[D&D 5] Легенды Купола | ходы игроков | 2. Круги на полях (история Мелисандры)

  Пятнадцатого мая сестра Мелисандра, дочь Амади и Кадиры, храмовница Аэлис, должна была заступать в суточный наряд по Храму.
  С этими нарядами у девушки были связаны не самые приятные воспоминания. Пятнадцать лет назад она в течение многих месяцев была бессменной дневальной выходного дня. Пока ее более удачливые товарки собирались в Летний театр на премьеру очередной духоподъемной исторической постановки, пока особо отличившиеся готовились к свиданию с родительницами - она с гудящими ногами и головой стояла на часах у главного въезда на территорию Храма, или занималась уборкой прилежащей к проходной территории, или волочилась за дежурной сестрой в поисках подлежащих устранению недостатков в благоустройстве разных помещений... Пожалуй, лишиться выходного - дело само по себе еще терпимое, проблема состояла в том, что и в будни ее гоняли так, как и вьючного тяжеловоза пожалели бы гонять. Свободного времени у юной текрурийки не было в принципе: от подъема до отбоя послушания сменялись жесткими воинскими тренировками, а после изнурительных силовых упражнений надо было спешить на очередное занятие по акушерству. И на все это накладывалось крайне угнетенное моральное состояние: она ведь подставила не только сестренку, которой, как старшей, было еще тяжелее, она подвела и мам. Теперь тем оставалось лишь гадать в мучительной неизвестности, чем же так провинились сразу обе их девочки: Храм Аэлис своих секретов не выдает никому. А ведь когда-то идея разложить милую Дианту в неиспользуемой кладовой прямо напротив кабинета Верховной Жрицы казалась столь замечательной, дерзкой и остроумной, и себя юная послушница ощущала такой лихой и бесшабашной... Ну что ж, как гласит циничная поговорка из внешнего мира, бьют не за то, что сделала, а за то, что попалась. Полжизни прошло с тех пор, прежняя Верховная Жрица умерла много лет назад, Старшая учебной части и Сестра-воспитательница - обе на пенсии, и даже любимая сестренка, обретшая, кажется, свое правильное и настоящее женское счастье, постаралась забыть о том, что не просто было в далекой юности, но и продолжалось долгие годы их взрослой жизни. Мелисандра же - не забыла. И пусть сегодня она была уважаемой взрослой храмовницей на хорошем счету у Старших - где-то внутри красивой и уверенной в себе женщины сидела та самая изможденная и сходящая с ума от усталости пятнадцатилетка. Наверное, именно поэтому к каждому очередному суточному наряду девушка старалась подготовиться как физически, так и морально - по отработанной годами схеме.

  В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое число храмовница спала примерно два часа, заняв оставшееся время упражнениями в полутьме пустого тренировочного зала. Наряд нарядом, но с утра ей надо было подменить одну из храмовых наставниц, отрабатывая с будущими жрицами и паладинками технику пешего боя в малой группе. Причем послушницы придут предпоследнего года обучения, для них стандартные упражнения "выпад-защита" - не больше чем воспоминания из детства, так что Мелисандре придется постараться, чтобы их удивить, а удивить необходимо. В следующем году на пенсию уходят как минимум две наставницы, и текрурийка давно привыкла к мысли о том, что эту брешь в строю заполнять предстоит ей. В общем, этой ночью манекенам тренировочного зала пришлось пострадать, как и воздуху, многие сотни раз со свистом разрезанному верным клинком. Значит, первая половина дня - занятия, к полудню она, наконец, освободится и грохнется как убитая в своей келье, а часам к семи вечера будет весела, бодра и готова к суткам бодрствования. Схема отработанная и сбоев не дающая, жизнь по строгому режиму вообще имеет свои очевидные преимущества. Однако в этот день режим оказался здорово нарушен. Солнечные лучи как раз упали на изображения воительниц в стандартных боевых стойках, которыми на высоте человеческого роста была украшена западная стена зала, когда за Мелисандрой пришла дневальная с известием о том, что ее ожидает у себя сама Верховная Жрица Танита.

  Самая противная вещь на свете - это вот такие неожиданные вызовы от начальства. Одни Богини знают, что можно придумать по пути к высокому кабинету, перечисляя в голове сулящие мало хорошего варианты: от неожиданной головомойки за какие-то давние дела до плохих известий о служащей на границе Дианте. Так что, уже оказавшись наедине с Танитой, изрядно обеспокоившаяся храмовница сразу же внимательно уставилась в ее лицо, пока та, озабоченно поджав губы, просматривала какое-то письмо.



  - Садись, дорогая сестра, садись, - оторвавшись от бумаг, кивнула храмовнице Верховная Жрица. - Прости, что пришлось прервать твои тренировки, однако, когда Храм просят о помощи - мы не имеем права медлить.
  Первой ученице Аэлис, как хорошо знала Мелисандра, было чуть больше сорока, однако попытка наугад определить ее возраст сбила бы с толку многих незнакомых Сестер. Пепельно-седая шевелюра и глубокие старческие морщины на лице сильно контрастировали с полными губами и молодо выглядящей шеей. Утверждается, что так неравномерно и резко Танита, как и ее предшественницы, постарела из-за того, что на правах Верховной Жрицы разделяет боль Раненой Богини. Храмовница не очень хорошо понимала, что это значит, и способна ли вообще смертная вынести боль, которую едва терпит сама Дарующая Жизнь, но факт оставался фактом: каждая из возглавляющих Храм женщин пользовалась огромным почетом и уважением, обладала совершенно непререкаемым авторитетом. Участвуя в заседания Совета Старших, Танита не требовала - она тихим голосом обращалась к "возлюбленным сестрам" со смиренной просьбой выделить средства на тот или иной проект - и просьбы ее не встречали возражений, даже если мысленно главы остальных содружеств хватались за голову от возмущения. Впрочем, такая власть имела и обратную сторону: ни одна из Верховных Жриц Аэлис, возглавлявших Храм после Дня Боли и гнева, не дожила до шестидесяти. Хорошо все-таки, что у мамы Амади, первой среди рамониток, не было никакого специфического бремени, кроме обычных забот большой начальницы ее уровня, и жить-здравствовать она будет еще очень долго...

  - Вчера под полночь мне пришло письмо от нашей сестры Ноэми из деревни Долгунцы, - продолжала тем временем Танита. - К сожалению, дежурная решила, что дело может подождать утра, так что ознакомилась я с ним буквально полчаса назад. Иначе отдала бы необходимые распоряжения уже ночью. Увы, сделанного не воротишь... Ладно. Ноэми пишет, что пару дней назад на деревенских льняных полях стали появляться большие круги непонятного происхождения. Словно кто-то то ли вытаптывает посевы, то ли там самозарождается какой-то смерч... Написано довольно сумбурно, но основной проблемой она видит даже не это, а внутренние конфликты в деревне. Как я поняла, одну из крестьянок обвиняют, буквально, в колдовстве. И все это грозит вылиться в полноценное рукоприкладство. Я хорошо знаю сестру Ноэми, она моложе меня всего на три года, и мы дружили в свое время, будучи послушницами. Если она честно признается, что теряет контроль над ситуацией и не справляется - значит, дела и в самом деле плохи.
  В отличие от Верховной Жрицы, Мелисандра знала о Ноэми не так уж много: по возрасту в послушничестве им пересечься не удалось, а после выпуска ту сразу определили в родную деревеньку. Обычная для сельских девочек история, где родилась - там и пригодилась. По делам она периодически ненадолго заезжала в Первопоселение, так что в лицо ее текрурийка, регулярно дежурившая по Храму, знала, но общаться особенно плотно не доводилось. Сестра как сестра. Симпатичная, вежливая, скромная, да среди аэлиситок другие скорее редкость.

  - Круги на полях, значит... Кто же это там озорует? - ненадолго прикрыв глаза, спросила саму себя Танита, однако быстро пришла в себя и продолжила разговор. - В общем, сама понимаешь, дорогая Мелисандра, тебе придется незамедлительно собираться в командировку. Конечно, можно сразу послать в Долгунцы группу боевых рамониток, однако... наши дорогие сестры, ученицы Охотницы, очень уж любят бить с размаху и рубить сплеча. Здесь же, по моим ощущениям, действовать надо куда деликатнее. Твоя задача будет двоякой: нужно, во-первых, расследовать, что же там все-таки происходит, во-вторых - сделать это так, чтобы по итогам крестьянки не вцепились друг дружке в волосы и не поразбивали лица.
  При упоминании рамониток седовласая жрица неловко улыбнулась, будто только что вспомнила о том, кто же является родительницами Мелисандры. Храмовница, впрочем, привыкла к таким отношениям между последовательницами двух Богинь: при всей сестринской любви и взаимном уважении, пути у них все-таки были разные. Сейчас, не успев психологически перестроиться на новую задачу, она в первую очередь спросила, кто же заступит в наряд вместо нее? Разумеется, вопрос уже решили, и замену найдут, и вообще, беспокоиться не стоит.

  - Я знаю, ты не спала эту ночь, но досыпать тебе придется все-таки в Долгунцах, - продолжила Танита. - Нужно поскорее сориентироваться в обстановке, познакомиться с местными и вмешаться, если в самом деле есть угроза какой-то драки или иных безобразий. Лошадь получишь в нашей конюшне, сдашь ее местным, все бытовые заботы о тебе тоже, само собой, на них. Ноэми и деревенские власти, разумеется, окажут всяческое содействие. Работай, сестра.

***

  Почти три часа пути строго на юг, навстречу медленно поднимающемуся и бьющему в глаза солнцу, которое заставляло что Мелисандру, что ее гнедую лошадку опускать глаза на дорогу. Скоротать время можно было, перечисляя про себя все известное о пресловутых Долгунцах. А что там, собственно, перечислять? Деревенька дворов в сорок, расположена в ближнем Закуполье, хозяйственная специализация - выращивание льна. Наверняка что-то из одежды, покрывающей закаленное тело чернокожей храмовницы, сперва выросло на тех самых полях, где теперь появляются непонятные круги. В остальном же - глухомань глухоманью. Южнее расположено большое село Буревое, в котором уже имеется и школа своя, и армейский гарнизон в три десятка копий (атрибут опасной окраины сестринских владений), и полноценное святилище Аэлис - вот про это место в географическом справочнике полстраницы текста имеется. На Долгунцы же хватило четырех строчек, если память не изменяет...
  Четырехстрочные Долгунцы появились из-за очередного взлобка как-то внезапно для углубившейся в раздумья Мелисандры, без стеснения вывалив перед ней свои огороды и задние дворы. Даже лошадка удивленно всхрапнула от такой неожиданности. Храмовница же вздернула в недоумении проколотую бровь, увидев, как на самой окраине деревушки, сложив руки на животе и устремив взгляд вперед, ее терпеливо дожидается та самая сестра Ноэми:



  Это сколько же она тут стоит-то? Совсем неочевидно, что Храм прислал бы помощь так скоро. Или очевидно? Еще и выходное платье надела: повседневная жизнь сельских жриц не сказать чтобы располагает к такому модничанью. Похоже, помощь из столицы здесь кое-кто ожидает с нетерпением. Хорошо еще, не вывалили встречать всем местным Советом - вот это было бы совсем неловко.
  Подъезжая все ближе, Мелисандра отмечала для себя будто заново, что жрица-то - женщина вполне симпатичная и ухоженная, явно собой не пренебрегающая, и выглядит помоложе своих "хорошо под сорок". Держится, правда, слегка напряженно, словно жердину проглотила, но, быть может, ситуация к этому располагает? Когда, наконец, храмовница остановила лошадь, Ноэми приветливо кивнула, обращаясь к ней максимально официально:
  - Здравствуйте, сестра Мелисандра. Приветствую вас в Долгунцах и благодарю, что так быстро приехали. Сестры из нашего Совета с нетерпением ожидают вас, - она показывает рукой по направлению к центру деревушки.
  Выглядело это все мило и лестно, но, насколько помнила текрурийка, в Первопоселении Ноэми общалась и вела себя как-то попроще.

