[D&D 5] Легенды Купола | ходы игроков | -----Интерлюдия. День без забот

  Классический деревенский бой на шестах проходил, как правило, куда менее динамично. Участвовали в этой народной забаве женщины самых разных возрастов, сами соревнования были строго регламентированы в целях безопасности, и многие из фокусов, что проделывала сейчас Габи, привели ли бы ее в позапрошлом году к дисквалификации. Стоит ли удивляться энтузиазму зрительниц этого вроде бы шуточного спарринга?
  — Клак! — радостно кричит Генриетта в ответа на очередную удачу храмовницы: то ли дух противоречия, то ли стремление к балансу привели старшую пуговку к окончательному выбору, за кого она болеет. Габи пыталась снова извернуться и изобразить белку в прыжке, но попадание было слишком очевидным. Разорвав дистанцию, она вертела шестом в какой-то оборонительной стойке, готовая скорее принимать и парировать удары, чем устремляться в новую безрассудную атаку.
  — Доча, не рискуй, это тебе не наших теток одышливых наказывать, давай действуй с умом, не куражься! — подавала советы мама Амалия.
  — Да-да, с умом, — дыхание любимой явно сбилось, пока она лихорадочно шарила по корпусу Дианты, раздумывая, как обойти так непривычно уставившийся ей в грудь конец шеста. — Ладно, попробуем...
  Она снова пытается отзеркалить любимую, перехватив шест как меч, и держит не слишком уверенно. Еще бы — против такой-то великолепной фехтовальщицы! Дианте становится даже неловко, она обрушивает прямой удар сверху, надеясь втянуть Габи в стандартную рубку, однако та неожиданно, вместо стандартного парирования, неуловимым движением смещает руку, и удар храмовницы приходится на "рукоять" воображаемого двуручника, точнее, тот коротенький конец шеста, что так и остается при выбранном Диантой хвате бесполезным и неиспользуемым. Рисковый маневр, при котором следопытка едва не получила по пальцам, вводит Дианту в некоторую растерянность — такое она как мечница точно никогда не практиковала, ибо это было заведомым безумием — и этого хватает, чтобы ушедший из-под удара шест молниеносным движением коснулся ее локтя под торжествующее сдвоенное "Клаааак!"
  Только сейчас паладинка начинает догадываться, что все это сбитое дыхание и прочие признаки усталости — это было очевидное лицедейство, да и с чего бы вдруг с отрочества закаленной регулярными тренировками девушке так быстро сдавать?

Дианта отскочила назад, усилием воли прогоняя небольшую вспышку боли, после того, как шест Габриэлы скользнул по локтю, слегка ободрав кожу. Ничего серьезного.
А вот что наконец-то стало понятно, что хитрая Габриэла все же решила сжульничать! И просто притворялась уставшей! Действительно, с чего Дианта решила, что следопытка так быстро выдохнется? Не так много они и провели времени утром в постели, упражняясь в другой акробатике, чтобы у поджарой и тренированной Габриэлы закончились силы. Коварно.
Дианта не стала планировать следующий шаг, не стала присматриваться, как лучше обойти Габи. Она просто изобразила атаку, топнув ногой и дернувшись вперед, а когда Габриэла начала закрываться от намеченного удара в правое плечо сверху внизу, ткнула кончиком шеста в левое незакрытое бедро и снова постаралась остаться на дистанции, где ее размеры продолжали давать ей преимущество. Но все же это был не бой насмерть, и противником ее была обожаемая невеста, и это не давало никак полностью раскрыться. Во время тренировочных поединков с другими сестрами у Дианты не было таких проблем. Конечно она бы защищала каждую из них до последнего вздоха и последней капли крови, но во время тренировки их было… не жалко? А вот Мэл или Габриэле храмовница боялась навредить даже в такой детской забаве и все время сдерживалась. Но это не значит, что нельзя было весело поругаться на невесту:
— А я говорила - не жульничать! — возмутилась Дианта, держа шест параллельно земле, направленным в сторону Габи — Ты пользуешься тем, что я тебя люблю. Нечестно!

