[D&D 5] Легенды Купола | ходы игроков | 2. Круги на полях (история Мелисандры)

  Пятнадцатого мая сестра Мелисандра, дочь Амади и Кадиры, храмовница Аэлис, должна была заступать в суточный наряд по Храму.
  С этими нарядами у девушки были связаны не самые приятные воспоминания. Пятнадцать лет назад она в течение многих месяцев была бессменной дневальной выходного дня. Пока ее более удачливые товарки собирались в Летний театр на премьеру очередной духоподъемной исторической постановки, пока особо отличившиеся готовились к свиданию с родительницами - она с гудящими ногами и головой стояла на часах у главного въезда на территорию Храма, или занималась уборкой прилежащей к проходной территории, или волочилась за дежурной сестрой в поисках подлежащих устранению недостатков в благоустройстве разных помещений... Пожалуй, лишиться выходного - дело само по себе еще терпимое, проблема состояла в том, что и в будни ее гоняли так, как и вьючного тяжеловоза пожалели бы гонять. Свободного времени у юной текрурийки не было в принципе: от подъема до отбоя послушания сменялись жесткими воинскими тренировками, а после изнурительных силовых упражнений надо было спешить на очередное занятие по акушерству. И на все это накладывалось крайне угнетенное моральное состояние: она ведь подставила не только сестренку, которой, как старшей, было еще тяжелее, она подвела и мам. Теперь тем оставалось лишь гадать в мучительной неизвестности, чем же так провинились сразу обе их девочки: Храм Аэлис своих секретов не выдает никому. А ведь когда-то идея разложить милую Дианту в неиспользуемой кладовой прямо напротив кабинета Верховной Жрицы казалась столь замечательной, дерзкой и остроумной, и себя юная послушница ощущала такой лихой и бесшабашной... Ну что ж, как гласит циничная поговорка из внешнего мира, бьют не за то, что сделала, а за то, что попалась. Полжизни прошло с тех пор, прежняя Верховная Жрица умерла пять лет назад, Старшая учебной части и Сестра-воспитательница - обе на пенсии, и даже любимая сестренка обретшая, кажется, свое правильное и настоящее женское счастье, постаралась забыть о том, что не просто было в далекой юности, но и продолжалось долгие годы их взрослой жизни. Мелисандра же - не забыла. И пусть сегодня она была уважаемой взрослой храмовницей на хорошем счету у Старших - где-то внутри красивой и уверенной в себе женщины сидела та самая изможденная и сходящая с ума от усталости пятнадцатилетка. Наверное, именно поэтому к каждому очередному суточному наряду девушка старалась подготовиться как физически, так и морально - по отработанной годами схеме.

  В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое число храмовница спала примерно два часа, заняв оставшееся время упражнениями в полутьме пустого тренировочного зала. Наряд нарядом, но с утра ей надо было подменить одну из храмовых наставниц, отрабатывая с будущими жрицами и паладинками технику пешего боя в малой группе. Причем послушницы придут предпоследнего года обучения, для них стандартные упражнения "выпад-защита" - не больше чем воспоминания из детства, так что Мелисандре придется постараться, чтобы их удивить, а удивить необходимо. В следующем году на пенсию уходят как минимум две наставницы, и текрурийка давно привыкла к мысли о том, что эту брешь в строю заполнять предстоит ей. В общем, этой ночью манекенам тренировочного зала пришлось пострадать, как и воздуху, многие сотни раз со свистом разрезанному верным клинком. Значит, первая половина дня - занятия, к полудню она, наконец, освободится и грохнется как убитая в своей келье, а часам к семи вечера будет весела, бодра и готова к суткам бодрствования. Схема отработанная и сбоев не дающая, жизнь по строгому режиму вообще имеет свои очевидные преимущества. Однако в этот день режим оказался здорово нарушен. Солнечные лучи как раз упали на изображения воительниц в стандартных боевых стойках, которыми на высоте человеческого роста была украшена западная стена зала, когда за Мелисандрой пришла дневальная с известием о том, что ее ожидает у себя сама Верховная Жрица Танита.