  В ночном полумраке пустого зала, в одиночестве, в окружении безликих манекенов - отличная иллюстрация её жизни. Нельзя сказать, что воспоминания о годах учёбы были сплошь связаны с тяжёлой долей попавшей в немилость послушницы, как и то, что она была несчастлива. А уж характер как подобное отношение к ней закалил! Да, старшие сестры определенно знали, как огранять и отшлифовывать камни, подобные ей. А ведь использовать истязания души и тела в качестве тяжёлых тренировок - именно то, что Мелисандра продолжила делать и после того, как обучение окончилось и она стала свободной. Загонять себя в попытке убежать от ненужных мыслей, чувств, и эмоций стало отличной практикой, ставшей её образом жизни и позволившей вырасти во многих смыслах. Что до сожалений... о тех самых мыслях (ах, если бы)... о, Богиня, еще сотня взмахов!

...

  Как и пятнадцать лет назад, так и сейчас, находиться на ковре у Верховной было чрезвычайно волнительно. Пусть она уже совсем не послушница, пусть уже нахватала заслуг перед Храмом в частности, и Куполом в целом, но... отчего-то в присутствии этой женщины неумолимо чувствуешь себя чрезвычайно маленькой, если не жалкой. Хочется и за грехи повиниться, и в благодарностях за все рассыпаться, но держала лицо Мелисандра в свои годы уже куда лучше. Слушала не перебивая, сдержанно кивая, в конце уверив, что для неё это большая честь и она непременно сделает все, что бы оправдать оказанное доверие, будучи в этих заявлениях полностью искренней и сердцем и душой. И проблема выбитого режима в этот момент проблемой не казалась, как и тот факт, что сердце Купола придется променять на захолустье на какое-то время. В целом она была готова куда угодно отправиться по воле этой женщины, даже в её постель (мысли о чем она быстро подавила... вот уж и правда ностальгия по годам буйной молодости).

...

  Первое впечатление о местных живописных видах было... сдержанным. Как истинная аэлиситка, она ни в коем случае не чувствовала в себе права на какое-либо высокомерие по отношению к Сёстрам, где бы они ни жили и чем бы ни занимались, принося пользу Куполу. Но отчего-то... все эти бахчи капусты вызывали у Мелисандры некоторую долю уныния. Такой... простор. Вдали от городской суеты... природа. Как то все эти доводы слабо женились с чаяниями сердца паладинки. Бывает такое - приходишь в гости, а уже домой хочется. Но чувство долга и понимание того, какое доверие ей оказали, не давало даже лицом выдать недостойные мысли. И что еще больше заставляло устыдиться - это главное и, говоря откровенно, единственное украшение представшего сельского пейзажа.

  Эти места были безопасны, и обвешиваться оружием, да при полном доспехе хмуро смотреть в горизонт никакой потребности не было, но Мелисандра отлично понимала, что сейчас она в первую очередь является лицом как столицы, так и храма, и впечатление нужно было производить соответствующее. Чтобы местные оценили - там их проблемы важны, им прислали грозную опытную воительницу, а не первую попавшуюся под руку девчонку (правда же?) и прочее и прочее... Потому и в кольчуге, и при красиво развивающемся плаще за спиной и мече в красивых ножнах так, что бы видно было, да со щитом, закреплённым на предплечье - хоть прямо с дороги в бой. Однако, показуха показухой (во благо, разумеется), но она совершенно не собиралась смотреть с высока на единственную сестру, кого могла назвать знакомой почти что лично. Женщина, добрая подруга верховной, вхожая в Храм, когда сама Мелисандра еще сопливой девчонкой была. Да и что там уважение - она совершенно искренне была рада увидеть в этой дыре... в этом живописном месте хоть кого-то, кого узнавали глаза. Когда же разум подсказал, что о сроках её прибытия знать тут не могли, добавилось еще немного баллов к стыду, пусть в этот раз и совсем не была виновата. Надо будет с той дежурной пообщаться, а лучше на экскурсию привезти прямо сюда и в глаза этой доброй сестре посмотреть заставить. И совсем не из мстительности, а исключительно в воспитательных целях. Спешившись, стянула шлем, закрепив его у седла и привычным жестом поправила косы, уставшие под тяжестью стальной скорлупки. Лицо осветила самая доброжелательная, совершенно искренняя улыбка, на которую Мелисандра была способна, но, поймав себя на этом моменте, спряталась за кулаком, прижав его к губам, а взгляд метнулся в сторону, будто её очень заинтересовало во-о-он то пугало посреди огорода. А как же иначе? В городе таких достопримечательностей нету...

  Ведя лошадь за поводья, остановилась на почтительном расстоянии от женщины, кивком отвечая на приветствие, пальчиками перебирая кольца в ухе, что выдавало обычно некоторое волнение или задумчивость.
  - Сестра Ноэми... - Мягко пропела храмовница, возвращая взгляд к лицу женщины. - Рада Вас видеть, Долгунцы, должна заметить, встречают свою гостью чудесными видами. - Не удержалась от плохо прикрытого комплимента Мелисандра, и не скрывая, что в этот самый момент именно ее и рассматривает, а не огороды.
  - Прошу, сестра, можете без официоза. - И вновь улыбка, но более задумчивая, а расстояние меж тем между ними на шаг меньше. - Совет, разумеется... но я буду рада по дороге выслушать и вас... - Намеренно отделяя её лично от всего остального, намекнула, что видит в сложившейся ситуации не озвученную прямо просьбу в диалоге.

  В ответ на комплимент из уст храмовницы Ноэми чуть потупила глаза, стараясь спрятать ту самую легкую улыбку, что безошибочно свидетельствовала - сладкие слова попали в цель. Да, собственно, отчего бы и не радоваться одинокой немолодой деревенской жрице такому вниманию со стороны столичной штучки? Даже без прицела на какой-то там флирт: доброе слово всегда приятно, а доброе слово от статной, плечистой, разодетой как на парад воительницы - приятно вдвойне. Впрочем, более существенной реакции не последовало - все-таки заботы, приведшие к визиту Мелисандры, никуда не делись.

  - Хорошо, сестра, - кивает Ноэми утвердительно на просьбу паладинки. - Пойдем? - последнюю букву "м" она протянула задумчиво, будто колеблясь, не добавить ли к ней то самое официозное "-те", но все таки удержалась. И все втроем, храмовница, жрица и лошадь, тронулись пешком по единственной более-менее протяженной улочке Долгунцов, являющейся частью уходящей на юг дороги. Местные крестьянки, торчавшие на виду во дворах в количестве, на вкус Мелисандры избыточном для весеннего деревенского утра, наблюдали за аэлиситками с большим любопытством, однако отводили глаза, как только текрурийка смотрела в ответ. Речь шла не о какой-то неприветливости или скрытности - просто сельская непосредственность боролась с привитыми школой правилами приличия. Храмовница давно уже привыкла приковывать взгляды и вызывать неуместные вопросы, неловкость вызывало зачастую как раз стеснение жительниц окраин своим удивлением. Как-то раз во время дежурства к лежащей в храмовой лечебнице на сохранении беременной крестьянке из дальнего Закуполья пришла ее жена с трехлетней дочкой, и, пока они ждали отосланную узнать насчет возможности посещения дневальную, малышка потянула маму за рукав и спросила: "Мамася, а сё тетя себе моську дегтем намазала?" Текрурийку это, разумеется, нисколько не задело, однако испуганная крестьянка сурово одернула девочку и потом долго и глупо извинялась, вызвав куда больше неловкости, чем сама ее маленькая. В общем, если бы человеческим взглядом можно было и в самом деле, по присловью, просверлить дыру - в Мелисандре за несколько сот футов пути по деревенской улице наделали бы сквозных отверстий больше чем в дуршлаге. Глухомань, что еще сказать? Возможно, многие из местных обитательниц в глубине души вообще не верят в существование чернокожих женщин, считая, что городские и в самом деле мажутся гримом, дабы дурить простых поселянок...

  - Это началось, дня три назад, видимо, когда наша пастушка обнаружила первый такой круг на выгоне. - тем временем рассказывала Ноэми. - Тогда на это большого внимания не обратили, списали на диких животных, или какое-то чудное явление природы. Но вот вчера утром второй такой круг появился на краю опытного поля, где разводят новые сорта льна - тридцать футов в поперечнике, задело и обрушило часть ограды. Круги эти такие, будто какой-то гигантской толкушкой давят сверху, растения прямо втоптаны в землю. В общем, когда оказалось, что часть опытного поля попросту уничтожена - это уже стало поводом для тревоги. Стали искать, и обнаружили еще один такой круг на чистом пару. Тогда уже все уверились, что это не естественное природное явление, и, как водится, списали все на темное колдовство. Есть у нас здесь одна... проблемная особа, скажем так, вот ее некоторые сестры склонны обвинять во всех своих неудачах. Ладно, мы пришли, вот здание конторы, вот коновязь.

При упоминании "проблемной особы" жрица тяжело вздохнула - было видно, что тема тяжелая и неприятная. Что же касается здания "конторы" - оно мало выделялось среди жилых домов, особого обилия управляющего персонала в такой деревеньке ожидать не стоило: одна главная местная начальница, ее делопроизводительница и помощница - вот тебе и вся бюрократическая верхушка, старшие же артелей да бригад в своих кабинетах не нуждаются, их работа вся на земле. Вспоминая длину коридоров и количество дверей в некоторых учреждениях Первопоселения, невольно придешь к выводу, что кое в чем жизнь на периферии будет сильно попроще...

  Привлекать к себе излишнее внимание и ловить спиной копья любопытных взглядов для Мелисандры было почти так же привычно, как дышать. Чем дальше от столицы, тем заметнее такое вот отношение, впору себя и какой нибудь экзотичной зверюшкой ощутить... но в сердце Текрурийки не было места негативным чувствам по этому поводу, разве что время от времени ловить приходилось себя на том, что её словно в детстве заставили почувствовать некоторую долю смущения. Интересно, в Долгунцах кто-то спросит про грим, или быть может тут как в некоторых дремучих деревнях и вовсе Текрурийками детишек пугают? "Не будешь кушать кашу, слушать маму и спать под деревом во время выпаса овечек, придет женщина с лицом цвета ночи и унесет тебя".

Мелисандра слушала сестру Ноэми внимательно, не перебивая, уже планируя свои первые шаги на ролях миротворца. Что-то подсказывало что из короткого разговора с этой женщиной, что так ненавязчиво донесла до гостьи положение дел с... определённого ракурса - она узнала все необходимое и встреча с верхушкой оставалась лишь данью этикету. По крайней мере такие выводы напрашивались сами собой. Закрадовались некоторые подозрения об истинных мотивах этой встречи "в дверях", но, разумеется, в благости их сомневаться не стоило, а то так и до совсем страшного рукой подать.

- Расскажи об этой "проблемной" подробнее? - Внимательно отслеживая реакцию во взгляде, жестах, темборе голоса - в том, что может не обличиться в слова но сказать куда больше, сохраняя на лице доброжелательную улыбку, пропела Мелисандра. - Но, полагаю после собрания, не будем заставлять добрых сестёр долго ждать. - Намекая на продолжение общение в формате тет-а-тет, тем самым тоном, выказывающим доверие, но и показывающим вполне доходчиво что ответа "нет" не предполагается.

  Пока Мелисандра захлестывала и завязывала повалец вокруг перекладины коновязи, Ноэми улыбнулась ей в ответ - впрочем, оборвав эту неловкую улыбку озабоченным вздохом:
  - Я всегда рада пообщаться с сестрой-аэлиситкой, поверь. Но, думаю, об этой персоне ты узнаешь сейчас из других уст - и, боюсь, куда больше, чем тебе хотелось бы.
Судя по ее напряженной позе - совещание с деревенским Советом вовсе не виделось жрице вовсе не простой формальностью, и разговор в здании конторы обещал быть очень... интересным. Вопрос только - в хорошем или плохом смысле? Готовиться, кажется, стоило ко второму варианту.

