[D&D 5] Легенды Купола | ходы игроков | 2. Круги на полях (история Мелисандры)

  В разгар своей убедительной речи Мелисандра вдруг обнаружила, что крепко вцепившаяся в ее ладошку Леа слушает ее так внимательно... неа, совсем не внимательно. Любуется она, наслаждаясь движением пухлых губ во время речи, расфокусированным взглядом скользя по лицу новой подруги, заслушиваясь переливами ставшего так быстро дорогим голоса... Спроси блондиночку сейчас, что именно пытается втолковать ей храмовница — девочка здорово растеряется, и ей понадобится не раз удивленно моргнуть и тряхнуть белокурой головкой, чтобы прийти в себя. Собственно, когда у текрурийки возникает конкретный вопрос, в ответ на который недостаточно просто кивать, улыбаясь, Леа и в самом деле реагирует по делу далеко не сразу.
  — Аааа, насчет прямо меча — не знаю, но вообще, Лотта у нас считается самой боевой, и девчонки ее, ремонтницы. Она даже старшая в нашем местном ополчении, но тут ополчение не как в больших деревнях и селах вроде Буревого или Выперок. Из оружия — тесаки да дубье, луки еще есть, не боевые, а так, чтобы уток бить. И уговаривать ее точно не придется: она вчера еще из штанов выпрыгивала да сама порывалась на ведьму идти в поля охотиться и на месте преступления ее накрыть. Не знаю, правда, будет она тебе больше помогать или мешать, силы да энтузиазма там явно слегка побольше чем ума, — тут явно просматривалось личное отношение Леа к старшей ремонтниц. — Ну да за чем-то лучшим надо в Буревое обращаться, а это у нас пока Хенрика с Ноэми считают преждевременным...
  Девушки снова трогаются в путь, и на ходу, пытаясь увязать все планы Мелисандры в единое целое, делопроизводительница предлагает:
  — Слушай, я вообще думаю: сильно я тебе буду нужна у Ноэми и вообще? Не заблудишься в деревне? Просто, пока ты будешь с народом беседовать, я бы успела нагреть тебе кое-чего пообедать, а заодно и воды в котелке, чтобы помыться. Ты с дороги наверняка голодная и уставшая, а как придешь ко мне, там будут уже все удобства готовы.
  Если предложение покушать выглядело вполне резонным, то вот насчет помыться — это уже была заявка на вполне определенное времяпрепровождение. Не так уж сильно храмовница могла провонять за три часа в седле, чтобы при общении от нее воротили носы деревенские, но вот если речь и в самом деле шла о забавах на мягкой перине с мягонькой милашкой — тут да, водные процедуры определенно имели смысл.
  Кстати, хороший вопрос: а у самой Леа что, рабочий день закончился? Под разбери этих деревенских с их весьма своеобразным отношением ко времени.

  Выбор первого визита был вполне очевиден - к той, что может подсказать с подходом к остальным, да и судя по всему шансов застать сестру Ноэми на месте было куда больше, чем опальную ведьму (что, если той дома нет, и вовсе может придется часами караулить?), или Лотту, что уж явно на месте подолгу не сидит.

Предложения Леа по всем пунктам казались вполне резонными. Энтузиазм блондинки подкупал, да и затаскать её по визитам, что настроение той испортят да стресса нагонят откровенно не хотелось. Нет-нет, к обеду та была нужна Мелисандре в определенно добром расположении духа.