  — Клак! — снова первой отзывается на попадание Дианты Генриетта. — Счет равный, кто первая попадет — та и победила!
  — Тетя Габи! Тетя Габи! — отчаянно сжимает кулачки Герда, скандируя. Амалия просто стоит, уперев руки в тучные бока, будто пытаясь высмотреть в этом танце с шестами что-то свое.
  — Ой, а у меня будто ноги сами не подкашиваются, когда я вижу твою улыбку, — парирует в ответ Габриэла, и эти слова могли бы стать для Дианты подсказкой к будущим действиям любимой. Потому что она вновь порывом ветра устремляется влево, пытаясь обойти храмовницу сбоку, однако, вместо того, чтобы парировать встречный размашистый удар сбоку, неожиданно просто падает на задницу, и шест невесты пролетает у нее над головой. Бедная аэлиситка не сразу соображает, что произошло (кто так вообще делает в реальном бою?!), а торжествующий Гердин писк раздается практически синхронно с ощущением тычка в голень:
  — Клак-клак! Пятый! Тетя Габи победила! — и, не обращая внимания на предостерегающий окрик бабушки, мелкая устремляется к плюхнувшейся на задницу следопытке для обнимашек. Та, смеясь, встает с земли, опираясь на шест, гладит по голове белокурую пуговку и подходит к Дианте.
  — Уфф, это было прямо близко. Так меня еще не урабатывали, я все свои хитрости и трюки вычерпала до дна, — разрумянившаяся и взъерошенная, она обнимает любимую за талию и утыкается ей лицом в горячую ложбинку между грудей. В этот момент, переведя взгляд с оживленно спорящих о деталях закончившегося поединка девочек на Амалию, Дианта видит, как та украдкой показывает ей большой палец и одобрительно кивает. Кажется, будущая свекровь восприняла ситуацию так, что храмовница все-таки слегка поддалась в этом поединке, и тем самым она еще больше подняла себя в глазах старушки.
  Может быть, ради этого стоило потерпеть поражение в соревновании, которое и не соревнование совсем, а так, баловство?

  — Горе побежденным. — с улыбкой слегка поклонилась Дианта, потирая голень — Склоняю голову перед мастерицей.
  Обняв подошедшую Габриэлу, слегка склонила голову, чтобы полюбоваться ее глазками и еще сильней взъерошив следопытку, так и оставив одну руку на затылке и одну на талии, выпустив предварительно шест. Рукам Дианты и так есть чем заняться. Кем заняться.
  Большие семьи и веселые шумные родственники наполняли такие родовые дома жизнью, но очень сильно утомляли Дианту, которой хотелось, во-первых, побыть наедине с любимой, а во-вторых… побыть наедине с любимой! Это причину можно было поставить и в третьих и в тридцать третьих. И дело было даже не в том, что Габриэлу хотелось ущипнуть за подтянутую попку, а при маме и детях это было неприлично, нет. Просто хотелось тишины и спокойствия. Уединения. Когда ничто и никто не мешает. Набраться сил и смелости и хоть как-то объяснить Габриэле, что происходит на душе у ее невесты. Ведь не будет же Дианта всю жизнь бегать от родной не менее любимой сестры!..
  И тут на храмовницу как будто ушат холодной воды вылили. Как она сможет пригласить Мэл на свадьбу? Казалось, ничего сложного, пара слов и все, готово. Случись это прямо сейчас, у Дианты просто не хватило бы силы воли даже в глаза ей посмотреть, чтобы эти слова произнести. А не приглашать? Это бы было очень гадким поступком. Прятать Габи. Какой вздор! А если они познакомятся? Мэл быстро располагала окружающих к себе, Габриэле она наверняка понравится…
  …еще один, еще более холодный ковш воды за шиворот. Со льдом. Да так, сто аж внутренности скрутило… от ревности? Ну это уже совсем вздор. Совсем у тебя эмоции из под контроля вышли, «сестра-командующая». Возьми себя в руки. Просто стресс. От шума. От пока еще не совсем знакомых людей с которыми ты еще успеешь как следует познакомится. Которые станут и твоей семьей. Дианта ответила белозубой улыбкой на жест боевитой старушки.

  Ураган пронесся по разуму храмовницы за несколько секунд, что она стояла, обняв Габриэлу и поглаживая ее по спине. Но следопытка могла почувствовать, как пару раз почти всем телом вздрогнула Дианта, одолеваемая противоречивыми мыслями.
  — Может стащим вина с кухни и сбежим куда-нибудь ото всех до конца дня? — прошептала заговорщически на ухо невесте храмовница — Хочу побыть с тобой наедине. В тишине. А то скоро снова крепость. Снова построение. Шум. Суета. Устала.
  Дианта чуть отстранилась, чтобы с мягкой улыбкой посмотреть в лицо невесте. Но в золотых глазах отчетливо просматривалась тихая печаль.