  Самая противная вещь на свете - это вот такие неожиданные вызовы от начальства. Одни Богини знают, что можно придумать по пути к высокому кабинету, перечисляя в голове сулящие мало хорошего варианты: от неожиданной головомойки за какие-то давние дела до плохих известий о служащей на границе Дианте. Так что, уже оказавшись наедине с Танитой, изрядно обеспокоившаяся храмовница сразу же внимательно уставилась в ее лицо, пока та, озабоченно поджав губы, просматривала какое-то письмо.



  - Садись, дорогая сестра, садись, - оторвавшись от бумаг, кивнула храмовнице Верховная Жрица. - Прости, что пришлось прервать твои тренировки, однако, когда Храм просят о помощи - мы не имеем права медлить.
  Первой ученице Аэлис, как хорошо знала Мелисандра, было чуть больше сорока, однако попытка наугад определить ее возраст сбила бы с толку многих незнакомых Сестер. Пепельно-седая шевелюра и глубокие старческие морщины на лице сильно контрастировали с полными губами и молодо выглядящей шеей. Утверждается, что так неравномерно и резко Танита, как и ее предшественницы, постарела из-за того, что на правах Верховной Жрицы разделяет боль Раненой Богини. Храмовница не очень хорошо понимала, что это значит, и способна ли вообще смертная вынести боль, которую едва терпит сама Дарующая Жизнь, но факт оставался фактом: каждая из возглавляющих Храм женщин пользовалась огромным почетом и уважением, обладала совершенно непререкаемым авторитетом. Участвуя в заседания Совета Старших, Танита не требовала - она тихим голосом обращалась к "возлюбленным сестрам" со смиренной просьбой выделить средства на тот или иной проект - и просьбы ее не встречали возражений, даже если мысленно главы остальных содружеств хватались за голову от возмущения. Впрочем, такая власть имела и обратную сторону: ни одна из Верховных Жриц Аэлис, возглавлявших Храм после Дня Боли и гнева, не дожила до шестидесяти. Хорошо все-таки, что у мамы Амади, первой среди рамониток, не было никакого специфического бремени, кроме обычных забот большой начальницы ее уровня, и жить-здравствовать она будет еще очень долго...

  - Вчера под полночь мне пришло письмо от нашей сестры Ноэми из деревни Долгунцы, - продолжала тем временем Танита. - К сожалению, дежурная решила, что дело может подождать утра, так что ознакомилась я с ним буквально полчаса назад. Иначе отдала бы необходимые распоряжения уже ночью. Увы, сделанного не воротишь... Ладно. Ноэми пишет, что пару дней назад на деревенских льняных полях стали появляться большие круги непонятного происхождения. Словно кто-то то ли вытаптывает посевы, то ли там самозарождается какой-то смерч... Написано довольно сумбурно, но основной проблемой она видит даже не это, а внутренние конфликты в деревне. Как я поняла, одну из крестьянок обвиняют, буквально, в колдовстве. И все это грозит вылиться в полноценное рукоприкладство. Я хорошо знаю сестру Ноэми, она моложе меня всего на три года, и мы дружили в свое время, будучи послушницами. Если она честно признается, что теряет контроль над ситуацией и не справляется - значит, дела и в самом деле плохи.
  В отличие от Верховной Жрицы, Мелисандра знала о Ноэми не так уж много: по возрасту в послушничестве им пересечься не удалось, а после выпуска ту сразу определили в родную деревеньку. Обычная для сельских девочек история, где родилась - там и пригодилась. По делам она периодически ненадолго заезжала в Первопоселение, так что в лицо ее текрурийка, регулярно дежурившая по Храму, знала, но общаться особенно плотно не доводилось. Сестра как сестра. Симпатичная, вежливая, скромная, да среди аэлиситок другие скорее редкость.

