[RAS] Эксперимент 23/25 | ходы игроков | ["A New Career in a New Town"]

Каждому

Мимолетное ощущение удушья, продлившееся, кажется, целую вечность. Удушья абсолютного – пустота в груди, сдавливающая ребра так, что не сделать и вздоха, тяжесть, будто закупоренный нос и очень явственное ощущение того, что зубы склеены промышленным суперклеем. Но оно проходит, и ты начинаешь жадно втягивать воздух, пытаясь насытить кислородом клетки мозга. Инстинкты кричат, что это ошибка, создавая еще один приступ паники, и несколько мгновений спустя мозгу удается обработать информацию от нервных рецепторов носа, а затем носоглотки и легких. Воздух холодный, и в нем чувствуется странный химический привкус. Приторный, неестественный запах, который сложно игнорировать.

Холодно. Дискомфорт кожи состоит из нескольких, пока перемешанных ощущений, но главное из них сейчас – холод. Исходящий отовсюду, но в первую очередь – от металла, на котором лежишь. Тонкая ткань, прилегающая к телу, почти не защищает. Но она хотя бы есть. Откуда-то приходит понимание, обрывок впитавшегося подсознательного знания, что могло быть хуже. Правда оно тоже перемешанное, что-то в нем как часть жизни, которую ты вел, что-то – как отражение ситуации, в которой оказался. Металл, кстати, чуть заметно вибрирует, как будто где-то далеко-далеко проходит поезд. Затем замирает. Затем начинает вибрировать опять. Промежутки пока сложно понять, время плывет и размывается.

Что-то сдавливает левую руку слегка. Тоже холодное. Глаза разлепляются с трудом, и мир кто-то уронил на бок. Хотя понять сложно. Серое сбоку, спереди, серое сверху. Свет режет глаза. Несколько красных куч, которые со стонами ворочаются. На руке – браслет.

Поворот головы отзывается болью, тоже непростой. Болит подо лбом, болит затылок, болит и чешется шея. Но, по меньшей мере, позволяет разглядеть, что вокруг. Комната десять на десять, с потолком в четыре метра. Стандартные размеры. Почему и для чего стандартные – не понятно, но стандартные. Все остальное – не очень. Безукоризненно ровный пол покрывает тонкая, с мелкими ячейками металлическая сетка. Под ней – стальные же, холодные листы. Стены из метровых квадратных блоков, тоже стандартных. Зачем-то ободранных до камня, а затем отполированных – не до блеска, но так, чтобы смотреть на них было неприятно.

Мотор внутри головы набирает ход, ассоциативные связи начинают выстраиваться в что-то, похожее на связные мысли. Неприятно смотреть почему? Из-за света. Свет откуда? С потолка. Длинные светящиеся трубки, погруженные в выемки в потолке. Лампы дневного света, но только по названию. Свет не солнца, свет какого-то медицинского места, ровный, не колеблющийся. Свет морга. Холодный, режущий глаз свет. Не дает места теням, не оставляет темных углов. Отполированные стены его почти не поглощают. Он будто бы поднимает резкость и контрастность того, на чем удается сфокусироваться глазам. Можно пересчитать каждую ячейку сетки, различить чуть заметные швы сварки на листах стали под ней, безошибочно проследить взглядом грани плотно прилегающих друг к другу панелей… но ничто из этого не кажется полезным, просто давит на и без того измученные глаза. В голову приходит, что этот свет намеренно лишен тепла, чтобы исключить даже мысль о комфорте.

Еще один поворот головы, столь же болезненный, как первый. Одна из стен – не такая как остальные. Вместо блоков полированного бетона – холодный, черный, немного зеркалящий пластик, разделенный более плотными матовыми линиями. Один из блоков этой стены под потолком – мелкая решетка. Спасибо резкому свету, иначе бы не разглядеть. Гудит за ним что-то еле слышно. И, кажется, шевелится.