  На обратном пути к Долгунцам никаких особых происшествий девушек не ожидало — разве что окончательно развеялось действие наложенного еще у круга заклинания, ну и при приближении к деревне Леа деликатно и со вздохом сожаления извлекла ладошку из руки аэлиситки, но Мелисандра все поняла правильно, так что обсуждения этот момент не вызвал. Указав дом Ноэми, расположенный в коротком тупичке аккурат на южной окраине, делопроизводительница отправилась к себе, оставив храмовницу самой ориентировать в обстановке на местности.
  Обстановка во дворе у Ноэми была чем-то схожа с увиденным ранее перед жилищем Леа: никаких признаков подсобного хозяйства, все деревенские жрицы жили исключительно тем, что давал им Храм. Говорят, в стародавние времена по окраинным деревням бытовал обычай преподносить подарки аэлиситкам за лечение и заботу о своем здоровье, но к настоящему времени это уже давно искорененное явление, следят за этим строго, и любой намек на подобные "подношения" может обернуться суровым наказанием. Да и обстановка внутри была наверняка типичной и знакомой храмовнице: сразу после прихожей находилась сама большая и хорошо освещенная комната — собственно врачебный кабинет, где производился первичный прием и осмотр пациенток. Жилые помещения и прочее, касающееся личных нужд жрицы, находилось в задней части дома, причем туда чаще всего вел отдельный выход. И вот сейчас, остановившись в прихожей перед довольно хлипкой на вид дверью, Мелисандра хорошо различала разговор за ней, явственно дававший понять, что жрица находилась за работой:
  — Дорогая сестра Матильда, я вам очень советую: если эти папилломы начинают причинять дискомфорт — давайте я выпишу вам направление в Храм. Там недавно разработали новый метод их удаления с помощью магии, безболезненный и безопасный. А эта мазь... ну, честно скажу, я сама совсем не уверена в ее эффективности. В выходной день отправитесь в Первопоселение, там наши сестры вас примут, как родную, раз-два — и готово...
  — Да хто зна... — скрипучим старушечьим голосом протягивает невидимая собеседница. — Она вроде и мазька-то по помогаить, а тамо она авось сама отвалится. А в город ехать — то ж курей на кого-сь оставить надоть...
  — Ладно, тогда вот, держите мазь, как с ней обращаться — вы знаете, — терпеливо вздыхает за дверью жрица. — Что-то еще, сестра Матильда?
  — Ой, доченька, у боку у меня колотье какое-то началось, — очень легко догадаться, что старушка тянет время, ей нравится внимание и забота аэлиситки.
  — В каком боку, в левом или в правом? Когда именно началось? — в голосе Ноэми слышится искренняя обеспокоенность.
  — Да хто зна... — протягивает Матильда. — У обоих, доченька. Вроде позавчера... Али три дни тому...
  — Хорошо, — смиренно отвечает жрица. — Давайте раздевайтесь, я вас осмотрю...
  — Да хто зна... — вновь слышится от старушки. — Оно и не так сказать, чтобы кололо, мож, и не кололо вовсе...

  Терпение и отзывчивость были главными качествами учениц Раненой Богини, и девочек для обучения в Храм искали с тем особым складом психики, что позволял выдерживать вот такую утомительную рутину. Потому что в той налаженной системе лечения и профилактики заболеваний, которая была выстроена под Куполом с благословения Аэлис, основным контингентом, с которым приходилось повседневно работать деревенским жрицам, являлись вот такого типажа старушки с колотьем в непонятно каком боку. Бабульки с дефицитом общения, которые уже успели изрядно достать всех своих родственниц, и ощутить себя действительно важными людьми могут лишь на приеме у своей местной Ноэми, где их выслушают с неизменной внимательностью и заботой. И это на самом деле очень тяжко, и жрицам приходится расходовать слишком много душевных сил на ерунду, но, в конце концов, именно благодаря таким женщинам, каждый день горящим на своей работе, но при этом умудряющимся не выгореть до углей, любая сестра с эмблемой Храма на одежде встречает почет и уважение в каждом поселении Купола и Закуполья...

  Какая знакомая картина. Воистину, широкие сердца аэлиситок куются самым большим молотом в самой жаркой кузне. И терпению их нету меры. Ворваться в приемную, прогнав старушку, казалось сейчас подвигом, однако... не за тем её сюда сестра Танита посылала... Потому без геройств и похищений милых сестёр.

Мелисандра нетерпеливо мерила шагами пятачок перед дверью, создавая излишне много шума. Могло показаться, вскоре и вовсе в дверь поскребется.

Вопреки надеждам, пациентка все никак не могла угомониться, и пусть Текрурийку едва ли можно было обвинить в недостатке терпения, но весь день перед дверью провести права она так же не имела.

Постучала в дверь костяшками пальцев в два удара, потянула за ручку, появляясь на пороге во всей красе..
- Сестра Ноэми, Вы мне нужны. - Вполне читалось как "нужны храму, Аэлис, куполу". Возможна даже пациентка останется довольной, став свидетельницей сцены и возможностью пустить по деревне новый слух. А заодно может и у местных отвадит желание тревожить аэлиситку по ерунде, когда у них там явно что-то серьёзное и важное происходит.

