Crimson | ходы игроков | Crimson

00-00 АМНЕЗИЯ

Мысли заторможены и разрежены, взгляд расфокусирован в одной точке. Постепенно приходит осознание, что смотришь в эту точку уже какое-то время – не знаешь точно сколько дней или часов, возможно минут.

Статичная картинка, что была перед глазами, сменилась – сперва приглушенную желтизну вытеснила сплошная темень, после в черное вклинились багрово-красные проблески. Ты отстраненно наблюдала за проблесками, не осознавая ни себя, ни того, что проснулась. Но аритмичное мерцание снаружи не прекращалось, и этот одинокий, то вспыхивающий то угасающий, огонек невольно бередил дремлющее сознание.

Обрывки образов возникали из пустоты, невольно складываясь в непрошенные вопросы. Самые разные вопросы – например, огонек мерцает снаружи, но снаружи чего? Кто ты, и почему мысли с таким трудом ворочаются сейчас в голове? Простые в общем-то вопросы, пугающе тривиальные – тем сильнее тревожило, что ни на один из них ты ответить не в силах.

Тяжело соображать, думать. Так хочется закрыть глаза и снова соскользнуть в полудрему – прострацию, в которой у тебя нет ни забот, ни тревог, ни отчетливых целей. Но что-то внутри противится, это глупое раздражающее упрямство – деятельная часть тебя, что хочет во что бы то ни стало докопаться до сути происходящего, узнать причины появления тревожного огонька.

Вдыхаешь, и глоток фильтрованного воздуха с болью и кашлем врывается в легкие. Поднимается паника – задыхаешься, не можешь даже дышать. Сжатые кулаки слабо и безвольно бьют по прозрачной стенке прямо перед тобой, пальцы обхватывают ребристый цилиндр дыхательной трубки, прощупывают его, скользят вдоль – и, наконец, находят гладкий материал полумаски.

Внезапно понимаешь, что ты в воде, точнее – в мутноватом светло-желтом растворе, предельно напоминающим по консистенции воду. Паришь посреди заполненного жидкостью прозрачного пода, примерно на равном удалении от пола и потолка.
Весь мир снаружи – мутный, размытый. Ничего не разглядеть сквозь раствор и толстые стенки.

Второй вдох выходит чуть лучше, по мере того как тело заново осваивает базовые потребности. Ты жадно обхватываешь губами крепления фильтра дыхательной трубки, стискиваешь – и чувствуешь, как в легкие начинает поступать холодный, насыщенный кислород.

Без паники. У тебя есть время во всем как следует разобраться.

Воздуха достаточно. Пока что не тонешь.

Вдох. Ещё один вдох. И ещё. Слишком часто. Я знаю, что должна остановиться, но у меня не получается. Тело, оно как будто мне не подчиняется, как и сознание. Ощущается всё так, словно я заперта внутри себя самой или как если бы меня было двое: одна я вот тут, а вторая там. И на эту вторую я сейчас смотрю со стороны, а больше ничего и не могу, только смотреть. Но я чувствую всё тоже, что и она, то есть я. Тепло, воду, воздух внутри лёгких. И мысли тоже двоятся. Одни быстрые, чёткие, напоминают бурлящий горный поток после дождя, а другие медленные, ленивые и запутанные, как почти пересохший и заросший ручей. И вот этих других мыслей и слушается тело. Стоит сосредоточиться на этой идее, как два "я" резко соединяются в одно целое. И я снова вся подчиняюсь себя и могу теперь действовать.

Хватаю руками дыхательную трубку, опять ощупывая её, на этот раз осмысленно. Слегка сдавливаю ребристую поверхность, получая удовлетворение от того, что у пальцев сохранена чувствительность. Затем идут руки и ноги, тянутся, через силу, в стороны. Потом осторожное, такое пробное движение, как если бы хотела всплыть наверх. И только после этого я понимаю, что больше не могу игнорировать вопрос или точнее сразу два: где я и почему? За ними неизбежно всплывают новые, как "а кто я?" и другие, но все они, как кажется, не главные сейчас. А ещё появляется страх. Не такой, как сковал меня, моё тело, когда думала, что задыхаюсь. Нет, этот страх осознанный, а потому ещё более опасный. Но он ещё маленький, его легко взять под контроль, нужно просто собраться и попытаться найти ответы вокруг себя.

Первым делом начинаю с себя, больше ощупываю, чем осматриваю, прежде чем понять, есть ли на мне одежда и если да, то что она из себя представляет. После стоит попробовать рассмотреть через муть воды хоть что-нибудь, и здесь единственным ориентиром служит лишь мигающая багровая точка. Надо подплыть поближе. В такт точке за стеклом вспыхивает огонёк надежды. Может, там кто-то есть? Или это устройство, наблюдающее за мной, и кто-то всё равно так или иначе узнает, что я пробудилась. Мне нравится эта идея. Но вместе с тем, как только моя багровая путеводная звезда затухает, место надежды занимает страх. А что, если там пусто? Что, если я ошибаюсь? Никого нет. Никто не придёт за мной и не вытащит отсюда. Я успокаиваю себя лишь тем, что из этой чёртовой штуки как-нибудь можно выбраться изнутри. Должно же это быть предусмотрено на какой-нибудь экстренный случай! Если, конечно, меня не поместили сюда именно с той целью, чтобы я не могла самостоятельно выбраться.

С каждым вдохом все легче. Чистый кислород из трубки приятно холодит легкие, напоминает почему-то о хвойном лесе и тонущих в сизой дымке горах. О чем-то красивом и умиротворенном, невозможно далеком от этого места. Значит ли это, что ты бывала в горах? Или только мечтала, но так никогда и не нашла недели поехать?

Дышишь часто, неглубоко – так часто, что в глазах темнеет, а голова идет кругом. Начинаешь обследование с себя, придерживая одной рукой полумаску – не можешь избавиться от навязчивой необъяснимой тревоги, что та соскользнет, уплывет за пределы досягаемости, потеряется. Второй рукой проводишь по шее, следом по немного выпирающей заостренной ключице. Непривычные контуры – даже собственное тело кажется чужим, незнакомым. Опускаешь подбородок и смотришь на дно пода сквозь мутный раствор. Проводишь пальцами по груди, животу, переходишь плавным движением на бедро.

Ничего, нет одежды. И сразу становится еще больше не по себе.

Пальцы нащупывают небольшое вздутие на шее слева и сзади. Проведя рукой вслепую, находишь – еще одну ребристую трубку, что, скрутившись, статично замерла спиралью в растворе неподалеку. Подтягиваешь ее к себе, подносишь к глазам – на конце трубки продолговатый инъектор с иглой, что выступает на манер жала. Совсем недавно, похоже, эта штука была в твоей шее.

Пробуешь двигаться – всплыть немного, вправо и влево. Дыхательная трубка тянется за тобой, при необходимости высвобождая дополнительную длину из отверстия в потолке. Смещаешься немного вперед – к толстой, мутной и изогнутой стенке, за которой видишь только кромешный мрак с редкими багровыми всполохами. Перегородка оказывается ближе, чем ты представляла, и выглядит значительно прочнее, чем тебе бы хотелось.

Неужели нет выхода? Ты не понимаешь назначения этого устройства, не знаешь как и почему оказалась здесь. Знаешь только, что дышишь теперь гораздо мельче и чаще, от переизбытка концентрированного кислорода перед глазами возникают темные пятна. Сердце колотится, в ушах застыл звон.

По-прежнему тепло, но, в то же время, начинает потрясывать.

Не знаю, что повергло меня в ужас больше: найденная игла, что явно раннее была воткнута в меня, в мою шею, или то, что стеклянная преграда оказалась настолько близко. К первому факту, как и к самой моей "клетке", отношение оставалось двояким. Я стараюсь убедить себя, что всё это было сделано ради моей пользы, а не во вред. Но даже если всё действительно так, мне не становится легче от этих мыслей. Наоборот, я задаюсь новыми тревожными вопросами, почему же игла не во мне и не из-за этого ли я вообще пробудилась. Может, слишком рано? Произошла какая-то ошибка, но об этом никто не знает. Никто не поможет. В приступе отчаянья я ударяю по стеклу, лелея робкую надежду, что это привлечёт чьё-нибудь внимание ко мне. Но – ничего. Это был даже не удар, а только лишь что-то отдалённо его напоминающее. Стекло слишком прочное и мне становится ещё хуже, когда я представляю, что мой единственный выход наружу это разбить преграду.