NI-9170

Часть того, что пытается склеиться обратно в твое "я" говорит, что невозможно это. Не могли с конкретно тобой так поступить. За произошедшим должная стоять какая-то третья сила. Ей ехидно задает вопрос другая часть тебя, и хотя детали пока не ясны, суть понятна – ни одна корпорация святой не является, и твоя не исключение. Если очень нужно будет, то хоть 160 часов в неделю работай без перерывов на обед, кинут в холодную клетку в синтетической тряпке. Или пулю в голову пустят, и никто не узнает. Возможно, это из-за истории с Азуми Сайто, там что-то должно быть, что даст контекст событиям, но…

Мелко озеро
Память на дне сияет
Не дотянуться

Глаз выхватывает несколько знакомых слов технической надписи на одной из линий, что черные экраны разделяют. Она – на английском. А ты думаешь на японском. И это – экраны.

VI-1101

Первая мысль – подняться на ноги. Любой ценой. Потому что знаешь, как газы тяжелее воздуха бывают. И что случается, когда про это забывают. Или этим пренебрегают. Перед мысленным взглядом проносится бетонная ячейка, на дне которой лежат три маленьких тела. Скрючились. Руки у горла застыли. Сзади кто-то кричит, но ты все равно прыгаешь вниз, невзирая на высоту. Откуда-то уверенность, что не пострадаешь. Потом – выволочка за пренебрежение правилами безопасности. По другим правилам, неписанным, тебе даже оправдываться нельзя. Ни в процессе, ни потом. Как и остальным, впрочем, но тебе – особенно. Твое место, хоть и заслуженное, все еще является одолжением. И стеклянный потолок для тебя из того стекла, которым небоскребы защищают от суперштормов.

Потому что ты не совсем человек. Орк. Женщина-орк. Могло быть хуже. Но все равно – не повезло.

Здесь, правда, все не так плохо, как на родине. Когда увольнительная выдается в город, можно оторваться – главное, чтобы потом не настучали. Или в процессе более буквально. Но в корпорации, определение "дома" от которой будто магическим полем отталкивает, все строго.

Надо подниматься. Что бы тут ни случилось, если все по пизде пойдет, тебя виноватой сделают.

AX-1369

Запах не напоминает ни одну из смесей, широко используемых для полной анестезии. Ты читал доклады о паре-тройке препаратов, которые еще не вышли на рынок, знаешь еще о нескольких готовящихся в недрах конкурирующих корпораций, но все эти данные скудные, и "чем оно пахнет" сказать по размывающимся перед мысленным взором схемам химических формул ты не можешь. Да и что им тут делать? Если это "тут" – еще корпорация. Окружающие, похоже, особой ценности не представляют. Знаешь в лицо как в своем департаменте, так и в других. Поддерживать сеть контактов и знать людей в лицо – первая заповедь карьерного роста. И знакомых тут нет. Зато вот тебя – тебя могли "эсктрадировать". Но с процессом ты в общих чертах знаком, и он не заканчивается в серой холодной комнате с неизвестными, головной болью и большой черной дырой вместо долговременной и кратковременной памяти.

Однако тело функционирует без каких-то очевидных критических сбоев, вроде попыток выкашлять то ли легкие, то ли содержимое желудка. Разум работает, пусть и не идеально. Моторные навыки, если не считать уже начинающегося озноба из-за низкой температуры, в вроде в порядке. Но это надо проверять - мозг любит шутки шутить, убеждая себя, что все в порядке, даже если все совсем не в порядке. Если оставить последнее в сторону, то с хорошими шансами вернется и память – удалить исключительно ее, или даже ее элементы, не затронув прочий функционал мозга, задача не из легких, если подходить исключительно с технической стороны. Возможно, кратковременное магическое воздействие? Было недавно несколько статей на эту тему в Ланцете", с рассуждениями относительно того, насколько этичны стирание и модификация памяти, и как это вообще взаимодействует с понятием личности.

