[RAS] Эксперимент 23/25 | ходы игроков | ["A New Career in a New Town"]

Каждому

Мимолетное ощущение удушья, продлившееся, кажется, целую вечность. Удушья абсолютного – пустота в груди, сдавливающая ребра так, что не сделать и вздоха, тяжесть, будто закупоренный нос и очень явственное ощущение того, что зубы склеены промышленным суперклеем. Но оно проходит, и ты начинаешь жадно втягивать воздух, пытаясь насытить кислородом клетки мозга. Инстинкты кричат, что это ошибка, создавая еще один приступ паники, и несколько мгновений спустя мозгу удается обработать информацию от нервных рецепторов носа, а затем носоглотки и легких. Воздух холодный, и в нем чувствуется странный химический привкус. Приторный, неестественный запах, который сложно игнорировать.

Холодно. Дискомфорт кожи состоит из нескольких, пока перемешанных ощущений, но главное из них сейчас – холод. Исходящий отовсюду, но в первую очередь – от металла, на котором лежишь. Тонкая ткань, прилегающая к телу, почти не защищает. Но она хотя бы есть. Откуда-то приходит понимание, обрывок впитавшегося подсознательного знания, что могло быть хуже. Правда оно тоже перемешанное, что-то в нем как часть жизни, которую ты вел, что-то – как отражение ситуации, в которой оказался. Металл, кстати, чуть заметно вибрирует, как будто где-то далеко-далеко проходит поезд. Затем замирает. Затем начинает вибрировать опять. Промежутки пока сложно понять, время плывет и размывается.

Что-то сдавливает левую руку слегка. Тоже холодное. Глаза разлепляются с трудом, и мир кто-то уронил на бок. Хотя понять сложно. Серое сбоку, спереди, серое сверху. Свет режет глаза. Несколько красных куч, которые со стонами ворочаются. На руке – браслет.

Поворот головы отзывается болью, тоже непростой. Болит подо лбом, болит затылок, болит и чешется шея. Но, по меньшей мере, позволяет разглядеть, что вокруг. Комната десять на десять, с потолком в четыре метра. Стандартные размеры. Почему и для чего стандартные – не понятно, но стандартные. Все остальное – не очень. Безукоризненно ровный пол покрывает тонкая, с мелкими ячейками металлическая сетка. Под ней – стальные же, холодные листы. Стены из метровых квадратных блоков, тоже стандартных. Зачем-то ободранных до камня, а затем отполированных – не до блеска, но так, чтобы смотреть на них было неприятно.

Мотор внутри головы набирает ход, ассоциативные связи начинают выстраиваться в что-то, похожее на связные мысли. Неприятно смотреть почему? Из-за света. Свет откуда? С потолка. Длинные светящиеся трубки, погруженные в выемки в потолке. Лампы дневного света, но только по названию. Свет не солнца, свет какого-то медицинского места, ровный, не колеблющийся. Свет морга. Холодный, режущий глаз свет. Не дает места теням, не оставляет темных углов. Отполированные стены его почти не поглощают. Он будто бы поднимает резкость и контрастность того, на чем удается сфокусироваться глазам. Можно пересчитать каждую ячейку сетки, различить чуть заметные швы сварки на листах стали под ней, безошибочно проследить взглядом грани плотно прилегающих друг к другу панелей… но ничто из этого не кажется полезным, просто давит на и без того измученные глаза. В голову приходит, что этот свет намеренно лишен тепла, чтобы исключить даже мысль о комфорте.

Еще один поворот головы, столь же болезненный, как первый. Одна из стен – не такая как остальные. Вместо блоков полированного бетона – холодный, черный, немного зеркалящий пластик, разделенный более плотными матовыми линиями. Один из блоков этой стены под потолком – мелкая решетка. Спасибо резкому свету, иначе бы не разглядеть. Гудит за ним что-то еле слышно. И, кажется, шевелится.

NI-9170

Часть того, что пытается склеиться обратно в твое "я" говорит, что невозможно это. Не могли с конкретно тобой так поступить. За произошедшим должная стоять какая-то третья сила. Ей ехидно задает вопрос другая часть тебя, и хотя детали пока не ясны, суть понятна – ни одна корпорация святой не является, и твоя не исключение. Если очень нужно будет, то хоть 160 часов в неделю работай без перерывов на обед, кинут в холодную клетку в синтетической тряпке. Или пулю в голову пустят, и никто не узнает. Возможно, это из-за истории с Азуми Сайто, там что-то должно быть, что даст контекст событиям, но…

Мелко озеро
Память на дне сияет
Не дотянуться

Глаз выхватывает несколько знакомых слов технической надписи на одной из линий, что черные экраны разделяют. Она – на английском. А ты думаешь на японском. И это – экраны.

VI-1101

Первая мысль – подняться на ноги. Любой ценой. Потому что знаешь, как газы тяжелее воздуха бывают. И что случается, когда про это забывают. Или этим пренебрегают. Перед мысленным взглядом проносится бетонная ячейка, на дне которой лежат три маленьких тела. Скрючились. Руки у горла застыли. Сзади кто-то кричит, но ты все равно прыгаешь вниз, невзирая на высоту. Откуда-то уверенность, что не пострадаешь. Потом – выволочка за пренебрежение правилами безопасности. По другим правилам, неписанным, тебе даже оправдываться нельзя. Ни в процессе, ни потом. Как и остальным, впрочем, но тебе – особенно. Твое место, хоть и заслуженное, все еще является одолжением. И стеклянный потолок для тебя из того стекла, которым небоскребы защищают от суперштормов.

Потому что ты не совсем человек. Орк. Женщина-орк. Могло быть хуже. Но все равно – не повезло.

Здесь, правда, все не так плохо, как на родине. Когда увольнительная выдается в город, можно оторваться – главное, чтобы потом не настучали. Или в процессе более буквально. Но в корпорации, определение "дома" от которой будто магическим полем отталкивает, все строго.

Надо подниматься. Что бы тут ни случилось, если все по пизде пойдет, тебя виноватой сделают.

AX-1369

Запах не напоминает ни одну из смесей, широко используемых для полной анестезии. Ты читал доклады о паре-тройке препаратов, которые еще не вышли на рынок, знаешь еще о нескольких готовящихся в недрах конкурирующих корпораций, но все эти данные скудные, и "чем оно пахнет" сказать по размывающимся перед мысленным взором схемам химических формул ты не можешь. Да и что им тут делать? Если это "тут" – еще корпорация. Окружающие, похоже, особой ценности не представляют. Знаешь в лицо как в своем департаменте, так и в других. Поддерживать сеть контактов и знать людей в лицо – первая заповедь карьерного роста. И знакомых тут нет. Зато вот тебя – тебя могли "эсктрадировать". Но с процессом ты в общих чертах знаком, и он не заканчивается в серой холодной комнате с неизвестными, головной болью и большой черной дырой вместо долговременной и кратковременной памяти.

Однако тело функционирует без каких-то очевидных критических сбоев, вроде попыток выкашлять то ли легкие, то ли содержимое желудка. Разум работает, пусть и не идеально. Моторные навыки, если не считать уже начинающегося озноба из-за низкой температуры, в вроде в порядке. Но это надо проверять - мозг любит шутки шутить, убеждая себя, что все в порядке, даже если все совсем не в порядке. Если оставить последнее в сторону, то с хорошими шансами вернется и память – удалить исключительно ее, или даже ее элементы, не затронув прочий функционал мозга, задача не из легких, если подходить исключительно с технической стороны. Возможно, кратковременное магическое воздействие? Было недавно несколько статей на эту тему в Ланцете", с рассуждениями относительно того, насколько этичны стирание и модификация памяти, и как это вообще взаимодействует с понятием личности.

Мысль о температуре, кстати, заставила половину мира мигнуть и пойти тонкими зелеными полосами загрузочного кода. Один глаз – кибернетический. Нестандартная практика, обычно ставят пару. Отдельный глаз сложнее настроить, чтобы работал в паре с органическим. Где-то сверху значок – сегмент круга примерно в четверть, разделенный горизонтальными концентрическими разрезами. Перечеркнутый дважды. Один раз – просто, другой раз – чем-то напоминающим гаечный ключ. Нет связи, нет подключения к… чему-то?

Но устройство автономное, должно слушаться мысленных команд. Хотя "мысленная команда", конечно, очень сильное упрощение.

Вопросы "как" и "почему" постепенно отступают в потоке мыслей на второй план. Важно – понять, что происходит. И не дать окружающим помереть просто так. Откуда-то знаешь, что не простишь себя. Затем выяснить, кто за этим стоит. И наказать.