Нет… Нет. Нет! Должно быть что-то ещё, другой выход. Он просто обязан быть. Я не хочу признавать, что я в безвыходном положении. Вода вокруг, она должна куда-нибудь сливаться. Резкий рывок вниз и я тут же застываю от пронзившей меня кошмарной мысли, что длины дыхательной трубки может не хватит. Она сорвётся и тогда я задохнусь раньше, чем найду способ слить воду. В панике я прижимаю маску плотнее к лицу, словно она уже отошла. Но… вторая трубка с иглой не убралась назад, а свободно плавает рядом. Я понимаю, что слишком взволнована и из-за этого начинаю выдумывать несуществующие проблемы. Но не могу остановиться. А если выход только сверху, тогда если я солью воду, то своими же руками похороню себя здесь. Да, надо начинать сверху и как можно скорее, потому что существует ещё одна серьёзная проблема: мне плохо, плохо физически. Я боюсь потерять тут сознание и умереть. Мне стоило бы успокоиться, но лучший способ это сделать – как можно скорее оказаться по другую сторону стекла.

Становится хуже.

Как ни стараешься, нормализовать дыхание не выходит – диафрагма сокращается аритмично, трясет все тело, и жадно хватаешь кислород неглубокими порывистыми глотками. Поворачиваешься нервно и неуклюже, отчего дыхательная трубка на миг обхватывает шею на манер петли висельника – всего лишь прикосновения, но этого прикосновения оказывается достаточно, чтобы вызвать мгновенный ассоциативный ряд. Тебе нужно лишь успокоиться, начать дышать размеренно, медленно, не совершать спонтанных телодвижений.

Но не выходит. Тело не слушается, сердце колотится тревожно и быстро, воздуха, сколько бы ты не перегоняла в легкие, не хватает. Под ощущается клеткой – ты во что бы то ни стало хочешь оказаться в любом другом месте, хотя бы просто по ту сторону долбанного стекла. И стены смыкаются, давят – раствор словно сдавливает грудную клетку с каждым мигом сильнее. Воздуха не хватает.

ВОЗДУХА НЕ ХВАТАЕТ.

Ты снова захватываешь губами дыхательный фильтр, но кислород по трубке больше не поступает. Сознание заполоняет багровая мгла – ты подаешься вперед всем телом, прилипаешь к стеклу, бьешь по перегородке ладонями, кулаками, коленями. Вода сковывает, делая каждое движение плавным и заторможенным, а каждый новый удар – ватным, кукольным, немощным.

Ты вдруг отчетливо понимаешь, что умрешь здесь. Утонешь в желтом растворе. Сперва задержишь дыхание так долго, как сможешь – уповая на чудо, спасителя, но в конце концов ты не выдержишь. Жидкость хлынет в легкие сквозь широко распахнутый рот – все закончится после пусть и непродолжительной, но страшной агонии.

Такой базовый процесс как дыхание вдруг начинает выглядеть недосягаемой роскошью. Больше всего на свете хочешь вновь почувствовать ту прохладу, но остатки кислорода в легких только тлеют, горят.

Ты ударяешь по стеклу слабо, уже почти не надеясь – и вдруг на нем появляется глубокая трещина. Змеясь ветвистыми молниями она расходится в стороны, покрывает витиеватой паутиной всю стенку – раствор пузырится, прорываясь наружу сквозь бреши пенистым спреем.

Ассоциация из прошлого пронзает рассудок: именно так, ты знаешь, выглядит поврежденное лобовое стекло авто за мгновение до того, как взорвется шквалом осколков.

Всё это время я боялась не того. Точнее, представляла это иначе. Мне казалось, что самое страшное – это потерять дыхательную маску, а оказалось, что даже с ней я могу лишиться кислорода. Мне стало безумно обидно, когда сознание начало снова меня покидать, когда тело снова переставало меня слушаться. Неужели я пробудилась только ради того, чтобы вскоре задохнуться, захлебнуться? Это несправедливо! Я не хочу умирать ТАК! Обида перерастала в злость, а злость – в безмолвную ярость. Всё, что мне оставалось, это барахтаться в тщетных попытках что-либо изменить. Каждое движение приближает мою смерть, но разве мне нужна отсрочка? Я знаю, что не смогу ей воспользоваться.

Всё резко изменилось, когда стекло, эта толщенная неразрушимая преграда на пути к моей свободе, пошло трещинами. Это был путь наружу! Правила игры на выживание резко изменились. На каком-то глубоком подсознательном уровне я успела пожалеть, что так безумно потратила свои последние силы. Но, кажется, мне должно хватить того, что осталось. Я не сразу заметила, что освещение изменилось. В тот момент меня полностью поглотил ужас. Я видела, как стекло взорвалось множеством осколков. Инстинктивно я попыталась руками прикрыть лицо, хотя бы сберечь глаза. Хотелось отпрянуть назад, как можно дальше, свернуться калачиком, обезопасить себя от всего. Слишком поздно я поняла, что то было всего лишь видением. Слишком ярким и таким живым. Видением, которое может стоить мне жизни.

Раствор всей массой давит на ослабевшую структуру перегородки, в считанные секунды в стенке образуются десятки новых пробоин, сквозь которые струи прорываются наружу пузырчатым спреем. На миг ветвящаяся сеть трещин перед глазами напоминает многогранный, сложный и удивительно изящный фрактал – застывший в пространстве и времени взрыв из мириад уже не связанных друг с другом осколков. Несколько крупных фрагментов отделяются первыми, и вот тебя уже утаскивает течение, затягивает в воронку, и, в конце концов, вышвыривает вперед, в пустоту.

Ты скользишь вперед неуклюже, полубоком. Замечаешь длинный кривой осколок, что выступает из основания пода на манер изогнутого клыка – не успеваешь ни подумать, ни сгруппироваться, ни хоть что-либо сделать. Он глубоко вонзается в основание живота – ты продолжаешь скользить по инерции, потом падать, и осколок вспарывает левый бок от бедра до ребер на полной скорости.

Металлическая плитка пола с силой ударяет в колени. Порывисто дыша ты лежишь, воздух обжигает не приятной прохладой, но арктическим холодом. Тяжело приподнимаешься на локте, стараясь не смотреть на живот и игнорировать боль, пока еще неприятную и притупленную, словно после пореза ладони о край бумаги. Ты смотришь как по плитке стекает в канализационные отводы раствор, вперемешку с чем-то темным, пронзающим потоки красно-бурыми загустениями. Внезапно вспоминаешь кое-что важное – и в тот же миг, когда вспомнила, удивляешься, как вообще можно было забыть.

Свое имя.



00-01 ЕВА

Кое-как приподнимаешься и встаешь на колени, зажимая пальцами глубокий разрез. Теплая кровь выходит толчками, пальцы стремительно немеют от ненормального холода, длинные русые волосы спадают на плечи слипшимися мокрыми паклями. Слегка прищурившись, ты смотришь на мерцающий огонек – всего лишь небольшая лампа аварийного освещения, расположенная над дверью у потолка. Главный источник свет в вытянутом небольшом помещении, большую часть которого занимает твой под. Замечаешь еще несколько огоньков – панели управления возле пода, двери и парочки вертикальных локеров.

Как вообще можно забыть своё имя? Не могу поверить, что я действительно его забыла. Кажется, что когда только пробудилась, оно всё же было со мной. Но, нет, мне с неохотой приходится признать, что я не помню ничего. Совсем ничего. Я думала, что у меня уже получилось смириться с этим фактом, но всё же нет, ещё не до конца.

Ева. Я повторяю про себя эти три буквы, словно боюсь снова их забыть, потерять. Может, я смогу вспомнить что-то ещё? Ева. Ева. Ева. Чем больше повторяю, тем меньше это напоминает имя, превращаясь в какой-то бессмысленный набор звуков. С досадой я вынуждена прекратить попытки. Тем более, даже если я сейчас вспомню что-то ещё, вряд ли это спасёт меня.

Мне мокро и холодно, очень холодно. Я вся дрожу. А ещё больно. И я удивлена, что всё ещё жива. На мгновенье я жалею, что моя клетка разбилась, а я оказалась свободна. Что медленнее и мучительнее: задохнуться в воде или замёрзнуть насмерть? А, может, я быстрее умру от потери крови? Я прижимаю ладонь сильнее к ране, стараясь хоть как-то замедлить кровотечение. Тепло. Как быстро оно уходит. Да почему же тут так холодно?! Ужасные предположения о том, как и почему я оказалась в такой скверной ситуации, заполняют мою голову. Я не знаю, что мне делать дальше. Отчаянье парализует меня. Я смотрю на чёртов осколок, что вспорол мне бок, и думаю, что лучше бы он порезал мне шею. Эта отвратнейшая мысль отрезвляет. Я не сдохну тут. Я уже говорила это себе раньше, пока была внутри пода. Но я же там и не умерла, правда?

Отсюда есть выход, его даже искать не надо: красный огонёк заботливо подсказывает мне путь. Не хочу думать, что у меня не получится открыть дверь. Не хочу думать, что за этой дверью меня могут ждать только такие же пустота и холод. Я просто не хочу думать. Чем больше я думаю, тем быстрее теряю надежду. Собравшись из последних сил, я направилась прямо к двери. Почти дойдя до цели, я передумала: в закрытых локерах могла быть аптечка. Но что, если нет? И если я не смогу их открыть? Надо было на что-то решаться. Я вернулась к первоначальному плану. Надо открыть дверь. За ней может быть помощь. Или, может, просто хоть кто-то заметит, что дверь открылась. Мне сейчас подходил любой вариант. Главное, чтобы там было теплее, чем здесь. А если там всё же ничего и никого, то я смогу же вернуться обратно, так ведь?