Мысль о температуре, кстати, заставила половину мира мигнуть и пойти тонкими зелеными полосами загрузочного кода. Один глаз – кибернетический. Нестандартная практика, обычно ставят пару. Отдельный глаз сложнее настроить, чтобы работал в паре с органическим. Где-то сверху значок – сегмент круга примерно в четверть, разделенный горизонтальными концентрическими разрезами. Перечеркнутый дважды. Один раз – просто, другой раз – чем-то напоминающим гаечный ключ. Нет связи, нет подключения к… чему-то?

Но устройство автономное, должно слушаться мысленных команд. Хотя "мысленная команда", конечно, очень сильное упрощение.

Вопросы "как" и "почему" постепенно отступают в потоке мыслей на второй план. Важно – понять, что происходит. И не дать окружающим помереть просто так. Откуда-то знаешь, что не простишь себя. Затем выяснить, кто за этим стоит. И наказать.

QQ-6969

Опираешься на руку, пытаясь тело приподнять. Блестит она хромированной сталью. Другая тоже. И это почему-то успокаивает. Гнездо вот на месте для чего-то. Мерцает знакомым красноватым светом внутри. Для чего именно – не помнишь, но знаешь - полезная штука. Перед глазами бегут строки загрузочного кода, затем на мир вокруг будто бы натягивается сетка. Значит, что-то с мозгами, что плохо видно было поначалу. Картинка автоматически калибруется, понижая яркость и резкость, и в голове сразу чуток проясняется. Сильно лучше не становится, но, по меньшей мере, мысли в последовательность хоть какую-то укладываются. Глаза бегают от одного присутствующего к другому, и их окутывает золотистое, с уклоном в красный цвет чуть пикселизированное сияние, движущееся вместе с ними. Сверху мигает красным иконка подключения с беспроводным сетям.

Мысль возвращается к рукам. Они – твои. И это почему-то хорошо. Почему? Потому что есть люди (и не очень), которые за такие руки могут убить. И не только за руки. Откуда-то знаешь, что есть типы, что живых на запчасти разбирают, органические, механические – не важно. И вот вас не разобрали. Самые добрые вставляют протезы базовые. Был ты киберсамурай крутой, а стал инвалид простой. Но таких немного, большинство просто порежет на куски, а то, что даже гулям сбыть не смогут, в залив выкинут или сожгут.

И опять о руках. Они меньше, чем у остальных. Но не то чтобы совсем уж сильно. А вот ноги – короче. Непропорционально телу, рукам, голове. Но не как у карликов, которых дварфами называли или полу-людьми до того, как подобные тебе появились. Вряд ли бегать на них удобно. А вот стоять – вполне себе. Ниже центр тяжести, в смешанном футболе, где играют все, кроме троллей (у тех, вроде как, своя лига), дварфами совсем не брезгуют. Но это так, информация к сведению. Не футболистка ты, очевидно. Чем-то другим занималась. До того, как в корпорацию подалась.

Зачем? Почему? Непонятно. Помнишь, что пришлось учить японский, так как с чипами языковыми не пропускали. И как к ситуации сложившейся это привело, тоже не знаешь. Вряд ли проваленный экзамен.

Мгновение уходит за мгновением. Как песок сквозь пальцы.

Разум мой лениво шевелиться в полутьме. Ищет в чертогах памяти слова и образы. Не находит. Прошлое темно и туманно, и игривый праздный ум уже сам собою обращает обрывки слов и мыслей в незамысловатое стихотворение. Что если умираю я? Разве не будет уместным тогда стихотворение?..

Нет. Я жив. Все то слабость. Я не знаю кто я, но я знаю, что не должно мне быть слабым. Меня возмущает это, злит. Волею и злобой силюсь я разогнать туман в своей голове.

Я знаю, что меня не должно быть в этом месте. И знаю, что присутствие мое здесь — позор. Не знаю почему. Но знаю, что другие не должны были этого допустить.

Я помню еще, что в жизни моей была Корпорация. Я чтил и любил ее. Я помню, что в жизни моей была Азуми Сайто. Я… Ничего не помню об Азуми Сайто. Только имя ее.

Что же еще? Ничего?.. Больше ничего не выходит пока разглядеть в темных чертогах моего разума. Ветер шумит и гуляет в них.