  - Круги на полях, значит... Кто же это там озорует? - ненадолго прикрыв глаза, спросила саму себя Танита, однако быстро пришла в себя и продолжила разговор. - В общем, сама понимаешь, дорогая Мелисандра, тебе придется незамедлительно собираться в командировку. Конечно, можно сразу послать в Долгунцы группу боевых рамониток, однако... наши дорогие сестры, ученицы Охотницы, очень уж любят бить с размаху и рубить сплеча. Здесь же, по моим ощущениям, действовать надо куда деликатнее. Твоя задача будет двоякой: нужно, во-первых, расследовать, что же там все-таки происходит, во-вторых - сделать это так, чтобы по итогам крестьянки не вцепились друг дружке в волосы и не поразбивали лица.
  При упоминании рамониток седовласая жрица неловко улыбнулась, будто только что вспомнила о том, кто же является родительницами Мелисандры. Храмовница, впрочем, привыкла к таким отношениям между последовательницами двух Богинь: при всей сестринской любви и взаимном уважении, пути у них все-таки были разные. Сейчас, не успев психологически перестроиться на новую задачу, она в первую очередь спросила, кто же заступит в наряд вместо нее? Разумеется, вопрос уже решили, и замену найдут, и вообще, беспокоиться не стоит.

  - Я знаю, ты не спала эту ночь, но досыпать тебе придется все-таки в Долгунцах, - продолжила Танита. - Нужно поскорее сориентироваться в обстановке, познакомиться с местными и вмешаться, если в самом деле есть угроза какой-то драки или иных безобразий. Лошадь получишь в нашей конюшне, сдашь ее местным, все бытовые заботы о тебе тоже, само собой, на них. Ноэми и деревенские власти, разумеется, окажут всяческое содействие. Работай, сестра.

***

  Почти три часа пути строго на юг, навстречу медленно поднимающемуся и бьющему в глаза солнцу, которое заставляло что Мелисандру, что ее гнедую лошадку опускать глаза на дорогу. Скоротать время можно было, перечисляя про себя все известное о пресловутых Долгунцах. А что там, собственно, перечислять? Деревенька дворов в сорок, расположена в ближнем Закуполье, хозяйственная специализация - выращивание льна. Наверняка что-то из одежды, покрывающей закаленное тело чернокожей храмовницы, сперва выросло на тех самых полях, где теперь появляются непонятные круги. В остальном же - глухомань глухоманью. Южнее расположено большое село Буревое, в котором уже имеется и школа своя, и армейский гарнизон в три десятка копий (атрибут опасной окраины сестринских владений), и полноценное святилище Аэлис - вот про это место в географическом справочнике полстраницы текста имеется. На Долгунцы же хватило четырех строчек, если память не изменяет...
  Четырехстрочные Долгунцы появились из-за очередного взлобка как-то внезапно для углубившейся в раздумья Мелисандры, без стеснения вывалив перед ней свои огороды и задние дворы. Даже лошадка удивленно всхрапнула от такой неожиданности. Храмовница же вздернула в недоумении проколотую бровь, увидев, как на самой окраине деревушки, сложив руки на животе и устремив взгляд вперед, ее терпеливо дожидается та самая сестра Ноэми:



  Это сколько же она тут стоит-то? Совсем неочевидно, что Храм прислал бы помощь так скоро. Или очевидно? Еще и выходное платье надела: повседневная жизнь сельских жриц не сказать чтобы располагает к такому модничанью. Похоже, помощь из столицы здесь кое-кто ожидает с нетерпением. Хорошо еще, не вывалили встречать всем местным Советом - вот это было бы совсем неловко.
  Подъезжая все ближе, Мелисандра отмечала для себя будто заново, что жрица-то - женщина вполне симпатичная и ухоженная, явно собой не пренебрегающая, и выглядит помоложе своих "хорошо под сорок". Держится, правда, слегка напряженно, словно жердину проглотила, но, быть может, ситуация к этому располагает? Когда, наконец, храмовница остановила лошадь, Ноэми приветливо кивнула, обращаясь к ней максимально официально:
  - Здравствуйте, сестра Мелисандра. Приветствую вас в Долгунцах и благодарю, что так быстро приехали. Сестры из нашего Совета с нетерпением ожидают вас, - она показывает рукой по направлению к центру деревушки.
  Выглядело это все мило и лестно, но, насколько помнила текрурийка, в Первопоселении Ноэми общалась и вела себя как-то попроще.