  Прошли через утоптанный двор, оказавшись в темных сенях, где взгляд выцепил несколько деревянных ящиков и стоящий в углу длинный шест с крестообразной поперечиной - вроде что-то землемерное, как вспомнила храмовница. Дальше был заставленный шкафами узкий коридор - узкий настолько, что в одном месте плечистой текрурийке пришлось повернуться, чтобы протиснуться. Наконец, нужная дверь находится - и Мелисандра оказывается в типичном деревенском кабинете - пара столов (один, для начальницы, выглядит чуть посолиднее), три стеллажа, заполненных папками и стопками бумаги, по углам - свернутые рулоны ватмана... Ну, и обитательницы, понятное дело - те, с кем ее сейчас, разумеется познакомят.
  - Сестры, позвольте вам представить помощницу Верховной Жрицы Таниты - сестру Мелисандру. Сестра Мелисандра - это участницы нашего деревенского совета: Лотта, начальница ремонтной мастерской; Леа, делопроизводительница; и, разумеется, председательница Хенрика.

  Лотта оказалась плечистой и рослой брюнеткой лет тридцати пяти в застиранной черной безрукавке и серых рабочих штанах. Обнаженные руки ее были обильно украшены татуировками, свидетельствовавшими о профессиональной принадлежности - всякими там щипцами, молотками и прочим инвентарем. Было видно, что работой своей она гордится. Оценивающе оглядев Мелисандру, Лотта крепко сжала ее ладонь в своей, так что храмовница собственной кожей почувствовала массивное и широкое железное кольцо на правом пальце - очевидное свидетельство семейного положения ремонтницы.



  Леа же была совсем молодой круглолицей блондинкой в оранжевом платье с черными канцелярскими нарукавниками. Миловидная, хотя и несколько располневшая для своего возраста - очевидное свидетельство сидячего образа жизни и злоупотребления вкусняшками. Лет через пять, пожалуй, это скажется куда нагляднее, но пока что она выглядит более чем прилично. Рукопожатие у делопроизводительницы по очевидным причинам было куда более мягким, однако продолжительным: со всей возможной благожелательностью во взгляде она трясла ладонь Мелисандры, приговаривая: "Очень, очень приятно" - и этому как-то сразу верилось, хотя причины такой приязни с первого взгляда были и неясны.



  А вот председательница Хенрика, седовласая пожилая женщина, укутавшаяся по-старушечьи в шаль, отреагировала куда менее бурно. Точнее сказать - практически никак не отреагировала: поглощенная какими-то выкладками, она лишь кивнула машинально и вернулась взглядом к листу бумаги, на котором что-то сосредоточенно выписывала.



  Ну что ж, у большого начальства свои причуды, тем более что беседой пока руководила Ноэми. Пока улыбчивая делопроизводительница предлагала обеим аэлиситкам табуреты, жрица продолжала:
  - Как видите, Храм Дарующей Жизнь готов прийти на помощь Закуполью по первому зову. Думаю, сейчас надо составить план действий для предстоящего расследования...
  - Да чего там расследовать, бабоньки? - громыхнула на весь кабинет неожиданно Лотта. - Бешиха это, я вам точно говорю, больше некому.
  - Ой, ну опять двадцать пять, - страдальчески простонав, закатила глаза Леа. - Хоть перед храмовницей не позорилась бы, а?
  - Сестра Лотта имеет в виду единоличницу нашу местную, сестру Одетт, - стараясь изо всех сил сохранять нейтральный тон, пояснила Ноэми.
  - Да какая она мне сестра? - возмутилась Лотта. - Колдуха она, колдуха самая натуральная. Раньше только шепотала, как от бешихи, за то ее и прозвали так, а теперь начала посевы портить.
  - Уже ж говорили за это дело с порчей: ладно, опытное поле нам попортили, убыток от этого большой. А на черном пару зачем круги делать, какой от того деревне вред? - отмахивается Леа
  - Так, может, она не с первого раза-то прицелилась по полю, сперва все мазала проклятьем своим? Ты-то сама все равно никакой путной догадки не имеешь.
  - А я себя и не считаю специалисткой по магии да проклятьям, в отличие от некоторых. Нам вот храмовницу как раз прислали, чтобы она все выяснила и до всего дозналась, - и тут обе переругивающиеся сестры дружно оборачиваются к Мелисандре. Ноэми, которую эта перепалка выбила из колеи, облегченно выдыхает. Седовласая председательница же и вовсе ведет себя странно, продолжая на протяжении всего бурного обсуждения черкать по бумаге, что-то про себя приговаривая.

  Ответ сестры Ноэми, не сказанный вслух, но услышанный Мелисандрой, заставил храмовницу заподозрить, что обращаться к добродетелям Богини ей предстоит с куда большим усердием, чем казалось изначально. Своеобразное предупреждение помогло ей сохранить лицо перед собранием и не показать всю глубину своего... замешательства (как принято говорить, когда на уме есть слова покрепче, но вслух по объективным причинам озвучивать нельзя). И вполне естественно пришло понимание, почему тут потребовалась деликатная длань аэлиситки, а не грозный кулах рамониток. От мыслей, что, вели она сейчас костёр сложить, местные с энтузиазмом и без лишних возражений кинулись бы исполнять поручение, самой становилось жутковато. Сестёр слушала со всем вниманием и сдержанностью, ловя каждое слово, каким бы ржавым гвоздём они не скребли по душе текрурийки. Что ж, первым порывом было "нужно срочно строить школу, во имя всех добродетелей Аэлис, и искоренять из разумов сестёр дремучесть и предрассудки, при поддержке храма Рамоны, если потребуется при личном участии их жриц, вооружённых розгами". А ведь подобное совсем не аномалия. Это в столице лишь за сам факт подобных речей на смех поднимут даже на междусобойчике бардесс, а тут вот, на самом высоком уровне играет роль "рабочей" версии, если не основной.

  - Да хранят вас и ваши семьи объятия Раненой Богини. - Сложив ладони, а затем коснувшись кулона, провозгласила Мелисандра, вкладывая в слова всю искренность, словно стараясь этими словами изгнать всю темень из этого помещения и душ сестëр, так же и себя отгородить от влияния подобных тёмных масс.

  Когда сестры закончили перебранку и вспомнили если не о правилах приличия, то хотя бы о том, по какому поводу вообще собрались, и направили взоры на гостью, могли обнаружить что лицо аэлиситки обратилось в камень и отбрасывало такую тень, что смогла даже затмить цвет её лица. Дальнейшие слова были избавлены от искренних тёплых нот, которыми полнилось произнесенное ранее благословение. Выбор, что она делала сейчас возможно мог показаться слишком радикальным, особенно для воспитанницы храма Аэлис, но девушка понимала, что не имеет право дать сейчас слабину и упустить контроль из своих рук.
- В этих стенах прозвучали серьёзные обвинения. Подобные преступления караются со ВСЕЙ строгостью. Храм Аэлис не позволит истинному злу прорасти на этой земле. - Сухо, четко, пуская в голос холод, придавая словам тяжесть.
Лотта и Леа явно говорили устами разделившейся на два лагеря деревни, а глава... избрала выжидательную позицию. Но Мелисандра не торопилась винить почтенную женщину в слабохарактерности и невозможности унять подопечных. Нет, тут она хорошо видела расчетливую мудрость. Заткнуть авторитетом пару ртов можно, но толпа - стихия. Чтобы удержать порядок, в прямую конфронтацию с хаосом главному столпу этого порядка вступать может быть слишком опасно, рискуя заразиться скверной. В таких ситуациях человек извне, наделённый авторитетом... ох, сестра Танита... Пришлось приложить усилие, что бы не улыбнуться, когда её осенила вся "причудливость" выданной ей роли.
- Так же, как и бездоказательная клевета. - Пауза, что даёт визави воспринять информацию правильно. - Добрая сестра остаётся доброй сестрой, пока не доказано обратное, но я с почтением отношусь к мнению Совета и поэтому лично возьму сестру Одетт под надзор. - А эта часть уже должна была понравиться её недоброжелателям. Едва ли более суровую кару ведьме можно пожелать, нежели бдительная паладинка за спиной, с занесенным мечом в ожидании любой ошибки что обличит зло. Можно было даже посочувствовать несчастной.
- Мне нужно осмотреть места происшествий, также я буду бдить этой ночью. - Закончила. Взгляд мимо женщин, встречается с глазами Хенрики, избавляясь от жёсткой скорлупы. Теплеет, становится почтительным и даже немного извиняющимся. Просьба... поддержать и сгладить углы, а затем можно и на едине поговорить, если достопочтенная посчитает уместным.
- Сестра Хенрика? - Отдаёт слово, чувствуя себя не совсем в своей тарелки от демонстрации подобной дерзости по отношению к старшей. Но она лишь берёт на себя предложенную ей роль. Остаётся лишь уповать, что поняла все правильно. А если нет - что ж, все будет немного сложнее.

  Внушительные слова, подкрепленные авторитетом Храма, этой незримой силой, которую каждая аэлиситка носила за плечами, произвели впечатление на всех. Лотта, услышавшая о "всей строгости", удовлетворенно кивнула, Леа же с благоговением смотрела Мелисандре чуть ли не в рот на протяжении всей ее речи. Только Хенрика поначалу внешне почти никак не показала своей реакции - разве что по мимолетной заминке в движении руки с пером можно было понять, что она внимательно слушает. И на прямое обращение председательница все-таки отвечает, подняв глаза от стола и прокашлявшись.
  - Значит, так, сестра-храмовница. Чтобы ты лучше понимала положение - скажу вот что. Мы здесь не простой лен выращиваем, а первосортный, по уму и по науке. И сырьем своим снабжаем в том числе бумажную мануфактуру. И если какая-то паскуда в самом деле прицелилась теперь по нашим полям и будет каждую ночь их вот так вот портить - к уборке мы не досчитаемся пудов двухсот высококачественного волокна, - председательница стучит пальцем по листку, на котором, очевидно, производила вычисления этих самых предполагаемых убытков. - А эта недостача пойдет потом по цепочке - когда мануфактура не выдаст по плану нужный объем продукции, столичным канцеляриям скоро не на чем станет писать, и придется, как в старые времена, доски вощить да стилом по ним царапать. Канцелярии, ясное дело, от такого дел возопят так, что небу жарко станет - и я, конечно, как самая виноватая, свою порцию гвоздей в задницу получу... Вот только посевов попорченных это не поднимет. В общем, ты делай свою работу, помочь и уважить постараемся всем, что в наших силах.

  В паузах между фразами было легко уловить... не угрозу, конечно, Богини упасите, а предупреждение. Хенрика упирала на то, что проблема эта касается не только их маленькой общины, но Купола в целом, и что, если Мелисандра налажает - ее ошибка ударит по авторитету всего Храма. Авторитету, который зарабатывался многими годами подвижнического и жертвенного труда лучших учениц Дарующей Жизнь. Это была обратная сторона репутации: всякий скандал, связанный с тем, что аэлиситка не справилась, аэлиситка напортачила, с гулким эхом моментально разносился от одного края Купола к другому, и крепко бил по положению совершенно непричастных к таком скандалу сестер - вплоть до Верховной Жрицы. Об этом не стоило и напоминать, пожалуй, в любую из храмовых ревность об авторитете содружества вбивают в самом начале послушничества.