Но ведь я не один. Я вижу другие темные фигуры вокруг. Некоторые замерли, некоторые шевелятся вяло. Мы, кажется, едины сейчас в одной напасти.

Я пытаюсь подняться со своего ложа. И обратиться к фигурам вокруг:

— Кто здесь?..

Голос мой звучит неожиданно глухо и тихо. Я вдыхаю, собираюсь с силами и повторяю:

— Кто здесь?

Инстинкты срабатывают раньше чем вспышки синапсов оформляются в полноценную картину. Тело разгибается в судороге, мышцы сокращаются, и заставляют немедленно, в полупрыжке, принять вертикальное положение. Из-за роста — а может потому что адово мутит после пробуждения — получается не слишком складно. Но зато можно надеяться, что благодаря ему не придётся лезть на что-то, чтобы избежать тяжелых газов. В голове гудит как будто неуместно-философский, но сейчас вполне конкретный и прагматичный вопрос — "кто я?".

Оглядываю собственное тело, чтобы по крайней мере визуально себя осознать. Вместе с вспышками странных картин прошлого, кажущимися сейчас подлогом, фальшивкой приходит ещё одно неприятное осознание. Почему-то я должна отвечать за оказавшихся тут со мной идиотов головой. Твою м-мать. Вишенка на торте — никто меня сейчас, конечно же, не будет слушать. Потому что уши острые, и совсем не так как у типа сбоку. Потому что клыки торчат изо рта. Кончик языка медленно касается одного, потом второго — кажется, снова рефлекс, теперь задумчивости. Изгнанница, хараимоно. Никто не любит орков. Значит, пока не верну себе что-то, что подтверждает мою ответственность за них, а значит и право приказывать, даже не заикайся, подруга, о том что ты что-то там должна. Крайняя не крайняя, а если сейчас начать выяснять, кто тут главный, всё по пизде пойдёт.

— Urusai, — прошелестела в ответ на оклик человека, поморщившись. — Мы можем здесь быть не одни. Замолчи. И старайтесь поменьше дышать, вы, все.

Взгляд по сторонам — оценить обстановку, определить где двери, что вообще есть в комнате и как отсюда выбраться. Если мы и правда в морге, вряд ли тут запирают двери. В любом случае, иногда самый очевидный вариант и есть самый действенный. Попутно попыталась ухватиться за мелькнувший в голове образ — один раз он уже помог, может поможет и ещё раз. "Кто я?". Тупой вопрос из области философии — всегда было на такие вещи в общем-то похуй — вдруг становится жизненно важным.

Открыть глаза и осмотреться всегда успеется. Сперва – прислушаться к тем сигналам, которые подает организм. Легкие горят, живот сводит – газ? Боль в области затылка, у основания черепа – модификации памяти? В пользу последнего свидетельствует сосущая непроницаемая пустота в голове, в том самом месте где должны находиться ячейки воспоминаний о прошлом, личности, и, главное, о том, какого черта здесь происходит (и где вообще оно – "здесь"). Ничего страшного – кратковременная потеря памяти почти наверняка обратима. И сейчас она определенно не основная проблема – лучше сконцентрироваться на окружающем пространстве и решать проблемы по мере их поступления.

Где-то совсем рядом звучат голоса. Вопрос, заданный на другом языке, отличном от того, на котором я думаю – значение вопроса понятно мне на обоих. Еще одна пометка в мысленном логе, биты информации, которые могут пригодиться в дальнейшем или никогда не потребоваться. Тем не менее, в силу привычки, я буду их исправно систематизировать – разбивать по ячейкам памяти, каталогизировать, помечать разноцветными ментальными ярлычками. Никогда нельзя быть уверенным, что может спасти тебе жизнь, а что – часть в потоке информационного мусора.