  В ночном полумраке пустого зала, в одиночестве, в окружении безликих манекенов - отличная иллюстрация её жизни. Нельзя сказать, что воспоминания о годах учёбы были сплошь связаны с тяжёлой долей попавшей в немилость послушницы, как и то, что она была несчастлива. А уж характер как подобное отношение к ней закалил! Да, старшие сестры определенно знали, как огранять и отшлифовывать камни, подобные ей. А ведь использовать истязания души и тела в качестве тяжёлых тренировок - именно то, что Мелисандра продолжила делать и после того, как обучение окончилось и она стала свободной. Загонять себя в попытке убежать от ненужных мыслей, чувств, и эмоций стало отличной практикой, ставшей её образом жизни и позволившей вырасти во многих смыслах. Что до сожалений... о тех самых мыслях (ах, если бы)... о, Богиня, еще сотня взмахов!

...

  Как и пятнадцать лет назад, так и сейчас, находиться на ковре у Верховной было чрезвычайно волнительно. Пусть она уже совсем не послушница, пусть уже нахватала заслуг перед Храмом в частности, и Куполом в целом, но... отчего-то в присутствии этой женщины неумолимо чувствуешь себя чрезвычайно маленькой, если не жалкой. Хочется и за грехи повиниться, и в благодарностях за все рассыпаться, но держала лицо Мелисандра в свои годы уже куда лучше. Слушала не перебивая, сдержанно кивая, в конце уверив, что для неё это большая честь и она непременно сделает все, что бы оправдать оказанное доверие, будучи в этих заявлениях полностью искренней и сердцем и душой. И проблема выбитого режима в этот момент проблемой не казалась, как и тот факт, что сердце Купола придется променять на захолустье на какое-то время. В целом она была готова куда угодно отправиться по воле этой женщины, даже в её постель (мысли о чем она быстро подавила... вот уж и правда ностальгия по годам буйной молодости).

...

  Первое впечатление о местных живописных видах было... сдержанным. Как истинная аэлиситка, она ни в коем случае не чувствовала в себе права на какое-либо высокомерие по отношению к Сёстрам, где бы они ни жили и чем бы ни занимались, принося пользу Куполу. Но отчего-то... все эти бахчи капусты вызывали у Мелисандры некоторую долю уныния. Такой... простор. Вдали от городской суеты... природа. Как то все эти доводы слабо женились с чаяниями сердца паладинки. Бывает такое - приходишь в гости, а уже домой хочется. Но чувство долга и понимание того, какое доверие ей оказали, не давало даже лицом выдать недостойные мысли. И что еще больше заставляло устыдиться - это главное и, говоря откровенно, единственное украшение представшего сельского пейзажа.

  Эти места были безопасны, и обвешиваться оружием, да при полном доспехе хмуро смотреть в горизонт никакой потребности не было, но Мелисандра отлично понимала, что сейчас она в первую очередь является лицом как столицы, так и храма, и впечатление нужно было производить соответствующее. Чтобы местные оценили - там их проблемы важны, им прислали грозную опытную воительницу, а не первую попавшуюся под руку девчонку (правда же?) и прочее и прочее... Потому и в кольчуге, и при красиво развивающемся плаще за спиной и мече в красивых ножнах так, что бы видно было, да со щитом, закреплённым на предплечье - хоть прямо с дороги в бой. Однако, показуха показухой (во благо, разумеется), но она совершенно не собиралась смотреть с высока на единственную сестру, кого могла назвать знакомой почти что лично. Женщина, добрая подруга верховной, вхожая в Храм, когда сама Мелисандра еще сопливой девчонкой была. Да и что там уважение - она совершенно искренне была рада увидеть в этой дыре... в этом живописном месте хоть кого-то, кого узнавали глаза. Когда же разум подсказал, что о сроках её прибытия знать тут не могли, добавилось еще немного баллов к стыду, пусть в этот раз и совсем не была виновата. Надо будет с той дежурной пообщаться, а лучше на экскурсию привезти прямо сюда и в глаза этой доброй сестре посмотреть заставить. И совсем не из мстительности, а исключительно в воспитательных целях. Спешившись, стянула шлем, закрепив его у седла и привычным жестом поправила косы, уставшие под тяжестью стальной скорлупки. Лицо осветила самая доброжелательная, совершенно искренняя улыбка, на которую Мелисандра была способна, но, поймав себя на этом моменте, спряталась за кулаком, прижав его к губам, а взгляд метнулся в сторону, будто её очень заинтересовало во-о-он то пугало посреди огорода. А как же иначе? В городе таких достопримечательностей нету...