QQ-6969

Опираешься на руку, пытаясь тело приподнять. Блестит она хромированной сталью. Другая тоже. И это почему-то успокаивает. Гнездо вот на месте для чего-то. Мерцает знакомым красноватым светом внутри. Для чего именно – не помнишь, но знаешь - полезная штука. Перед глазами бегут строки загрузочного кода, затем на мир вокруг будто бы натягивается сетка. Значит, что-то с мозгами, что плохо видно было поначалу. Картинка автоматически калибруется, понижая яркость и резкость, и в голове сразу чуток проясняется. Сильно лучше не становится, но, по меньшей мере, мысли в последовательность хоть какую-то укладываются. Глаза бегают от одного присутствующего к другому, и их окутывает золотистое, с уклоном в красный цвет чуть пикселизированное сияние, движущееся вместе с ними. Сверху мигает красным иконка подключения с беспроводным сетям.

Мысль возвращается к рукам. Они – твои. И это почему-то хорошо. Почему? Потому что есть люди (и не очень), которые за такие руки могут убить. И не только за руки. Откуда-то знаешь, что есть типы, что живых на запчасти разбирают, органические, механические – не важно. И вот вас не разобрали. Самые добрые вставляют протезы базовые. Был ты киберсамурай крутой, а стал инвалид простой. Но таких немного, большинство просто порежет на куски, а то, что даже гулям сбыть не смогут, в залив выкинут или сожгут.

И опять о руках. Они меньше, чем у остальных. Но не то чтобы совсем уж сильно. А вот ноги – короче. Непропорционально телу, рукам, голове. Но не как у карликов, которых дварфами называли или полу-людьми до того, как подобные тебе появились. Вряд ли бегать на них удобно. А вот стоять – вполне себе. Ниже центр тяжести, в смешанном футболе, где играют все, кроме троллей (у тех, вроде как, своя лига), дварфами совсем не брезгуют. Но это так, информация к сведению. Не футболистка ты, очевидно. Чем-то другим занималась. До того, как в корпорацию подалась.

Зачем? Почему? Непонятно. Помнишь, что пришлось учить японский, так как с чипами языковыми не пропускали. И как к ситуации сложившейся это привело, тоже не знаешь. Вряд ли проваленный экзамен.

Мгновение уходит за мгновением. Как песок сквозь пальцы.

Разум мой лениво шевелиться в полутьме. Ищет в чертогах памяти слова и образы. Не находит. Прошлое темно и туманно, и игривый праздный ум уже сам собою обращает обрывки слов и мыслей в незамысловатое стихотворение. Что если умираю я? Разве не будет уместным тогда стихотворение?..

Нет. Я жив. Все то слабость. Я не знаю кто я, но я знаю, что не должно мне быть слабым. Меня возмущает это, злит. Волею и злобой силюсь я разогнать туман в своей голове.

Я знаю, что меня не должно быть в этом месте. И знаю, что присутствие мое здесь — позор. Не знаю почему. Но знаю, что другие не должны были этого допустить.

Я помню еще, что в жизни моей была Корпорация. Я чтил и любил ее. Я помню, что в жизни моей была Азуми Сайто. Я… Ничего не помню об Азуми Сайто. Только имя ее.

Что же еще? Ничего?.. Больше ничего не выходит пока разглядеть в темных чертогах моего разума. Ветер шумит и гуляет в них.

Но ведь я не один. Я вижу другие темные фигуры вокруг. Некоторые замерли, некоторые шевелятся вяло. Мы, кажется, едины сейчас в одной напасти.

Я пытаюсь подняться со своего ложа. И обратиться к фигурам вокруг:

— Кто здесь?..

Голос мой звучит неожиданно глухо и тихо. Я вдыхаю, собираюсь с силами и повторяю:

— Кто здесь?

Инстинкты срабатывают раньше чем вспышки синапсов оформляются в полноценную картину. Тело разгибается в судороге, мышцы сокращаются, и заставляют немедленно, в полупрыжке, принять вертикальное положение. Из-за роста — а может потому что адово мутит после пробуждения — получается не слишком складно. Но зато можно надеяться, что благодаря ему не придётся лезть на что-то, чтобы избежать тяжелых газов. В голове гудит как будто неуместно-философский, но сейчас вполне конкретный и прагматичный вопрос — "кто я?".

Оглядываю собственное тело, чтобы по крайней мере визуально себя осознать. Вместе с вспышками странных картин прошлого, кажущимися сейчас подлогом, фальшивкой приходит ещё одно неприятное осознание. Почему-то я должна отвечать за оказавшихся тут со мной идиотов головой. Твою м-мать. Вишенка на торте — никто меня сейчас, конечно же, не будет слушать. Потому что уши острые, и совсем не так как у типа сбоку. Потому что клыки торчат изо рта. Кончик языка медленно касается одного, потом второго — кажется, снова рефлекс, теперь задумчивости. Изгнанница, хараимоно. Никто не любит орков. Значит, пока не верну себе что-то, что подтверждает мою ответственность за них, а значит и право приказывать, даже не заикайся, подруга, о том что ты что-то там должна. Крайняя не крайняя, а если сейчас начать выяснять, кто тут главный, всё по пизде пойдёт.

— Urusai, — прошелестела в ответ на оклик человека, поморщившись. — Мы можем здесь быть не одни. Замолчи. И старайтесь поменьше дышать, вы, все.

Взгляд по сторонам — оценить обстановку, определить где двери, что вообще есть в комнате и как отсюда выбраться. Если мы и правда в морге, вряд ли тут запирают двери. В любом случае, иногда самый очевидный вариант и есть самый действенный. Попутно попыталась ухватиться за мелькнувший в голове образ — один раз он уже помог, может поможет и ещё раз. "Кто я?". Тупой вопрос из области философии — всегда было на такие вещи в общем-то похуй — вдруг становится жизненно важным.

Открыть глаза и осмотреться всегда успеется. Сперва – прислушаться к тем сигналам, которые подает организм. Легкие горят, живот сводит – газ? Боль в области затылка, у основания черепа – модификации памяти? В пользу последнего свидетельствует сосущая непроницаемая пустота в голове, в том самом месте где должны находиться ячейки воспоминаний о прошлом, личности, и, главное, о том, какого черта здесь происходит (и где вообще оно – "здесь"). Ничего страшного – кратковременная потеря памяти почти наверняка обратима. И сейчас она определенно не основная проблема – лучше сконцентрироваться на окружающем пространстве и решать проблемы по мере их поступления.

Где-то совсем рядом звучат голоса. Вопрос, заданный на другом языке, отличном от того, на котором я думаю – значение вопроса понятно мне на обоих. Еще одна пометка в мысленном логе, биты информации, которые могут пригодиться в дальнейшем или никогда не потребоваться. Тем не менее, в силу привычки, я буду их исправно систематизировать – разбивать по ячейкам памяти, каталогизировать, помечать разноцветными ментальными ярлычками. Никогда нельзя быть уверенным, что может спасти тебе жизнь, а что – часть в потоке информационного мусора.

Голова раскалывается. Приподнимаюсь на локте, смело впечатав его в металл пола, осматриваюсь – в глаза бьет мертвенно-ровный неестественный свет, из окружения только небольшое помещение, целиком состоящее из стен, пола и потолка. Взгляд наталкивается на девушку рядом – скользит по длинной (слишком длинной) ноге, по волосам, чуть выступающему вперед подбородку и, в конце концов, замирает на выглядывающих из-под нижней губы клыках. Орчиха – мне приходится сделать усилие, чтобы не отшатнуться, не измениться в лице, никак не показать рвущееся наружу инстинктивное отвращение. Не то время и не то место, чтобы ее провоцировать – слишком много неизвестных, и в сложившихся обстоятельствах даже это существо способно оказаться ценным ресурсом.

Отвожу глаза в сторону, без конкретной цели впиваюсь взглядом в пространство – в слепящий выжигающий сетчатку мертвенный свет. Затылок трещит, в горле поднимается тошнота. Снова закрываю глаза, медленно вдыхаю и выдыхаю, вспоминая забытые, но намертво запечатленные на уровне генетической памяти техники. Я контролирую свое тело. Пока ничего не сломано, я легко могу с этим справиться.

VI-1101

Отталкиваешься руками. Отталкиваешься ногами. Рывок. Мир движется вверх, а затем делает перед глазами этакую восьмерку. Хорошо мозги тряхнуло. Потом удар железом в пятки. Каким-то чудом баланс удается удержать. Хотя удержать – это громко сказано. Шатаясь из стороны в сторону не упасть и доплестись до стены, чтобы в нее вцепиться, удалось. Скребут пальцы бетон. Вибрация где-то вдалеке за ним прокатывается и угасает. Мир продолжает кружиться. Затем притормаживает. Получается и голову вниз опустить без прилива темноты, и пару слов из себя выдавить.