Голова раскалывается. Приподнимаюсь на локте, смело впечатав его в металл пола, осматриваюсь – в глаза бьет мертвенно-ровный неестественный свет, из окружения только небольшое помещение, целиком состоящее из стен, пола и потолка. Взгляд наталкивается на девушку рядом – скользит по длинной (слишком длинной) ноге, по волосам, чуть выступающему вперед подбородку и, в конце концов, замирает на выглядывающих из-под нижней губы клыках. Орчиха – мне приходится сделать усилие, чтобы не отшатнуться, не измениться в лице, никак не показать рвущееся наружу инстинктивное отвращение. Не то время и не то место, чтобы ее провоцировать – слишком много неизвестных, и в сложившихся обстоятельствах даже это существо способно оказаться ценным ресурсом.

Отвожу глаза в сторону, без конкретной цели впиваюсь взглядом в пространство – в слепящий выжигающий сетчатку мертвенный свет. Затылок трещит, в горле поднимается тошнота. Снова закрываю глаза, медленно вдыхаю и выдыхаю, вспоминая забытые, но намертво запечатленные на уровне генетической памяти техники. Я контролирую свое тело. Пока ничего не сломано, я легко могу с этим справиться.

VI-1101

Отталкиваешься руками. Отталкиваешься ногами. Рывок. Мир движется вверх, а затем делает перед глазами этакую восьмерку. Хорошо мозги тряхнуло. Потом удар железом в пятки. Каким-то чудом баланс удается удержать. Хотя удержать – это громко сказано. Шатаясь из стороны в сторону не упасть и доплестись до стены, чтобы в нее вцепиться, удалось. Скребут пальцы бетон. Вибрация где-то вдалеке за ним прокатывается и угасает. Мир продолжает кружиться. Затем притормаживает. Получается и голову вниз опустить без прилива темноты, и пару слов из себя выдавить.

Внизу тело. Женское. Орочье. Большое. Далеко не плоское в нужных местах, если судить по тому, как комбинезон обтягивает. Не "японская гвоздика" явно. За углом, за спиной - ookami onna*, kikazaranai**, yabo***... голоса и смешки женские. И не просто большое тело. Тренированное. Вот только к чему – вспомнить не получается. За единственный четкий момент памяти ухватившись, пытаешься его раскрутить. Прыжок. Вниз.

Прыжок. Вниз. Холод воздуха пробивается сквозь комплект термозащиты. Мускулы рефлекторно напрягаются. Знаешь, что кожа скоро покроется мурашками. Не впервой. Завывает воздух вокруг. Даже шумодав шлема не спасает. Маска давит на лицо, но сильнее – воздух. Он просто бьет по нему, и каждый удар – тысяча маленьких иголок, вонзающихся в кожу. Внутренности в комок, но об этом не думаешь. Думаешь только о том, чтобы баланс выдержать. Летишь, раскинув руки. Дисплей показывает опускающиеся рядом же зеленые точки. В ухо мужской голос что-то коротко рявкает по-японски. Отвечаешь. Затем складываешь руки и ноги, и устремляешься вниз, в пике. Различаешь впереди вспышки. Какие-то часто, какие-то, побольше, редко. Потом расцветает огромный огненный цветок внизу.

Открываешь глаза. Стоишь на краю бетонной ячейки. Внизу три маленьких тела. Скрючились.

Открываешь глаза. Вокруг серость стен и трое человек в красном. Метачеловек. Хотелось бы забыть, да не забудут напомнить. Двое встать пытаются, одна – дварф, лежит. Выхода нет. А тебе нехорошо. Очень.

NI-9170

Встаешь. Привалившись к стене. Без резких движений. Плавно. Движение рук влево. Движение рук вправо. Начинаешь дрейфовать немного в кусок памяти плавный, но тут что-то рывком вверх взлетает. Двухметровая почти орчиха на пару метров вверх подлетает, выпрямляясь в прыжке, неуклюже приземляется и, шатаясь и махая руками для равновесия, доплетается до спины по хитрой синусоидной траектории. Там и останавливается, прежде чем на твой вопрос ответить. Говорит замолкнуть и дышать поменьше.

Молчишь пока. Пытаешься собраться с мыслями. Азуми Сайто.