  Габриэла уловила перемену настроения Дианты, и ее собственная улыбка погасла. Амалия же, решив, что нечего маленьким смотреть на обнимашки и прочие взаимные ласки тетушки и ее будущей жены, прокашлявшись, сказала пуговкам:
  — Так, белоголовые, а ну-ка взяли шесты, спрятали обратно где взяли и бегом к мамам — у них к вам давно уже есть поручение...
  — Баааа! — слитно заныли Герда с Генриеттой.
  — И еще увижу, что вы в кладовой без разрешения шаритесь — накажу.
  Словом, вскоре на утоптанной площадке перед большим домом храмовница и следопытка остались одни. На предложение пойти и уединиться где-нибудь за селом Габриэла согласилась сразу же, а вот насчет бутылки вина задумалась:
  — Слушай, вот даже не знаю — на праздник мы, похоже, опустошили все запасы приличного вина, я попробую пошариться и поклянчить, но не знаю, выгорит или нет, — оторвавшись от любимой, следопытка спорым шагом обходит дом справа и пропадает за углом флигеля. Храмовнице приходится подождать пять минут, пока та не возвращается с бутылкой в одной руки и стопкой сухих галет - в другой.
  — Увы, намутить удалось только самого мерзкого крепляка, я даже не знаю, откуда он у мам вообще взялся, так что давай аккуратнее на него налегать будем, чтоб не блевать потом дальше чем видим. Ладно, пойдем тогда искать на речке место без посторонних голых задниц? Это будет непросто, сама понимаешь... — и девушки двинулись по главной улице на север, к укрытой в ивняке небольшой речушке двенадцати футов в ширину, отличному месту для утреннего отдыха. И в пути, едва отойдя от усадьбы, Габи первой нарушила молчание:
  — Ди... Что-то не так? Я просто вижу, тебя иногда крепко передергивает. Обещаю, ты женишься только на мне, не на моем семействе, и я сама костьми лягу, чтобы никто из них тебе лишний раз не докучала, — милая девочка сделала, похоже, свои выводы о том, что все-таки гложет любимую.

  – Важно не что, а с кем. – Дианта с улыбкой придала ускоряющего шлепка Габриэле. Ей действительно было безразлично качество выпивки. В конце концов, это ведь не какое-то там романтическое свидание, где все должно быть идеально — от экстерьера пассии до интерьера трактира или залы. Дианте просто хотелось побыть со своей невестой вдали от всякого шума и поговорить. А тут даже самогон подошел бы.
  Дожидаясь возвращения Габриэлы, Дианта меряла шагами двор и даже успела пару раз привести себя сначала в официальный вид, а потом снова расстегнуть жилетку, вытащить полы рубашки из брюк и снова обрести "домашний" образ, оставив несколько верхних пуговиц расстегнутыми. Храмовница все пыталась собраться с мыслями: как лучше донести до невесты свои переживания, чтобы не испортить все, не оттолкнуть ее и не соврать. Выходило почему-то криво. Никогда не было проблем у Дианты, чтобы найти нужные слова в самых щекотливых и сложных моментах. Но выходило так, что до этого она никогда не оказывалась в такой ситуации, в какую попала сейчас. Когда вернулась Габриэла, на душе сразу же полегчало. Усмехнувшись словам невесты, храмовница выхватила бутылку у нее из рук, выдернула пробку и сделала могучий глоток, утерла губы предплечьем и как ни в чем не бывало вернула бутылку невесте.
  – Не понимаю, о чем ты. – но сохранять долго невозмутимое выражение лица не смогла и засмеялась – О, Богини, какая же огненная вода! Мы, конечно, с сестрами что только не пили, пока старшие не смотрели, но это просто... ух... Нормально. Ты одним своим присутствием делаешь даже страшную бормотуху лучшим вином Города.
  Взяв следопытку за ручку, позволила вести себя за собой. Теплая ладошка была сейчас почти как маяк для корабля в шторм, ведущий его к спасению.
  – Хм... – как ни странно, гора вдруг свалилась с плеч Дианты – Все хорошо, Цветочек. Суета всегда меня немного выбивает из колеи. Я так хочу, чтобы все было идеально, чтобы твои замечательные мамочки посчитали меня достойной. Что бы все прошло как надо. Я так сильно на этом зацикливаюсь, что начинаю нервничать. Искать проблемы там, где их нет... Прости, Габи... Я должна наслаждаться отдыхом, а я сама ищу повод, что бы испортить себе настроение. Ужасно. Поэтому и хочу куда-нибудь сбежать с тобой от суеты. Чтобы мое внимание принадлежало только тебе.
  Обняв Габриэлу, прижалась щекой к ее голове и сменила тему.
  – На самом деле, я хотела бы побольше узнать о твоих сестрах. Как вы ладите? – вопрос вырвался сам собой. Возможно, так можно будет подвести разговор к волнующей теме?