Внизу тело. Женское. Орочье. Большое. Далеко не плоское в нужных местах, если судить по тому, как комбинезон обтягивает. Не "японская гвоздика" явно. За углом, за спиной - ookami onna*, kikazaranai**, yabo***... голоса и смешки женские. И не просто большое тело. Тренированное. Вот только к чему – вспомнить не получается. За единственный четкий момент памяти ухватившись, пытаешься его раскрутить. Прыжок. Вниз.

Прыжок. Вниз. Холод воздуха пробивается сквозь комплект термозащиты. Мускулы рефлекторно напрягаются. Знаешь, что кожа скоро покроется мурашками. Не впервой. Завывает воздух вокруг. Даже шумодав шлема не спасает. Маска давит на лицо, но сильнее – воздух. Он просто бьет по нему, и каждый удар – тысяча маленьких иголок, вонзающихся в кожу. Внутренности в комок, но об этом не думаешь. Думаешь только о том, чтобы баланс выдержать. Летишь, раскинув руки. Дисплей показывает опускающиеся рядом же зеленые точки. В ухо мужской голос что-то коротко рявкает по-японски. Отвечаешь. Затем складываешь руки и ноги, и устремляешься вниз, в пике. Различаешь впереди вспышки. Какие-то часто, какие-то, побольше, редко. Потом расцветает огромный огненный цветок внизу.

Открываешь глаза. Стоишь на краю бетонной ячейки. Внизу три маленьких тела. Скрючились.

Открываешь глаза. Вокруг серость стен и трое человек в красном. Метачеловек. Хотелось бы забыть, да не забудут напомнить. Двое встать пытаются, одна – дварф, лежит. Выхода нет. А тебе нехорошо. Очень.

NI-9170

Встаешь. Привалившись к стене. Без резких движений. Плавно. Движение рук влево. Движение рук вправо. Начинаешь дрейфовать немного в кусок памяти плавный, но тут что-то рывком вверх взлетает. Двухметровая почти орчиха на пару метров вверх подлетает, выпрямляясь в прыжке, неуклюже приземляется и, шатаясь и махая руками для равновесия, доплетается до спины по хитрой синусоидной траектории. Там и останавливается, прежде чем на твой вопрос ответить. Говорит замолкнуть и дышать поменьше.

Молчишь пока. Пытаешься собраться с мыслями. Азуми Сайто.

Кто такая Азуми Сайто?

Она была в твоей жизни. В некотором смысле. Возможно, ты бы хотел, чтобы она была в ней в другом качестве, но это уже невозможно.

Ты – надежный. Мать гордилась переводом. Отец – гордился бы. Но фотография в рамке на стене славы. Посмертной. Инцидент на заводе. Спас много жизней ценой своей. Корпорация после этого присмотрелась к тебе. Позже узнал – стандартная практика. Если отдал жизнь за корпорацию, высока вероятность что своему сыну такие же ценности привил. Это тебя на правильную лестницу поставило, которая не для 外人.

А Азуми Сайто не надежная. Столкнулся с записями о ней по работе. Не понял. Начал копать. Привычка докапываться до сути. Полезная на работе, но не в этом случае. Когда ты – гражданин корпорации, каждый твой шаг отражается. Фиксируется. Рождение. Биометрия. Одежда детская. Игрушки. Еда. Обучение. Вызовы к директору. Выговоры. Оценки. Покупки в магазинах "для бунтарей". Обмен корпоративной валюты на другую для покупок "за границей". Коммуникатор. Собеседования. Первая работа. Вторая. Третья. И дальше каждый рабочий день. Отчет. Доклад. Видеоконференция. Награда. Выговор. Зарплата.

Азуми Сайто жила, а ты незримой тенью шел по ее цифровым следам. Сперва по работе. Затем – в выдававшееся свободное время возвращался. Затем – оформил дополнительный доступ домашний. Профессионалам твоего уровня позволительны маленькие слабости.

Ты не знаешь, почему ты заинтересовался Азуми Сайто. Тут мог бы помочь психолог, но врачебная тайна в корпорации таковой не является. Не с твоей работой. Она жила, а затем она умерла. Без причины. А ты привык находить причину. Не помнишь, нашел или нет. Если не помнишь, наверное, не нашел. Кажется, что такую вещь запомнил бы. Но это не та ситуация, чтобы доверять такому простому выводу.

AX-1369

Ничего не сломано. Глаз искусственный послушно закрывается и подавляет восприятие света. Знаешь, что мог бы сквозь веко пытаться смотреть при сбое. Не самая частая поломка, но случается. Достаточно, чтобы быть статистически значимой. И создает целый спектр проблем, особенно если человек не обращается сразу. Все начинается с нарушения сна, так как сбивается процесс восстановления. Одна из главных проблем киберглаза, за решение которой Нобелевскую присудили. Какой-то старый хрыч из Трансис, но ходят слухи, что это просто Келедир поскромничал. Ночная активность киберглаза мешает психологической адаптации к импланту, отсюда усиленный эффект диссоциации. Обычно человек начинает думать об импланте как о части себя, но если этого не происходит… последняя статистика говорит, что с вероятностью в 56,43% он попадает в новостную ленту. Параллельно развивается паранойя. Сперва неосознанная. Среднестатистический человек без имеющихся психологических отклонений формирует ее объект примерно за три месяца после имплантации дефектного глаза. Примерно тогда же достигает пика и когнитивная перегрузка фоновой информацией...

Глаза снова открываются мертвенному свету. Левый получает его целиком, правый немного фильтрует, смягчая картину. Похоже, ты в прошлом был связан с кибертехнологиями. Мог бы продолжать мысленный анализ абстрактного кибернетического глаза еще несколько минут, если вдаваться в технологические подробности – может быть и часов. Но, судя по температуре помещения и самочувствю текущему, ты загнешься раньше, если ничего делать не будешь.

Становится легче – проверенная временем и практикой техника работает безотказно. Сперва отступает ложная симптоматика, возникшая из-за хаотичных сигналов, которые ошеломленный организм подавал по всем каналам одновременно. Остается выкристаллизованная (и, признаться, совершенно невыносимая) головная боль – словно кто-то колотит изнутри по черепу хирургическим молоточком с отмашкой, и время от времени берется за тяжелый отбойник. И неприятная, щемящая тяжесть в груди – кажется, что каждый слишком глубокий или недостаточно глубокий вдох сжимает в стальных тисках сердце. Взвесив все “за” и “против”, переворачиваюсь обратно на спину, закладываю ладони на манер подушки под голову и снова закрываю глаза. Нужно только подождать, и обязательно станет лучше – а минимально необходимую и доступную на данный момент информацию я уже получил.

– Проблемы с памятью, – сообщаю другим в комнате на чистом японском: не слишком громко, вполголоса, но четко, чтобы все точно слышали.
Как минимум двое моих “коллег” общаются на японском – доверившись интуиции, решаю пока тоже не выделяться.
– Полагаю, и у вас тоже, – скорее утверждение, чем вопрос. – Но может помните, где мы? Как и почему оказались здесь? Хотя бы что-нибудь?

Установить первичный контакт. И надеяться, что орчиха не набросится сразу – сильно сомневаюсь, что справился бы с ней голыми руками и в лучшие дни, что уж говорить о сегодняшнем.

Попытка оборачивается пыткой. Голова раскалывается, меня бросает в сторону — едва успеваю схватиться, облокотиться возле бетонной стены. На мгновение страх за себя исчезает, растворяется в вспышке незамутненной боли. К горлу подкатывает ком, в боку начинает колоть, и как будто этого не достаточно, руки начинает трясти как будто у меня тяжелая стадия алкогольной абстиненции.

— Гхх... — сцепляю зубы, и напрягаю горло, чтобы не выблевать содержимое желудка прямо на пол. На глаза наворачиваются слёзы от усилия, и я злюсь на себя за собственную беспомощность. Соберись блять, ты же オオカミ女! Ты не просто не обижалась на это, тебе это льстило. Ты сама создала себе такой образ, а теперь собираешься показать другим свою слабость?! Руки сами собой сжимаются в кулаки с усилием, так что теперь их трясёт ещё и от напряжения, и я с размаху бью по бетонной стене с утробным, первобытным рычанием, забыв что ещё минуту назад требовала от одного из мужчин заткнуться. — Грааа!

Кулак бьётся о серую зернистую преграду ещё и ещё, пока боль в костяшках хоть немного не заглушает ту, что в голове. Восстановив дыхание одним шумным вздохом (только бы не потянуло опять блевать!), я снова пытаюсь сфокусировать внимание — как раз вовремя, чтобы услышать обрывочную речь эльфа.

— Фух... нет, ничего не помню, — морщась и жмурясь, рефлекторно прикладываю свободную руку к затылку, пока кулак правой разжимается и ладонью ложится на стену. — Знаю только, что надо сваливать отсюда. В воздухе какое-то дерьмо.