Кто такая Азуми Сайто?

Она была в твоей жизни. В некотором смысле. Возможно, ты бы хотел, чтобы она была в ней в другом качестве, но это уже невозможно.

Ты – надежный. Мать гордилась переводом. Отец – гордился бы. Но фотография в рамке на стене славы. Посмертной. Инцидент на заводе. Спас много жизней ценой своей. Корпорация после этого присмотрелась к тебе. Позже узнал – стандартная практика. Если отдал жизнь за корпорацию, высока вероятность что своему сыну такие же ценности привил. Это тебя на правильную лестницу поставило, которая не для 外人.

А Азуми Сайто не надежная. Столкнулся с записями о ней по работе. Не понял. Начал копать. Привычка докапываться до сути. Полезная на работе, но не в этом случае. Когда ты – гражданин корпорации, каждый твой шаг отражается. Фиксируется. Рождение. Биометрия. Одежда детская. Игрушки. Еда. Обучение. Вызовы к директору. Выговоры. Оценки. Покупки в магазинах "для бунтарей". Обмен корпоративной валюты на другую для покупок "за границей". Коммуникатор. Собеседования. Первая работа. Вторая. Третья. И дальше каждый рабочий день. Отчет. Доклад. Видеоконференция. Награда. Выговор. Зарплата.

Азуми Сайто жила, а ты незримой тенью шел по ее цифровым следам. Сперва по работе. Затем – в выдававшееся свободное время возвращался. Затем – оформил дополнительный доступ домашний. Профессионалам твоего уровня позволительны маленькие слабости.

Ты не знаешь, почему ты заинтересовался Азуми Сайто. Тут мог бы помочь психолог, но врачебная тайна в корпорации таковой не является. Не с твоей работой. Она жила, а затем она умерла. Без причины. А ты привык находить причину. Не помнишь, нашел или нет. Если не помнишь, наверное, не нашел. Кажется, что такую вещь запомнил бы. Но это не та ситуация, чтобы доверять такому простому выводу.

AX-1369

Ничего не сломано. Глаз искусственный послушно закрывается и подавляет восприятие света. Знаешь, что мог бы сквозь веко пытаться смотреть при сбое. Не самая частая поломка, но случается. Достаточно, чтобы быть статистически значимой. И создает целый спектр проблем, особенно если человек не обращается сразу. Все начинается с нарушения сна, так как сбивается процесс восстановления. Одна из главных проблем киберглаза, за решение которой Нобелевскую присудили. Какой-то старый хрыч из Трансис, но ходят слухи, что это просто Келедир поскромничал. Ночная активность киберглаза мешает психологической адаптации к импланту, отсюда усиленный эффект диссоциации. Обычно человек начинает думать об импланте как о части себя, но если этого не происходит… последняя статистика говорит, что с вероятностью в 56,43% он попадает в новостную ленту. Параллельно развивается паранойя. Сперва неосознанная. Среднестатистический человек без имеющихся психологических отклонений формирует ее объект примерно за три месяца после имплантации дефектного глаза. Примерно тогда же достигает пика и когнитивная перегрузка фоновой информацией...

Глаза снова открываются мертвенному свету. Левый получает его целиком, правый немного фильтрует, смягчая картину. Похоже, ты в прошлом был связан с кибертехнологиями. Мог бы продолжать мысленный анализ абстрактного кибернетического глаза еще несколько минут, если вдаваться в технологические подробности – может быть и часов. Но, судя по температуре помещения и самочувствю текущему, ты загнешься раньше, если ничего делать не будешь.

Становится легче – проверенная временем и практикой техника работает безотказно. Сперва отступает ложная симптоматика, возникшая из-за хаотичных сигналов, которые ошеломленный организм подавал по всем каналам одновременно. Остается выкристаллизованная (и, признаться, совершенно невыносимая) головная боль – словно кто-то колотит изнутри по черепу хирургическим молоточком с отмашкой, и время от времени берется за тяжелый отбойник. И неприятная, щемящая тяжесть в груди – кажется, что каждый слишком глубокий или недостаточно глубокий вдох сжимает в стальных тисках сердце. Взвесив все “за” и “против”, переворачиваюсь обратно на спину, закладываю ладони на манер подушки под голову и снова закрываю глаза. Нужно только подождать, и обязательно станет лучше – а минимально необходимую и доступную на данный момент информацию я уже получил.