Ковыляешь к двери. Даже просто двигаться тяжело, мышцы в бедрах и икрах накалены до предела – в любой момент сведет судорога. Голые стопы скользят на обледеневшей металлической плитке. Дышишь тяжело, с сиплым присвистом, сквозь сомкнутые пальцы беспрестанно сочится кровь, багровые сполохи озаряют заиндевевшие ресницы в такт шагу.

Ладонь ложится на створку двери – та обжигает ледяным холодом. Делаешь шаг в сторону, склоняешься над панелью: небольшим сенсорным дисплеем, вмонтированным в стену сразу возле проема. Быстро моргаешь, убирая из уголков глаз застывшие слезы, пытаешься сдержать дрожь и как следует вглядеться в дисплей.

Оранжевый фон это верный признак того, что критическая инфраструктура работает на аварийных ресурсах.

Обрывочные мысли, наподобие этой, иногда из ниоткуда всплывают вдруг в голове. На дисплее всего две кнопки: на первой индикатор открытого замка, на второй запертого, и белая шестерня настроек в левом верхнем углу.

Предельно интуитивно.

Давишь на открытый замок. Ноль реакции, ничего – все внутри замирает, робкая надежда разваливается, дыхание вновь сбивается на прерывистый хрип. Немногим позже осознаешь, что сенсор просто не считал твой мокрый холодный палец – вытираешь кое-как ладонь о бедро, подносишь к губам, согревая быстрыми выдохами. При каждом выдохе изо рта вырывается густое облачко пара.

Снова жмешь на замок – и дверь поддается, с мягким шелестом сдвигается в сторону на рессорах.

Почти вваливаешься в следующее помещение, не задумавшись.

Оказываешься в еще одной комнате с теми же скучными серебристыми стенами, правда освещенной несколькими аварийными лампами сразу. Смотришь на свою же тень под ногами – глубокую, резкую, устрашающую. Здесь тоже холодно, но все заставлено мебелью. Несколько длинных офисных столов образуют букву “П” примерно посреди зала, вдоль стен – шкафы, стеллажи и вертикальные стеклянные кейсы.

С некоторой тревогой замечаешь, что одна из стен – не стена, а прозрачное одностороннее стекло, сквозь которое прекрасно виден сломанный под. Вдруг явственно представляешь, как кто-то сидел в одном из этих офисных кресел и наблюдал сквозь “окно” за тобой – неподвижно парящей в полупрозрачном желтом растворе. На стене напротив – еще одно окно, идентичное, но за ним ничего не разглядеть, темнота.

Наверное, я всё же слишком сильно надеялась, что за дверью будет иначе – не холодно – потому что разочарование легло на мои плечи неподъёмным грузом. В который раз я вернулась к мысли, что умру здесь. "Здесь" уже сменилось пару раз, но смысл оставался тем же. А если так жутко холодно будет везде, куда бы я ни пошла? Долго я так не протяну, а что-то поделать с этим я не могла сейчас. Надо было либо идти вперёд, искать какой-нибудь выход наружу – а если всё это под водой или посреди ледников? – или помещение, которое по какой-то причине было подключено к другим, работающим, источникам питания, или найти комнату управления и попробовать включить отопление. Все эти варианты были сомнительными и очень хрупкими, рассыпающимися на мелкие осколки ещё до того, как я отвергала их. Либо надо было найти тёплую одежду. Я понимала, что шерстяной свитер мне не шибко поможет, но сама мысль о нём немного согревала меня.

Вместе с разочарованием новая комната породила новые сомнения и предположения. В чём-то я была права: за мной действительно наблюдали. Но отчего-то складывалось ощущение, что не по медицинским показаниям, а как за какой-нибудь игрушкой или экспериментом. Возможно, я могла бы найти ответы прямо здесь. Это было заманчиво и даже какая-то часть меня поддержала эту идею, но никакие бумаги не остановят моё кровотечение и не избавят от холода. Если только не разжечь с помощью них костёр – похоже, у меня ещё оставались силы на плохую иронию. Как будто в наказание за это боль в боку стала ещё острее, заставляя меня согнуться сильнее.

Наблюдали здесь не только за мной. Мне не надо было подходить ко второму стеклу, чтобы убедиться в этом. Я знала, что за ним будет такой же под. Но вот чего я не знала, так это то, пустой он или нет. Как и не знала, хочу ли я это знать сейчас. Это как с ответами, хранящимися в этой комнате: они мне нужны, но они не спасут меня. Нет, не совсем так. Внутри второго пода мог быть человек. Он мог попасть в такое же ужасное положение, как и я. И я, наверное, могла бы ему помочь или даже спасти. Если ему также подали кислород, если также прекратили подачу. Если он не смог выбраться из своей клетки как я. На миг перед моими глазами был снова желтоватый раствор, а лёгким перестало хватать воздуха. Я видела стекло. Я начала бить по нему изо всех сил, но на этот раз оно не поддавалось. Я задыхалась.

Комната вернулась. Я тяжело дышала холодный воздухом, но это было такое облегченье! Изображение всё ещё оставалось мутным, но я видела то, что передо мной, а не то, что было внутри моего подсознания. За это время я умудрилась немного продвинуться вперёд, хотя мне казалось, что оставалась на месте. Мне до жути захотелось уйти отсюда, неважно куда, как можно быстрее. Всё вокруг словно давило на меня. Я направилась к выходу, стараясь по пути зацепиться за какие-нибудь детали, чтобы заставить свой мозг работать: есть ли на столах какие-нибудь вещи, в каком они положении и состоянии. Может, люди рядом и до них надо просто дойти. Я была не в том положении, чтобы размышлять, что они со мной сделают: снова посадят в под или куда-то ещё. Лишь бы оказали помощь, а не убили. Последняя мысль заставила меня нервно сглотнуть и попридержать идею громко позвать на помощь.

Ковыляешь мимо столов, кровь по-прежнему просачивается сквозь пальцы. Левую икру внезапно пронзает судорога – хватаешься ладонями за спинку одного из офисных кресел. На длинных столах в беспорядке разбросаны бумага и канцелярские принадлежности, обесточенные мониторы слепо скалятся в ответ матовыми экранами.

Снова думаешь о стекле. В моменте случившееся показалось несколько странным, но мысль легко смазалась и растворилась в потоке упоительной эйфории. Ты помнишь, как колотила по стеклу со всех сил – костяшки теперь саднят, колени ободраны. Стенка не поддавалась – твой последний удар, слабый и немощный, был скорее жестом отчаяния, обиды, чем продолжением попытки выбраться и спастись. Тем не менее, стекло лопнуло.

Судорога нехотя отступает. Продолжаешь идти, осматривая столы и стеллажи на ходу. Подмечаешь забытый на спинке стула лабораторный халат, наполовину съеденный и оставленный кем-то шоколадный батончик, чьи-то продолговатые очки в стильной черной оправе. От помещения определенно не разит запустением и заброшенностью – все указывает на то, что люди ушли отсюда недавно. В повсеместном беспорядке ощущается спешка и паника – с момента получения сигнала к эвакуации могло пройти как несколько дней или часов, так и всего десяток минут.

Подходишь к двери, растирая пальцы заранее. Прикасаешься к знакомому оранжевому замочку – дисплей вспыхивает алым и возвращается в первоначальное состояние. Пробуешь несколько раз, прежде чем заметить небольшую надпись красным внизу: “отказано в доступе”. Давишь на шестеренку в верхнем углу – вместо меню настроек консоль предлагает ввести код технического сотрудника.

Не знаю, что могло бы напугать меня больше: неидеальный порядок на столах, стерильная пустота или всё же вещи, оставленные в спешке, что я и увидела. На каждый вариант можно было вообразить как минимум по два исхода событий – позитивный и негативный – но я не могла позволить затянуть себя в пучину бессмысленных догадок. Голова была как будто свинцовой, тяжёлой, а мысли тягучими. Моё неутешительное физическое состояние не позволяло мне отвлекаться от цели. Я думала, что может это даже к лучшему, пока не дошла до двери и не получила отказ. Дверь из комнаты с подом поддалась мне с относительной лёгкостью, и я никак не ожидала, что уже следующая дверь станет для меня непреодолимым препятствием! Паника захлестнула меня, теперь у меня точно не было шансов выбраться из этого холодильника! Какое безумие, что я даже не предположила такую банальную возможность.