  Ведя лошадь за поводья, остановилась на почтительном расстоянии от женщины, кивком отвечая на приветствие, пальчиками перебирая кольца в ухе, что выдавало обычно некоторое волнение или задумчивость.
  - Сестра Ноэми... - Мягко пропела храмовница, возвращая взгляд к лицу женщины. - Рада Вас видеть, Долгунцы, должна заметить, встречают свою гостью чудесными видами. - Не удержалась от плохо прикрытого комплимента Мелисандра, и не скрывая, что в этот самый момент именно ее и рассматривает, а не огороды.
  - Прошу, сестра, можете без официоза. - И вновь улыбка, но более задумчивая, а расстояние меж тем между ними на шаг меньше. - Совет, разумеется... но я буду рада по дороге выслушать и вас... - Намеренно отделяя её лично от всего остального, намекнула, что видит в сложившейся ситуации не озвученную прямо просьбу в диалоге.

  В ответ на комплимент из уст храмовницы Ноэми чуть потупила глаза, стараясь спрятать ту самую легкую улыбку, что безошибочно свидетельствовала - сладкие слова попали в цель. Да, собственно, отчего бы и не радоваться одинокой немолодой деревенской жрице такому вниманию со стороны столичной штучки? Даже без прицела на какой-то там флирт: доброе слово всегда приятно, а доброе слово от статной, плечистой, разодетой как на парад воительницы - приятно вдвойне. Впрочем, более существенной реакции не последовало - все-таки заботы, приведшие к визиту Мелисандры, никуда не делись.

  - Хорошо, сестра, - кивает Ноэми утвердительно на просьбу паладинки. - Пойдем? - последнюю букву "м" она протянула задумчиво, будто колеблясь, не добавить ли к ней то самое официозное "-те", но все таки удержалась. И все втроем, храмовница, жрица и лошадь, тронулись пешком по единственной более-менее протяженной улочке Долгунцов, являющейся частью уходящей на юг дороги. Местные крестьянки, торчавшие на виду во дворах в количестве, на вкус Мелисандры избыточном для весеннего деревенского утра, наблюдали за аэлиситками с большим любопытством, однако отводили глаза, как только текрурийка смотрела в ответ. Речь шла не о какой-то неприветливости или скрытности - просто сельская непосредственность боролась с привитыми школой правилами приличия. Храмовница давно уже привыкла приковывать взгляды и вызывать неуместные вопросы, неловкость вызывало зачастую как раз стеснение жительниц окраин своим удивлением. Как-то раз во время дежурства к лежащей в храмовой лечебнице на сохранении беременной крестьянке из дальнего Закуполья пришла ее жена с трехлетней дочкой, и, пока они ждали отосланную узнать насчет возможности посещения дневальную, малышка потянула маму за рукав и спросила: "Мамася, а сё тетя себе моську дегтем намазала?" Текрурийку это, разумеется, нисколько не задело, однако испуганная крестьянка сурово одернула девочку и потом долго и глупо извинялась, вызвав куда больше неловкости, чем сама ее маленькая. В общем, если бы человеческим взглядом можно было и в самом деле, по присловью, просверлить дыру - в Мелисандре за несколько сот футов пути по деревенской улице наделали бы сквозных отверстий больше чем в дуршлаге. Глухомань, что еще сказать? Возможно, многие из местных обитательниц в глубине души вообще не верят в существование чернокожих женщин, считая, что городские и в самом деле мажутся гримом, дабы дурить простых поселянок...

  - Это началось, дня три назад, видимо, когда наша пастушка обнаружила первый такой круг на выгоне. - тем временем рассказывала Ноэми. - Тогда на это большого внимания не обратили, списали на диких животных, или какое-то чудное явление природы. Но вот вчера утром второй такой круг появился на краю опытного поля, где разводят новые сорта льна - тридцать футов в поперечнике, задело и обрушило часть ограды. Круги эти такие, будто какой-то гигантской толкушкой давят сверху, растения прямо втоптаны в землю. В общем, когда оказалось, что часть опытного поля попросту уничтожена - это уже стало поводом для тревоги. Стали искать, и обнаружили еще один такой круг на чистом пару. Тогда уже все уверились, что это не естественное природное явление, и, как водится, списали все на темное колдовство. Есть у нас здесь одна... проблемная особа, скажем так, вот ее некоторые сестры склонны обвинять во всех своих неудачах. Ладно, мы пришли, вот здание конторы, вот коновязь.

