- Ииииии! - тоненько, по-девчоночьи, пищит Руна в ответ на шепот рамонитки. - Люблю, люблю, люблю-у-у-у!
Эмоции переполняют малышку, пусть не разделившую физическое удовольствие своей подруги, но будто прожившую внутри Клариссы эти чудесные мгновения - с одним на двоих биением сердца, с одним дыханием, с одной-единственной затапливающей сознание мыслью - "Моя. Единственная. Люблю." Слезы брызжут из глаз девушки, когда она отрывает лицо жрицы от своего плеча и смотрит на нее, такую ослепительную в своей безупречности, словно солнышко без пятен, и, всхлипывая, тянется язычком за стекающей по щеке наставницы капелькой.
Сложно описать дальнейшие минуты, ибо есть на свете вещи куда более интимные, чем непосредственно "акт любви". В конце концов, многие Сестры делятся с близкими подругами подробностями своей сексуальной жизни - когда из ностальгической похвальбы, а когда и с просьбой о совете, здесь нет ничего зазорного. Но даже женщина, гораздо сильнее открытая миру, нежели Кларисса, никогда и никому не поведала бы о том, какими умилительно-нелепыми прозвищами называла ее любимая, пока по-кошачьи облизывала лицо в поисках соленых слезинок, как сама жрица, не выдержав, фыркнула малышке прямо в рот, когда та накрыла ее носик своими губами, и как две высокоученые археологини, попеременно истерически хохоча и всхлипывая, осели, обнимаясь, на дно лохани... Некоторые переживания и эмоции слишком сложны для описания человеческим языком, так что и останутся они между двумя разделившими их женщинами, навеки свободные от цепей слов, фраз и предложений, которыми разум людской издревле пытается сковать неопределимое и непознаваемое...
Руна приходит в себя все-таки первой, обнаружив, что вода в лохани уже порядком остыла, а вечерний ветерок вполне может протянуть ее ненаглядной поясницу. Шепчет слова заговора - и по мокрой шевелюре Клариссы сверху вниз проходится поток теплого воздуха, выдувая влагу, а затем бардесса хватает льняной утирник, начиная насухо вытирать жрице спину и бока. Действует она энергично, но несколько суетливо, всем своим видом показывая, как опасается за здоровье любимой... Впрочем, это не мешает малышке и дальше озорничать, спускаясь вниз в процессе обтирания наставницы: после нескольких нежных поцелуев в каждую ягодицу она, по своему обыкновению, легонько цапает сочную задницу зубами ("Прости, Рис, не смогла удержаться.") Но это уже так, мелкие инциденты: теперь, после первого оргазма Клариссы, Руна мыслит вполне ясно и здраво. Да, она хочет продолжения, но продолжение это ждет ученых сестер в палатке, где на дощатом настиле раскатан пусть и сравнительно тонкий, но настоящий пуховый матрас, имеется целая куча подушек (которые во время любовных ласк уместно класть далеко не только под голову), а уж одеял припасено на добрый десяток походниц. Романтика с комфортом, в общем, хотя Риса до сегодняшнего дня понятия не имела, как эта самая романтика в диких местах вообще должна выглядеть: в экспедициях ее сопровождали одни работяги-землекопки, с которыми жрица выстраивала исключительно деловые отношения, так что подначек коллег по поводу страстных любовных утех на природе женщина попросту не понимала. Что ж, благодаря Руне у нее появилась возможность освоить, наконец, и эту сферу...
Вытершись, две голенькие археологини пробегают пятнадцать футов до входа в палатку босиком, на носочках, держась за руки, и Руна первая ныряет под полог, напоследок порадовав Клариссу видом задорно сверкнувших в свете магического "фонарика" ягодиц. Пока жрица пролезает внутрь, бардесса уже суетится, раскладывая по белоснежной простыне со штампом кастелянной Храма разномастные подушки. В палатке достаточно темно, магический свет от наружного источника позволяет выхватить лишь отдельные детали обстановки и облика обнаженной возлюбленной.
- Ну что, чем займемся дальше, мррр? - полумрак, кажется, не только скрадывает цвета, но и приглушает звуки - или это Руна так пытается скрыть нарастающее возбуждение. Что ж, если Кларисса жаждет "мести" за произошедшее в ходе купания - самое время начинать действовать.