Этот момент заставил меня переосмыслить последние минуты. Не сразу, но когда моё дыхание снова выровнялось, а буря эмоций улеглась, я мысленно вернулась к прошлой двери. Сенсор реагировал на определённый отпечаток пальца или разблокировать дверь можно было любым нажатием? Я не могла это проверить да и не была уверена, к чему в действительности мне этот ответ. Просто в первом случае я могла себя тешить надеждой, что всё же здесь мне помогали, а значит я смогу получить помощь снова. Но это неважно, потому что вторая дверь хоть и могла блокироваться по нескольким причинам, разблокировать её можно было только единственным способом. По крайней мере, я не видела иного выхода, кроме как заиметь запрашиваемый код сотрудника.

Я всё же поддалась отчаянью, перебирая мысль за мыслью. Непростительно долго стою на одном месте и ничего не делаю. Мне надо двигаться, чтобы окончательно не превратиться в ледышку. Нужный код мог быть где-то под рукой – наивное предположение – или же отсюда существовал иной выход. Я бросилась обратно в сторону столов. Бросилась звучит, наверное, слишком громко. Скорее поковыляла. Каждый шаг отдавался болью, но кажется, что мои ступни промёрзли до такого состояния, что уже не так остро реагировали на холодный пол. Первым объектом изучения стал лабораторный халат, который я заприметила раннее. Вероятно, он больше подходил научному сотруднику, чем техническому, но в моменте я об этом не думала. И, конечно, в карманах халата не оказалось совершенно случайно какого-нибудь клочка бумажки с заботливо записанным нужным мне кодом. Я даже не разочаровалась. Я была готова, что мне придётся тут перевернуть всё вверх дном, а результат всё равно окажется нулевым. Ну, не то чтобы действительно была готова к тому развитию событий, но… Я снова отвлеклась, но на этот раз быстро пресекла это. Бросила халат обратно на спинку стула и уже почти про него забыла, начиная осматриваться, где же ещё может быть код от двери, как поняла, что действительно надо мне делать. Схватила обратно халат, непослушными руками надорвала его так, чтобы получился ещё более длинный кусок, а им уже начала обматывать себя, свою рану, как можно плотнее к телу. Ткань тут же пропиталась кровью, но я надеялась, что это поможет выиграть мне немного времени. Пора было признать, что быстро я отсюда не выберусь.

Я ещё раз оглянула комнату. Столы, ящики, шкафы, стеллажи… У меня не было ни одной идеи, с чего начать свои поиски. Казалось, что сейчас всё зависит только от удачи: я либо случайно наткнусь на код, либо нет. Либо кода тут вообще нет. Мне не нравилась эта мысль, но я и не могла не думать её. Но что на самом деле могло помочь, так это перебить одни мысли другими. Я слишком зациклилась на коде, в самом плохом смысле. Надо было сделать шаг назад, чтобы попробовать посмотреть на всё это с другого ракурса. Дверь. Всё упирается в дверь. Но здесь три двери. У меня появилась новая назойливая мысль: смогу ли я разблокировать третью дверь? Я не ожидала, что за ней окажется что-то полезное, но казалось, что заполучив волнующий меня ответ, я что-то пойму.

Кровь быстро пропитывает светлую ткань, но тебе становится чуть спокойнее. От того, что не стоишь безвольным истуканом на месте, а все же предпринимаешь хоть какие-то действия – любые действия представляются прогрессом в сложившейся ситуации. Ковыляешь дальше, прихрамывая на задеревеневшую после судороги ногу. Машинально отмечаешь еще кое-что: дверь в комнату с подом за время твоего отсутствия вернулась на место. Автоматика комплекса (отчего-то хочется называть это место именно “комплексом”), пусть и в автономном режиме, продолжает функционировать.

Подходишь к третьей консоли. Ее экран горит не уже привычным оранжевым – горит тревожащим красным. Совсем недавно ты не могла вспомнить даже свое же имя, но отчего-то цветовая схема технических обозначений местной аппаратуры при необходимости послушно проявляется в голове. Красный означает, что устройство фиксирует какую-то неисправность, либо функционирует в изоляции от сети в автономной режиме. Неуверенно подносишь палец к сенсорному замку – консоль мигает, и, секундой позже, дверь открывается. Створка послушно съезжает в сторону на мягких рессорах. Кромешный мрак тяжело рассеивает неохотно проникающий из офиса красный свет. Ты снова видишь собственную глубокую тень, а также длинный и уходящий далеко во тьму коридор. Темный металлик покрывает потолок, пол и стены – тот же самый материал, что облицовывал помещение с подом, куда более мрачный в сравнении со светлой “офисной” плиткой.

Багровый свет не в силах осветить длинный коридор до конца – ты можешь видеть лишь несколько дверей по левую сторону, и всего одну справа, двустворчатую. Налетевший сквозняк пробирает до дрожи, жадно облизывая твое мокрое тело. Где-то над головой, вдалеке, слышится приглушенный скрежет – словно две массы металла сталкиваются, сминая друг друга. Чувствуешь слабую вибрацию пола онемевшими пальцами.

Короткие обрывки воспоминаний вселяли в меня надежду. Это место, этот комплекс, было мне знакомо. Очнуться без памяти в знакомой обстановке было определённо лучше, чем при тех же условиях оказаться на совершенно чужой территории. Я не хотела загадывать наперёд, но если со временем я смогу всё вспомнить, то думаю, что и найти выход из этой жуткой ситуации мне будет проще.

Красный цветовой сигнал третьей консоли заставил меня немного понервничать. Если дверь неисправна, то я ничего не проверю. Но попробовать её открыть всё же стоило, потому что я же ничего не теряла кроме пары секунд, зато взамен бы получила знание, что этот путь точно закрыт. Вопреки моим ожиданиям дверь открылась. И то, что оказалось за ней, напугало меня. Я успела заверить себя, что точно знаю, что находится в следующей комнате – ещё один под, такой же, в котором очнулась я. Я может согласилась бы, что там могло быть нечто иное, но помещение всё равно должно было быть зеркально самому первому. Но я во всём оказалась не права. С одной стороны, это должно было разочаровать меня, но с другой – открывало новые перспективы. Расположение столов и стен-стёкол ввело меня в заблуждение. Я думала, что единственный выход отсюда – это вторая дверь, та, что по середине. Но что, если это какой-нибудь личный кабинет одного из начальников или просто архив, да неважно, что именно, главное, что это просто тупиковая комната.

Была ещё одна теория, которую я не хотела развивать. Коридор по оформлению всё же больше напоминал мою комнату. А темнота и неизвестность, скрывающаяся в ней, рождали безумные мрачные образы: бесконечный коридор с множеством дверей, по которому я буду идти, пока не упаду без сил, так и не найдя выход. Ещё и этот неприятный звук. Не страшный, но всё равно действующий на нервы. Кажется, что он доносится откуда-то сверху. Скорее всего комплекс многоэтажный. Интересно, на каком я этаже и сколько их всего? Меня осенила внезапная догадка, что скрежет чем-то напоминает створки лифта, которым что-то мешает плотно сомкнуться. Нет, возникли и более невероятные предположения, но я не стала на них останавливаться. Консоль горит красным из-за неисправности лифта. Где лифт, там и выход. Мне просто надо будет убрать то, что мешает работе механизма, и я выберусь отсюда! А если неисправность серьёзнее, то там наверняка есть запасной путь с лестницей.

План был простой и понятный, но далеко не идеальный. Я понимала это. Лифт мог быть где угодно, не обязательно в конце коридора. Путь к моей цели мог лежать через какие-нибудь ответвления, на что намекали нетипичные массивные двери справа. Возможно, я всё сильно усложняла и выход был всего в паре десятков шагов от меня. А если нет? А если я даже выберусь на другой этаж, но там будет также холодно и ничего больше? Я нагоняла на себя жути, но старалась не удариться вновь в неконтролируемую панику. Получалось плохо. Что, если дверь автоматически закроется за мной, но обратно не откроется? Нет, это уже было чересчур. Но только не в том случае, если я снова не ошибалась, и выход был вовсе не в этом коридоре.

Эти мысли не оставляли меня. Пару минут, нереально долгих минут назад я хотела выбраться отсюда как можно скорее. Теперь же я раздумывала над тем, что может быть мне стоит ненадолго задержаться здесь и ещё раз всё хорошенько обдумать. Я не боялась темноты, но мне казалось рациональным потратить время на поиски чего-то навроде фонаря, чтобы потом не бродить вслепую. Дверь за мной обязательно закроется – и нет, не насовсем – и тогда я окажусь совсем без света. Я могла бы поставить один из стульев, чтобы помешать ей закрыться. Это идея мне понравилась, но света бы всё равно не хватало. Ещё всё же мне хотелось найти что-нибудь из одежды, хотя бы обувь. Я не была уверена, что здесь есть хоть что-то полезное для меня. Но меня же рано или поздно должны были вытащить из пода! И, наверное, во что-то одеть. Эта мысль была слабой, не вписывающийся в общий антураж. Я не стала за неё цепляться, чтобы не разочароваться ещё больше. Но, видимо, совсем от неё избавиться не смогла, потому что решила начать свои поиски с локеров в моей комнате. Моя комната. Странно так её называть.