  Седовласая старушка даже подпрыгивает на месте, когда распахивается дверь: увлеченная своей речью, предупреждающего стука она не услышала. Брови Ноэми сперва взлетают вверх в недоумении, но тут же выражение ее лица смягчается — кажется, при всем своем терпении, Мелисандру она в этот момент видеть очень рада.
  — Да, разумеется, — мягко улыбается она, переводя взгляд на "пациентку". — Сестра Матильда?
  — Я тады завтра загляну, доченька, — бабка встает с удобного и хорошо сбитого стула со спинкой (гораздо более качественного, к слову, чем тот табурет, на котором сидит за своим столиком Ноэми), подбирает пузырек с мазью и начинает бочком-бочком семенить к двери, косясь на не текрурийку с неприкрытым любопытством. Подходя вплотную к Мелисандре, она не придумывает ничего лучше, как сказать изрядно запоздалое "сздрасьте" и так же, вдоль стеночки, протиснуться мимо нее. Ноэми провожает Матильду до самой входной двери, даже следит некоторое время, дожидаясь, пока та покинет двор, и лишь после этого возвращается в кабинет, садясь и предлагая сесть храмовнице.
  — Извини, что не смогла пойти с вами, сама видишь — служебные обязанности не отпускают. Как наши дела, дорогая сестра? Вы с Леа нашли тот круг, что на опытном поле?

  - Не совсем его, нас раньше нашел свежий след, что у Длинной Балки, кажется... на зелёных парах? - Сходу начала Мелисандра, не очень уверенно проговаривая местные названия.
- Не хочу скрывать ход расследования, однако пока больше вопросов, с которыми у меня некоторые затруднения. Сестра, я признаю свою не достаточную компетенцию в некоторых вопросах и прошу твоей помощи. Мне удалось найти и увидеть, но понять что именно я увидела, увы... Магия школы вызова. Повсюду на месте происшествия её следы. Мне не хватает опыта и знаний, чтобы сделать выводы. Кроме того, мы знаем, где ждать следующий круг, хочу устроить "встречу" этой ночью, но прошу, об этом никому... - вот так вот рассказывать все сестре аэлиситке... словно исповедь, облегчало душу. Впрочем, и в исповеди Мелисандра никогда не могла позволить себе быть полностью откровенной.
- И ещё... глупо звучит, но... рядом была кто-то, босая, прямо рядом с полем. Не видела, чтобы в Долгунцах отдавали дань диким временам.

  Ноэми слушает внимательно, поминутно кивая, будто перед ней очередная пациентка с жалобами на колотье в боку — навык, отработанный, очевидно, десятилетиями подвижнического служения.
  — Так, понятно. А что показало твое божественное чутье? — спрашивает она в середине рассказа, и, убедившись, что дэвьих следов на месте происшествия не выявлено, кивает с явным облегчением, продолжая выслушивать дальше. Когда храмовница заканчивает, какое-то время жрица сидит в задумчивости, положив руки на сдвинутые вместе колени.
  — На самом деле, очень хорошо, что никаких следов дэвьей скверны у свежего круга нет. Этого я боялась больше всего. А что касается всего остального... знаешь, мне кажется, речь точно не идет о какой-то диверсии, о сознательной порче посевов, как мы решили было, когда очередной круг разорил экспериментальное поле. Какой смысл давить траву на зеленом пару, или просто землю — на черном? И, если речь не идет о попытке прорыва порождений Хаоса или о каких-то зловредных действиях митриан — возможно, не стоит и ввязываться в конфликт? Понимаешь, в этом мире существуют разные древние силы, осколки старого, доимперского мира, и многим из них, в сущности, безразлично наше существование. Их вряд ли можно назвать враждебными нам: вот ту же Корину, Старую Мать, и ее последовательниц наши Богини взяли под свое покровительство, наверняка к пользе Купола и сестринства. Стоит ли поднимать меч на подобную силу, не имея представления ни о ее намерениях, ни о ее возможностях? А возможности тревожат меня больше всего: существо или сущность, способная создать магический эффект такой мощности и такого размера — это слишком могучий враг. Круг тридцати футов в поперечнике, где все живое словно придавлено чудовищной тяжестью — это поистине высшая магия, в противостоянии с тем, кто способен ее творить, даже нашей Таните пришлось бы нелегко, а что касается тебя, или меня... тут, я боюсь, вообще не о чем говорить, шансов нет.
  Явно нервничая, она опускает глаза:
  — Пойми меня правильно, дорогая сестра: наша задача — обеспечить безопасность деревни и мир в ней. И для меня совсем не очевидна необходимость ради этого кого-то подстерегать, ловить, охотиться. В свое время даже такую гнусь, какой является оборотень Скверного Леса, наши Богини указали оставить в покое — после того, как много храмовниц и боевых жриц погибли без какой-либо пользы в том проклятом месте. Возможно, лучшее решение сейчас — это наблюдать и ждать. И очень хорошо, что мне удалось убедить Хенрику послать именно за тобой: отговорить от драки боевых рамониток было бы совершенно невозможно, а если бы они умылись кровью или погибли в бою с этим неведомым босоногим созданием — это стало бы большой бедой...