– Проблемы с памятью, – сообщаю другим в комнате на чистом японском: не слишком громко, вполголоса, но четко, чтобы все точно слышали.
Как минимум двое моих “коллег” общаются на японском – доверившись интуиции, решаю пока тоже не выделяться.
– Полагаю, и у вас тоже, – скорее утверждение, чем вопрос. – Но может помните, где мы? Как и почему оказались здесь? Хотя бы что-нибудь?

Установить первичный контакт. И надеяться, что орчиха не набросится сразу – сильно сомневаюсь, что справился бы с ней голыми руками и в лучшие дни, что уж говорить о сегодняшнем.

Попытка оборачивается пыткой. Голова раскалывается, меня бросает в сторону — едва успеваю схватиться, облокотиться возле бетонной стены. На мгновение страх за себя исчезает, растворяется в вспышке незамутненной боли. К горлу подкатывает ком, в боку начинает колоть, и как будто этого не достаточно, руки начинает трясти как будто у меня тяжелая стадия алкогольной абстиненции.

— Гхх... — сцепляю зубы, и напрягаю горло, чтобы не выблевать содержимое желудка прямо на пол. На глаза наворачиваются слёзы от усилия, и я злюсь на себя за собственную беспомощность. Соберись блять, ты же オオカミ女! Ты не просто не обижалась на это, тебе это льстило. Ты сама создала себе такой образ, а теперь собираешься показать другим свою слабость?! Руки сами собой сжимаются в кулаки с усилием, так что теперь их трясёт ещё и от напряжения, и я с размаху бью по бетонной стене с утробным, первобытным рычанием, забыв что ещё минуту назад требовала от одного из мужчин заткнуться. — Грааа!

Кулак бьётся о серую зернистую преграду ещё и ещё, пока боль в костяшках хоть немного не заглушает ту, что в голове. Восстановив дыхание одним шумным вздохом (только бы не потянуло опять блевать!), я снова пытаюсь сфокусировать внимание — как раз вовремя, чтобы услышать обрывочную речь эльфа.

— Фух... нет, ничего не помню, — морщась и жмурясь, рефлекторно прикладываю свободную руку к затылку, пока кулак правой разжимается и ладонью ложится на стену. — Знаю только, что надо сваливать отсюда. В воздухе какое-то дерьмо.

Взгляд задерживается на лежащей неподвижно дварфийке, и руки сами собой сжимаются в кулаки снова, и снова хочется что-нибудь ударить. Бляяядь, что за хуйня-то... Будь мне получше, можно было просто на плечо и дело с концом... но в таком состоянии я за себя-то не до конца отвечаю. Подавив так некстати вновь подкативший к горлу ком, делаю шумный выдох и указываю в сторону неподвижного тела пальцем.

— Кто... кто-то смотрел ч... что с ней?

Мысли в голове то ворочаются тяжело, будто в ещё не стянувшемся бетоне увязшие, то начинают носиться со скоростью разогретых молекул водорода. Бежать надо, бежать отсюда, срочно! — непонятно откуда вылезший приступ страха усилием воли подавляется, но это чувство напоминает мне о том, что я хотела сделать до этого: осмотреться в поисках выхода.

Вздрогнул – да что там вздрогнул, едва не подпрыгнул, когда орчиха с ревом врезала по стене кулаком. И лежать как-то сразу же расхотелось – сперва перекатился на локоть, после медленно сел, и, в конце концов, со стоном сквозь стиснутые зубы поднялся.
Голова конечно раскалывается, но сердце беспокоит сильнее – то стискивает, то отпускает, как будто на грани приступа, как будто лучше не то что не делать резких движений, а двигать скорее в клинику. С последним, впрочем, могут возникнуть некоторые проблемы. Смотрю на крошечное коренастое тельце дварфийки с искренним безразличием – почему судьба этого существа вообще должна меня беспокоить? Прислонившись плечом к “обычной” стене, растираю виски.