Выкатываешь одно из кресел на колесиках в открытый проход – новый порыв ледяного сквозняка врывается в “офис” из коридора, подхватывая и сбрасывая на пол раскиданные бумаги. Мурашки волнами распространяются вдоль позвоночника меж лопаток, руки подрагивают. Решительно ковыляешь через весь офис назад, обратно к помещению с подом – пытаешься отбросить в сторону истеричные мысли: что будет, если с этой стороны двери аналогичная консоль не пустит обратно?

Примерно на полпути вздрагиваешь, едва не подпрыгнув от оглушительного резкого треска. Оборачиваешься и видишь остатки стула – большая его часть исчезла за железной перегородкой двери, что сыграла роль гильотины, и только одна пластиковая ножка лежит на полу, беспомощно вращая единственным колесиком в воздухе.

Смутно осознаешь, что при нормальных обстоятельствах все должно быть не так: умный сенсор должен остановить ход двери при наличии любого препятствия, если только именно эта дверь специально не настроена иным образом. Либо же дело в красном индикаторе сбоя – возможно, из строя выведено что-то критически важное.

Возвращаешься в “свою” комнату. В сравнении теперь чувствуешь, что в помещении с подом значительно холоднее. Раствор успел почти полностью стечь по желобам в сливы, лишь кое-где еще виднеются небольшие темные лужи в окружении осколков стекла. Посмотрев на стекло и капсулу с неприязнью, направляешься к локерам.

Приближаешься к первому – перед тобой вертикальный серый металлический шкафчик, подобный тем, что часто устанавливают в раздевалках спортивных комплексов. Дергаешь за ручку дверцы – не поддается. Замечаешь на сером металлике логотип: белую печатную надпись “Арк” и символ того же цвета, отдаленно напоминающий уходящую в бесконечность спираль вложенных треугольников. Мысленно пробуешь название на вкус, но в памяти пустота.



Подходишь к консоли. Начинает казаться, что все в “комплексе” работает на этих клятых типовых консолях стандартного образца – шкафчики, двери, даже возле твоего пода красуется еще одна, на высоком тонком штативе. Дисплей показывает два пронумерованных вертикальных прямоугольника на оранжевом фоне, и закрытые замочки под ними.



Подносишь палец к первому замку, заранее растирая – все внутри замирает, ловишь себя на мысли, что даже не дышишь. Каждая консоль словно лотерея, результаты которой предсказать невозможно – вот только твоя жизнь буквально может зависеть от исхода этой бессмысленной лотереи.

Жмешь – ничего. Один, второй – “отказано в доступе”. Хочется лупить ободранным коленом по ящикам, хочется плакать. Тыкаешь на шестеренку настроек, и оказываешься не в силах сдержать рвущийся наружу нервный смешок.

“Введите код технического сотрудника.”

Наверное мне стало по-настоящему страшно именно в тот момент, когда дверь в коридор оглушительно громко закрылась, не смотря на препятствие в виде стула. Нет, мне и до этого было страшно, но то был другой страх. Например, животный страх смерти внутри пода, когда прекратилась подача кислорода. Ещё я боялась окоченеть насмерть до того, как найду выход. Боялась, что выхода просто может не быть, что я не смогу открыть двери. Но только сейчас я в полной мере ощутила всепоглощающий ужас.

Это всего лишь неисправная дверь. А за ней такой же неисправный коридор без света и с кучей дверей, за каждой из которой может быть как выход, так и что-то плохое. Почему плохое? Я не могла объяснить, откуда у меня такие мысли. Наверное, просто сказывались усталость, холод и страх. Но у меня возникла острая потребность узнать побольше об этом комплексе, чтобы развеять свои опасения.

Дверь в комнату с подом открылась. Приятно наблюдать, когда всё работает так, как надо. И всё равно теперь не избавиться от ощущения, что в любой момент всё может пойти не так. Но было бы глупо с таким трудом тащить ещё один стул и в этот дверной проём.

Оба шкафчика оказались запертыми, но я не впадала пока в отчаянье, ведь у меня ещё была консоль. А вот когда уже консоль затребовала от меня снова этот чёртов код технического сотрудника, то меня прорвало. Я начала лупить по ней кулаками, вымещая на бездушной панели все свои скопившиеся эмоции. Благо, сил у меня не хватало, чтобы разбить её, так что я продолжала наблюдать язвительную надпись про ввод кода.

Я закрыла глаза. Я видела себя как будто со стороны, усевшейся голой задницей на холодной пол и прижавшейся спиной к не менее холодной стене. Мне очень хотелось принять такую же позу, обхватить руками колени и пожалеть себя. Просто ненадолго сдаться. А потом кто-нибудь бы меня нашёл и спас. Но я знала, что никто меня не найдёт. По крайней мере достаточно быстро, чтобы я ещё была жива. А ещё я знала, что если сяду, то обратно подняться мне уже не хватит сил.

Нужно было продолжать поиски. Я пошла обратно. Казалось, что в этой комнате мне больше нечего делать. Арк. Я прогоняла название через память, но мне даже собственное имя не давало подсказок, что уж говорить о чём-то другом. Кстати, об имени. Локеры оказались не именными, и я пока не могла сказать, хорошо это или плохо. Может, если мне не удастся найти источник света, я хотя бы смогу получить другие ответы.

Арк.

Название фирмы? Корпорации? Комплекса?

Слово определенно кажется тебе смутно знакомым, но при попытке зацепиться за себя ускользает. Растворяется в той сосущей пустоте, в которую превратилась теперь твоя память. Или всегда была? Начинает беспокоить, насколько многого ты не помнишь. Есть ли у тебя вообще прошлое? Впрочем, мысли отвлекают от более реальных эмоций и беспокойства. Помогают на время забыть о холоде, боли, и ковылять вперед по обжигающему стопы металлу.

Обратно в светлое помещение с офисными столами. Бессмысленность собственных перемещений нервирует, почти физически чувствуешь, как вместе с кровью утекает драгоценное время. Отчего-то с каждой минутой уверенности в благополучном исходе этой истории остается все меньше, но пока ты все еще находишь моральные силы не сползти по холодной стенке на ледяной пол, продолжить движение – не так важно куда. Чувствуешь, что если остановишься, то конец.

Теперь холод пробирает уже настолько, что почти перестаешь его замечать.

Онемевшие, заметно посиневшие пальцы не слушаются. Пытаешься растирать друг от друга ладони, согревать собственным дыханием на ходу. Начинаешь осматривать столы один за другим – перебираешь разбросанные бумаги с печатным текстом, смазанный взгляд цепляется за отдельные символы. Многократно встречается уже знакомая тебе аббревиатура – тот самый “арк”, какие-то таблицы с цифро-буквенными обозначениями, перечнями цен и количеством штук. Чтобы понять в этой мешанине хоть что-то необходимо потратить непростительно много времени и вчитаться – тебя сейчас совершенно точно интересует другое.

Без особой надежды вдавливаешь кнопку питания системного блока, но обесточенный компьютер не отвечает. Выдвигаешь шуфлядки – пачка мятных леденцов, ручки и бумага, цветные карандаши. Раздраженно выдохнув, переходишь к следующему столу – тому самому, со спинки стула возле которого недавно стянула лабораторный халат. Со столешницы на тебя смотрит старомодная фотография рыжеволосой девушки в рамке – она облокачивается на красные металлические перила на фоне ярко-синего неба, приветливо и безмятежно улыбается в камеру.

Выдвигаешь ящики один за другим – сложно представить, сколько люди способны хранить на рабочем месте всевозможного хлама. Находишь туристический магнитик со странной башней, пустой блокнот в твердом переплете и запечатанную пачку простых канцелярских скрепок. Не то, все не то – чувствуя удушающий захват нарастающей паники, выдвигаешь последний ящик.

Замираешь.

Не смея поверить своему счастью, смотришь на обнаруженный внутри продолговатый предмет.



Портативная радиостанция. Рация. Вытянутый темный корпус с антенной, прорезиненная кнопка приема и несколько регуляторов – ничего излишне навороченного, дешево и сердито. Тем не менее, среди канцелярских принадлежностей и прочего мусора, она кажется тебе сокровищем, просто небывалой удачей.

Хватаешь радиостанцию и уже почти без интереса обследуешь крайний стол. Что и следовало доказать – ничего.

Вещи. Много вещей. Слишком много вещей. Но среди них нет ничего, что могло бы мне помочь. С каждым новым ящиком я всё сильней ощущала, насколько же дурацкой была это затея. И хуже всего то, что у меня не было других вариантов. Ну, кроме как идти голой и замерзшей в пугающую темноту неисправной части комплекса с вероятностью не вернуться обратно из-за заклинившей двери, если впереди окажется только тупик.