  Обратиться к мудрости старшей было очевидно верным решением. Мелисандра умела слушать и внимать, осознавая недостаточность своего кругозора во многих вещах и принимая возможную ошибочность своего мнения. И вот вновь, способность просто услышать, заставляет её совсем иначе взглянуть на ситуацию. От сестры Ноэми она получила куда больше, чем ожидала.

На привычно сдержанном лице не удалось скрыть тени тревожности. Осознание возросшей ответственности и последовавшие выводы. Охота на зайца могла оказаться стычкой с разъяренным медведем, а её ошибки здесь и сейчас обернуться катастрофой завтра.

- Благодарю, сестра Ноэми, вы мне правда очень помогли. Думаю теперь я куда лучше понимаю что мне следует делать. - На этом паладинка встала с места, чтобы попрощаться. Визит к Лотте пока откладывался, а вот с местной "ведьмой" медлить не стоило. И едва ли это общение будет приятным хотя бы на малую долю так же, как с доброй сестрой Ноэми.
- Я собираюсь навестить сестру Одетт, скажи, мне надо что-то знать, помимо её скверного нрава?

  Ноэми согласно кивает, вставая следом за Мелисандрой. При упоминании Одетт она снова хмурится и печально вздыхает:
  — Как я уже говорила, не думаю, что она причастна к этим событиям, но ты права: необходимо отработать все варианты. Только учти — эта женщина не любит аэлиситок, и тебе, привыкшей к уважительному обращению сестер, будет с ней нелегко. С другой стороны — местных жительниц она не любит еще больше... При своем злоязычии, Одетт очень одинока, и наверняка испытывает потребность высказаться, так что, если ты сумеешь найти к ней подход и стерпишь ту грязь, которой сопровождается ее разговор — возможно, она и разоткровенничается. Только я подозреваю — это будет в основном разговор о том, какие мы здесь все мерзкие и отвратительные. Но, как знать, не сумеешь ли ты и в самом деле заставить ее обронить нечто ценное и существенное для нашего дела? Честно говоря, я уже ни в чем не уверена.
  Уже дойдя с храмовницей до дверей, Ноэми легонько трогает ее за локоть — совсем не так настырно и целеустремленно, как повисла на нем в свое время Леа:
  — Кстати, где ты оставила свои вещи и доспех? В конторе нашей? Я бы могла сходить и принести пока, или ты сама захватишь, когда закончишь дела в деревне? — кажется, жрица уверена в том, что Мелисандра остановится у нее, и это было совершенно резонно: обычно текрурийка в служебных командировках по Закуполью при необходимости также ночевала у сестер по Храму. Ее план провести время в гостях у милой блондиночки станет для Ноэми большим сюрпризом.
  Как легко догадаться по выражению лица женщины — вряд ли приятным.

  Встреча с Одетт явно пророчила стать ярким пунктом её послужного списка. Но она ведь не может отмахнуться от этой встречи? Оставалось надеяться лишь на то, что она не принесет слишком больших проблем.

  Вот только увлекаясь одними мыслями, не стоит забывать о здесь и сейчас, иначе можешь оказаться не готова...
  А-а-ага... определённый опыт в... деле подкидывал простые ответы, что не очень то и просила. И что теперь будешь делать, сердцеедка доморощенная? Деревня не город, наследить тут без последствий явно не выйдет. А уж наносить непоправимый урон местной экосистеме точно не хотелось. Оставалось лишь сглаживать углы и попытаться сделать так, чтобы все остались довольны.

  - Сестра Ноэми. - Ладонь текрурийки легла поверх ладони жрицы, не давая сбежать, подобно испуганной кошечке. - Я не хотела терять время и закинула вещи в дом Леа. К тому же я буду бдить ночью, нужно успеть отоспаться... - Выдержала паузу, чтобы Ноэми прикинула перспективу таких пожеланий, когда на пороге бабки с колотьем в боку.
  - Однако, - словно в медленном танце, обернулась к женщине лицом, и казалось вот-вот вторая ладонь ляжет той на плечо, но... нужно соблюдать правила приличия, вдруг кто увидит?.. - Буду рада, если выделите мне личные часы приёма. Уверена, двум Аэлиситкам будет что обсудить за закрытыми дверьми.