  - Хорошо сказано, председательница! - хлопает кулаком в ладонь радостная Лотта. - У меня как раз по плановому ремонту все закрыто, что можно - я со своими девчатами и помогу в этом расследовании. Можем в поле пойти, конечно, но, думаю, сперва лучше заглянуть к Бе... доброй сестре Одетт, ага.
  - Так, а ну стой! - неожиданно нервно прерывает мускулистую ремонтницу Леа. - Вот к Одетт тебя точно пускать нельзя, сестра Мелисандра сюда не на ваши перебранки любоваться приехала.
  - Соглашусь с Леа, - вклинивается и Ноэми. - Там нужен деликатный подход, если нам и в самом деле понадобится ее допрашивать.
  - Деликатный - это чтобы еще одну аэлиситку эта бабка по матушкам послала? - парирует Лотта, и ее фраза заставляет Ноэми как-то стушеваться, а Мелисандре дает богатую пищу для размышлений: среди крестьянок обычно суеверный ужас вызывает одна мысль о том, чтобы обидеть аэлиситку, а уж обложить матерной бранью деревенскую жрицу - это что-то совсем за гранью. - Тогда ей еще надо было мындева дать, глядишь, сегодня бы никаких кругов никто и не топтал...
  Леа лишь делает демонстративно страдальческую гримасу, встречаясь глазами с храмовницей, картинно воздевая вверх руки, так что в этот раз тираду ремонтницы обрывает уже Хенрика:
  - Ну, во-первых, ни с кем ты сегодня точно не пойдешь - тебе еще перебирать большую трепалку, у нее плановый ремонт тоже в этом году.
  - В смысле? Я ж говорила, председательница - нужен пруток полудюймовый, мне оськи новые из пальца своего пилить, что ли?
  - Пруток будет сегодня после полудня - я с Буревым договорилась, закроем в конце квартала по взаимозачету. Так что - начинайте пока разбирать машину.
  - О, ну это, конечно, меняет дело, - Лотта складывает руки на груди. - А почему, уважаемая сестра Хенрика, я об этом узнаю в разгар рабочего дня, спрашивается?
  - Потому что тебе интереснее в конторе лясы точить за ведьм и колдух, - походя парирует начальница, вызывая сдавленный смешок Леа. Лотта, задетая за живое, сердито поджимает губы, но на ответную колкость не решается. - А во-вторых, если правда хочешь помочь храмовнице - как будешь уходить, возьми ее лошадь и сдай на нашу конюшню. В поля с лошадкой все равно нельзя, вот и время Мелисандре сэкономишь, и в общем деле поучаствуешь.
  - А кто ее в поля-то проводит? - хмурится ремонтница.
  - Леа, конечно - ей для здоровья полезно своими ножками по земле пройтись.
  Реакция блондинки была двойственной: с одной стороны она определенно была жутко рада прогуляться с новой знакомой, вдоволь поболтав в пути, с другой - колкий намек в адрес ее сидячего образа жизни и прискорбных последствий такового образа девушку точно не порадовал. Так что она просто важно и солидно кивнула: к числу достоинств председательницы явно не относилось умение согреть души подчиненных теплыми словами, и с этим приходилось мириться всем.
  - Я тоже с вами, разумеется, - вклинивается Ноэми, на что Хенрика согласно кивает.
  - Если что - я тут карту-схему вчера нарисовала, со всеми точками, где круги появились - делопроизводительница достает сложенный вчетверо листок. - Так что не заплутаем, подруги, не бойтесь.
  - Вот и ладно, - говорит председательница, поворачиваясь к Мелисандре. - Вопросы еще имеются, сестра-храмовница?

  Разговор наедине, очевидно, уже не требовался. Председательница разом и на вопросы ответила, что Мелисандра задать не успела, и границы обозначила, и в содействии заверила. Проницательности и мудрости можно было только позавидовать. Кроме того признание проблемы... проблемой (столь банальное порой не всем доступно), оценка масштаба (пусть на взгляд храмовницы с заметным преувеличением) и открытая готовность взять ответственность на себя. Ох, любит она тех, за кого отвечает... ни авторитета ни на грамм не уронила, ни в контры с представительницей храма не пошла. Да еще и особо проблемные элементы в лице особо ретивых представительниц Совета с подручными превентивно купировала. И если раньше у паладинки были опасения, то сейчас она уверилась, что они на одной стороне, на стороне Купола, и чувствовала вполне ощутимо всю тяжесть ответственности не только перед Храмом, Верховной и богиней, но и перед этой женщиной лично. Кое-кого очень сильно напоминает, что вызывает невольную улыбку. В моменте мудрую женщину захотелось в объятия сцапать.

Вежливый поклон. Недостаточно низкий, чтобы принять за преклонение, недостаточно лёгкий - чтобы оценить как формальность.
- Благодарю, сестра Хенрика, - вновь на первый взгляд формальность, но тон иной, избавленный от сухой тяжести. Кто-то, не столь проницательный, как председательница, не поймет, да и не нужно. Неозвученное обещание храмовницы...

  - Вот и ладушки, - Леа с готовностью подрывается с места, и четверка сестер, оставив председательницу наедине с нелегкими думами, покидает кабинет. На улице увидевшая лошадку Лотта, перед тем как ее отвязать, обращается к храмовнице:
  - Ладно, приятно познакомиться, Мелисандра. Ты потом, как по полям пройдешься, загляни в трепальню - есть о чем потолковать. А балаболку эту белобрысую не слушай - она дальше тех бумажек, в которые носом уткнулась, ни дэва не видит.
  - Де-де-де, - как-то по-детски передразнивает ремонтницу Леа, но потом, опомнившись, смущенно оглядывается на текрурийку. Вообще же, судя по опыту храмовницы, отношения друг с дружкой у участниц деревенского Совета были куда лучше, чем можно заключить из обмена колкостями. Реальные конфликты сестры обычно так напоказ не выставляют, прикрывая их зачастую показной вежливостью и обходительностью. В общем, когда проводили взглядом ушедшую с лошадкой на поводу ремонтницу, радостная блондинка подхватила двух аэлиситок под локти:
  - Ну что, подруги, в путь? Есть у меня кое-какие соображения по поводу этих ночных безобразий, но это уж на месте, как доберемся. А пока сразу предлагаю на опытное поле: до него ближе всего, получается. А в пути тогда введем Мелисандру в курс дела по поводу "ведьмы" нашей - Лотта точно со своего конька теперь не слезет, достанет вообще всех.
  - Это точно, - вздыхает Ноэми. - Тогда иде... - и тут ее прерывает пара буквально закатившихся во двор темноволосых девочек лет -четырех-пяти:
  - Тетя-систлица Ноэми! Тетя-систлица Ноэми! - хором кричат дети. - Аннуська зилизякой полезалась и плакает!
  - Что? Где? - тут же переключается на новую проблема жрица.
  - Мы плыгали с поленницы, пока няня-Бета к соседям пошла. И Аннуська на зилизяку натыкнулась нозкою. Няня-Бета вас зовет слочно-слочно!
  - Ох, Богиня, сейчас же бегу! - уже на ходу устремившаяся на помощь Ноэми оборачивается. - Давайте тогда без меня, сестры, хорошо?
  - Вот так вот и живем, - удивительно спокойно комментирует Леа. - Деревня - даже за дочками своими приглядеть не могут, растут девочки как зверята дикие...

  - Да, сестра Лотта, как время выдастся, непременно, - вежливый кивок и обещание, что даёт пространство для манёвра. С одной стороны, собрать мнения и информацию в непринужденной обстановке не лишнее, но обрекать себя на беготню по деревне в интересах розданных обещаний уже совсем нездоровый подход.

  Выходку Леи встретила с показным равнодушием, даже предпочтя отвернуться, рассудив что... это вообще не её дело. Меньше знаешь - меньше доложишь, меньше доложишь - как начальник будешь лучше в глазах подчинённых. Впрочем, тут к ней касательства никакого местные не имели, но показать вовремя "я смотрю в другую сторону, девочки, чем бы вы тут не занимались", посчитала уместным. Может, в другой раз и доверия побольше будет.

  Фамильярному поведению неугомонной девушки также сопротивляться не стала, лишь бросив вопросительный взгляд на Ноэми, просто что бы оценить, насколько... вообще это нормально. Но если той было "нормально", то и Мелисандра придерживалась мнения, что даже чуждые тебе нравы, когда в гостях находишься, следует уважать. Да и хрустальной недотрогой никогда не была, хоть и можно было заметить некоторое напряжение из-за неожиданного "нападения".

  Ноэми отпустила тоже сдержанным кивком, выдерживая на лице приветливую улыбку, адресованную детишкам. Лезть в чужие огороды, тем более по таким мелочам, нужным не считала, а даже немного грубым. Но и удерживать сестру от прямых обязанностей, пусть это и означало остаться наедине с *мысленный тяжёлый вздох* ошпаренной кипятком белкой. Странные ассоциации, но уж что пришло в голову. Похоже, её выдержку та ещё не раз проверит на прочность.

  - Тут ситуация везде одинаковая, дети - это дети. Ушибы, ссадины, нет иного способа мир познавать, сестра, - мягко проговорила храмовница, что сама едва ли могла мимо пройти в подобных ситуациях, а иногда даже навязывая свою помощь, отлично зная последствия "само заживет" и "да не в первой"...

  И вот они остались вдвоём, и Леа, следуя своему личному плану, казалось, едва ли не на руках вот-вот Мелисандру понесет в одном ей ведомом направлении.
  - Постой, сестра Леа, - Все еще довольно дружелюбно, но тоном, что определенно требовал внимания, слегка осадила девушку.
  - Сперва я бы хотела познакомиться с сестрой Одетт, - явно не то, что рада будет услышать Леа, но у паладинки тут были свои резоны - впрочем, строить из себя загадочную мудрость посчитала излишним и решила хотя бы отчасти объясниться. Не то что бы в этом была необходимость и этого кто-то от неё ждал, но все же так было куда правильнее - дать спутнице понимание, что она тут не пустое место, и столичная гостья ищет понимания и сотрудничества, а не строит из себя высокомерную проверяльщицу. - Слухи о моем прибытии, должно быть, уже дошли до неё, и, боюсь, как бы не пришлось потом по лесам и болотам искать, с очевидными последствиями в виде попыток доказать, допустим, сестре Лотте, что побег вовсе не означает признание вины. Однако я её совсем не знаю, потому готова довериться твоему мнению, стоит ли нам поторопиться?

  Леа, и в самом деле разогнавшаяся было вести храмовницу в поля, останавливается, отпускает ее локоть и вздыхает:
  - Нет, сестра Мелисандра, знаешь - в городе все совсем по-другому - и с детьми, и со взрослыми. Город - это ведь всегда коллектив, артель твоя, или бригада, место, где ты работаешь с другими сестрами. А в коллективе, когда паршивая овца заводится и начинает паскудничать - ее быстро в чувство приводят. Нельзя же жить в обществе и плевать на него - захлебнешься от ответа. Здесь же, в деревне, до сих пор с бабушкиных времен сохранились единоличницы, кто питается от своих наделов да от всякой халтуры - некондиционное волокно мы на мануфактуру не сдаем, а здесь в работу пускаем, на полотенца солдатские. В городе тесно живется, я знаю - поэтому волей-неволей надо за собой следить и пути искать, как с сестрами ужиться - и дома, и на работе. У нас же, в Закуполье, на своем наделе можно полвека сидеть и из-за забора на весь мир дуться, как мышь на крупу. Вот эта Беш... сестра Одетт как раз из таких будет. Я так-то не местная, на самом деле, по распределению в Долгунцы попала, и с чего тут все начиналось - сказать точно не могу. Но да, к тому времени, как тут работать начала - ее уже все считали то ли ведьмой, то ли просто глазливой: дескать, мимо ее дома ходить надо с кукишем в кармане, а то не миновать беды, любые неудачи бытовые списывали на козни злодейки-Бешихи... Ну а та в долгу не оставалась, конечно. Раньше она состояла в Круге Старой Веры - знаешь, наверное, кто это такие, но там женщины адекватные и скандалов не любящие. Несколько раз сюда приезжала их старшая - сестра Марта, чтобы урегулировать особо острые конфликты, но в итоге "ведьма" наша поссорилась и с коринитками, так что в последний раз та в сердцах сестре Хенрике сказала, мол, все, друидки больше к этому отношения иметь не хотят, делайте со своей проблемной односельчанкой чего хотите...

  Мелисандра, конечно же, хорошо знала, что такое Круг Старой Веры, то есть друидки - нашедшая приют во владениях Сестер маленькая религиозная община, поклоняющаяся одно из бреннских богинь - Корине. За ними следили очень строго, небольшое поселение со святилищем Старой Матери регулярно посещали с проверками совместные комиссии двух Храмов, и в целом коринитки место свое понимали, всячески демонстрируя лояльность Куполу и законопослушность. Так что не было ничего удивительного, в том, что они отреклись от проблемной последовательницы.