  Обхваченная за плечи могучей рукой, Габриэла на ходу поворачивает голову, украдкой втягивая воздух рядом с Ди: она не признавалась в этом вслух, но сходила с ума от запаха любимой, особенно сразу после силовых упражнений, пока пот еще достаточно свеж.
  — Все УЖЕ прошло как надо, родная моя. Поверь — когда выяснилось, что ты явишься со своей мамой, суеты тут было с неделю как в разоренном улье, мне уже рассказали. И мои боятся перед в грязь лицом упасть перед такой будущей невесткой ничуть не меньше твоего. Да уж — правильно я решила в город возвращаться пораньше, в театр тебе сходить развеяться точно не помешает.
  В ответ на вопрос о сестрах следопытка сперва попросила вернуть бутылку. Аккуратно отхлебнув, поморщилась не стесняясь, и, откусив сразу полгалеты, захрустела.
  — Ну и ссанина все-таки, наверняка из Долгунцов — только там бабки такую тошнотину гонят... Ох, сестры-сестры... Это долгая история, на самом деле. Если коротко совсем — с самой младшей из них, Катариной, у меня разница в возрасте восемь лет. Жизнь у мам по молодости была не такая обустроенная, как сейчас, и рожали они дочерей не то чтобы против желания, но...с таким прицелом, чтобы и помощницы в делах домашних подрастали, и чтобы авторитет в общине иметь. У нас ведь в Закуполье как заведено: у кого дочерей больше — у той и голос на собраниях громче, а маме Амалии было что сказать да куда пробиваться. Дом — вечная стройка, рос куда медленнее, чем девчата, работы всякой по двору даже для самых маленьких был непочатый край... В общем, держали дочек родительницы мои довольно строго, и сами, конечно, упахивались в молодые годы от души. Но потихоньку обе поднялись: мама Клотильда встала на звено, маму Амалию в Совет выбрали, с флигелями разобрались, наконец, старшие дочери школу закончили да по артелям-бригадам разошлись. Вот тут, выдохнув чуть, родительницы мои по-другому стали к жизни относиться. Семейное предание гласит, что мама Кло однажды вечером пришла в кабинет к жене и категорически заявила: "Хочу лялечку". Амалия ответила - не вопрос, завтра же идем к жрице. Вот так, значит, я и появилась — не как еще одна мамина помощница, не как подтверждение статуса и авторитета, а как лялечка — чтобы баловать меня, ласкать и тетешкать... Ну и девчата сразу увидели, что расту я совсем не как они росли. И вкусненького мне, маленькой, чаще перепадало, и насчет игрушек хороших родительницы впервые заморочились, да и в пять лет по хозяйству помогать от меня не требовали.
  Ясное дело, хороших чувств это не вызывало. Мне где-то шесть было, когда случайно подслушала разговор Катарины с мамой Амалией. Та ей кричала, что я вырасту, как злая избалованная девочка из сказки, мам своих предам и оставлю помирать больными и беспомощными, вот тогда они вспомнят, кто им настоящие дочери. А потом был звонкий шлепок. Пощечина. Это сейчас у мамы Амалии нрав чуть смягчился, а тогда — тогда она таких слов не терпела. В общем, как меня ни ласкали и ни тетешкали, я сызмальства понимала, что в семье что-то не так, и я тому — главная причина. Во многом действительно поэтому покинула родное село, надеясь, что мамы меня потихоньку забудут и отношения с девчатами более-менее наладят. Наивная: в доме после моего отъезда в Старую Крепость только и разговоров стало о нашей солдаточке, да еще и, как я потом узнала, с неявными упреками в адрес старших: Габи-то наша теперь свет повидает, Куполу послужит, дадут Богини — прославится и в большие чины выслужится, а вы только мух давить на подоконнике и можете. Ну а теперь, когда я такое сокровище из города привезла — сама понимаешь, отношения ко мне это не улучшило. Со старшими, Мари да Стефанией, которые уже самостоятельно жить начали к моему рождению, я еще ровно более-менее общаюсь, а с кем росла под одной крышей — сама видела, наверно.