При упоминании "проблемной особы" жрица тяжело вздохнула - было видно, что тема тяжелая и неприятная. Что же касается здания "конторы" - оно мало выделялось среди жилых домов, особого обилия управляющего персонала в такой деревеньке ожидать не стоило: одна главная местная начальница, ее делопроизводительница и помощница - вот тебе и вся бюрократическая верхушка, старшие же артелей да бригад в своих кабинетах не нуждаются, их работа вся на земле. Вспоминая длину коридоров и количество дверей в некоторых учреждениях Первопоселения, невольно придешь к выводу, что кое в чем жизнь на периферии будет сильно попроще...

  Привлекать к себе излишнее внимание и ловить спиной копья любопытных взглядов для Мелисандры было почти так же привычно, как дышать. Чем дальше от столицы, тем заметнее такое вот отношение, впору себя и какой нибудь экзотичной зверюшкой ощутить... но в сердце Текрурийки не было места негативным чувствам по этому поводу, разве что время от времени ловить приходилось себя на том, что её словно в детстве заставили почувствовать некоторую долю смущения. Интересно, в Долгунцах кто-то спросит про грим, или быть может тут как в некоторых дремучих деревнях и вовсе Текрурийками детишек пугают? "Не будешь кушать кашу, слушать маму и спать под деревом во время выпаса овечек, придет женщина с лицом цвета ночи и унесет тебя".

Мелисандра слушала сестру Ноэми внимательно, не перебивая, уже планируя свои первые шаги на ролях миротворца. Что-то подсказывало что из короткого разговора с этой женщиной, что так ненавязчиво донесла до гостьи положение дел с... определённого ракурса - она узнала все необходимое и встреча с верхушкой оставалась лишь данью этикету. По крайней мере такие выводы напрашивались сами собой. Закрадовались некоторые подозрения об истинных мотивах этой встречи "в дверях", но, разумеется, в благости их сомневаться не стоило, а то так и до совсем страшного рукой подать.

- Расскажи об этой "проблемной" подробнее? - Внимательно отслеживая реакцию во взгляде, жестах, темборе голоса - в том, что может не обличиться в слова но сказать куда больше, сохраняя на лице доброжелательную улыбку, пропела Мелисандра. - Но, полагаю после собрания, не будем заставлять добрых сестёр долго ждать. - Намекая на продолжение общение в формате тет-а-тет, тем самым тоном, выказывающим доверие, но и показывающим вполне доходчиво что ответа "нет" не предполагается.

  Пока Мелисандра захлестывала и завязывала повалец вокруг перекладины коновязи, Ноэми улыбнулась ей в ответ - впрочем, оборвав эту неловкую улыбку озабоченным вздохом:
  - Я всегда рада пообщаться с сестрой-аэлиситкой, поверь. Но, думаю, об этой персоне ты узнаешь сейчас из других уст - и, боюсь, куда больше, чем тебе хотелось бы.
Судя по ее напряженной позе - совещание с деревенским Советом вовсе не виделось жрице вовсе не простой формальностью, и разговор в здании конторы обещал быть очень... интересным. Вопрос только - в хорошем или плохом смысле? Готовиться, кажется, стоило ко второму варианту.

  Прошли через утоптанный двор, оказавшись в темных сенях, где взгляд выцепил несколько деревянных ящиков и стоящий в углу длинный шест с крестообразной поперечиной - вроде что-то землемерное, как вспомнила храмовница. Дальше был заставленный шкафами узкий коридор - узкий настолько, что в одном месте плечистой текрурийке пришлось повернуться, чтобы протиснуться. Наконец, нужная дверь находится - и Мелисандра оказывается в типичном деревенском кабинете - пара столов (один, для начальницы, выглядит чуть посолиднее), три стеллажа, заполненных папками и стопками бумаги, по углам - свернутые рулоны ватмана... Ну, и обитательницы, понятное дело - те, с кем ее сейчас, разумеется познакомят.
  - Сестры, позвольте вам представить помощницу Верховной Жрицы Таниты - сестру Мелисандру. Сестра Мелисандра - это участницы нашего деревенского совета: Лотта, начальница ремонтной мастерской; Леа, делопроизводительница; и, разумеется, председательница Хенрика.