  - А в прошлом году, по осени, зацепилась она языком с одной из ремонтниц нашей Лотты - Иветтой. Как всегда - полаялись через забор, разошлись, а вечером Иветта начала рубить дрова, да как тяпнула себе по ноге с размаху - чуть голень не располовинила. Ну и списала все на то, что ведьма Бешиха ее сглазила. Ноэми, конечно, раненую подлатала как полагается, но ремонтницы так возбудились, что дошло до предложений пойти и угостить вредную тетку колом промеж глаз. Хенрика в тот день в разъездах была, увы, так что некому оказалось это дело нормально разрешить. Жрица наша народ едва удержала от глупостей, предложив пойти да проверить бешихин дом всякой поисковой магией - ты, наверное, лучше знаешь, что там за заклинания, которыми ведьм выявляют. В общем, создали наспех "комиссию", и отправились всей толпой в гости к Одетт с целью обыска и магического расследования. Она, как увидела столько народу, сперва растерялась, но пока у нее во дворе шарили, ничего подозрительного не находя, злилась все больше. И вот, когда обыск результатов не дал, Ноэми хотела перед ней извиниться за все, однако Одетт ее при всех в голос такой матерной бранью обложила - я и слов-то таких половины не знаю...
  Аэлиситок обижать нельзя, это у нас все понимают. В общем, одним Богиням известно, как удалось разойтись без рукоприкладства. И самое паршивое - после этой безобразной сцены ничего не поменялось: кто верили в ведьму глазливую - те так и продолжили верить. И вот теперь оно все опять вылезло... Я эту тетку не защищаю ни разу, но, мне кажется - злая колдунья, которая решила тайком нагадить всей деревне, должна себя на людях вести сильно по-другому. Если же вдруг она и в самом деле в этом как-то замешана - то никуда не побежит: скорее, специально будет нас ждать, чтобы опять облаять всех и рассказать, как она нас ненавидит. Трусости я за ней не замечала точно, да и возраст не тот, чтобы по лесам скрываться... Как-то так.

  Мелисандра слушала Лею, не перебивая, да и уточнений никаких её слова не требовали, та и сама охотно выкладывала все во всех подробностях, хоть отчет пиши о проблемах закупольных общин. Впрочем, она тут для решение куда менее масштабных проблем, так что решила что не стоит пока внимания заострять, а лишь на заметку взять для отрисовки более детального представления о местной жизни. Но и равнодушного выражения лица Мелисандра себе не позволила, всем своим видом показывая что внимает со всем упорством.
- Что ж, сестра Леа, твои слова вызывают тревогу, однако твоим суждениям склонна доверится, потому визит отложим. - Выдержала паузу, что бы проследить за эффектом от этих слов. - Но прежде чем в поля идти, я бы хотела где-то разоблачиться от тяжёлой кольчуги и оставить щит. Если о месте моего постоя еще не распорядились, я готова оставить снаряжение в любом подходящем месте, впрочем если твой дом ближе и мой скарб в углу не смутит... - Закончить мысль Лее позволила самой. В подобном маневре не то что бы были какие-то особые мотивы, лишь сухой расчёт на экономию время и сил. И если кто что-то лишнего надумает, то Мелисандра будет все отрицать, и пусть сама на краю сознания хочет получше "присмотреться" к спутнице, разумеется так же в целях оптимизации взаимодействия.

  В ответ на просьбу Мелисандры блондиночка светлеет буквально всем своим круглым личиком. Есть такие девушки, которые, улыбаясь, преображаются полностью: щечки, глазки, даже высокий лоб, с которого небрежно убраны назад волосы - все становится будто ярче, милее, волшебнее. Мелисандра, конечно же, не подразумевала ничего "лишнего" - но с ее очарованием стоило ли удивляться, что одна из первых же неженатых знакомых в деревне приняла так близко в сердцу совершенно невинное в общем-то предложение? Потому что ее косички, колечки в ушах, проколотая бровь, широченные плечи - все это для канцелярской девы из Закуполья было прекрасной охотничьей приманкой...
  - Отличная идея! - отвечает Леа торопливо и не скрывая энтузиазма. - Я обитаю как раз по пути - через два дома, там и оставишь всю свою амуницию.

  И действительно: не прошло и минуты, как аэлиситка оказалась во дворе с парой построек - обычным для здешней архитектуры рубленым домиком и неким то ли сарайчиком, то ли курятником, словом, какой-то заброшенной на вид дощатой постройкой, не завалившейся набок исключительно благодаря подпирающей ее поленнице. Жилище горожанки-конторщицы, скажем прямо, видать издали, особенно в окружении добротных соседских домов, обросших всеми атрибутами крепкого крестьянского хозяйства, где следы приложения умелых рук сразу бросаются в глаза. Здесь же - ни курочек, ни даже собаки не наблюдается.
  - У меня вообще мамы из строительной артели, - рассказывала по пути к двору и внутри тем временем Леа. - Работа, слов нет, престижная, довольствие такое, что дом всегда будет полной чашей. Вот только платить за это приходится здоровьем: к тридцати годам половина артели бесплодная, потому что камни по молодости ворочали не думая, а уж к сорока - считай все, хребет в трусы осыпался. В общем, мамы мне сызмальства говорили: налегай, дочка, на грамоту, держи перо крепче, слушай внимательно учительницу - и будешь, как вырастешь, сидеть в кабинетике во всем чистеньком... Только не знали они, милые мои, что кабинетик этот окажется в глухой деревне, куда и бардессы дороги не знают, и жить мне тут теперь, почитай, до самой старости... Нас, конторских, еще карьеристками обзывают - да какая тут карьера, в Долгунцах в этих? Всякую начальницу за свою признают, если она лет десять в поле да в мастерской отпахала хотя бы, а на делопроизводительницу только и фыркают - душонка бумажная, в жизни ничего не соображает... Да выдерни любую такую из полей на мое место - взвоет и вздернется сама через час... Сейчас открою...

  Внутри жилище тоже ничем выдающимся не выделялось - дощатая перегородка отделяла очаг и кухню, в жилой комнатке же, помимо односпальной деревянной кровати, находился обложенный бумагами обеденный стол, а поверх бумаг возлежала молоденькая белоснежная кошечка. Первое, что сделала Леа, оказавшись внутри, это убрала домашнее животное с бумаг:
  - Ну что ты, чудище шерстяное? Гляди, вон кровать, на ней мягко, вон подушка пуховая - на ней совсем хорошо, чем тебе на кровати не нравится, за каким дэвом ты все время лезешь ко мне в бумаги? - кошка стоически переносит выговор хозяйки и милостиво позволяет опустить себя на мягкое, тут же начиная деловито вылизываться. - Так, сестра Мелисандра, клади все на эту лавочку, только, надеюсь, съестного у тебя в подсумках не имеется? Если что есть - я лучше в шкаф на крючок запру, эту хвостатую не поймешь, то она мясом свежим перебирает, то всякую дрянь на зуб готова попробовать. С этой штукой тебе помочь? - касается она аккуратно кольчуги. - Только ты покажи тогда, как, а то выглядит сложновато.

  Мелисандра себя охотницей совсем не считала, разве что лишь в той малой доле, что приходится на привычный образ со всеми его атрибутами, изначально словно созданный чтобы становиться предметом интереса. Да и возможно, совсем не осознанные привычки: взгляд, жест, вскользь брошенное слово, играющее со смыслами и фантазией. Но в если таких "мелочах" вину свою искать, можно и до цвета кожи дойти. И вот там, где осознанного смысла было разве что совсем чуть-чуть и в тех рамках, что она себе выставила для общения с не окольцованными девами, наедине... мысли об отбившихся от стада молодых овечках поспешила подавить в зародыше.

  Вновь в роли слушательницы паладинка крутила в голове мысль о том, что такими темпами сестра Леа и вовсе всю свою жизнь расскажет. Вот же неугомонная! Впрочем подобная словоохотливость и открытость, по мнению храмовницы, были очень даже милыми, что отлично дополняло образ девушки. Так и увлечься не долго. Было ли странным что противоположности твои тебя могут так пронимать? Сама Мелисандра, пусть и демонстрировала открытость, и доброжелательность, но попробуй из неё хоть что-то личное вытянуть, а тем более о прошлом или детстве.

  И вот, оказавшись в избе скромного убранства, Мелисандра едва ли собиралась вкладывать смыслы в простую просьбу. Кольчуга не самый удобный предмет одежды и как то привычно кого-то из сестёр о помощи просить, но вот когда Леа сама озвучила, Мелисандра таки задумалась, а в какую сторону эта телега едет и стоит ли уже говорить "ой"? Или вновь богатая фантазия всему виной. Едва ли текрурийка сама была способна вовремя осознать и правильно оценить ситуацию, но раз сама перед собой оправдываться уже начала, значит... значит, старая схема "не виноватая я". Да, хорошо с бесами в голове в согласии пребывать.
  - В медицинском наборе разве что мази какие сильно пахнуть могут... и спирт. - котик удостоился задумчивого взгляда, но... нет, не сейчас. Отвечала с заметной... аккуратностью в голосе, словно намекая что зоркий змеиный глаз заметил шевеление в кустах, но... уползать и шипеть пока никто не собирается.
  - Спасибо, сестра, буду благодарна, смотри. - Коснулась ладонью пояса. - Сначала расстегнуть, затем взяться покрепче за подол и наверх. Я вытяну руки и наклонюсь. Затем просто через голову и вниз. Можно не ловить, пусть на пол падает. - На этом Мелисандра подняла руки вверх, полностью отдаваясь во власть Леи. С такого расстояния легко было уловить шлейф довольно яркого терпкого аромата перезрелого крыжовника, когда кожица уже едва не лопается от избытка сока, уходящего в едва уловимые сладковатые нотки цветущей сирени, что стоит лишь уловить, как тут же ускользает, что бы появиться когда про него уже забываешь.

  - Ага, поняла, - суетливое внимание, с которым Леа выслушивала инструкции храмовницы, демонстрировало наглядно, что тяжелого железа она несколько побаивается. - Так, вот здесь сейчас рааастегиваем, правильно? Тяну... Подожди, не тянется... Тяжелая, слушай... Сейчас, ты вот здесь подержи, а я с другой стороны. Теперь вниз... Ау!
  Вопреки инструкциям Мелисандры, блондинка все-таки рефлекторно попыталась поймать кольчугу, которая тут же потянула ее к полу, и она едва успела выдернуть пальцы, избежав травмы. А одновременно со звоном железа и ее испуганным возгласом раздался негодующий мявк: как оказалась, любопытная белая кошечка незаметно подобралась и уже терлась о ногу храмовницы в самый ответственный момент, но вроде бы ей тоже ничего не прищемило.

  - Все хорошо, все нормально, - затараторила, разгибаясь, делопроизводительница, почти сразу же обратив свое внимание на домашнего питомца. - Чудовище шерстяное, тебе сто раз говорили не путаться у людей под ногами, что ты за скотина такая, что от тебя одни нервы и заботы? Извини, Мелисандра. Ладно, давай твой доспех на лавочку положим?
  Они стояли над грудой переплетенных стальных колец, будто заново знакомясь и изучая друг дружку. Леа, разумеется, уловила не только насыщенный аромат духов, но и запах тела самой текрурийки- несколько часов в седле при тяжелом доспехе, чему тут удивляться? И, судя по тому, как трепещут ноздри между зарумянившихся щечек - все уловленное обонянием пришлось ей по нраву. Аэлиситка также вычленила благоухание духов новой знакомой - такое легкое, сливочно-фруктовое, которое хочется втягивать не столько носом, сколько ртом, пробовать на вкус, пробуждая аппетит... И в этом застывшем мгновении до паладинки вдруг дошло, что же она приметила, пока, согнувшись кочергой, изучала потрескавшийся дощатый пол: комната была идеально вымыта и выскоблена, причем такое ощущение, что буквально пару часов назад, ранним утром. До выходных было еще далеко, и вряд ли живущая в одиночестве девушка устраивала подобную генеральную уборку каждое утро, значит... значит - ждала гостью. Подобные моменты Мелисандра, которую частенько приглашали к себе домой сестры с известным интересом, научилась подмечать очень хорошо: некоторые из ее мимолетных любовниц в процессе подготовки своих комнатушек к приему желанной гостьи приводили их в какой-то совершенно нежилой вид, когда даже трогать ничего не хочется, а уж тем более сминать идеально взбитую перину. С одной стороны, такое внимание и уважение в любом случае приятно, с другой - "дорогая, я ведь пришла не для того, чтобы пальцем проверять наличие пыли наверху шкафа, для моих пальцев есть куда более интересное употребление". Двойственные чувства это вызывало, в общем.