  Обнявшиеся девушки вышли на окраину села и свернули к реке. Габи отхлебнула еще из бутылки, не закусывая, а затем продолжила:
  — Ты вот говорила перед нашим поединком про дочек будущих. Это дело нужное и важное, Богиням угодное, только заниматься им надо с умом и в положенное время. Все грамотно подгадать и распланировать так, чтобы росли они правильно, чтобы мы им могли отдавать достаточно сил и времени, чтобы не чувствовали они себя обиженными, а друг дружке были лучшими подругами... Вот как у тебя в детстве было. Я с Кадирой поговорила — какая же мудрая женщина! Cколько всего она узнала, чтобы вас с Мелисандрой правильно воспитать! Она мне кое-какие книжки порекомендовала, кстати, про родительство, и обещала выписать в библиотеке. И... честно говоря, я поняла, что мне еще несколько лет надо учиться, чтобы стать такой же хорошей матерью.
  Вздохнув, она неожиданно останавливается:
  — Богини, кажется, мне уже дало в голову. Веду себя как дурочка — тебя сейчас надо развлекать и веселить, а я вместо этого гружу какой-то ерундой. Прости, любимая...

  Дианта слушала внимательно и с интересом. Ситуация в которой оказалась Габриэла действительно была совсем не простой. И отчасти в ней были виноваты и ее мамы. Стоило же понимать, что когда все остальное семейство пашет с самого детства, они будут завидовать. И в чем-то сестер невесты Дианта понимала. Завидовала бы она? Храмовница терялась в догадках. Обычно завидовали ей. А сама Дианта всегда старалась просто стать лучше или брала пример с того, кто был объективно лучше ее в чем-либо. Но, несмотря ни на что, она все-равно была на стороне Габриэлы. По-другому и быть не могло. Кого уж тут и можно было винить, положа руку на сердце, так это Амалию и Клотильду. Но Дианта даже не помышляла о подобном, прекрасно понимая, что с ее опытом о таких вещах даже говорить нельзя. Вернее, с отсутствием всякого опыта воспитания и материнства. Собравшись уже было позадавать еще вопросов, Дианта чуть ли не споткнулась об невидимое упавшее бревно, когда Габи вдруг заикнулась уже о сестре храмовницы. Да еще и в таком интересном ключе... Отобрав у Габриэлы бутылку, знатно приложилась к ней, даже не думая заедать эту жгучую гадость галетами. Просто требовалось быстро переключить внимание на что-то другое. Не получилось.
  – Ну что ты, цветочек? – Дианта не дала Габи остановится на долго, а решительно сдвинула с места – Что ж ты все на этом зациклилась? Нужна была бы мне половинка, чтобы развлекала меня, нашла бы какую-нибудь глупышку из Коллежа.
  Габриэла могла уже не раз и не два замечать пренебрежительное отношение Дианты к выпускницам Коллежа Свободных Искусств. Как некоторые считали, что такая многочисленная армия не нужна Куполу, так и Дианта и кое-кто из ее окружения считали, что такое количество бездельниц и любительниц легкомысленного жанра просто так ели свой хлеб. Храмовницу нельзя было назвать бескультурной или необразованной, но ни литература, ни драматургия никогда не вызывали у нее никаких серьезных эмоций. А уж их фривольное поведение и вовсе находило у Дианты строгое осуждение. Впрочем, будучи воспитанной определенным образом, паладинка никогда не позволяла себе высказывать открытое недовольство или нелюбовь, а лишь просто по возможности избегала ненужного общения с представителями этой профессии. А когда избежать не получалось, вела себя нарочито вежливо и четко обозначала границы.

