нашей подготовке к службе.
Девушка задумалась, погрузившись мыслями в прошлое. При этом ее тело застыло в принятой позиции и художник мог начать делать наброски.

- Интересно, - произнесла Леонеска, - какой бы была моя судьба, останься я там?!
И ту же коротко усмехнулась:
- Но мы бы точно не встретились в том порту.
А потом «перекинула мяч» на его сторону:
- Теперь твоя очередь рассказать мне что-нибудь интересное. Первая женщина? Первая дуэль? Что тебя понесло в Италику?

  Диего улыбнулся.
  – Есть мудрецы, утверждающие, что женщины и вино – есть суть враги. Я же принадлежу к школе моего дяди, который всегда утверждал, что это – союзники, словно армия и флот, и мало кто не покорится им, когда они объединят усилия.
  Он чертил свинцовым карандашом линии, поглядывая на Лионеску. Ах, эта магия рисунка: с каждой линией все проступает и проступает на бумаге, как из белого тумана контур женщины – вот бедро, вот рука, вот веер, вот игриво изогнутые губы.
  – Но видишь ли, по-моему несправедливо сравнивать женское тело с вином. Женское тело – кувшин, и разница между женщинами и вином заключается в том, что в кубке всегда только то, что в него налили. Женщины же обладают волшебным свойством обращаться в чудесный нектар или в безвкусную воду в один момент – стоит лишь неправильно взять кувшин. И потому многие мужчины предпочитают вино – оно не обманывает ожиданий. Зато и сюрпризов не преподносит. Тот, кто ищет забвения в вине – глупец, не рискующий вкусить самый сладкий из ядов. Тот, кто ищет его в объятиях женщин – также глупец, ибо рискует потерять всё, оставшись лишь с горстью пепла во рту. Самый же больший глупец – тот, кто избегает их обоих, ибо... в самом деле, что он знает о жизни?
  Всю эту болтовню Диего развел, чтобы не поддаться чарам натурщицы сразу же и не утратить внимательности, потому что как бы ни соблазнительна была Лионеска, на кону была его репутация художника. А будет ли еще шанс запечатлеть её? Как знать, жизнь короче, чем мы обычно считаем.

  Однако когда он услышал рассказ своей собеседницы, он не смог удержать самого искреннего смеха.
  – Как?! – воскликнул он. – Железный Герцог поспособствовал тому, чтобы дамы появились в армии и – о, боже! – на флоте!? Я не ослышался!? Это правда был его светлость Альварес де Толедо!? Я сражен! Какой неожиданный штрих к его портрету! – и он еще какое-то время посмеивался. А потом смеяться он перестал.
  – Выходит, ты в розыске? – спросил он серьезно. – Такие люди, как Герцог Альба и кардинал Луис не из тех, кто прощают бегство даже маленьким девочкам. По правде, его светлость вообще ничего никому не прощает. Я надеюсь, у тебя есть влиятельные покровители, потому что... потому что если нет – ты в опасности. Посмотри на это их глазами. Они оказали тебе милость, которую ты швырнула им в лицо. Поверь, великодушие и терпение не входят в многочисленные добродетели этих синьоров. Если я хоть что-то понимаю в высшем свете нашей богоспасаемой Империи, тебе стоит быть втройне осторожной. И... и возможно, тебе стоит взять с меня клятву, что я никому не скажу об этом? – сказал он, снова смеясь, давая понять, что это на самом деле не требуется.
  Он принялся штриховкой обозначать выпуклые мышцы Лионески. Угловатая, примитивная, плоская фигура стала приобретать объем и вместе с ним жизнь.