  Кошечка, снова подойдя к столу и попав в поле зрения храмовницы, начала умываться. Намывать гостей, как говорят в народе. Не она одна - этим же самым занималась совсем недавно ее хозяйка. Вопрос состоял лишь в том, посланницу Храма она дожидалась этим майским утром - или вдруг произошло какое-то глупое недоразумение, и девушка, не состоявшая в официальном браке, все равно была несвободна?
  Тогда почему щечки ее, смотрящей на рослую аэлиситку снизу вверх, так задорно порозовели? Почему так трогательно дергается кончик носика, и что это за улыбка такая, в которой неловкость органично переплетается с хитринкой?
  Сложно...

  "Всë хорошо, всë нормально!" - сколько раз Мелисандра такое слышала, когда в первые мгновения получения травмы, сестра может вообще нечего не чувствовать, не замечая даже руки до плеча отсеченной. Да и что стоит нежелание показывать слабость, терпя боль и просто обманывая аэлиситку? Так что порой с пациенткой ещё и побороться приходится. Все им "царапины", да "мелочи". Потому подобные заявления никогда не были для Мелисандры в достаточной степени убедительны. При подобных казусах часто страдали пальцы, потому паладинка первым делом осторожно, но цепко и уверенно ухватила Лею за запястья, проверяя ладошки и пальчики на наличие травм, скрупулезно осматривая со всех сторон, едва ли не обнюхивая. Оказалось все и вправду в порядке. Подняла взгляд, встречаясь им со своей визави... стало немного не ловко...

  Завидная чистота вызывала странные догадки, неужели... да нет, едва ли, если кого и ждала милая блондиночка, то точно не её. Ибо как можно было предугадать на столько развитие событий? Или храмовница просто кого-то сильно недооценивает? Да нет, подозревать делопроизводительницу в подобном коварстве...

  Под кольчугой пряталась бежевая рубаха с золотой строчкой и символами храма, длинного рукава и высоким воротом. Образ дополняли такого же качества штаны с вертикальными же полосами из той же золотой нити. Дорого, не стыдно на парады и приёмы ходить (с одного из таких она прямиком и явилась). Качество позволяло выдерживать тяжёлую броню и капризы не погоды, хотя после кольчуги и была немного помятой.

  Может Мелисандра и не отличалась великой проницательностью, но взгляды в свою сторону и их значение с её опытом было сложно не распознать. В то же время её взгляд поплыл в сторону, будто ей ну очень интересно было, чем там кошка занята. Пара ударов сердце, заставляет повернуть голову, уткнув взгляд уже в блондинистую макушку. Приехали, сестра Мелисандра... Ещё немного и, кажется, ей придется защищаться, если она не желает делать все сложно, и выглядеть это верно будет очень жалко. А потом недолго и до слухов дойдет, как "наша-то Леа целую храмовницу как кролика загнала, а та от неё в окно, хвост поджав, как девчонка трусливая". И с этим ещё можно было бы смириться, если бы её репутация не влияла никак на Храм и на ход дела. Выходит... во имя Богини, и на этом поле боя паладинка не имеет права осрамиться.

  Запястья отпустила, лишь когда потянула на себя, заставляя Лею искать ладошками опору ну своих плечах или... где получится. Дальше жест, что никак нельзя понять иначе, призванный развеять любые сомнения в интерпретациях тех жестов и намёков, что к этому привели... с обеих сторон. Рука легла сзади на талию девушки, а вторая осторожно потянулась к сбитому на милое личико светлому локону. После подобных кульбитов прическу в идеале сохранить было определенно нельзя, грех не воспользоваться. Вот так... куда лучше. Не охотятся овечки на волков, пора показать свои зубки, и если кое-кто решила откусить кусочек аэлиситки - должна в полной мере осознавать расклад партии.
  - А ты не обманываешь? - Перейдя на куда более интимный тон, достаточно тихий что бы пришлось вслушиваться даже с такого расстояния, следя за движением губ.
  - Точно всë нормально и тебя можно отпустить без должного осмотра? Прошу, не относись слишком пренебрежительно... к себе.

  Игра, что разворачивалась здесь, в стенах скромного бревенчатого домика одинокой деревенской делопроизводительницы, была стара, как сам Купол. А может, и еще древнее: ведь и до Богинь наверняка были женщины, имевшие смелость глядеть на своих сестер с теми же мыслями, что разделяли сейчас Леа и Мелисандра, нет ведь ничего более естественного и прекрасного, верно?
  Блондинка выдыхает, когда храмовница берет ее за запястья, ей самой кажется, что даже сердце прекратило биться в эти мгновения, однако текрурийка могла бы подтвердить, что это самообман: там, где ее крепкие пальцы прощупывали пульс, частота ударов была достойна испуганного кролика. И, тем не менее, в льдисто-голубых глазах девушки отражалось понимание того, что происходит, и желание двигаться дальше... насколько далеко, собственно? Учитывая, что они вроде бы несколько минут назад твердо намеревались идти в поля, осматривая пресловутые круги, исполняя задание Верховной жрицы и деревенского Совета... Как вообще все зашло так далеко? Поди найди теперь ответ внутри этого мгновения...

  Когда Мелисандра притягивает к себе новую знакомую - внизу раздается металлическое звяканье: куда еще ступать блондиночке, как не по оставшейся лежать на полу кольчуге? Но обеим девушкам такие детали уже безразличны: Леа непроизвольно (или все-таки вполне сознательно?) кладет так и оставшиеся было висеть в воздухе ладошки на крепкие грудки храмовницы, в восторге широко распахивая льдисто-голубые глаза, сама же текрурийка получает возможность исследовать умелыми руками все особенности фигуры попавшей к ней в плен делопроизводительницы...
  "Мягонькая" - слово, которое сразу всплывает в сознании, когда сильные пальцы ложатся на талию. Уже растерявший девичью упругость, но пока еще не расплывшийся окончательно стан вызывает волнение куда большее, чем иная раскачанная спина сестренки, не чуждой силовых упражнений. В конце концов, будь каждая женщина на свете крепкой плечистой атлеткой - мир вокруг был бы куда скучнее. Нет, нужны, нужны мягонькие, нужны нежные, нужны ласковые девушки - те, ради которых хочется и самой прыгнуть выше головы.

  - Вот оно, значит, какое, знаменитое аэлиситское "наложение рук", - пробует пошутить блондиночка, однако осекается, когда умелые пальчики текрурийки проходятся вверх по ее спине, вызывая в позвоночнике что-то похожее на электрический разряд. - Я... на самом деле не уверена, сестра Мелисандра. Возможно, и в самом деле могла пораниться. Но ты... ты не трать на меня свои заклинания. Тут поможет... да, наверное, поцелуй. Когда я была маленькой, часто падала и ушибалась, и, если меня кто-нибудь вовремя целовала... необязательно мамы, иногда и подружки... в общем, все сразу переставало болеть и заживало.
  Она замолкает, задрав голову вверх с полуприкрытыми глазами и губами, пусть не сложенными "уточкой", но все-таки не оставляющими места для сомнений в призыве к текрурийке немедленно накрыть их своими устами. Да, эта была старая как мир игра, игра, имевшая целью вовсе не засмущать свою соперницу и не заставить ее с воплями ретироваться в окошко.
  Игра, зашедшая слишком далеко, чтобы все можно было свести к забавной шутке.

  Мелисандре определенно нравилось то, что попадало под подушечки её пальчиков, возможно уж слишком усердно заплясавшие по мягкостям и упругостям так, словно заигрывание едва не переходит ту самую черту, когда понимаешь, что на следующем вдохе все будет... уже совсем иначе. Получив вполне понятный ответ, храмовница не имеет права отступить, да и, положа руку на сердце и возвестив богиню в своей искренности, подобных желаний она не испытывала, а вот что испытывала - отлично ощущалось в её дыхании, в блеске глаз, искрах на краешках губ. Иногда нечто столь сложное оказывалось таким... простым. Обманчиво лёгкое, осторожное прикосновение губ, что можно назвать даже невинным, одно движение, чтобы подпустить ближе и усыпить бдительность, и затем - воля жадности и ненасытности. Уста терзают уста, не давая им улизнуть. Пальчики ныряют в блондинистую копну волос, страхуя от побега, пока первая жажда не будет утолена. В изумрудах глаз танцуют тени бесенят, с уст срывается утробное урчание, словно подражая хищной кошке. Может показаться, что и вовсе собирается свою визави сожрать, но яркая, даже яростная вспышка вновь уступает место нежности и аккуратности. Она словно доедает последний кусочек сладкого десерта, замедляет движения губ и ослабляя их хватку. Короткая (ну... не такая уж и короткая) демонстрация... попытка отстраниться, но столь же обманчивая, как ранее "невинность поцелуя". Руки все еще на месте, пальчики перебирают локоны и скользят от талии вниз. Самое время, чтобы прерваться и заняться уже общественно полезными делами, верно? Нужно лишь сказать себе "достаточно", но паладинка медлит, силясь прочитать во взгляде, в какую сторону сейчас стоит шагнуть, к входной двери или кровати?

  Ладони белокурой делопроизводительницы на протяжении всего поцелуя усердно мяли крепкие грудки Мелисандры, и, хотя это выглядело куда более дерзко и откровенно, чем деликатные ласки проходящейся пальцами по ее волосам и спине храмовницы - было очевидно, что Леа несколько растерялась. В руках красивой и сильной воительницы, что способна была усадить ее на одно плечо и нести так до самых полей, ни разу не пошатнувшись, колени блондинки подгибаются сами собой, ответом на хищное урчание матерой сердцеедки становится непроизвольный полустон-полуписк - в общем, девушку можно брать голыми руками. Хотя, с другой стороны - а какими еще руками надо брать понравившуюся тебе сестру? Не в кольчужных же перчатках ее тискать...

  Да, Мелисандра, ты победила, отстояв репутацию и свою, и Храма. Никто никогда не скажет, что паладинка Аэлис бежит в панике от слегка нарушившей ее личные границы девчушки, о нет - ученица Дарующей Жизнь встречает исходящую от дерзких селянок опасность лицом к лицу, губами в губы, рукой на задницу. И впереди ждет жестокое сражение на свежевзбитой перине, сражение, в котором белые локоны смешаются с черными косичками, а коричневые пальцы властно вторгнутся в розовые глубины чужой плоти... Сейчас, только подхватить обеими руками под ягодицы, давая возможность пухлым ножкам обвить свой крепкий стан, а затем развернуться и сделать три-четыре шажка до вожделенной кровати... Но тут вырвавшийся, наконец, из плена сочных текрурских губ рот Леа произносит неожиданное: "Не сейчас". И последовавшие за этим слова выглядят больше оправданием, чем объяснением:
  - Прости, я... ты мне очень нравишься, до безумия просто, и я хочу... Но это деревня. Хенрика уже сегодня узнает, что мы задержались у меня дома на битый час, а по итогу, чем бы все ни закончилось, это дойдет и до твоего начальства, наверно. Но... но ты можешь остаться на вечер у меня, у Ноэми дома круглые сутки движение какое-то идет, там не поспать толком. И тогда я... я все сделаю как надо, правда, - девушка откровенно избегала смотреть рослой храмовнице в глаза, и выглядела в этот момент как побитая собачонка, боящаяся, что сейчас ее отпихнут ногой навсегда. - Будешь моей гостьей, Мелисандра?

  Руки Леа бессильно опадают с грудей текрурийки вниз, но одна ладонь Мелисандры по-прежнему крепко удерживает пышную задницу канцелярской сестры, а вторая зарылась той в белокурые локоны. И, учитывая тот ураган, что творился сейчас в голове блондиночки - наверное, при должной настойчивости можно довести дело до постели, и это даже не будет выглядеть принуждением... почти не будет. Однако... стоит ли оно того?
  Хороший вопрос, особенно в контексте той роли дипломатки, с которой ее послала в эту деревушку Танита.