Пальцы онемели. Открывание ящиков превращалось в настоящее испытание. А что будет дальше? Даже если мне повезёт и я найду фонарик, смогу ли я его просто удерживать в руках? Надо заставлять себя двигаться, пока ещё могу. Я поймала себя на этой мысли, когда слишком долго разглядывала фотографию рыжеволосой девушки. Чем-то она притягивала моё внимание: скорее всего я надеялась, что узнаю её или место, где была сделана фотография. Что-нибудь, что поможет мне вспомнить хоть что-то. Я ведь даже могла знать этот чёртов код технического сотрудника, но просто забыть, как и вообще всё! Это казалось таким неправдоподобным, но нелепые надежды помогали держаться на плаву.

Одной из таких надежд стала необыкновенная находка – рация обыкновенная. Как только я её увидела, то сразу представила, что уже спасена или хотя бы нахожусь в одном шаге от спасения. Мне даже пришлось сжать до боли ладони в кулак, чтобы в своих фантазиях не взлететь слишком высоко. Падать будет очень больно. С чего я вообще взяла, что рация хотя бы просто работает, не говоря уже о том, что кто-то меня услышит?

Убегая от собственных мыслей, я нажала на кнопку передачи. Откуда-то я помнила, что надо подождать несколько секунд, прежде чем начать говорить. А вместе с тем и то, что от настройки частоты и волны напрямую зависит возможность связи.

— Приём! Приём. Это Ева. Мне нужна помощь, ответьте, пожалуйста.

Пожалуйста. Кто-нибудь.

Я отпустила кнопку и, кажется, даже перестала дышать в ожидании.

Шипение статики.

Нужно немного подождать, не начиная преждевременно панику – вряд ли кто-то ходит постоянно с рацией наготове. Но по мере того как утекали секунды, твоя и без того хрупкая уверенность испарялась. Рация на проверку оказалась настолько же бесполезным и безжизненным куском хлама, как и все остальное в этом чертовом месте.

Не сокровище, просто мертвая удручающая фальшивка.

Уже тянешься озябшими пальцами к переключателю частоты, когда из динамика доносится треск. Замираешь, сжимая что есть сил пластик корпуса.

– На связи Тринадцатый, – слышишь мужской голос, негромкий и хриплый. – На несколько минут отключился, кажется.. кто это, повторите. Меня кто-то слышит?

Когда из рации раздался голос, я не поверила. Это казалось невероятным. Такого просто не могло быть! Я очень хотела, чтобы мне ответили, но в глубине души совсем не ждала успеха.

— Ева. Меня зовут Ева, приём.

Я повторяла своё имя, как будто одно оно должно было объяснить всё происходящее. Но надо было сказать что-то ещё, иначе это всё превратилось бы в глупую игру про испорченный телефон.

— Тринадцатый, я тебя слышу.

Тринадцатый – это же не имя. Позывной? Что-то меня смущало, но разбираться было некогда. Он наверняка был сотрудником комплекса, а значит, вполне мог знать и чёртовы коды доступа, и как вообще мне отсюда выбраться.

— Я в… Я не знаю, где я. Похоже на лабораторию? Тут такая комната в офисном стиле, откуда можно через стекло наблюдать за…

Чёрт, как же мало у меня информации! А ещё мне хотелось оставить в тайне, что здесь наблюдали за мной. Не знаю почему, ведь я уже назвала своё имя, которое могло полностью выдать меня. Наверное, если Тринадцатый прямо спросит об этом, то я не стану врать, но самой акцентировать на этом внимание не стала.

— … за подами, наполненными водой и… Кажется, я потеряла память. В смысле не кажется, а так и есть. Я очнулась тут, но ничего не помню. Здесь никого нет. И похоже произошёл какой-то сбой. А ещё тут очень-очень холодно. Я не могу выбраться, так как двери заблокированы кодом, и я не знаю, куда мне идти.

Я всё говорила и говорила. Но мне нужно было как можно скорее дать понять, в каком я положении.

— Помогите мне, пожалуйста, приём.

Одна из отличительных особенностей радиосвязи заключается в невозможности говорить и слушать одновременно. Только однопоточный обмен информацией – зажимая кнопку на боку говоришь, отжимая ждешь ответа и слушаешь.

Несколько секунд тянется гнетущая тишина. Можно подумать, что связь оборвалась, или и того хуже – что невидимый собеседник оказался лишь игрой твоего воспаленного измученного сознания.

– Без паники, – успокаивающий, немного хриплый голос незнакомца возвращается после краткосрочной заминки. – Спокойно, Ева. Постарайся дышать глубоко и размеренно, а я постараюсь тебе помочь. И…

Собеседник заминается на миг, сомневаясь.

– Говори шепотом, веди себя тише. Если услышишь что-либо подозрительное – сразу выключай рацию. Эти… существа… насколько я могу судить, на звук они реагируют в первую очередь. Не хотел пугать тебя еще больше, но если ты увидишь одно из них – то сразу поймешь о чем я. Если будет возможность, постарайся отгородиться чем-нибудь, желательно дверью. Если нет – замри на месте, не двигайся, не дыши. Они куда быстрее, чем кажутся.

Он помолчал.

– Сперва мне нужно задать тебе ряд вопросов. Что у тебя с собой из экипировки? Имеется что-то, что можно использовать как оружие? Ты можешь выйти на центральный коридор уровня и зачитать обозначение на стене?

– … ты ранена?

Без паники. Голос собеседника действительно меня успокаивал. Не только своим невозмутимым спокойствием, но даже просто наличием. Мне в самом деле кто-то отвечает и обещает помочь.

Постарается помочь. В словах Тринадцатого то и дело проскальзывало что-то такое, как будто немного отравляющее ощущение скорого моего спасения. Он, кажется, сказал, что отключился на несколько минут?

Тринадцатый продолжил говорить, но следующие его слова теперь уже вселяли в меня не надежду, а страх. Я не понимала, что он мне говорит и зачем. Существа? Не двигаться и не дышать? Он это серьёзно? Или всё же неплохо так приложился головой? Мне проще было поверить в то, что весь наш разговор – это плод моего воображения, чем принять странную действительность.

— У меня ничего нет кроме рации. Ни оружия, ни какой-либо экипировки.

Ни одежды. Я отвечала на заданные вопросы скорее по инерции. В голове всё ещё не укладывалось, что холод и кровотечение, а также неисправные и вполне исправные, но заблокированные кодом двери комплекса, теперь не единственные мои проблемы. Я развернулась лицом к коридору, ведущему в темноту. Треск, с которым слетевшая с катушек дверь переломила несчастный стул, казался мне оглушительным. Значит, я уже навлекла на себя новую беду?

— Но здесь есть какие-то ящики. Они закрыты – нужен код технического сотрудника или что-то другое.

Я всё ещё не верила словам Тринадцатого, но сама не заметила, как перешла на шёпот.

— Дверь на выход тоже требует кода. Или не на выход. Я не знаю, где центральный коридор. Здесь есть один коридор, но та часть похоже совсем отключена от системы. Там нет света, и я не уверена, что смогу вернуться обратно, если выйду. И да, я серьёзно ранена – напоролась на осколок стекла. Но думаю, что замёрзну раньше, чем истеку кровью.

Наверное, при всех печальных вводных самым лучшим вариантом для меня было просто переждать всё тут, дождаться спасения извне. Но Тринадцатый должен был понять, что оставаться на месте я не могу.

— Ты же знаешь коды доступа, да?

После паузы из динамика донесся невеселый смешок.

– Чертовски оптимистично. Я пока не могу сказать точно, где ты находишься. Судя по “лабораториям”, где-то на нижних ярусах. Центральный лифт обесточен, шахта выведена из строя – тебе нужно двигаться вверх по лестнице, искать любые обозначения. И надеяться, что ты не слишком глубоко – комплекс уходит на два десятка уровней вниз.

Собеседник задумался.

– Тебе нужна ключ-карта, здесь все работает на сраных ключ-картах. Цвет обозначает уровни доступа, ищи оранжевую или фиолетовую – не ошибешься. Если попадется тело в халате – пошарь по карманам, все обычно таскают эти штуки с собой. Что касается кодов…

И снова небольшая заминка.

– Ааа, ссука, – слышишь шорох, шипение и сдавленный стон. – Обезбол отпускает. Ящики, говоришь? На разных ярусах комплекса разные протоколы, у техников огромные таблицы с этими шифрами, я не знаю коды к лабораториям. Но если там локеры стандартного образца… Попробуй 6912. На прошлой неделе у нас слетел один такой в раздевалке, вызывали специалиста. Жмешь на шестеренку в углу, вводишь, выбираешь “открыть”.

Хмыкает, снова слышишь смешок.

– Безопасность на высшем уровне.