  – Очень рада, что ты у меня такая ответственная. – с улыбкой Дианта поцеловала Габи в макушку, намекая на ее взвешенное решение касательно дочек. Дианту очень радовало, что Габриэла всегда имела свое мнение, а не слепо делала все, что говорила ее возлюбленная. Повисло молчание. Храмовница снова приложилась к бутылке. Крепкий алкоголь начинал немного действовать, развязывая язык.
  – Лучшие подруги... – текрурийка зажмурилась потерев переносицу. Могли лучшие подруги заиграться и их дружба перерасти в любовь? Могли. Так бы было, наверное, проще. Не нужно было бы прятаться, чтобы не вызывать общественного порицания и не бояться, что это нанесет репутационный удар по их матерям. За последнее Дианта переживала куда больше, чем за все остальное.
  – Хм... – Дианта попыталась подобрать какие-то слова, чтобы быть с Габи честной, но получалось как-то тяжело – Знаешь... Мы с Мэл...эм...с Мелисандрой, не самый лучший пример на которого стоит равняться. Нет-нет, я люблю ее всей душой и готова сделать для родной сестры все, что угодно. Да и она бы тебе гарантированно понравилась - это у нас семейное. Но... – Дианта посмотрела на бутылку, вздохнула, снова приложилась, поморщившись, проглатывая содержимое, продолжила – Но у нас были...есть... сложности в...ммм... Да... сложности. Проклятье...
  Храмовница окончательно поникла головой.

  За откровенной беседой и "уговариванием" бутылки на ходу возлюбленные дошли до вчера еще присмотренного места на берегу тихой маленькой речушки, где пара ив образовывали тенистую арку у самого бережка. Арка эта выглядела довольно-таки обжитой, тут и там на стволах деревьев виднелись изобилующие орфографическими ошибками надписи про то, что сестра имярек и другая сестра имярек - лучшие подруги до гробовой доски. Однако в середине мая водичка была еще достаточно прохладной на вкус гражданских, купаться сюда крестьянки ходить постоянно начнут недели через три. А вот для двух закаленных воительниц это проблемой не было — вчера они уже опробовали эту речку (по пупок Габи в самом глубоком месте, в догонялки на воде особо не поиграешь). В общем, следопытка молчала до тех пор, пока вместе с Ди не обустроилась на старом трухлявом бревне, явно принесенном сюда много лет назад купальщицами, и также исцарапанном признаниями в любви или, напротив, неприязни. Затем, взяв из рук храмовницы бутылку, она допила остатки противной бормотухи, цапнула еще одну галету, и, лишь как следует прожевав, ответила:
  — Я... я догадывалась, конечно, что не все у вас складно. Ты не так часто говорила о Мелисандре, и совсем не стремилась нас познакомить... Ди, родная моя, если тебе тяжело об этом говорить — не нужно себя терзать, я все пойму. Но все-таки, — она кладет голову на плечо любимой. — все-таки помни: у меня нет никого ближе тебя, и я всегда буду на твоей стороне, рядом с тобой, перед тобой, если понадобится. Знаешь, вот этим всем, что я тебе рассказала о мамах и сестрах, я раньше не делилась ни с кем, даже с лучшими подругами в роте: это все же мой дом, сор из него наружу вытряхивать нехорошо. Но ты для меня уже не снаружи: ты глубоко в моем сердце, ближе всех людей на свете, поэтому тебе об этом рассказать было очень легко. И сразу стало немного легче, правда. Спасибо тебе, любимая.
  Поставленная рядом на бревно пустая бутылка падает, когда Габи обнимает невесту за талию и прижимается к ней еще плотнее. Очевидно, она и близко не догадывается, о чем ей так хочет и боится поведать Дианта. У следопытки нет и не может быть инцестуозного опыта: дело даже не в плохих отношениях с сестрами по крови, а в слишком большой разнице в возрасте, поэтому она, видимо, держит в голове какие-то более обыденные причины отчуждения двух некогда столь близких и родных друг дружке девушек.
  Может быть, именно поэтому она и не настаивает на продолжении откровенного разговора?