  Всегда хочется ещё чуть-чуть, всегда хочется чуть больше, чем... следует, чем дозволено. И насколько за все годы Мелисандра научилась это желание подавлять или хотя бы идти с ним на компромисс? Забавная формулировка, словно сама в себе разделилась, и ведëшь долгие, утомительные споры, в облике чистом и облике порочном, но ведь... все совсем не так...

  - Буду... - Выдыхает, почти беззвучно, вновь заставляя следить за движением губ, чтобы понять ответ. Но вопреки возможным ожиданиям, ладошку с приятной мягкости не убирает, а немного сжимает, не делая больно, но вполне ощутимо. Вторая ладошка оставляет в покое блондинистую шевелюру, что уже изрядно пострадала, но лишь для того, что бы переместить на щечку, касаясь большим пальчиком губ. И вот, когда кажется, что уже не отпустит, а ранее озвученные предостережения и вовсе были пропущены мимо экстравагантно украшенных ушек - движение, что больше впору змеям, а не храмовницам: не обошла, а обтекла за спину, и руки убрала.
  И вот - просто стоит в ожидании, пока сестра к выходу поведет и в нужное место, ничем не выдавая случившегося мгновение назад таинства.

  Как следует облапанная и оглаженная, Леа замирает в оцепенении, словно застигнутый врасплох змеей хомячок, затем дергается, оборачиваясь к выходу - и слышит под ногами звон так и не прибранной кольчуги:

  - Ой, мы забыли совсем, надо же все это сложить, и вещи твои остальные, - начинается суета, съедающая еще пару минут, однако позволяющая блондиночке привести в порядок чувства и приготовиться к выходу на улицу, под пытливые взгляды односельчанок. И покидают они домик делопроизводительницы совсем не в том порядке, в котором заходили: Леа уже не цепляется за локоток текрурийки, а ведет себя чинно и прилично. Закрыв за собой дверь, она боковым зрением замечает пожилую соседку, копошащуюся у себя в поленнице, и преувеличенно деловым тоном произносит, словно продолжая начавшийся еще в помещении разговор:

  - В общем, сестра Мелисандра, вам решать, но опытное поле ближе всего, и следы там должны быть самые свежие. По распоряжению председательницы пока даже ограду не чинили, насколько мне известно, так что вы сможете осмотреться и внутри, и снаружи ее. Доброе утро, тетя Берта, - кивает девушка соседке, и по ее неестественно прямой спине и широкому шагу Мелисандра легко читает роящиеся в белокурой головке мысли: "Ааааа, сейчас вся деревня смотрит только на меня, и все они знают, чем я только что занималась, и всем им известно, как у меня сейчас влажно и горячо в трусиках, и все уже несутся к Хенрике с новостями о том, как вечером я буду прыгать на пальчиках этой черной красотки и давать ей лизать свои сисечки..." Разумеется, ничего подобного в реальности и близко не происходило: старушка по имени Берта была поглощена какими-то своими делами, буркнув "здрасьте" без особого интереса к гостье деревни, остальные же крестьянки на улице уже удовлетворили, видимо, свое любопытство, так что никто на покидающую Долгунцы и направляющуюся к полям парочку уже особо не пялился. Однако Леа исправно изображала деловой настрой, болтая о всякой ерунде и оживленно жестикулируя, пока не убедилась, что окраины деревни за спиной окончательно скрылись. И только она собралась расслабиться, нащупав пальчиками ладошку храмовницы и убеждая себя, что все произошедшее в доме ей не показалось, как из-за идущей вдоль проселка лесополосы показалась вальяжно бредущая рыжеволосая девочка-подросток лет пятнадцати с пастушьим кнутом на плече, которым она время от времени с размаху секла по придорожной траве. Уже футов за тридцать до наших героинь пастушка приветственно замахала рукой:

  - Лейка, здорово! Председательница у себя или опять в Буревое умотала?
  - А тебе зачем надо, Жанетта? - судя по тому, как поморщилась делопроизводительница, эта уменьшительная форма имени ей была категорически не по душе.
  - Как зачем? Меня теть-Мия послала, мы на зеленом пару перед Длинной Балкой еще один круг нашли, за которые вчера на собрании базарили. Хенрика ведь сама всем приказала, как кто найдет такое - чтоб немедленно к ней бежали.
  - Перед Длинной Балкой - это?..
  - Да как раз поперек проселка, не пропустишь. О, а вас из Первопоселения прислали, да? Здрасьте, меня Жанеттой зовут, при...
  - Так если тебе сказали немедленно бежать - ты почему плетешься как сонный вол? - возмутилась Леа
  - Потому что ножек мне выдали всего одну пару до самой пенсии, - не растерялась с остроумным ответом рыжая. - Ты, может, жопу новую на складе и получишь, когда эту об стул сотрешь, а мне надо беречь все, чем мамы с Богинюшками наградили. Так вы что, на круги смотреть будете? А правда, что их колдухи по ночам вытаптывают, чтобы дэвов призвать?
  - Двигай в деревню немедленно, бегом! - прервала девчонку делопроизводительница. - Хенрика тебя так нахлобучит, если ты только к вечеру ее найдешь!
  - Пффф, - пренебрежительно фыркнув, пастушка пошла дальше еще более медленным и вальяжным шагом, всем своим видом показывая, что канцелярскую сестру ни во что не ставит. Побагровевшая Леа нетерпеливо тронулась вперед, чтобы поскорее с ней разминуться, и, когда они разошлись за пределы зоны слышимости, дала выход своему возмущению:
  - Вообще обнаглела эта мелочь пузатая! Воспитание реально как у дикарей каких-то! Ладно, - чуть успокоившись, продолжает она более ровным тоном. - Новый круг - это значит, нынешней ночью его сотворили, все следы и улики там будут самые свежие... если коровы не вытоптали. И... знаешь, есть у меня одна теория интересная, но это надо точно понять, где точно в этот раз наследили. Идем?

  Новую игру Леа Мелисандра встретила стойко и невозмутимо, хоть и хотелось демонстративно умиляться и возможно даже ущипнуть кого-то за одно место, так, чтобы обязательно кто-то увидела, но... это было бы слишком жестоко. Откачивай её тут потом и на себе остаток пути тащи. О, Богиня, Мелисандра свято надеялась, что та смотрит на них и улыбается.

  Очередной раунд обмена любезностями начинал заставлять храмовницу думать, что это часть местной традиции. Не сказать, что та приходилась по нраву, но не манерам же местных учить. Так... разве что грозным взглядом за дерзкой девчонкой наблюдать, а затем... сразу после "Пффф", положить тяжёлую ладонь ей на плечо, когда спиной уже повернется, и холодно, сухо, но звонко:
- Прошу поторопиться, сестра, это важно... - И что бы сомнений не возникло, то что могло пронять и куда более стойких сестёр... - для Купола. - И ни слова лжи ведь. Просто так паладинок в деревни не отправляют.

  Дабы успокоить блондиночку, которой казалось вот-вот воздуха в лёгких не хватит, положила ладошку той на макушку, но сейчас касание было куда более нежным, почти заботливым, и слов никаких проронено не было, лишь сдержанная улыбка доброй аэлиситки.

- Конечно. - Лёгкий кивок, руки вновь там, где положено им быть у приличной сестры, вне личного пространства миленьких блондиночек.

  Взглянув вослед рыжей нахалке, Мелисандра поняла, что та разрывается между противоположными стремлениями: ей и с аэлиситкой ссориться не хотелось, и делопроизводительнице подчиняться тоже ломало. Но, кажется, по мере удаления из зоны видимости девочка потихоньку ускорялась, так что слова храмовницы определенно возымели действие. А еще возымело действие ее прикосновение к белокурой головке: улыбнувшаяся Леа по-кошачьи выгнулась под рукой текрурийки и, кажется, решила выбросить из памяти эпизод с пастушкой - в конце концов, рядом с ней был источник куда более сильных чувств.
  И Мелисандра со своей провожатой продолжила путь по проселку. Когда прошли чуть вперед, блондинка попробовала повторить свою попытку поймать ладошку храмовницы - в этот раз вполне удачно. В тишине разноцветные пальцы сплелись воедино, при взаимном молчании девушки поймали общий ритм ходьбы - и так, не проронив ни слова, двинулись вперед.

  Украдкой косящаяся на новую подругу паладинка замечала такие же торопливо-осторожные взгляды Леа. Кажется, сейчас ничего не мешало остановиться посреди дороги, чтобы сочно и сладко поцеловаться... а затем юркнуть в ближайшую посадку, дабы уже под сенью деревьев занырнуть под платье и проверить, какого цвета и фасона трусики у этой сдобной булочки. Однако по непонятной причине они шли и шли вперед в молчании, и из всех прелестей такой доступной и близкой блондинки Мелисандра могла насладиться лишь мягкостью ее ладони. Наверное, это чувство долга проснулось так в них обеих, а может быть... может быть - и что-то большее? Одна знакомая жрица, специалистка по педагогике, как-то сказала храмовнице, что самые сильные эмоции в жизни женщина испытывает, будучи отроковицей - когда впервые берется за ручки с предметом своей симпатии. Никакие постельные игры, утверждала эта сестра, никакое творческое вдохновение, ни одно из известных взрослым сестрам удовольствий не превзойдет тот самый момент по яркости впечатлений. Мнение весьма субъективное и спорное, скажем прямо, однако сейчас, держа за руку совсем не девочку-подростка, его почему-то хотелось переоценить...

  Мелисандру коллеги частенько называли "бардессой". Разумеется, речь шла не о склонности к пению, танцу или другому творчеству, а о совсем иных умениях последовательниц Анаэрины. Меньше чем за час пребывания в новом месте найти себе на ближайший вечер подругу для постельных игр - это было действительно в духе Коллежа, да, однако увлекающаяся храмовница частенько забывала, что она все же из другого содружества. Артисточек и певичек под Куполом всегда оценивали здраво. Как гласит народная мудрость, "бардессу с мамами не знакомят", недолговечная и несерьезная интрижка - лучшее, на что стоит рассчитывать, подкатывая к той, что идет путем пера и лютни. А вот аэлиситка - это совсем другое дело. Много раз, переглядываясь с очередной милашкой на предмет интересно провести ночку, Мелисандра видела в чужих глазах отражение мечты. Мечты об уютном семейном гнездышке, с крепким хозяйством, курочками, коровкой и пятью очаровательными смугленькими дочурками, каждая из которых уже в четыре годика умеет читать на нескольких языках (маленькие текрурийки ведь все сплошь умницы и отличницы по определению, это же общеизвестно). Слов нет, дело это хорошее и Богиням угодное, только лежащее несколько поперек жизненных планов самой аэлиситки. И сейчас было совершенно неясно, как сама Леа понимает ситуацию. Неясно и сложно, пусть ладошка и мягкая, а мордашка - милая...

  Из-за лесополосы девушки вышли на простор - в те самые льняные поля. Правда, посевов собственно льна, которым и знамениты Долгунцы, в поле зрения не оказалось (хотя Мелисандра и сомневалась, что сможет отличить его от других похожих растений). Насколько могла окинуть взглядом окружающее пространство храмовница - кругом был в основном паровые поля, то есть земля, что отдыхает от посевов основной культуры. Иные - покрытые травой, другие - просто распаханные. Наверное, там, где выросла трава, выгуливали местный скот, хотя коровок, которых помогала пасти Жанетта, на горизонте было не видать. Сорок дворов в деревне, значит, вряд ли больше двух сотен пар рабочих рук... и как они со всей этой прорвой земли управляются? Непостижимая для горожанки загадка...

  - Так, Длинная Балка где-то вот там, - Леа достала из поясной сумочки свою свернутую бумажку с "картой-схемой" одной рукой, не отпуская Мелисандры, и на очередной развилке устремилась вправо. - Ага, точно, смотри, такой же круг, как на опытном поле!