Взгляд задерживается на лежащей неподвижно дварфийке, и руки сами собой сжимаются в кулаки снова, и снова хочется что-нибудь ударить. Бляяядь, что за хуйня-то... Будь мне получше, можно было просто на плечо и дело с концом... но в таком состоянии я за себя-то не до конца отвечаю. Подавив так некстати вновь подкативший к горлу ком, делаю шумный выдох и указываю в сторону неподвижного тела пальцем.

— Кто... кто-то смотрел ч... что с ней?

Мысли в голове то ворочаются тяжело, будто в ещё не стянувшемся бетоне увязшие, то начинают носиться со скоростью разогретых молекул водорода. Бежать надо, бежать отсюда, срочно! — непонятно откуда вылезший приступ страха усилием воли подавляется, но это чувство напоминает мне о том, что я хотела сделать до этого: осмотреться в поисках выхода.

Вздрогнул – да что там вздрогнул, едва не подпрыгнул, когда орчиха с ревом врезала по стене кулаком. И лежать как-то сразу же расхотелось – сперва перекатился на локоть, после медленно сел, и, в конце концов, со стоном сквозь стиснутые зубы поднялся.
Голова конечно раскалывается, но сердце беспокоит сильнее – то стискивает, то отпускает, как будто на грани приступа, как будто лучше не то что не делать резких движений, а двигать скорее в клинику. С последним, впрочем, могут возникнуть некоторые проблемы. Смотрю на крошечное коренастое тельце дварфийки с искренним безразличием – почему судьба этого существа вообще должна меня беспокоить? Прислонившись плечом к “обычной” стене, растираю виски.

После чего обращаю внимание на стену из глянцевого черного пластика. Подхожу поближе, осматриваю.
Что это за штука?
Мне известно ее назначение?

VI-1101

Удар. Еще удар. Болью в костяшках отзывается. Вибрацией металлической в руке. В костях руки. Крошки во все стороны. В бетоне – следы ударов. Выбоины. Неглубокие. Боль быстро отходит назад, только саднит немного содранную ударом кожу. Осматриваешься. Выхода нет. Блоки бетонные, металл снизу. Но как-то вы же сюда попали?

Прислушиваешься. Воздуха гудение. И прохлада. Кожа движение ощущает. Есть вентиляция. Но не факт, что выход. Бывает – тоннели магистральные, где грузовик проедет. Бывает – достаточно места, чтобы человек протиснулся. Но чаще гораздо – узкие, где лишь дрон очистной проедет. Сантиметров тридцать шириной и столько же высотой. Кажется, пол чуть заметно гудит. И какое-то давление на уши. Вибрация. Сосредотачиваешься. За пределами комнаты это. Целые линии напряжения. Или, скорее, фронты. Горизонтальные, вертикальные. Медленно движутся одни. Стоят неподвижно другие. И где-то еще дальше будто какой-то фон постоянный. Странное, неприятное ощущение. Можешь направление определить пока только, и ближе-дальше становится. Что-то чуть слышно пощелкивает за пластиковой черной стеной. Затем затихает. Затем опять начинает пощелкивать. Писк высокочастотный из-за каждого экрана. Гудение какое-то. Над ним шумит воздух, проходя через сетку. Негромко, но шум есть. Вдруг какой-то цокот, как будто по металлу кто-то быстро-быстро перебирает маленькими металлическими же ножками раздается. Удаляется. Дышит эльф. Вставая, зубами поскрежетал. Дышит человек. Панически. Знакомые на удивление интервалы. Дварфийка тоже дышит. Прерывисто. Можешь сконцентрироваться на чем-то из этого. И можешь, наоборот, заблокировать.

Принюхиваешься. От вас – почти никакого накопленного запаха. Текущие – есть. Страх. Паника. Что-то непонятное от эльфа. Почти истаявший запах спирта и чего-то сладковатого. Но каждый человек накапливает кучу запахов за день. А вы – нет. От черной стены пахнет пластиком. Еле различимо. А вот в воздухе, что движется сквозь сетку есть четкий запах смазки машинной. И перегретой электроники – тот же пластик, но еще немного озоновых ноток. Странный приторный аромат оттуда же. Поворачиваешься, смотришь на швы между стенными блоками. Едва заметный химический запах из них исходит.

У девушки в голове проносятся, ассоциации и даже ...слова?

Программы... символы... коод? Загрузка....

Дрожащим еле слышным голосом девушка произносит

-Что происходит... сетка

небольшой кашель вырывается из её рта

Мысли

Почему они святятся... не помню, будто из памяти вырвали кусок насильно.

Мысленно переведя взор на угол периферии своего зрения, где мелькал красный огонёк беспроводной сети, она попыталась открыть его мысленной командой, на что в ответ была ноющая боль в затылке

Плохая была идея

Слегка встряхнула голову и переведя взгляд на свои руки выдохнула с облегчением

Ну хотя бы оставили, то что у меня было

Вяло поднимается и садится, осматривая свои руки

Они такие были? Или что то поменялось.... не помню..... совсем

Встряхнув головой, поднимает взгляд на остальных, осматривая и их и комнату в которой они оказались

Очень странное помещение, мы же сдавали какой то экзамен, это же не может быть наказанием... точно не может.... тогда как? Хотя ....

Отбрасывает мысли в стороны и возвращается к осмотру своего окружения

"Болевая терапия" возымела эффект, и дышать стало чуть полегче. В голове немного проясняется. Ровно настолько, чтобы осознать часть электроники, которой меня напичкали... или я сама их себе установила? Второе даже вероятнее, если учитывать отрывки воспоминаний, которые меня уже посетили. Мне нужно быть сильной. Мне нужно быть лучше других, чтобы завоевать своё место под этим солнцем. Мысли прерывает очередное головокружение — ладно у стены стою — и рвотный позыв. Информация от имплантов с размаху прикладывает по голове, как будто затылком влетела в косяк дверной. На секунду взгляд расфокусировался, и земля из-под ног ушла, в попытке всё разом осознать. Потихоньку привыкаю и к этому. Собираю информацию, пытаясь удержать услышанное и унюханное в голове в виде сформированных визуальных образов. Так вроде учили... стоп, кто учил? Ещё один из "приколов" не до конца включившегося мозга?

Взгляд перетекает с пола на бетонную стену обратно. Вмятины. Моим кулаком оставленные. В бетоне? По ощущениям, на такое даже мой вид не способен без специальных имплантов. Дергаю рукой будто после мытья отряхиваю, сбрасывая остатки напряжения, чтобы дать кисти расслабиться. Новой информации много — слишком много — и пока непонятно, как же нас сюда всё-таки доставили. Не через эту панель же? Судя по звукам, там вообще что-то похожее на шахту. Концентрируюсь на импланте, пытаясь оградить себя от избыточного потока информации — мозг пока с ней всё равно не справляется.

В это время дворфийка приходит в себя и подаёт признаки жизни. Вон и боль в почках ушла, и руки трястись перестали*. Ну просто праздник какой-то. Хотя, что-то мужик притих. Всё в порядке, в общем, всё по-прежнему летит в пизду. Выдыхаем.

— Вставай, — обращаюсь на английском к коротышке, надеясь, что она его понимает. — Надо выбираться отсюда.

Эльф уже решил осмотреть панель, не буду ему мешать пока, вместо этого попробую осмотреть углы комнаты, посмотреть, насколько большие щели. Странно всё-таки. Нас-то наверное не через них бы не стали затаскивать? Странно, очень странно. Но загадка может ещё немного подождать. Время, кажется, есть. Придти в себя окончательно. Потом уже решать. В крайнем случае — почему-то есть уверенность — можно будет к чертям эту пластиковую панель оторвать.

Орк. Нелюдь. Указывает старшим. Шумит. Суетится. Не знает своего место.

Я чувствую как холодной волной гнев поднимается внутри меня. Как руку давит сама собой металл пола, как губы обращаются в тонкую линию, как злой огонек загорается в глазах. Где-то в темном закутке души часть меня даже смотрит на это с удивлением... Я страстно хочу вскочить и выкрикнуть что-то.

Вдруг за волною гнева накатывается волна боли. Ноющей головной боли, не слишком сильной даже, но тушащей нежданную ярость и заставляющей поднять руку, чтобы прикрыть искривленное в гримасе лицо. Все сущее отвратительно мне в этот момент.

Несколько долгих секунд уходит у меня на то, чтобы восстановить самообладание. Боль отступает постепенно, но не уходит совсем. Я же заставляю себя отвлечься и вновь обратить взор к окружающему миру, ничуть не менее отвратительному.

— Hai. — отвечаю я кратко на вопрос эльфа.

Я поднимаюсь на ноги и с некоторым удовлетворением отмечаю, что не испытываю с значительных никаких трудностей. Слабость быстро отступает и от недавнего забытья остается только белый шум головной боли.