  От слов Габриэлы у Дианты защемило сердце. Храмовница уткнулась носом в макушку любимой, неторопливо вдыхая любимый запах дорого человека. Это помогло немного успокоиться. Доверие, которое следопытка оказывала Дианте, было ультимативным, она это ценила невероятно дорого, и ей хотелось ответить тем же. Но буквы усердно не желали складываться в слова, а слова в предложения... Текрурийка ничего не отвечает, ее желание прижаться к невесте говорит вместо нее. Дианта всегда готова выслушать все, что у Габи на душе. Может не всегда она сможет помочь советом или делом, но облегчить свою душу Габриэла могла всегда, доверясь храмовнице. Хотела ли Дианта так же довериться следопытке? Хотела. Могла ли она подобрать нужные слова, чтобы излить душу? Едва ли.
  – Нет, цветочек. Я не могу больше это держать в себе. – категорически ответила Дианта, выпуская Габриэлу из объятий и вдруг неожиданно, в первую очередь для самой себя, слезая с бревна и садясь на на землю перед Габриэлой, прежде чем положить ей голову на колени.
  – В первую очередь... Я бросила ее... Я оставила ее одну. – начала Дианта, каждое слово давалось ей с великим трудом – Я убежала, испугавшись ответственности. Это на всю оставшуюся жизнь будет рвать мне душу. Я бросила самое дорогое, что у меня было... потому что струсила... У нас остался незавершенный разговор, которого я боюсь ужасно. Я боюсь, что опять убегу. Это и терзает меня.
  Дианта не соврала ни на йоту. Это мучило храмовницу, которая прекрасно знала, что была для Мэл образцом, ролевой моделью. А когда ее не стало рядом, исчез образец для подражания, сестра пустилась во все тяжкие. По Храму ходили слухи, какое прозвище она себе получила, да и Дани как-то очень красочно описывала яркую ночь сидя вечером у костра. И что-то описание татуировки и повадок кого-то храмовнице напомнило. И ведь это тоже было на совести старшей сестры, это фривольное поведение и абсолютная бесконтрольность в связях.

  Укол ревности был совсем не своевременный...

  – Это не все... – переведя дух и глубоко вздохнув, Дианта продолжила – Есть еще... вещи... о которых у меня не хватает духа тебе рассказать. Пока не могу. Но придет время, и я обещаю... – храмовница подняла взгляд, а потом и приподнявшись, ткнулась лбом в лоб следопытке – Обещаю... Когда я смогу, я расскажу тебе все. Абсолютно. Я не хочу, чтобы между нами были какие-то тайны и недосказанности. Но сейчас просто еще не настал момент. Дай мне... дай мне время. Сначала я хочу решить наши... – "проблемы", Дианта? Считаешь, что это проблема? Чувства стали для тебя обузой? Отравой? – Нам просто надо с ней поговорить. Основательно. И потом... И потом я все тебе расскажу. Возможно, даже мы вместе тебе все расскажем.
  Дианта выдохнула. Кажется, это был максимум на который она была способна. Но теперь, по крайней мере, у нее был план. Нет, это не была позорная попытка отсрочить неизбежное. Она действительно верила, что если она разберется в своих чувствах, то сможет после этого полностью открыться Габриэле. Но для этого ей нужно было поговорить с Мелисандрой.

  Габриэла замирает мышкой, выслушивая словоизлияния любимой. Тайна, которую нельзя держать в себе, и которой нельзя поделиться — это ставит ее в тупик. Как ни крути, она все-таки простая деревенская девочка без большого культурного багажа, и давно уже, общаясь с Диантой, осознает это как проблему. Отсюда и стремление непременно успеть посетить театр в увольнительную, и тяга к книгам, которые может достать мама Кадира, и тщательное, настойчивое избавление от "неправильного" деревенского произношения в фимэлике. И вот сейчас Габи очень остро ощущала, как ей не хватает чего-то — знаний, проницательности, "эмоционального интеллекта" — чтобы за несколько минут вытащить из своей суженой терзающую ее внутреннюю боль, отбросить в сторону и сразу же исцелить застарелую рану.

  — Я... я верю тебе, родная, — произносит она, наконец, после долгой паузы. — Если ты считаешь, что сейчас не время и не место — пусть будет так.
  Ни разочарования, ни обиды в ее голосе не слышно — скорее, осторожность, с которой и в самом деле надо обращаться с жутко выглядящей застарелой раной, чтобы не сделать больно близкому человеку. Нужен какой-то изящный переход к другой теме, наверное, раз принято решение оставить и временно забыть, нужно дать любимой развеяться, но изящно как-то не получается — сказывается растерянность и непонимание бедной следопытки. Замолчав, она будто прислушивается к своим ощущениям, а затем запускает руку под грудь и начинает чесаться:
  — Ох, Богини, выпить после нашего представления с шестами - явно идея так себе. Я насквозь пропотела, а ведь только недавно в душе были. Придется, похоже, в речку лезть, айда со мной сполоснемся? — Габи оглаживает Дианту по щеке, побуждая ее встать. Да, переход, мягко говоря, неизящный, даже грубый, но искреннее желание милой девочки развлечь и отвлечь свою невесту от горьких мыслей совершенно очевидно.