  Лотта оказалась плечистой и рослой брюнеткой лет тридцати пяти в застиранной черной безрукавке и серых рабочих штанах. Обнаженные руки ее были обильно украшены татуировками, свидетельствовавшими о профессиональной принадлежности - всякими там щипцами, молотками и прочим инвентарем. Было видно, что работой своей она гордится. Оценивающе оглядев Мелисандру, Лотта крепко сжала ее ладонь в своей, так что храмовница собственной кожей почувствовала массивное и широкое железное кольцо на правом пальце - очевидное свидетельство семейного положения ремонтницы.



  Леа же была совсем молодой круглолицей блондинкой в оранжевом платье с черными канцелярскими нарукавниками. Миловидная, хотя и несколько располневшая для своего возраста - очевидное свидетельство сидячего образа жизни и злоупотребления вкусняшками. Лет через пять, пожалуй, это скажется куда нагляднее, но пока что она выглядит более чем прилично. Рукопожатие у делопроизводительницы по очевидным причинам было куда более мягким, однако продолжительным: со всей возможной благожелательностью во взгляде она трясла ладонь Мелисандры, приговаривая: "Очень, очень приятно" - и этому как-то сразу верилось, хотя причины такой приязни с первого взгляда были и неясны.



  А вот председательница Хенрика, седовласая пожилая женщина, укутавшаяся по-старушечьи в шаль, отреагировала куда менее бурно. Точнее сказать - практически никак не отреагировала: поглощенная какими-то выкладками, она лишь кивнула машинально и вернулась взглядом к листу бумаги, на котором что-то сосредоточенно выписывала.



  Ну что ж, у большого начальства свои причуды, тем более что беседой пока руководила Ноэми. Пока улыбчивая делопроизводительница предлагала обеим аэлиситкам табуреты, жрица продолжала:
  - Как видите, Храм Дарующей Жизнь готов прийти на помощь Закуполью по первому зову. Думаю, сейчас надо составить план действий для предстоящего расследования...
  - Да чего там расследовать, бабоньки? - громыхнула на весь кабинет неожиданно Лотта. - Бешиха это, я вам точно говорю, больше некому.
  - Ой, ну опять двадцать пять, - страдальчески простонав, закатила глаза Леа. - Хоть перед храмовницей не позорилась бы, а?
  - Сестра Лотта имеет в виду единоличницу нашу местную, сестру Одетт, - стараясь изо всех сил сохранять нейтральный тон, пояснила Ноэми.
  - Да какая она мне сестра? - возмутилась Лотта. - Колдуха она, колдуха самая натуральная. Раньше только шепотала, как от бешихи, за то ее и прозвали так, а теперь начала посевы портить.
  - Уже ж говорили за это дело с порчей: ладно, опытное поле нам попортили, убыток от этого большой. А на черном пару зачем круги делать, какой от того деревне вред? - отмахивается Леа
  - Так, может, она не с первого раза-то прицелилась по полю, сперва все мазала проклятьем своим? Ты-то сама все равно никакой путной догадки не имеешь.
  - А я себя и не считаю специалисткой по магии да проклятьям, в отличие от некоторых. Нам вот храмовницу как раз прислали, чтобы она все выяснила и до всего дозналась, - и тут обе переругивающиеся сестры дружно оборачиваются к Мелисандре. Ноэми, которую эта перепалка выбила из колеи, облегченно выдыхает. Седовласая председательница же и вовсе ведет себя странно, продолжая на протяжении всего бурного обсуждения черкать по бумаге, что-то про себя приговаривая.