  Наверное, главной ошибкой Мелисандры стало упоминание имени Леа. Все-таки жрица была женщиной мудрой, и односельчанок своих знала гораздо лучше пришелицы. В общем, вздрогнув сперва от неожиданности, как только храмовница коснулась ее руки, Ноэми встретилась с ней взглядом... и поняла все.. Все, и даже больше того, что могла не только сказать, но и подумать ее собеседница. Видимо, Ноэми очень ярко представила себе, как Мелисандра завтра целует ее теми же самыми устами, которыми совсем недавно обрабатывала все потаенные местечки делопроизводительницы — поэтому она так торопливо, преодолевая любое сопротивление, отнимает руку у текрурийки и отступает назад.
  — Послушайте, сестра Мелисандра, я была бы очень вам благодарна, если бы вы занялись тем делом, ради которого вас сюда вызвали, вместо... вместо этого всего, — она пытается говорить холодно-ядовитым тоном, но голос предательски дрожит, уголок рта нервно дергается, и обиду скрыть не удается. — Дом сестры Одетт последний в переулке на противоположной стороне от главной улицы. Да идите уже!
  Мелисандре было хорошо известно, что многие деревенские жрицы принципиально не вступали ни в какие связи с местными — такая "равноудаленность" была зачастую необходима для поддержания своего авторитета и образа в общине. С другой же стороны — даже у аэлиситок никуда не девались естественные для любой здоровой женщины потребности, которые приходилось удовлетворять в ходе мимолетных связей с приезжими, либо во время коротких визитов в город. Это Мелисандра узнала на собственном опыте: ее командировки в Закуполье, бывало, заканчивались тем, что она оказывалась с очередной деревенской жрицей под одним одеялом, а страсть этих женщин, истосковавшихся по чужим губам и рукам на своем теле, впечатляла даже видавшую виды храмовницу. И ведь стоило предвидеть, что ее щедро раздаваемые направо и налево авансы, все эти выразительные улыбки и неприкрытый флирт, не останутся без внимания. Следовало признать: тонкостями такого рода дипломатии она пока еще владела скверно. Нет, в чем Ноэми определенно права, так это в том, что Верховная Жрица прислала ее точно не за "этим всем"...

  Меньше чем через пару минут Мелисандра оказывается возле искомого двора, заметно отличающегося от соседних какой-то угрюмой и... нарочитой, что ли, неухоженностью. Разваливающийся плетень был подперт снаружи какими-то гнилыми досками, дырявой кадкой, оконной ставней, внутри также царило печальное запустение. Пара облезлых и исхудавших кур вяло шарилась по двору среди мусора, поднимая клювом в очередной раз какие-то обрывки в тщетной надежде найти что-то съестное. Дом то ли и в самом деле серьезно покосился набок, то ли производил впечатление кривого из-за своей обшарпанности. Хозяйки нигде не было видать, калитка же хлипкого плетня оказалась изнутри заложена объемными и увесистыми мешками — проникнуть во двор можно было, но лишь после определенных усилий и сопутствующего им шума.
  В окне дома напротив периферийным зрением храмовница замечает шевельнувшуюся занавесочку. За ней сейчас определенно наблюдает не одна пара глаз, и, пусть беседу подслушать с такого расстояния надо постараться, но всякий зримый результат этой встречи разнесется по маленькой деревеньке практически моментально.

  Сколько может накосячить аэлиситка, чтобы к ней утратили доверие? Ответ на вопрос, что знать ну никак не хотелось. Можно было остаться, попробовать объясниться, может даже покаяться или просто взять Ноэми на руки и... да уж, ну и мысли притягивает осознание собственного бессилия в совершенно дурацкой ситуации.   Однако едва ли подобный эпизод сможет что-то поменять в мировоззрении Мелисандры, что чувствовала всю полноту своей вины за неверно подобранные слова и свою же недальновидность, но никак не за свой образ жизни.