— Я ищу причину смерти Азуми Сайто. — имя это я произношу с бережной и трепетной почтительностью. Азуми Сайто. Это единственное имя, которое я знаю. Я держусь за него, словно утопающий, что держится за обломок корабля на поверхности буйного моря.

Я выдерживаю краткую паузу и добавляю:

— Это все, что я могу сказать.

Я обращаю свой взгляд к дварфийке и с удовлетворением отмечаю, что она тоже падала признаки жизни. Специально для нее я сообщаю на английском:

— Это плохое место. Нам нужно найти выход.

Возможно это лишь звучит просто. Я осматриваю негостеприимное помещение вокруг себя.

AX-1369

Дварфийка шевелиться начинает. Хорошо. Облегчение в груди. Вроде не должна она беспокоить. Да и не беспокоит. Как личность. А вот ее смерть почему-то обеспокоила бы. В клинику бы ее. Вас всех. Но да, без вариантов тут. Пока. Шаг. Другой. Третий. Мушки перед глазами. Боль сбивает процесс сенсорной адаптации. Останавливаешься. Смотришь. Попутно пытаясь понять, что так и не так с глазом, который кибернетический.

Можно начать с этих самых мушек. Миодезопсия. Появление в стекловидном теле глаза сгустков. Обычно мозг их фильтрует по ряду причин, но когда идет какой-то сбой в работе нерва, глаза или мозга, эта фильтрация приостанавливается. В зависимости от метатипа может меняться скорость их формирования, но присутствуют они у практически всех. Кроме тех, кто заменил глаза на кибернетические. Твой случай особый. В глазной паре органика-кибернетика должна снижаться их плотность, так как во втором элементе сенсорной фузии стекловидное тело отсутствует. Однако количество мушек весьма значительно. К тому же ты не ощущаешь побочных признаков полостью кибернетического глаза. О-"клетки" и полимеры замечательная штука, но тело обмануть весьма сложно, и инородный объект оно чувствует, особенно в таком скоплении нервных окончаний, как голова.

Вывод – ретиноимплант. Замена сетчатки глаза. В два раза дороже обычного импланта. В зависимости от функционала множитель легко может меняться. Это в кусок металла и пластика можно просто лазерные дальномеры и швейцарские линзы засовывать, собрать что-то аналогичное на ретине пока в массовом производстве практически невозможно. Но все, кто кибернетикой занимается, работают над тем, чтобы это возможным стало. Наномашины. За ними будущее. На рынок выйдет это будущее, правда, лет через 10-15. И еще лет десять человечество будет привыкать, а корпорации решать мелкие и не очень технические проблемы.

Пока же на ретине только экран. Вычислительный модуль запрятан куда-то вглубь органического глаза, сидит, присосавшись к глазному нерву. Вдоль которого протянулся второй, электрический, к обрабатывающему модулю DNI.

Смотришь на необычную стену. Изображение увеличивается. Полосы пластиковые – крепления какие-то. Рама, в которую поставили телевизоры. А это телевизоры. Плоские. OLED – каждый пиксель включается и выключается самостоятельно. Хороший метод экономии энергии. И легко регулируемый элемент запланированного устаревания. Выгорают, если не соблюдать определенные процедуры. Процедуры легко автоматизировать, но еще легче – капитализировать склонность покупателей забывать их проводить. Департаменты медиа-продукции работают над тем, чтобы покупатели вообще телевизоры не выключали. Больше счета за электричество, быстрее выгорают пиксели, текут платные подписки.

Губы сжимаются в тонкую линию сами собой. Доить стабильный денежный поток – это не прорывы технологические делать. Всегда перед старп… большими боссами можно хорошо выглядеть. Интересно. Даже мысленную речь привык редактировать.

Неважно сейчас. Телевизоры. Решетка – вентиляция. Чуть заметный запах машинного масла. Почти неразличимый гул воздуха. Скорее всего, там должен быть где-то недавно установленный блок нагнетания воздуха. Зачем? Любой современный телевизор достаточно охлаждается, если надо – вентиляторы внутри. Какая-то еще электрическая техника? Или специально в это помещение провели, чтобы вы не задохнулись? Но размер довольно большой – та же диагональ решетки, что у телевизоров.

Отводишь взгляд.

Сосредотачиваешься. Имплант. Каждый имплант либо действует на рефлексах, "вслушиваясь" в команды нервных окончаний, либо подсоединен к мозгу. Глаз – точно подсоединен. Значит мысленное управление. Это раньше в шлемах надо было глазами двигать, теперь – достаточно подумать. Вызываешь меню. Входящие письма – 0 штук. Странно. Не обращаешь внимания на приложения. Потом. Настройки. Консоль админа. Диагностика. Какая есть. Для полной нужно специальное оборудование, к которому через кабель подключать мозг нужно.

Строчки бегут перед глазами.

Кто-то покопался в твоем импланте. Он функционирует, явных багов нет, сетевая активность нулевая, запись фоном не ведется. Есть несколько приложений, которые либо ты написал сам, либо их написали по твоему заказу – но они точно не входят в стандартный комплект поставки. Но все содержимое памяти, все логи событий, все вспомогательные файлы, созданные до 00.00.00 0001 года (сейчас, кстати 00.10.13 0001 года, если верить системному таймеру) не существуют.

QQ-6969

Мигает иконка. Мысленной командой активируешь. Только одна сеть. 4B726577:4E757274616E:526F6E65:31. И доступ к ней ограничен. Вряд ли пароль 1234 или password. Усилие отзывается головной болью. Пока что, наверное, лучше отложить. Особенно без таблеток. Лекарств. Приступ паники неожиданный. Тебе. Нужны. Лекарства. Что будет без них, непонятно, но что-то очень, очень нехорошее. Опускаешь глаза, смотришь на руки. Это успокаивает.

Руки – твои. Уверена. Более того, их наличие почему-то уверенностью наполняет. В прошлом многие проблемы решить помогли. Всматриваешься. Вмятина на хроме небольшая. Диапазон ощущений ограничен, это не тонкий слой искусственных нервных окончаний под топовыми моделями. Но когда тебя бьют цепью, а на спидометре за сотню, это скорее плюс, чем минус. Прошлое явно не было простым. Вспоминаешь ветер, бьющий в лицо. Запах улиц. Запах крови и масла. Погружаешься чуть глубже в память. Уверенность. Контроль. Надежность. Город, не город – все равно. Вибрации через сиденье и руль, сила под тобой. Увеличиваешь скорость. Передача. Следующая. Следующая. Столбы, отмечающие километры хайвея бегут назад. Свобода. Ты – сама по себе. Да, непросто. Да, могут напасть. На этот случай пристегнута кобура со старым добрым 990-ым. Ну и Хищник всегда при себе. Помнишь вес приятный, который даже в искусственной руке ощущается. Отдачу характерную при стрельбе, когда вес пушки не дает стволу вверх уйти далеко. Надежность, проверенная временем – не просто слоган. Крупные гобанды не трогают, от мелких уходила. Или отбивалась.

Какого хрена ты пашешь на корпорацию? Какой нахрен экзамен? Зачем учить японский?

Обрывок памяти дает больше новых вопросов, чем ответов.

Пластиковая “стена” оказывается совсем не стеной, а здоровенным LED-экраном от пола до потолка. Негромко хмыкнув, беру эту информацию на контроль – взвешиваю и кручу по всякому в голове. Фокусируюсь на кристальной нити мыслительного процесса, отгоняя прочь боль и слабость. Этот экран – он ведь оказался здесь с какой-то целью, совсем не случайно. А целей у экранов обычно не много, как правило это средство вывода изображений, визуализации информации. Означает ли это, что кто-то хочет показать что-то пленникам? С минуты на минуту экран включится? Сомневаюсь, что грубая сила поможет – по ту сторону LED-а вероятно не выход, а еще одна глухая стена.

Скрестив руки на груди, концентрируюсь на потоке внутренней информации. Перед глазами бежит строчками диагностика – имплант исправен, однако все логи стерты. Тихо цокнув языком, размышляю. Скорее всего, “киберглаз” собирал, записывал и бережно каталогизировал в архиве видеоматериалы – либо заснятые по моему прямому распоряжению, либо серией триггеров. Одно из назначений импланта – постоянный встроенный прямо в голову видеорегистратор. Усмехаюсь, восхваляя себя из прошлого за предусмотрительность. Хороший выбор “начинки” – поставил бы то же самое еще раз, ни на миг не задумавшись. К сожалению, в сложившихся обстоятельствах имплант почти бесполезен… или же..?

Мне кажется, что я привык постоянно думать наперед, готовиться к разному. Стараться опережать на несколько шагов любые, особенно наиболее неблагоприятные, обстоятельства. Мог ли я позволить себе оказаться в настолько тяжелой ситуации без малейшего гандикапа?