  Подходя к объекту своего расследования, Мелисандра могла в должной мере оценить его масштаб. А зрелище и в самом деле было впечатляющее. Тридцать футов в диаметре, не меньше. Ощущение возникало такое, словно какая-то исполинская повариха, взяв гигантскую толкушку, воткнула ее посреди дороги, а затем долго и основательно крутила вокруг своей оси, буквально растирая растительность по земле. Даже мелкая придорожная травка - и та была накрепко примята без шансов подняться, и уже чуть пожелтела, будто на дворе глубокая осень.

  - Так, чем займемся теперь? - наконец-то отпустив руку Мелисандры, спросила деловым тоном Леа. - Будем следы искать, улики всякие? Как следопытки? Проклятье, я не подумала, надо было переодеться, это же новое платье, как в нем по траве ползать? Ладно, сейчас подберу, наверное.

  Пока Мелисандра осматривалась, делопроизводительница и правда начала подбирать полы платья, примеряясь, как бы его поменьше замарать. Судя по ее энергичному виду - девушка была готова помогать храмовнице в любом задуманном той деле, но, конечно, она будет рада, если руки и одежда при этом останутся чистыми.

  Была ли права та жрица в своём романтичном... заблуждении? В молодости Мелисандра, здраво оценивающая себя и свои жизненные кредо, могла лишь украдкой посмеяться. Но лишь украдкой, чтобы не обидеть, ведь все эти мечтательницы так хрупки и уязвимы. Особенно перед теми, кого столь близко подпустили. Даром что Мелисандра могла казаться самой вовлеченной и благодарной слушательницей, внутренне едва ли разделяя многое, услышанное в стенах той аудитории. Но то отнюдь не мешало казаться, пусть и не быть такой, какой её хотели видеть. Положило ли семя сомнения происходящее с ней здесь и сейчас? Что бы ответить на этот вопрос искренне, нужно было перестать бежать... перестать убегать, остановиться, подумать, заглянуть куда-то, куда предпочитала не смотреть, и вывести себя на откровенный разговор. На деле - куда сложнее, чем звучит. Однако нельзя сказать, что Мелисандра оставалась равнодушной и холодной, отнюдь - малышке Лее предстояло ощутить на себе всю полноты страсти, что может показать текрурийка.

  ...Но пока... отчего-то, когда в её руке рука чужая(?)... да нет, уже и не чужая вовсе, а своя, родная и желанная, совсем не хотелось портить нечто столь тонкое, едва уловимое, необъяснимое, какой-либо банальной пошлостью, хотя ведь могла, ещё как могла...

  Дала Леа себя вести, наблюдая за ней как бы немного снизу... мило улыбаясь и минимизируя лишнюю болтовню со своей стороны, но вовсе не казалось что ей скучно или не интересно, напротив, стоит поймать взгляд и понять, что интерес есть, да еще какой, едва ли не плотоядный. Пой, милая птичка, чёрная кошка уже готовится к прыжку...

  Иную паладинку на её месте подобный энтузиазм мог бы смутить. Иная - поставила бы на место, установив рамки, где заканчивается игра и начинается работа, еë работа. Но Мелисандра была собой во всей глубине своих пороков и широты взглядов и совершенно не видела нечего предосудительного в совмещении полезного с... полезным, меж тем и несомненно приятным. Так что нет, помощь не будет отвергнута, а сама Мелисандра будет держать свои руки при себе, что бы это не мешало делу... в критичной степени.

  В какой-то момент хотелось предложить Лее, глядя на её дилемму, раздеться, однако, как порой бывает, не иначе как волею самой Богини, данная мысль была подавлена, а затем с более холодной головой признана совершенно неуместной. Да и заострять внимание и тем более помощь предлагать с её проблемой казалось также сомнительным. Мелисандра не была уверена в том, что Леа понравится чувствовать себя настолько беспомощной, что ей обеспокоенная паладинка спешит помощь предлагать.
  - Смотри по сторонам. Не знаю пока точно, что мы ищем, но, уверена, ты лучше меня знаешь, чего в поле быть не должно. Не только смотри, но и слушай, нюхай. Порой причины проблем скрыты от глаз. Говори все, пусть даже ерундой покажется. - Со всей серьезностью выдала инструкции, словно с ней была ассистентка из храма. И нечего предосудительного в том, чтобы со всей серьезностью и благодарностью относиться к помощи Леа, Мелисандра также не видела.

  Сама же пошла по радиусу круга, смотря под ноги, слушая и... принюхиваясь. Как бы странно это не казалось. И было то вовсе не каким то странным чудачеством. Девушка двумя пальцами коснулась амулета у себя на шее и прикрыла глаза, обращая свои чувство во внутрь себя.
  - Раненая богиня, мать наша великая, заступница. Прошу, даруй мне силы скверну опознать, дабы извести её с земель под дланью твоей и беду от сестёр отвести. - Не то что бы вслух декларировать короткие молитвы для открытия разума чудесному благословению было необходимостью, но Мелисандра не могла иначе, чувствуя свой долг не только перед Куполом, но и перед Ней лично, и не в последнюю очередь за грехи свои. Время... принюхаться. Раскрыла глаза и жадно вдохнула, словно из-под воды вынырнула.

  Паладинка не соврала, она правда не знает что ищет, и пока просто пыталась найти что-то что выбивается из её представления картины "просто поле". После собиралась осмотреть окресности. Была пара идей, но пока решила не распыляться и все изучить тщательно именно тут, однако своими соображениями решила поделиться с Леей.
  - Скажи, ты же знаешь эти места. Как думаешь, есть по близости место, от куда удобно следить за полем? Может холм, где пасут коров, спрятанный в лесу домик лесничих. Не обязательно что бы хорошо было видно?   - Будь она на месте того, что по неясным причинам устраивает подобное, если дело все же в людях, то, вероятно, хотела бы убедиться с безопасного расстояния, что все получилось и какой эффект произвело.
  - Сейчас кое-что попробую. Леа, не пугайся, возможно... некоторые проявления благословения богини могут показаться странными со стороны. - И вновь глаза закрыла, сложив руки в молитвенном жесте, что бы вновь изолировать себя от мира вокруг, в своём обращении к ЕË дарам. Возможно по мнению некоторых "коллег" Мелисандра слишком трепетно относилась к подобным вещам, но разве кто-то способен был осудить?
  - Аэлис, мать заступница, твоя поборница взывает к твоим дарам, одари глаза мои зрением чудесным, от которого не укрыться проявлению сил иных, потусторонних. Да не ускользнет ни один заговор колдовской, ритуал или след чародейский. - И вновь глазки распахнула, вскинув эффектно ресницы, словно позируя, а глазки меж тем золотым свечением налились, являя скрытое перед Текрурийкой.

  На слова Мелисандры о том, что, дескать, Леа больше знает о полях, делопроизводительница отреагировала странно: распахнув свои ясные очи, она развела руками в недоумении:
  — Слушай, я же говорила тебе: я такая же "деревенская", как и ты, откуда мне знать всякие там тайные приметы и знаки здешних туземок? Ну, типа - вот земля, вот дорога, вот трава, в траве, наверное, мыши шныряют... Фу, проклятье, — при мысли о мышах она инстинктивно подбирает подол платья повыше. — Нет-нет, я поищу, конечно, но так-то я больше по бумагам специалистка, а не по тому, как эти бумаги выращивают... Коровы вон еще копытами натоптали, даже не знаю, что тут еще осталось целое...
  Так, с подобранным подолом, она и начала аккуратно ходить по придавленной траве, высматривая под ногами всякое интересное, и изо всех сил стараясь не коситься на молящуюся храмовницу — точно те селянки по прибытии Мелисандры в Долгунцы: вроде и страсть как любопытно, и не хочется походить на стереотипную деревенскую невежу, которая с отвисшей челюстью тычет пальцем во все необычное. Поэтому, пока аэлиситка раскрывала свое сознание для поиска сверхъестественных сущностей, ее помощница сосредоточенно изучала землю в поисках чего-то необычного — только бы, Богини помогите, не нарваться и в самом деле на стаю полевых мышей.

  Решение применить божественное чувство, этот дар ее великой Учительницы, являлось вполне здравым и резонным. В стародавние времена, когда Купол только утверждался в этих землях, вместе с беженками во владения сестер попадали и женщины, одержимые дэвами — исчадиями первозданного хаоса, которых во всех религиях мира почитали за духов зла и божьих врагов. Иные из смертных впускали в себя этих чудовищ сознательно, ради обретения каких-то земных благ, другие же в минуту отчаяния и жестоких мук призывали на головы своих врагов страшные проклятия. В любом случае, такие одержимые были смертельно опасны для окружающих, так что Храм Рамоны самое пристальное внимание обращал на новоприбывших сестер, храня безопасность Закуполья. Однако уже очень давно, больше сотни лет, по неизвестной причине такие одержимые перестали появляться среди беженок. Наверное, это сила Купола, укрепившегося и расширившегося, отваживала исчадий от сестринских владений. Паладинок по-прежнему учили искать и распознавать и дэвов, и оживших мертвецов, выявлять их следы и признаки темных ритуалов, однако среди живущих сегодня ни одна из воительниц обоих Храмов лично с дэвами не сталкивалась.
  К облегчению или разочарованию — Мелисандра не стала в этом вопросе первым за многие годы исключением. Никаких знакомых "запахов" ее безотказное чутье не выявило. Территория была чиста от дэвьей скверны, как, впрочем, и от божественного благословения. Действительно — вот земля, вот дорога, вот трава, а копошащихся где-то в этой траве мышей ее сверхчувственное восприятие выявить никак не могло, совсем не про это дар Аэлис.

  — Слушай, ну не знаю даже, тут вон лесополки кругом, вроде той, мимо которой мы только что прошли. И вон еще одна, на другой стороне. Наверное, если там на дерево забраться — мы с тобой будем как на ладони, — ответила Леа на очередной вопрос текрурийки, а затем поежилась слегка от неуютной мысли, что создатель кругов сейчас может за ней наблюдать.
  На предупреждение Мелисандры она даже слегка надулась:
  — Слушай, ну ты меня совсем за дурочку деревенскую держись. Что я, магии должна пугаться? Будто не понимаю... — она бы продолжила выговаривать храмовнице, но та уже сложила руки, начиная молиться... а затем распахнула сияющие глаза. — Ого! Вот это... Эмм, понимаю, да, дар Аэлис...
  Мелисандра тоже кое-что поняла. В отличие от божественного чувства, заклинание обнаружения магии дало результат: слабое свечение магии школы вызова покрывало все пространство внутри пресловутого круга. Для какого-то полноценного магического эффекта этого было недостаточно — речь шла об остаточных следах некоего заклинания, исчезнувших бы максимум через сутки. Пожалуй, если в других, более ранних кругах ситуация аналогичная — там даже этого уже не обнаружится.

  — Кхм, — прокашлялась Леа через полминуты, пока паладинка внимательно вглядывалась в подсвеченную волшебным зрением землю. — Ты говорила, сказать тебе, если найду что-то необычное. Вот, взгляни.
  Подойдя к краю круга, Мелисандра опустила глаза туда, куда был направлен указательный палец блондинки. Где-то в полуфуте от границы придавленной к земле травы, на небольшом участки открытой земли, который чудом не притоптали прошедшие здесь недавно коровы, виднелся совершенно четкий отпечаток передней части голой человеческой ступни — с пальцами, но без пятки. Судя по размеру — женской.
  — Это что, она тут босой бегала, получается? Дикарство какое-то, — комментирует делопроизводительница, и Мелисандра понимает, о чем она. Во внешнем мире топтать землю босиком для беспросветной бедноты, и женщин в особенности, дело самое обычное, а первое, что приносили сестры Купола в очередную занятую ими деревню — правила личной гигиены и обязательное ношение обуви. Нынче в Закуполье хождение босиком и в самом деле очевидный признак дикарства. А еще это здорово непрактично, знаете ли: можно и пораниться, и в дрянь какую-нибудь вступить голой подошвой, фу просто.
  — Думаешь, это ее следы? — спрашивает Леа. — Той, кто вот это все сотворила?