Упоминание лифта одновременно как приободрило меня, так и расстроило. У меня уже была догадка, что раздающийся из глубины скрежет напоминал створки лифта, которым что-то мешает сомкнуться. Должно быть, это и есть тот самый центральный лифт. А это значит, что путь на выход лежит через тёмный коридор, в котором, возможно, бродят некие существа. Я всё ещё не могла понять, что это за существа, откуда они взялись и главное, что им надо. А ещё – насколько они действительно опасны. Это всё звучало довольно-таки странно и никак не укладывалось в голове. Я не могла не думать об этом, но при этом до сих пор не воспринимала “существ” всерьёз, чтобы напрямую спросить о них Тринадцатого. Но, по крайней мере, выход находился за дверью, которую я могла открыть. Разве что тут не было ещё какого-нибудь выхода. Если есть центральный лифт, то должен быть как минимум ещё другой, не центральный? Это выглядело логичным, но думаю, что Тринадцатый упомянул бы другие возможности, будь они доступны. Могла ли я ему доверять? Похоже, что пока иного выбора у меня и не было.

— Да, тут есть локеры. Я попробую. Спасибо.

Не знаю, дрожал мой голос от холода или же от страха, когда я отвечала. Тринадцатый так буднично сказал про тело в халате, что вновь вызвал у меня не очень приятные ощущения. Даже его чувство юмора не спасало ситуацию.

— Слушай, ты в порядке? Мне потребуется немного времени, чтобы проверить локеры. Может, пока расскажешь, что тут вообще произошло? Я не понимаю, не помню, почему я тут одна. Где все? Где ты?

У меня была ещё куча вопросов, но я решила не вываливать их все разом. Я снова отправилась обратно в мою комнату к локерам. Ещё одна попытка. Я старалась не думать, получится ли у меня что-то на этот раз или нет.

Пусть ненадолго, но разговор отвлекает тебя от боли и холода. Вздрагиваешь, бросив случайный взгляд на низ живота – импровизированная повязка насквозь пропитана кровью, бедра сплошь в жутковатых красно-бурых подтеках. Выглядит наверняка хуже, чем есть на самом деле – но крови там много. Твоей собственной крови.

– Лучше всех, – слушаешь Тринадцатого, ковыляя обратно к поду. – Одна из тварей достала меня – пули их берут, но далеко не так хорошо, как мне того бы хотелось. Оно.. прикончило Фишера.

Он замолкает, и на этот раз пауза длится сильно дольше обычного. Ты уже почти решаешь потянуться к кнопке приема, но Тринадцатый продолжает.

– Где-то на шестом или седьмом уровне, что ли. Не помню, не могу сказать точно. Мы спустились проверить аварийный сигнал – я и Фишер. Весь ярус уже тогда был в хламину – повсюду кровь, трупы, красные лампы. Сразу вызвали подкрепление, но раньше подкрепления появились они, – он вздыхает. – Был понедельник, обычная смена. С тех пор прошло… Понятия не имею. Все как в тумане, отключался пару раз точно. Часов восемь-десять? Сутки? Не знаю, черт. Сушит. Слушал эфир – в первые часы там было не протолкнуться. Что-то случилось на нижних ярусах, подали красный код, объявили эвакуацию. Насколько я понял, с эвакуацией не сложилось.

Смешок переходит в сухой болезненный кашель.

– Ты вообще ничего не помнишь? – теперь в голосе сквозит сдержанная обеспокоенность. – Странно.

Если не сказать подозрительно.

– И это внутренний канал службы безопасности. Откуда у тебя вообще рация?

Ты вводишь заветные четыре цифры на сенсорной клавиатуре консоли около локеров. Экран радостно мигает зеленым – код принят. Жмешь “открыть” – и дверцы шкафчиков синхронно распахиваются с нервирующе громким металлическим лязгом.

— У меня получилось. Код сработал.

Вместо ответов делюсь своей радостью с Тринадцатым. Но мне всё равно не передать ему то, какое облегчение я испытала. В шкафчиках оказалось почти всё, что мне только и нужно было! Твари, аварийный сигнал, неудавшаяся эвакуация и этажи, заваленные трупами, всё это сейчас в моменте не имело никакого значения. Какая разница, что ждало меня впереди, если я могла просто не дойти до туда?

— Тут есть аптечка. Подожди, я перебинтую себе рану.

Торопливо разворачиваю лоскуты халата с бедра. Не смотря на холод, ткань полностью пропиталась кровью. Кажется, мне очень сильно повезло, что я вообще ещё на ногах. Щедро промываю дезинфицирующей жидкостью рану, не жалея: вряд ли в ближайшее время у меня снова будет возможность ею заняться. Хорошо было бы её ещё зашить, но я надеялась, что комбинезон сядет достаточно плотно, чтобы создать похожий эффект. Плюс, конечно же, бинт.

— А ещё тут какие-то таблетки и ампулы с синей и зеленой жидкостью. Не знаешь, для чего они? Я почти всё.

Одеревеневшими от холода пальцами было сложно что-либо делать. Но каждое движение приближало меня к моей маленькой цели – выжить здесь и сейчас – и поэтому я не сдавалась. Пока натягивала на себя бельё, вернулась к мыслям, для кого были предназначены эти вещи. Правда для меня? Для любого, кто оказался бы внутри пода? Или всё же это просто чья-то запасная форма одного из сотрудников комплекса, по какой-то причине размещённая именно здесь? Возможно, мне стоило рассказать Тринадцатому больше информации о себе, и тогда уже он бы смог добавить что-то ещё.

— Ты ещё тут? Слушай, я действительно ничего не помню. Не только события последнего дня, но вообще всё. Так что я не знаю, почему я оказалась здесь, на нижних этажах. И почему не эвакуировалась с остальными.

Нет, здесь как раз мне было всё понятно: в панике все покидали комплекс, так что вряд ли бы кто-то стал заморачиваться и вытаскивать меня из пода в такой момент.

— У меня нет воспоминаний, даже никаких ассоциаций не появляется. Имя – это единственное, что я вспомнила. Мне остаётся только надеяться, что это временно. Без твоей помощи я бы вскоре была уже мертва. Так что, ещё раз спасибо.

Ступни нырнули в берцы. Требовалось время, чтобы немного согреться, но я уже чувствовала себя гораздо лучше. Последним штрихом стала укладка запутанных волос в некое подобие косы на скорую руку: как это всё потом распутывать меня совсем не волновало.

— Рацию я нашла в одном из ящиков стола. На ней уже была выставлена эта частота, я не знала, что это канал службы безопасности. Как и не знала, что мне кто-то ответит. Думаю, ты уже понял, что я ничего не знаю или не помню про то, что здесь случилось… Ты сказал, что вы вызвали подкрепление. Нас же отсюда вытащат, да?

Мне показалось, что я говорила целую вечность. И я вдруг поняла, что мне очень страшно не услышать в ответ Тринадцатого. Чем больше мы разговаривали друг с другом, тем сильнее я рассчитывала на его помощь. Осознание, в каком кошмарном положении я застряла, постепенно нагоняло меня. Здесь случилось что-то ужасное. Похоже, почти весь персонал перебит непонятными тварями, и даже служба безопасности не справилась с ситуацией. Наверное, пока я это только представляла, а не видела своими глазами, какая-то часть мозга просто блокировала мои эмоции, защищая меня от шока.

В ожидании ответа я ещё раз осмотрела комнату. Теперь меня больше тут ничего не держало. Но, возможно, мне есть что ещё отсюда забрать. Тринадцатый говорил об оружии. Я не была уверена, что какой-нибудь осколок стекла мог сойти за него, но, наверное, лучше хоть что-то, чем ничего.

– Наших вызвали, из комнаты охраны, по внутренней связи, – хрипло поясняет Тринадцатый. – Судя по всему, дела у них пошли не сильно лучше, чем у меня. По протоколу на эвакуацию должно отводиться до получаса, после – полная изоляция комплекса от внешнего мира по красному коду. Кто-то наверняка отправил сигнал помощи выше по оперативной цепочке – в конце концов, вряд ли “Арк” просто забудет про свою дорогущую исследовательскую лабораторию. Только…

Он обрывается на полуслове и замолкает.

– Уверен, они пришлют кого-нибудь, но это тоже будут люди из корпорации. Неясно, насколько сильно они захотят замять все случившееся. Вот как чувствовал, блять, что не стоит соглашаться на эту работу. Отличные деньги, но нигде и никогда еще не видел такого количества проверок и NDA.

Промытый дезинфектором порез действительно выглядит не так страшно. Четко видишь очищенные края вспоротой стеклом плоти, видишь выходящую толчками изнутри кровь, видишь бледную натянутую кожу плоского живота. Чувствуешь, как начинает тошнить, как голова идет кругом. Все-таки страшно.