Вероятно мог, но все-таки не помешает проверить.

VI-1101

Швы между щелями панелей. Исходящий из них чуть заметный запах. Подносишь нос к одной из щелей. Сосредотачиваешься. Пытаешься в памяти обнаружить, что именно он напоминает. На удивление просто находишь целый спектр ассоциаций – либо какое-то мнемоническое обучение, либо еще какой-то имплант работает. Пластиковая нотка – что-то синтетическое, искусственное. Напоминает аромат, который исходит от содержимого только что вскрытой коробки с новым телевизором или пылесосом. Что-то сладкое, неприятное – аромат тяжелый, и при большем его количестве можно было бы сказать, что он был бы обволакивающим. Чуть приторный даже. Была однажды на производственной линии, где что-то лаком покрывали, очень похоже. Резкий, бьющий в нос химический запах, чуть заметно жжется даже. Есть какая-то металлическая горечь. При большой концентрации знаешь, что от такого не просто кружится голова, можно вовсе сознание потерять. Но тут его настолько мало и он настолько слаб, что чувствуешь его ты одна. Сочетание всего этого и того факта, что запах исходит от щелей между блоками, сужает количество возможных субстанций до одной категории. Это какой-то строительный клей.

Оборачиваешься. Цокнул языком эльф. Тихо, но ты его дыхание слышишь (и каждого в помещении), не то что цоканье языком. После чего сперва немного подзавис, потом повернулся к тебе, закрывая один глаз, затем открыл закрытый глаз, пошатнулся и обернулся обратно к стене. Похоже, нехорошо из-за чего-то стало.

AX-1369

Прогоняешь диагностику. Помимо странности с датами – все функционирует. Надо только разобраться, что именно это – "все". Есть встроенный системный функционал, по сути – операционная система, которая управляет интерфейсом, I\O с нервной системой и обращением к вшитым в "железо" функциям. Есть набор кастомных приложений. Операционная система версии 0.2-E-AS.56, версия прошивки BIOS 0.9.11. В продажу раньше версии 1 не выпускают, у имплантов внутрикорпоративного использования есть специальный суффикс у BIOS, который у тебя отсутствует. Похоже, сам имплант из категории либо сделанных на заказ, либо прототипов.

Начинаешь с функций. Цифровое увеличение изображения ты уже проверил. В описании есть "оптический фактор", т.е. в тонкую пленку на поверхности глаза какие-то микролинзы встроены. Правда, диапазон небольшой, в основном за увеличение отвечает все-таки программный комплекс. Беспроводной модуль – способен работать с базовыми беспроводными протоколами, но, когда проходишься по опциям, появляется еще один, обозначенный как B-PAN.01 – знаешь, что не стандартный. Без углубления в код драйверов абсолютно уверенным быть нельзя, но кажется, что он обладает наибольшей защитой. Интереса ради смотришь, какие обычные сети доступны. В перечне имеется только одна, 4B726577:4E757274616E:526F6E65:31, защищенная паролем. Уровень сигнала наивысший – передатчик либо где-то рядом, либо ему не помеха эти каменные стены. Логи подключения к сетям точно так же зачищены, как и все остальное.

Оптическое усиление. Активируешь. Мир ударяет по глазу, и мозг пронзает болью приступ избытка информации. Мертвенно-бледный свет становится обжигающе ярким на те доли секунды, пока не активируется система подавления яркости. Видишь кусочки стружки на маленьких царапинах на пластиковых рамах телевизоров. Поднимаешь голову и, кажется, можешь пересчитать каждую дырочку в решетке вентиляционной выше. Видишь, как пылинок несколько медленно вылетает. Поворачиваешь голову. Орчиха неторопливо, будто бы сквозь воду двигаясь, идет к стене и, кажется, принюхивается к щели между блоками. На браслете надпись - VI-1101. Азиат осматривается по сторонам. У него на браслете надпись NI-9170. Дварфийка стала почетной обладательницей номера QQ-6969. Вспоминаешь, что это такое. Эффект усиленного динамического зрения – к нему надо привыкнуть. Попутно понимаешь, что рефлекторно закрыл другой глаз. Попытка приоткрыть заставила немедленно пожалеть об этом решении – твой мозг, похоже, совершенно не приспособлен для того, чтобы воспринимать вещи одновременно в фокусе и вне фокуса, близко и далеко, медленно и быстро. Изображение двоится, наслаивается, размытие и четкость плывут и перемешиваются, идут странными пятнами – как будто видишь четкий и приближенный мир через движущееся решето, состоящее из мира попеременно обычного и размытого. Пытаешься прикоснуться пальцем руки к носу, но попадаешь куда-то в щеку под аккомпанемент полного коктейля дезориентационных ощущений. Закрываешь обычный глаз. Затем деактивируешь оптическое усиление.

Мозг еще несколько секунд отходит от ощущений. Они не кажутся чуждыми, но открывать обычный глаз определенно не стоило. Переходишь к другим функциям. Усиление света. Догадаться несложно. Прислонившись к стене после предыдущей опции, создаешь внизу небольшую тень. Активируешь. Вокруг ослепительно светло, тень практически пропадает. Быстро выключаешь – эта штука явно предназначена для других обстоятельств. Твой органический глаз, кстати, тоже так умеет, но автоматически подстраивается под уровень освещения. Немного передохнув, активируешь термографическое зрение. Мир на секунду превращается в неразборчивую картину из оттенков синего, зеленого и красного, но затем включается какая-то фоновая служба и эти цвета начинают просто накладываться дополнительным полупрозрачным слоем. Удобно. Осматриваешь помещение. Робы свои вы успели нагреть, поэтому профили тепловые у вас примерно одинаковые. Орчиха, правда, выделяется, горячей, чем остальные. А у дварфийки более прохладные руки-импланты. Окружающее помещение имеет фиолетовый с синим оттенок, пластиковые экраны чуть теплее. Медленно теряет тепло металл в тех местах, на которых вы лежали. Поднимаешь голову опять. Воздух, который дует через решетку, не ледяной, но и не теплый.

Выключаешь. Смартлинк. Требует подключенного устройства. Интересно. Ты знаешь, что разъем в затылке не твой собственный. У тебя где-то есть еще один? Визуальный канал. Тоже требует подключения. Оба приложения являются отдельными интерфейсами, могут действовать как в режиме наложения картинки, так и в отдельном окне. Запись. Тут все понятно, вот только записей никаких нет. Можно начать все записывать. Правда, без дополнительных модулей памяти полноценно не больше трех-четырех часов, потом куда-то сгружать надо. Либо разрешение понижать.

Есть еще какой-то функционал, который невозможно активировать из системы, хотя он и прошит на уровне "железа". Покопавшись, понимаешь, что надо обратиться к какому-то R.D.

Переходишь к приложениям.

Первое, DB-RA-0.4, содержит схему какого-то колоссального здания, по форме напоминающего пирамиду. Когда приближаешь образ, высвечиваются номера этажей. Самый высокий, похоже, 320, самый низкий – минус 21. Большой, разделенный на несколько под-этажей. С подписью "ядерная электростанция". Жалуется на то, что сигнал потерян.

Второе, Imp>DB, представляет из себя справочник по имплантам. Разделен на несколько категорий – зеленую, в которой, похоже, преобладают импланты корпорации Renraku, желтую (существенно большую по количеству записей), в которой находятся импланты самых разных производителей, красную, в которой есть сотни две имплантов разных корпораций с короткими пометками и подразделением на процентные категории (13%, 50%, 73% и т.д) и ультрафиолетовую, к которой доступ закрыт паролем. Пароль ты не помнишь. Справочник, похоже, интерактивный – есть опции подключения к смартлинку и визуальному каналу.

Третье приложение, Test.B-PAN тоже запаролено. Значок выглядит как витрувианский человек, но из боков у него исходят концентрические четвертькруги.

Четвертое, EXP_Assist-Link, требует подключения к сети. Выглядит как экран терминала или чата. Мигает индикатор ввода.

Пятое приложение, M\Drone требует подключения. Похоже, оно предназначено для управления каким-то устройством, возможно дроном. Не киберриг с подключением нервной системы напрямую к контурам дрона и повышенной реакцией, просто дистанционное управление.

Шестое и седьмое – анатомический атлас и библиотека медикаментов.

Восьмое и девятое – S.ARCH и R.D. соответственно, запаролены. Первое выглядит как блокнот, второй как значок слепого глаза.

Десятое – CBR.CT., требует двойного подключения. Одно из подключений активно (похоже, какой-то еще внутренний имплант, называется Renraku Takumi Link), второе требует SLAVE-Device. Причем, кажется, можно подключать несколько подобных устройств. Предлагает на выбор через DNI-интерфейс (причем мигает две опции, одна HH.01, другая GTD.901), беспроводное подключение, какой-то M-link и B-PAN. Интерфейс адаптивный, о чем говорит сообщение, когда пытаешься его активировать.