  Задачка предстояла не из легких. Уж настращали этой Одетт паладинку неслабо. Впрочем, уверенности это никак не умаляло. Что ж, коса, пришел твой камень...
  Не стесняясь, громко свистнула, готовясь в случае чего, и забыть о правилах приличия. Какие-то мешки, знаете, не то что способно остановить целеустремлённых паладинок.
  - Сестра Одетт, открывайте, есть разговор! - зычно проголосила Мелисандра,

  Ответом на слова Мелисандры была тишина. Даже точнее сказать: кажется, прекратился весь издаваемый вблизи повседневный шум. Прекратила тюкать молотком какая-то невидимая умелица на другой стороне проулка, замерли голоса за углом, даже куры прекратили кудахтать. Вдоль по дороге задул зябкий майский ветерок, прокатив мимо ног храмовницы пару тонких веточек и засохший лист лопуха. Из дома сестры Одетт не раздавалось ни звука.
  Прошла минута, Мелисандра начала уже терять терпение и всерьез думать о необходимости преодолевать калитку, однако в тот самый момент, когда она начала к ней уже очевидно примеряться, дверь, наконец, приоткрылась, и в проеме появилось весьма неприветливое лицо морщинистой седовласой бабки:



  — И какого хуя тебе надо у меня дома, чумазая? — спросила по-мидгалльски, очевидно, знаменитая Бешиха. — Я тебя не знаю и я тебя не звала, пиздуй давай отсюда.
  Звучало это весьма необычно. Во-первых, слово, обозначающее мужской отросток, сестры в обиходе избегали употреблять даже в самых глухих уголках Закуполья, Мелисандра даже не сразу вспомнила его значение. Во-вторых — оскорбительные намеки на свой цвет кожи ей тоже доводилось слышать раньше разве от совсем маленьких детей, на которых обижаться было просто нелепо, здесь же ее называли "чумазой" с совершенно четкой целью оскорбить.
  Ну и в целом — ой как непривычно такое отношение аэлиситке, тем более ответственной порученке самой Верховной Жрицы, женщине, которой по определению все стараются угодить и которую ни одна идиотка не захочет злить при первом же знакомстве.

  Она ожидала что будет плохо, но что бы на столько? В страшных сказках, где за зло не отыгрывают косматые или дэвы, за него выступают как раз такие вот бабки. В реальность происходящего верилось с трудом... хоть заборчиком обноси, и созывай со всего купола на диковинку посмотреть.
- О, Аэлис, прошу, ниспошли сил пересилить это испытание... - Прошептала, касаясь кулона на шее. В своих силах без божественной помощи Мелисандра откровенно сомневалась. Что ж, теперь можно и поговорить.
- Сестра Одетт, я не займу у вас много времени, если вы готовы сотрудничать. Я прибыла по поручению храма, и у меня есть пара вопросов. - Ответила все так же громко, звонко, но не пуская в голос недовольства или агрессии. На этом Мелисандра всем своим видом показала, что баррикада интерисует еë куда больше, чем сама Одетт, буд-то азарт проснулся... очевидно, она все равно пройдет, но сама делать будет это уж точно не аккуратно и за собой не уберет, до кучи став головной болью хозяйки на куда большую продолжительность времени.

  — Будешь во двор ломиться — вилами пропорю, — резко отвечает заметившая интерес Мелисандры к калитке Одетт, и вышла на улицу... да, с теми самыми вилами наперевес. Спит она с ними, что ли, это ж уличный инвентарь, нет?
  — Нечего тебе у меня дома делать, — продолжает она, тем не менее, не добавляя очередного оскорбления, и за это по справедливости стоит поблагодарить Аэлис. — Что, бляди с большого домика вперед себя городскую послали? Боятся, значит, и правильно делают. Расписная, тварь гнилоротая, сколько лет меня грохнуть грозится, а сама ссыт как сука в грозу. Что, черненькая, надули тебе в уши, от кого тут дети с деревьев падают да скотина болеет? От меня, правильно. Пускай так и дальше думают да ссутся. Мандавохе старой вообще передай — скоро я такое колдунство придумаю, что будет она до самой смерти зеленым под себя ходить, и никакие жрицы не помогут.
  Все эти отвратительные слова Одетт пыталась извергать из себя с весельем и куражом, вот только не очень-то получалось: Мелисандра слишком отчетливо чувствовала в ее голосе усталость загнанного зверя и одиночество женщины конченой, обреченной, безнадежно одинокой. Одиночество, наверное, и стало главной причиной того, что разговор-таки продолжился, пусть и не в доме за столом, но все равно это было куда лучше, чем ломиться со своими вопросами в запертые двери прямо на вилы.