  Ответ сестры Ноэми, не сказанный вслух, но услышанный Мелисандрой, заставил храмовницу заподозрить, что обращаться к добродетелям Богини ей предстоит с куда большим усердием, чем казалось изначально. Своеобразное предупреждение помогло ей сохранить лицо перед собранием и не показать всю глубину своего... замешательства (как принято говорить, когда на уме есть слова покрепче, но вслух по объективным причинам озвучивать нельзя). И вполне естественно пришло понимание, почему тут потребовалась деликатная длань аэлиситки, а не грозный кулах рамониток. От мыслей, что, вели она сейчас костёр сложить, местные с энтузиазмом и без лишних возражений кинулись бы исполнять поручение, самой становилось жутковато. Сестёр слушала со всем вниманием и сдержанностью, ловя каждое слово, каким бы ржавым гвоздём они не скребли по душе текрурийки. Что ж, первым порывом было "нужно срочно строить школу, во имя всех добродетелей Аэлис, и искоренять из разумов сестёр дремучесть и предрассудки, при поддержке храма Рамоны, если потребуется при личном участии их жриц, вооружённых розгами". А ведь подобное совсем не аномалия. Это в столице лишь за сам факт подобных речей на смех поднимут даже на междусобойчике бардесс, а тут вот, на самом высоком уровне играет роль "рабочей" версии, если не основной.

  - Да хранят вас и ваши семьи объятия раненой богини. - Сложив ладони, а затем коснувшись кулона, провозгласила Мелисандра, вкладывая в слова всю искренность, словно стараясь этими словами изгнать всю темень из этого помещения и душ сестëр, так же и себя отгородить от влияния подобных тёмных масс.

  Когда сестры закончили перебранку и вспомнили если не о правилах приличия, то хотя бы о том, по какому поводу вообще собрались, и направили взоры на гостью, могли обнаружить что лицо аэлиситки обратилось в камень и отбрасывало такую тень, что смогла даже затмить цвет её лица. Дальнейшие слова были избавлены от искренних тёплых нот, которыми полнилось произнесенное ранее благословение. Выбор, что она делала сейчас возможно мог показаться слишком радикальным, особенно для воспитанницы храма Аэлис, но девушка понимала, что не имеет право дать сейчас слабину и упустить контроль из своих рук.
- В этих стенах прозвучали серьёзные обвинения. Подобные преступления караются со ВСЕЙ строгостью. Храм Аэлис не позволит истинному злу прорасти на этой земле. - Сухо, четко, пуская в голос холод, придавая словам тяжесть.
Лотта и Лея явно говорили устами разделившейся на два лагеря деревни, а глава... избрала выжидательную позицию. Но Мелисандра не торопилась винить почтенную женщину в слабохарактерности и невозможности унять подопечных. Нет, тут она хорошо видела расчетливую мудрость. Заткнуть авторитетом пару ртов можно, но толпа - стихия. Чтобы удержать порядок, в прямую конфронтацию с хаосом главному столпу этого порядка вступать может быть слишком опасно, рискуя заразиться скверной. В таких ситуациях человек извне, наделённый авторитетом... ох, сестра Танита... Пришлось приложить усилие, что бы не улыбнуться, когда её осенила вся "причудливость" выданной ей роли.
- Так же, как и бездоказательная клевета. - Пауза, что даёт визави воспринять информацию правильно. - Добрая сестра остаётся доброй сестрой, пока не доказано обратное, но я с почтением отношусь к мнению Совета и поэтому лично возьму сестру Одетт под надзор. - А эта часть уже должна была понравиться её недоброжелателям. Едва ли более суровую кару ведьме можно пожелать, нежели бдительная паладинка за спиной, с занесенным мечом в ожидании любой ошибки что обличит зло. Можно было даже посочувствовать несчастной.
- Мне нужно осмотреть места происшествий, также я буду бдить этой ночью. - Закончила. Взгляд мимо женщин, встречается с глазами Хенрики, избавляясь от жёсткой скорлупы. Теплеет, становится почтительным и даже немного извиняющимся. Просьба... поддержать и сгладить углы, а затем можно и на едине поговорить, если достопочтенная посчитает уместным.
- Сестра Хенрика? - Отдаёт слово, чувствуя себя не совсем в своей тарелки от демонстрации подобной дерзости по отношению к старшей. Но она лишь берёт на себя предложенную ей роль. Остаётся лишь уповать, что поняла все правильно. А если нет - что ж, все будет немного сложнее.