  Он задумался над её вопросом.
  – О первой женщине я рассказывать сегодня не стану, – усмехнулся Диего своим воспоминаниям. – Мы сегодня столько не выпьем. А что касается первой дуэли... В общем, Лионеска, я из очень, очень знатной и богатой семьи. У моего отца два брата. Мой отец отвечает за богатство, один из дядьев – за знатность, а второй... эм... за то, чтобы людям было о чем посплетничать на наш счет. Он – из тех людей, которых называют паршивыми овцами, но свидетель Митра, я люблю его не меньше, чем двух других. Я покривлю душой, если скажу, что он научил меня держать шпагу – это не совсем так, но он показал мне, как её на самом деле пускают в ход. И еще много чего. Когда-то он был человеком чести и носил чин капитана, а теперь... теперь он обитает на городском дне, но, кажется, он чувствует себя там, как рыба в воде, и горе обладателю руки, который протянет её, чтобы вытащить его оттуда. Во-первых, дядя его обругает ослиной задницей, а во-вторых, может сделать и что похуже. И вот однажды он говорит мне: "Диего!" – Диего как мог изобразил хриплый голос Рамона Асеведо. – "Я хочу распотрошить одного фазана по всем правилам, но мне нужен секундант." Я ответил, что конечно, когда и где? Мы условились встретиться на пустыре в Триане, недалеко от арены. И вот я прихожу туда, встречаюсь с дядей. А его противник, конечно, тоже приходит не один – с таким же юнцом, как и я. Мы друг друга не знаем, мы друг другу ничего не сделали: стоим и ждем. А они поворачиваются к нам и говорят: "А вы что же, драться не собираетесь?" В один голос! И конечно, нам обоим ничего не оставалось, кроме как скрестить шпаги. О, как мы оба ошибались от волнения! Будь на месте каждого из нас человек хоть слегка более опытный – быть второму приколотым, так сказать "между делом". И вот мы сражаемся, и позабыли и смотреть за тем, что происходит. Малый этот хоть и был так же неопытен как я, постепенно начал меня теснить – он был слегка поздоровее. Но я призвал на помощь все своё мужество, и решил, что уж дядя-то справится, а мне бы как-нибудь продержаться, и потом он придет ко мне на помощь. И вот мы сражались, сражались, уже каждый порезал другого по паре раз, но несильно, и тут я слышу за спиной раздраженное: "Диего, что ты копаешься? Ближе! Ближе! Ты так никогда не попадешь!" Оказывается, он давно разделался со своим противником и наблюдал за мной. Тут-то мой противник и смешался, и я наконец его серьезно ранил в плечо. Но...
  Он помедлил.
  – Но не убил. Мне показалось тогда это лишним. Дядя потом ругал меня за это и сказал, что это малодушие, что чем раньше ты убьешь первого врага, тем лучше. А мы с этим молодым синьором позже стали друзьями, как ни странно. Потому что в Севилье вообще-то человек, которому сохранили жизнь на дуэли, считается обесчещенным, но... нам обоим в тот момент это показалось глупостью. Но никто не узнал, как было дело. Он после тоже раз весьма выручил меня.

  Диего очнулся от воспоминаний и продолжил штриховать силуэт, вырисовывая стопы и волосы.
  – А в Италику я собрался, потому что нельзя быть художником не побывав в этой стране. Вернее, можно, но... это как быть кардиналом, не побывав в Риме.
  Он улыбнулся.
  – Ладно. Ты была со мной откровенна, я тоже буду откровенен. Я убил кое-кого из своего круга, и мои родители сочли за лучшее отправить меня в Италику, пока я не превратился в копию своего дяди. Пока пыль не уляжется, так сказать. И хотя я не из тех, кто позволяет решать за себя, я признал их правоту. Жизнь коротка, и надо увидеть что-то, кроме притонов Трианы.

  Он посмотрел на Лионеску пристально, словно изучая её реакцию.
  – Тебя, например. Ведь если бы я отказался, мы бы тоже не встретились в порту, верно?
  Он повернул планшет и показал Лионеске.
  – Нравится? Теперь осталось наложить краски.

Это было интересное, завораживающее, притягательное и чуть нереальное зрелище. Неподвижное тело девушки, у которой только губы шевелились, отпуская слова - птицы на волю из головы - клетки. Было совершенно непонятно, как Лео дышит и втягивает воздух для новых слов. Ее грудь не вздымалась и живот не расширялся. На короткий миг наваждения, мастер показалась механической куклой. Хотя Диего уже касался ее вполне живого и теплого тела. Такое искусство сохранять неподвижность поражало как бы не больше, чем отточенные, молниеносные движения, которые художник наблюдал в схватках.
- Знала я одну светлую сестру, она бы нашла общий язык с твоим дядей. Лусиа всегда утверждала, что мужчины и вино, это... враги. А чтобы врага победить, его нужно... как следует изучить. - Леонеска ловко играла короткими паузами, подчеркивая нужные места своей речи. - И она весьма преуспела в изучении врагов. Да так, что частенько получала за это епитимью, а то и плети. Но ничто не могло свернуть сестру Лусиу с ее тяжкой борьбы с грехом.