Прижимаешь к ране квадрат пропитанной дезинфектором ваты, перематываешь бинтом – надежно и туго, вокруг корпуса, в несколько оборотов. Натягиваешь костюм, некоторое время возишься с молнией на спине – справляться в одиночку проблематично. Эластичная ткань плотно прилегает к телу – сперва ощущается холодной и липкой, неприятно облегающей практически все, однако быстро накапливает тепло, нагреваясь. Странно думать, что внутри тебя еще осталось тепло – облизываешь потрескавшиеся белые губы, стискиваешь зубы, чтобы меньше стучали. Натягиваешь на побелевшие окоченевшие лодыжки носки, а после – облегченные военные берцы.

– Стандартный набор, – голос мужчины доносится из динамика рации, которая теперь стоит на полу у основания локера. – Милитари-образец, точно такие были у нас на… Впрочем, не важно. Наверняка купили списанную партию где-то на черном рынке. Сперва ставишь синее – не прямо в рану, где-нибудь рядом. Анальгетик, станет полегче. Дрянь сильная, не больше одной. Потом зеленое, в то же место – мы называли их “стим”, ускоряет регенерацию тканей. Без синего больно – все тело на сковородке.

Высматриваешь подходящий осколок и замечаешь – крутится в завихрении стекающего раствора у самой сточной решетки. Прямой и ровный, размером почти с кинжал или боевой нож, еще и с характерным утолщением в районе импровизированной “рукояти”. Идеальный практически. Идешь к нему, размышляя о том, что ради инъекций придется стягивать наполовину костюм, надетый с таким трудом. Тянешься к осколку – и вдруг, почти выскользнув из твоих пальцев, он уплывает дальше и проваливается сквозь прутья решетки в недра канализации.

Наверное, со стороны моя попытка выглядела довольно нелепо, когда я прижалась к полу, вслед за осколком, и попыталась достать его непослушными пальцами через прутья решётки. Я понимала, что у меня нет никаких шансов, но обида была такая сильная, что я пошла у неё на поводу.

— Получается, что ты тоже застрял здесь, как и я?

Я поднялась с пола, забрала аптечку и вышла из комнаты, больше не оглядываясь. Кроме обиды я ещё ощущала злость. Злость на комнату, на то, что произошло со мной в ней: кошмарное пробуждение, порез, холод, дурацкий осколок. Из-за этого я чувствовала себя глупо. Как можно всерьёз злиться на что-то неодушевлённое? В конце концов, под сохранил мне жизнь, а в локерах оказалась спасительная одежда и аптечка. Может, я просто не хотела думать о том, что ждёт меня впереди?

— Я попробую поискать что-нибудь, что сойдёт за оружие, прежде чем уйти.

Я хотела попросить Тринадцатого не молчать, пока продолжаю поиски, но решила, что лучше задать как можно больше конкретных вопросов сейчас, пока ещё есть возможность. Мне не нравились мысли, что как только я выйду отсюда, то стану мишенью для непонятных тварей.

— Ты сказал, что мне надо идти к лестнице. Сможешь сориентировать так, куда мне? Я пойду в коридор, про который говорила тебе, но он без света. Всё, что удалось мне разглядеть, так это ряд похожих дверей по левую руку и какие-то одни двустворчатые двери по правую. Где может находиться лестница, дальше прямо?

Я положила аптечку на стол. Мне не хотелось раздеваться, чтобы сделать инъекции. Я всё ещё не отошла от холода и чувствовала некоторую слабость, но надеялась, что смогу обойтись без уколов. Тринадцатый говорил, что в комплексе около двадцати подземных этажей. Если предположить самое худшее, что я на последнем уровне, будет ли у меня ещё возможность в такой спокойной обстановке позаботиться о себе?

— Думаешь, Арку всё равно на наши жизни?

Я отжала кнопку рации и начала ходить по комнате. Я старалась активно, немного излишне двигаться, чтобы побыстрее согреться и понять, протяну ли без лекарств. А ещё не отчаивалась найти фонарик. И оружие: может, что-то достаточное увесистое, как дубинка. В идеале найти ещё чью-нибудь сумку или рюкзак – хотелось забрать с собой аптечку, но не таскать её в руках. Подошёл бы даже какой-нибудь длинный кусок ткани по типу скатерти, чтобы сделать импровизированную перевязь.

– Я не знаю, где ты находишься, – честно отвечает Тринадцатый. – Эта штука просто огромная, но в основном все сконцентрировано вокруг центрального коридора. Он есть на каждом уровне, широкий, с цифрами на стенах и разноцветными полосами-дорогами – если идти по нему, то рано или поздно доберешься либо до одной из лестниц, либо до лифта.

На твой первый вопрос собеседник не отвечает, возможно посчитав риторическим. Осматриваешь стеклянные кейсы с прозрачными колбами – проходишь мимо ровных рядов склянок с разноцветными жидкостями, которые подписаны только малопонятными обозначениями из цифр и букв. Некоторые шкафы оказываются закрыты, другие пустуют. И самое главное – нигде не оказывается ничего, что могло бы тебе пригодиться, или, тем более, хотя бы отдаленно могло сойти за оружие.

– Думаю, “Арк” интересует в первую очередь его собственность, как физическая, так и интеллектуальная, и, во вторую, его репутация, – из динамика доносится знакомый смешок. – Мы с тобой находимся где-то ближе к концу списка приоритетов в последней сотне, далеко за чертой допустимого сопутствующего ущерба. Более того…

Тринадцатый замолкает, задумавшись.

– С самого начала было странное ощущение от этого предложения. Платят слишком хорошо за “непыльную работенку”, слишком мало информации и слишком много условий. Мы в “эс-бе” шептались между собой, слухи мутные ходили про движуху в лабораториях. И твари эти, – он хмыкает. – Тоже не из воздуха появились. Готов спорить, “Арк” не захочет, чтобы кто-то узнал о случившемся, тем более федералы. Так что нас с тобой ждет либо щедрая компенсация, либо.. альтернативный вариант. И если все-таки предложат компенсацию, рекомендую хватать обеими руками – не думая.

— Вот как.

Я не смогла ответить Тринадцатому что-то более определённое. Я неизбежно подходила вплотную к тому, к чему не хотела возвращаться – к переходу через тёмный коридор, скорее всего кишащий неизвестными тварями. И хотя у меня за спиной оставалась ещё целая неизведанная комната – а может и не одна – здесь мне больше нечего было делать. Разве что остаться и просто надеяться, что кто-то из Арк придёт и спасёт меня. Тринадцатый мог ошибаться, но если всё действительно было так, как он говорит, то думаю, что Арк уже прислал бы кого-то на помощь. Если бы ему были важны люди.

По крайней мере, я уходила отсюда не голой, дрожащей от холода, и ничего не знающей. Так я пыталась себя приободрить. У меня не было оружия и света, но была одежда и ботинки, а также работающая рация и тот, кто мог меня через неё поддержать.

— Я пойду. Не знаю, что меня там ждёт. Не хочу пока отключать рацию, но ты сам говорил, что они реагируют на звук.

Произнести вслух «твари» оказалось сложно. Будто от этого они тут же станут более реальными.

— Так что давай я первая выйду на связь, когда что-нибудь найду. Хорошо?

Прежде, чем решиться на последний шаг, я всё-таки распотрошила аптечку. Взяла с собой таблетки и пару шприцов с ампулами: всё, что могло поместиться в карманы и несильно мне помешать. Рацию оставила в руке, потому что боялась случайно её потерять. Мне не хотелось открывать дверь. Я представляла, что за ней вместо пустоты твари. Тринадцатый ещё сказал, что они появились не просто так. Я не стала тогда его переспрашивать, но наверняка их либо создали тут, либо привезли откуда-то и ставили потом здесь же эксперименты на них. Мне казалось, что суть не важна. Потому что главное было то, что если комплекс делился на этажи по предназначению, вырвались твари именно с нижних этажей. Оттуда, где сейчас находилась я. Но даже это мне ничего не давало. Стремились ли они наверх, на свободу? Распределились равномерно по всему свободному пространству? Остались ли ещё запертые в клетках твари, которых я ненароком могла бы выпустить? Не знаю, почему именно в клетках. Их могли держать в подах, как и меня. От этой мысли меня неприятно передёрнуло, и я перешла от пустых размышлений к действиям.

У меня был чёткий план. Тринадцатый сказал, что двери могут помочь остановить тварей. Я очень на это надеялась, так как пока это было единственное, на что я могла рассчитывать. Сначала я активировала консоль, чтобы открыть дверь, ведущую в комнату с подом. И только потом вернулась к двери, ведущей в коридор. У меня было в запасе ещё несколько секунд, чтобы убежать в комнату с подом, если в коридоре окажется тварь. На самом деле, это был ужасный план. Потому что если всё обернётся именно так, то я окажусь взаперти.

Но всё же я выстраивала план дальше, ставя на лучший исход. В первую очередь следовало убедиться, что я смогу открыть дверь из коридора обратно. Конечно, возвращение было всего лишь запасный планом, но он должен был быть. Потому что если отступление будет отрезано, мне придётся искать другие двери. И что-то мне подсказывало, что большинство из них я не захочу открывать.