После чего обращаю внимание на стену из глянцевого черного пластика. Подхожу поближе, осматриваю.
Что это за штука?
Мне известно ее назначение?

VI-1101

Удар. Еще удар. Болью в костяшках отзывается. Вибрацией металлической в руке. В костях руки. Крошки во все стороны. В бетоне – следы ударов. Выбоины. Неглубокие. Боль быстро отходит назад, только саднит немного содранную ударом кожу. Осматриваешься. Выхода нет. Блоки бетонные, металл снизу. Но как-то вы же сюда попали?

Прислушиваешься. Воздуха гудение. И прохлада. Кожа движение ощущает. Есть вентиляция. Но не факт, что выход. Бывает – тоннели магистральные, где грузовик проедет. Бывает – достаточно места, чтобы человек протиснулся. Но чаще гораздо – узкие, где лишь дрон очистной проедет. Сантиметров тридцать шириной и столько же высотой. Кажется, пол чуть заметно гудит. И какое-то давление на уши. Вибрация. Сосредотачиваешься. За пределами комнаты это. Целые линии напряжения. Или, скорее, фронты. Горизонтальные, вертикальные. Медленно движутся одни. Стоят неподвижно другие. И где-то еще дальше будто какой-то фон постоянный. Странное, неприятное ощущение. Можешь направление определить пока только, и ближе-дальше становится. Что-то чуть слышно пощелкивает за пластиковой черной стеной. Затем затихает. Затем опять начинает пощелкивать. Писк высокочастотный из-за каждого экрана. Гудение какое-то. Над ним шумит воздух, проходя через сетку. Негромко, но шум есть. Вдруг какой-то цокот, как будто по металлу кто-то быстро-быстро перебирает маленькими металлическими же ножками раздается. Удаляется. Дышит эльф. Вставая, зубами поскрежетал. Дышит человек. Панически. Знакомые на удивление интервалы. Дварфийка тоже дышит. Прерывисто. Можешь сконцентрироваться на чем-то из этого. И можешь, наоборот, заблокировать.

Принюхиваешься. От вас – почти никакого накопленного запаха. Текущие – есть. Страх. Паника. Что-то непонятное от эльфа. Почти истаявший запах спирта и чего-то сладковатого. Но каждый человек накапливает кучу запахов за день. А вы – нет. От черной стены пахнет пластиком. Еле различимо. А вот в воздухе, что движется сквозь сетку есть четкий запах смазки машинной. И перегретой электроники – тот же пластик, но еще немного озоновых ноток. Странный приторный аромат оттуда же. Поворачиваешься, смотришь на швы между стенными блоками. Едва заметный химический запах из них исходит.

У девушки в голове проносятся, ассоциации и даже ...слова?

Программы... символы... коод? Загрузка....

Дрожащим еле слышным голосом девушка произносит

-Что происходит... сетка

небольшой кашель вырывается из её рта

Мысли

Почему они святятся... не помню, будто из памяти вырвали кусок насильно.

Мысленно переведя взор на угол периферии своего зрения, где мелькал красный огонёк беспроводной сети, она попыталась открыть его мысленной командой, на что в ответ была ноющая боль в затылке

Плохая была идея

Слегка встряхнула голову и переведя взгляд на свои руки выдохнула с облегчением

Ну хотя бы оставили, то что у меня было

Вяло поднимается и садится, осматривая свои руки

Они такие были? Или что то поменялось.... не помню..... совсем

Встряхнув головой, поднимает взгляд на остальных, осматривая и их и комнату в которой они оказались

Очень странное помещение, мы же сдавали какой то экзамен, это же не может быть наказанием... точно не может.... тогда как? Хотя ....

Отбрасывает мысли в стороны и возвращается к осмотру своего окружения