Одиннадцатое и последнее – Nuke.It!, выглядит как небольшой значок ядерного взрыва. Пока не активируешь.

NI-9170

Негостеприимное помещение хранит свои тайны. Люков и дверей не видно. Даже очертаний их нету. Отсюда следует довольно странный вывод – вы либо попали сюда через стену из экранов, либо каким-то образом через пол, который при таком раскладе должен быть подвижен целиком. Вспоминаешь. Металл кажется сплошным, но потом из него, как по волшебству, начинает подниматься вырезанная фигура дракона. Затем, задержавшись немного, опускается обратно, на этот раз углубляясь в породивший ее металл и создавая там выемку своей формы. Какая-то стильная диковина, игрушка. Немало таких, в том числе и более простых форм. Есть технологии, которые позволят делать щели в металле настолько тонкими, что их невозможно будет различить невооруженным взглядом.

Осматриваешь стену с экранами. Ничего необычного. На первый взгляд. Но потом вспоминаешь, что несмотря на обильные заверения в безопасности установленных в любую электронику сенсоров и конфиденциальности проходящей через них информации, каждый электронный девайс следит за тобой. Возможно, во вполне безобидных целях. Фоторезисторы проверяют освещенность помещения, чтобы регулировать яркость, микрофоны ждут голосовых сигналов, ультразвуковые и инфракрасные датчики позволяют управлять электроникой с помощью жестов, камеры определяют одного из пользователей семейного телевизора и выбирают набор программ или каналов по его интересам… ты смотришь на телевизор, но и телевизор смотрит на тебя. Если работает. И если это, например, OLED телевизор, который может отключать каждый пиксель, то без внешних индикаторов можно даже и не понять. Прислушиваешься. Иногда у электроники ощутимо свистят дросселя, но, кажется, это не тот случай. Есть еще один вариант – разбить экран. Пойдут короткие замыкания и сбои в электронике, и до полного отключения по экрану пойдут неконтролируемые помехи.

Интересен тот факт, что ты это знаешь. Это, и то, что современные системы обладают начинкой, которую можно взять под контроль и с помощью подобных сенсоров собирать довольно много информации о жизни по ту сторону экрана. И, похоже, еще немало вещей в таком духе.

Я бью — бессильно, вяло, выражая собственное отчаяние — по стене ещё раз. Что же это получается — нас замуровали заживо? Но зачем? Нет, не может быть. Я моргаю раз, другой, третий, трясу головой. К чему такие сложности и затраты? Не знаю, кто трое остальных, но из-за меня точно никто бы не стал так заморачиваться. Не потому что не успела кому-то насолить — может и успела — а потому что искать бы никто не стал. Невесело усмехаюсь сама себе. Ладно, остаётся надеяться, что ради остальной троицы тоже никто не будет заморачиваться. Другая хорошая новость — дерьмово пахнет не тяжелыми газами, а обычным строительным клеем. Неприятно, но безопасно.

Хорошо, если не стены, то что ещё? Пол? Взгляд опускается на плоскость металла под ногами. Слегка притоптываю по нему, проверяя прочность. Прислушиваюсь: что там за ним, есть какая-то полость? Морщусь от неожиданно ударившей мигрени и зудящей боли в затылке. Всё ещё "прилетает" после пробуждения. Пока есть время, пока пытаюсь осмыслить полученную информацию, массирую виски, и начинаю разминаться парой наклонов и растяжками рук и ног, чтобы разогнать кровеносную систему и быстрее избавиться от хотя бы головокружения и слабости в теле.

— Кто-нибудь понял уже, как отсюда выбраться? — интересуюсь у остальных. Кем бы они не были — может вообще начальство моё — сейчас мы все в одной лодке. Эх, жаль при себе нет чего-то хотя бы просто заточенного... уже было бы спокойнее.

Информации оказалось одновременно и чрезмерно много, и недостаточно. Играясь с “глазом” и уходя в себя теряю счет времени – сложно сказать, сколько “втыкал”, стоя у стены, в одну точку и насколько заметно это было со стороны. Усилием воли отвлекаюсь от серфинга приложений и возвращаюсь в реальность, скрестив руки на груди и небрежно прислонившись плечом к стене. Хмыкаю мысленно, вспоминая последнее приложение – конечно, если оно делает именно то, что я думаю, то за ярлыком наверняка должно скрываться еще минимум одно подтверждение, и все же… Отчего-то малодушно решаю не рисковать.

Киберглаз мне понравился. Легко считывая надписи с наручных браслетов, наблюдая за замысловатым танцем пролетавших сквозь вентиляционную решетку пылинок, оказывается обманчиво легко почувствовать себя богом. Рассматриваю выглядывавший из-под губы орчихи клык в приближении, наблюдаю за ее плавными, словно в режиме замедленной съемки движениями (а почему, собственно, “словно”?) с ощущением превосходства. В такие моменты легко забыть, насколько стремительно это существо способно сблизиться и сломать мой позвоночник на варварский манер, о колено.

Возвращаюсь мыслями к карте “комплекса”. Отчего-то хочется называть то колоссальных размеров сооружение комплексом. Можно ли предполагать, что я пытался в него проникнуть? Возможно ли, что именно в этом сооружении мы сейчас и находимся? Это может быть чертовски удобно, но мне все равно не разобраться в многоуровневой карте без точной геолокации или хотя бы подключения к внутренней сети. Кроме того, это вполне может оказаться другая, не имеющая никакого отношения к происходящему схема. Не стоит суетиться и делать преждевременных выводов.

Грубый голос орчихи заставляет вздрогнуть, выключить оптическое усиление и посмотреть на нее вторым глазом. Хоть и ответов, кроме очевидных, у меня нет, промолчать все равно оказываюсь не в силах.

– Очевидно, отсюда не получится выбраться, – произношу негромко, старательно подавляя так и норовящие пробраться нотки высокомерия. – Нас поместили в это помещение не для того, чтобы мы выбирались – не так уж сложно спроектировать квадратную комнату с голыми стенами, чтобы четверка безоружных людей без спецоборудования не смогла ее покинуть против воли проектировщика.

Ненадолго отступившая боль в висках и затылке вернулась.

– Экран, – кивком указываю на LED. – Ставлю сотню, что совсем скоро по нему нам что-то покажут.

VI-1101

Удар оставляет еще один след на бетоне, куда менее заметный. Отзывается болью в руке. Слабой, но даже самурай с титановыми костями не может просто так дробить камни – для этого нужна целая серия имплантов, превращающая весь кулак в оружие. Замена кожи, удаление нервов, усиление сочленений и дополнительные абсорбирующие материалы. Помнишь, как читала о таком комплекте в одном из журналов. Не слишком помогает. Даже если есть время, непонятно, что первым сдастся – твои руки или стена непонятной толщины.

Мысли о том, кто мог такое сделать, тоже ответа четкого не дают. Были люди, которым ты не нравилась. Некоторые из руководителей тебя, скорее, терпели – за эффективность и из PR-соображений. Посмотрите, эту должность у нас занимает орк и женщина! Мы не расисты и не сексисты. Какую должность, впрочем, вспомнить пока не получается. Не слишком высокую точно. Но чтобы что-то такое организовать у них точно не было ни влияния, ни желания. Простая неприязнь не выливается в подобное.

Попытка прогнать невеселые мысли разминкой кажется хорошей идеей. И движения вспоминаются легко. Оба комплекта.

Один – корпоративная гимнастика. ふくりこうせい* включает в себя и это. На усмотрение непосредственного руководителя, разумеется. Иногда в попытке сочетать традиционные японские идеи и принципы современности это начинает приобретать очень странные формы – когда в одном зале встречаются люди с самых разных уровней иерархии корпорации. Не высшее руководство, разумеется, но среднего уровня руководители и даже низший уровень топ-менеджмента иногда могут попасть на подобное общее занятие. Как и остальные, в белых спортивных кимоно, но с особым рисунком на поясе.

Второй – разминка перед тренировкой по карате. Кёкусинкай (極真会). Выбор, сделанный из протеста. Требованием для работы было знать какое-то боевое искусство, большинство выбирало либо корпоративное айкидо, либо повсеместный сётокан. Ты выбрала другую школу. И она подошла – полный контакт и развитие стойкости к ударам хорошо ложилось на орочью физиологию. Поднимаешь взгляд на следы от своих ударов в бетоне. В голове проносится воспоминание, как ты стоишь над сложенными друг на друга кирпичами и готовишься к удару. Рядом стоит сенсей, он сильно выше тебя. Где-то сбоку размытая толпа, плывущая белыми и почему-то красными цветами, гудит неразборчивыми голосами. Лицо учителя тоже размыто, но в видно, что он кивает головой после твоего удара. А кирпичи трескаются ровно посередине.