- Что ты, какой в розыске?! - искренне удивилась Лео и ее неподвижность на миг дала трещину. - Столько лет прошло. Я успела и с цирком выступать, и мастером стать и во дворец устроится. И герцога не только лично встречала. Но и заставляла улыбаться, а то и хохотать. Что до высоких покровителей, то мне покровительствовал сам старый император. Это при новом мои позиции пошатнулись, а потом и вовсе сгорели, как соломенное чучело весной. Я благодарна, за заботу, я давно закрыла самые старые долги. И у святой церкви ко мне нет никаких претензий. Как и у официальной власти. Так, несколько личных врагов, среди грандов, которые в своей спеси не научились принимать шутки и иронию в свою сторону. Ничего серьезного. - художник не почувствовал фальши в словах своей модели. Но судя по той схватке в порту, девушка слишком уж несерьезно относилась к посланным за ее головой наемникам. А ведь ей пришлось бежать и из Мадрида и из страны.

Слушая историю его историю, девушка опять превратилась в неподвижную «статую». Жили только ее глаза и губы. И если последние только чуть изогнулись, то «смешинка» во взгляде выдавала Леонеску с головой. Было понятно, что Диего удалось ее «зацепить» историей о своей нелепой первой дуэли.
- Да уж, - снова отмерла она в конце рассказа. - забавная вышла история. И ты хорошо умеешь рассказывать. - Моя единственная настоящая схватка была короткой, грязной и кровавой. Я из нее вышла без единой царапины на теле и со шрамами на душе.
После этих слов девушка невольно тронула пальцами свое новое «украшение» и нахмурилась.

- Свет озарил нашу встречу в порту, - ответила она в конце, когда художник закончил работать карандашом, чуть перефразировав одну из церковных цитат.
И подалась всем телом вперед, разглядывая рисунок. Этот процесс занял у Леонески несколько минут труда, при этом ее нагое тело оказалось в опасной близости от художника. Девушка разглядывала рисунок с разных сторон, то приближая, то отдаляя от него свою голову.
- Ты знаешь, здорово получилось, - уверенно заявила она в конце, - поверь, мне есть с чем сравнивать. В Восточном дворце насмотрелась. Только давай, ты не будешь работать с красками. По крайней мере с этим вариантом, мне он нравится и так.
После этих слов девушка щедро плеснула в кубки вина и подняла свой с тостом:
- За искусство!

  Диего со своей стороны был уверен, что церковь и тем паче такие люди, как герцог Альба, наказывают безродных дерзких девчонок не потому что у тех есть какие-то долги, а потому что иначе много будет желающих сбежать из-под руки матушки-церкви. Но, быть может, Лионеске было виднее, как там у неё обстоят дела. Не спорить же с ней об этом сейчас?
  – Все схватки грязные и кровавые, – сказал Диего. – Даже те, про которые потом рассказывают, как все было красиво и просто. Иначе люди слишком полюбили бы их. А они и так умудряются полюбить их больше, чем то, что предназначено любить от природы. Я отдаю должное мужеству, ловкости, силе и достоинству людей, берущих в руки шпагу, но саму красоту клинка лучше всего воспевает тот, в чей живот его не направляли. Сталь танцует в паре со смертью, а смерть пахнет гнилью, уж это-то я успел увидеть. Как... как синьора Ёж, еще помнишь такую? Я бы не захотел рисовать её. Но от тебя пахнет жизнью – вином, солнцем, скалами у моря, с которых ты тогда прыгала в воду, портом, где мы познакомились, горячим хлебом, который ты воровала, когда было больше нечего есть. Пока от тебя пахнет жизнью, Лионеска, ни один шрам не сделает тебя безобразной. Не для меня. Однажды мы умрем, как и все, но пусть до тех пор, от нас пахнет жизнью.
  Диего почувствовал, что слишком долго смотрит на неё, не отрываясь.
  – За тебя! – ответил он на её тост, но даже когда пил вино, не мог отвести взгляд.
  Он отложил портрет в сторону.
  – По поводу красок... знаешь... давай... давай решим это не сегодня, – предложил он и поцеловал её раньше, чем она ответила.

Пост будет после работы...