Вдох. Выдох. Чтобы привести нервы в покой. Сразу же возникает ощущение какой-то неправильности. Это часть разминки, но делается не так. Сперва надо принять позу сейдза – ноги поджаты под себя, спина прямая, ягодицы на пятках. Руки перед животом, левая ладонь поверх правой, большие пальцы слегка касаются друг друга. Глаза закрыты, вдох через нос, выдох через рот. Ритм пять-три-восемь. Для орков шесть-четыре-девять, легкие больше по размеру. И концентрироваться надо на дыхании, очистить голову от мыслей. Самое сложное, на самом деле. Даже в обычной жизни часто дерьма столько наваливается, что выкинуть из головы не получается.

Повторяешь мысленно. Мокусо. Мокусо. Мокусо. "Тихие мысли" на японском. Одновременно – название медитативной техники, которую используешь. Мокусо. 黙想.

Как ни странно, помогает. И воспоминание, как пыталась для этой техники какую-то глупость придумать забавную вместо традиционных фраз вроде мокусо или кендзен. И как потерпела неудачу на этом поприще. Какие-то вещи надо делать правильно, а не бунтовать против них.

Затем физическая часть. Не целиком. Сперва шея и голова. Наклоны вверх-вниз, вправо-влево, вращение. Затем, по хорошему, нужно руки размять, но решаешь сразу перейти к туловищу. Тоже наклоны. Пока не глубокие. Вроде нормально все идет, и переходишь к более серьезным упражнениям, на реальную растяжку. Сгибаешься пополам практически, касаясь ладонями пола, попутно вспоминая, что сидя вообще могла обхватить стопы руками. В их обычном состоянии. В обычном состоянии?

С этой мыслью распрямляешься, но мир будто бы не успевает распрямиться вместе с тобой, и тянется за взглядом с какой-то задержкой. А когда принимаешь вертикальное положение, резкий рывок делает вверх. В животе что-то происходит. Обед просится наружу – правда, метафорический обед. Горло обожгло желудочной желчью, но и только – похоже, в животе было слишком пусто, чтобы он что-то изверг из себя.

Даешь миру возможность устаканиться. А сама в это время прислушиваешься к тому, что под полом. Пара ударов ногой по металлу дает хороший резонанс, и, хотя твой слух – не эхолокация, понимаешь, что под полом, действительно, какая-то полость есть. Более того, под ним есть какие-то механизмы. Которые ты до этого не слышала, потому что они не были активны – до текущего момента. А вот сейчас начали что-то делать. Какие-то то ли шестеренки, то ли передачи.

Каждому

Орчиха начинает разминку – движения относительно универсальны для любого вида спорта, и знакомы всем присутствующим. Однако далеко зайти не получается – эффектно согнувшись пополам, она выпрямляется, но как-то неловко, и на лице появляется такое выражение, как будто она что-то не то съела. Пару раз топает ногой, похоже, прислушиваясь к чему-то.

А слова эльфа оказываются пророческими. Будто бы вежливо подождав, пока пробудившиеся закончат обмениваться мыслями о том, каковы их возможные пути побега, на всех черных экранах ровно посередние появляется надпись – восемь белых цифр, разделенных многоточиями.

00:17:04:00

Несколько секунд она остается неизменной, позволяя присутствующим осознать ситуацию, после чего цифры начинают стремительно меняться. В сторону уменьшения. Последняя становится практически неразличимой для воспринимающего мир с обычной скоростью глаза, предпоследняя уменьшается чуть быстрее, а следующая явно отсчитывает секунды.

Что произойдет, когда таймер дойдет до нуля, было решительно непонятно, но учитывая контекст, ожидать чего-то хорошего не приходилось. И это подтверждала появившаяся под таймером надпись.

SACRIFICE: 0

Ноль плотоядно мигал.

Жаль никто не согласился на сотню. Смотрю на экран несколько секунд, скрестив руки на груди, хмыкаю. Во-первых, малоинформативно – как будто те, кто устроил это, хотят посмотреть, какие мы сделаем из этого выводы. Во-вторых, этот таймер не может означать хоть что-то хорошее, и дополнительный стресс из-за фактора времени способен только усугубить ситуацию. Что произойдет, когда счётчик дойдёт до нуля?

Напоминаю себе о необходимости сохранять во что бы то ни стало хладнокровие. Вторая надпись однозначно свидетельствует, что они хотят крови. Нерешительно смотрю на азиата, после – на орчиху. Они ожидают, что мы будем убивать друг друга? И что достанется победителю – сомнительная перспектива сдаться на милость неизвестным благотворителям? В любом случае, при учёте всех обстоятельств, в открытом противостоянии при таких вводных данных у меня нет ни единого шанса. Более того, в этом состязании имеется очевидный неоспоримый фаворит. Плохо. Честно говоря, отвратительно.

Оттолкнувшись от стены, отступая чуть в сторону. Начинаю мерить прямоугольник шагами, лихорадочно размышляя. Как быстро орчиха сделает из текста на экране очевидные выводы? Хватит ли у неё здравомыслия не решить проблему самым прямолинейным способом?

Чувствую беспокойство, которое стремительно переходит в страх. Мне хочется оказаться как можно дальше от этого места, от этих существ, от этой странной игры. Осознание собственной хрупкой смертности еще никогда не ощущалось настолько остро. Необходимо играть на опережение.

Остановившись, поворачиваюсь к остальным.

– Новая ставка. Они хотят, чтобы мы убили друг друга. Когда таймер закончится, что-то произойдёт, может… газ? – нервно хмыкаю, смотрю прямо на орчиху и улыбаюсь, настолько обаятельно, насколько сейчас способен. – Даже не буду сопротивляться, лидер тут очевиден. Но где гарантии, что с тобой после этого случится что-то хорошее? Думаю, ничего полезного мы больше тут не узнаем. Предлагаю хотя бы оторвать к чёрту этот экран.

Решение обратиться к мышечной памяти преподносит неожиданный сюрприз: вместе с ней возвращаются и обычные воспоминания. Даже больше, чем можно было ожидать. Продолжающие валиться на меня откровения слегка сбивают с медитации, одно неверное движение, мозг не поспевает за телом — и я чуть не выблевываю на пол остатки ужина. Спасает только то, что и ужина никакого нет. Всё же завершив упражнение — не люблю останавливаться на полпути — выпрямляюсь и прислушиваюсь к ощущениям собственного тела.

Параллельно размышляя о собственной ситуации. Итак, я скорее всего не полноценный боевик, а может быть что-то среднее. Или просто — не штурмовик. Зато, кажется, моё положение в компании не самое дерьмовое, как сначала могло показаться. Хм.

От дальнейших мыслей отвлекает ожившее вдруг окружение. Как и ожидалось, под полом что-то есть, и видимо где-то там — путь наружу, но обдумать эту идею я не успеваю: отвлекают вспыхнувшие на экранах цифры, немедленно начинающие отсчёт. Ненависть к таймерам какая-то подсознательная, счетчик "на время" — самое отвратительное ограничение, которое только придумало человечество.

— Я не собираюсь никого убивать, — тщательно проговаривая слова на английском сообщаю эльфу. Умалчиваю о том, что их сохранность, похоже, вообще моя ответственность. Это только всё усложнит.

— Мы найдём другой выход. Под полом есть полость, видимо здесь есть шахта... или люк... через который нас сюда доставили, — я медлю, не спеша растрачивать силы на кажущееся бессмысленным действие.

— Hai. — я сразу соглашаюсь с женщиной орком, чьи слова подтверждают правдивость моих необычных воспоминаний, — В полу должны быть сверхтонкие щели. Невозможно разглядеть невооруженным глазом. Но должны быть. Я помню.

Я говорю спешно и подбирать слова на английском становится сложно.

— Ты! — я указываю на кибернетические руки дварфийки, — Ты можешь ударить пол? Или экраны. Должны быть уязвимости.

Я сам ощупываю собственные руки и осматриваю снова негостеприимное помещение. Нужно что-то, что можно будет использовать для грубого приложения силы.

Возникший на экране счетчик времени, разумеется, не помогает сохранению покоя. Нагоняет даже не страх, а всепоглощающее раздражение. Почему-то чье-то очевидное намерение убить меня не вызывает у меня ярких эмоций. Выводит из себя только явное неуважение, с которым это пытаются сделать.

— Не вижу смысла гадать. — с мрачной брезгливостью обращаюсь я к эльфу, — У нас один враг. — я указываю в сторону экранов и отворачиваюсь. Обсуждение окончено. Теперь черед действия. Пусть я и сам пока не вполне понимаю, что могу сделать сам. Я отворачиваюсь от остальных, стискиваю зубы и делаю вдох. Пытаюсь направить свое растущее раздражение на то, чтобы разогнать туман в голове.