  Дианта была невероятно благодарна Габи за то, что та не стала тянуть из нее жилы. Невероятно благодарна, что просто выслушала. Не споря. Не давая советов и не пытаясь разобраться в ситуации. Тяжелый камень свалился с души храмовницы, почувствовавшей настоящее облегчение, тут же отдавшееся покоем в душе.
  Может быть Габриэле не хватало образования, она не умела также чувствовать других людей, как это умела Дианта, но что Габриэла могла и что они получалось лучше чем у кого-либо (разве что Мэл могла так же), так это чувствовать настроение Дианты, улавливать его изменения… И Габи безошибочно угадала, что сейчас нужно было ее невесте — развеяться.
  — Согласна. — храмовница, особо не церемонясь, поднимается на ноги и принимается не очень-то быстро и как то уж слишком картинно раздеваться, демонстрируя Габриэле свой стан. Когда последняя деталь одежды оказалась на земле, Дианта развернулась спиной, потягиваясь (явно специально для зрительницы). Уж сколько раз Габриэлла видела темную широкую и сильную спину с рельефной мускулатурой, переходящей в ярко выраженную талию, но как лишний раз не попользоваться своей красотой и попозировать для любимой женщины?.. Невозможно отказать себе в этом. Бросив взгляд через плечо на раздевающуюся Габриэлу, сверкнула золотыми глазами, снова развернулась лицом, начав спиной отходить к воде.
  — Идешь? — Дианта с хитрой улыбкой поманила двумя пальчиками невесту к себе.

  Габи, разумеется, со всем естественным интересом и вниманием следила за раздеванием любимой: есть на свете такие сокровища, которыми не устаешь любоваться. Жадно ловя детали фигуры Дианты, она параллельно раздевалась и сама, в схожей манере, и все-таки совсем по-другому.
  Во время одной из совместных попоек их отряда Дани выдала от кого-то услышанную мудрость: все разговоры про типы фигур и телосложения, яблочки там, грушки и песочные часы - все это ерунда. По-настоящему обнаженные женщины подразделяются на две категории — те, кого хочется пощупать, и те, кого тянет огладить. Последовавший пустопорожний спор захмелевших Стражей почему-то не вышиб из памяти храмовницы исходного посыла, который оказался на удивление подходящим к ее собственному опыту. Действительно, сама она, похоже, была из тех, кого любовницы так и норовили жадно цапнуть за каждую выпуклость, благо всегда было к чему приложить шаловливые ручонки. А вот Габи — Габи была, похоже, из тех, кого следовало гладить, проходясь по контуру фигуры нежными движениями пальцев, если и прикладывая какое-то усилие — то лишь для того, чтобы приподнять ладные грудки и приласкать нежную кожу снизу, в месте, не знающем солнечного света. Совсем не выглядящая беззащитной, весьма атлетично сложенная, обнаженная невеста все равно вызывала в груди Дианты сладкое чувство нежности. И, когда чуть раньше раздевшаяся храмовница начала отходить потихоньку к воде, девочка сбилась со своего ритма красивого и картинного раздевания, наспех выскользнула из штанов и ботинок, чтобы спорым шагом догнать текрурийку и прижаться к ней всем телом.
  — Я здесь, — комментирует она просто и без затей, преданно глядя снизу вверх своими добрыми и понимающими глазами небесного цвета. — Только знаешь что? Давай в этот раз обойдемся без горячего. Мы... сколько мы с тобой это проделывали за последние пару дней? Я реально со счета сбилась. А девчонки в роте рассказывали: если слишком часто друг дружку там ласкать — можно мозоль натереть, понизится чувствительность, и уже не будет так сладко и хорошо, понимаешь? А я хочу, чтобы нам всегда было сладко и хорошо вместе.
  Очевидное смущение, вызывающее румянец на щечках, куда слабее угадывающаяся хитринка в уголках глаз, и, наконец, возбуждение, которое распознается по тембру голоса — сложная палитра эмоций захватывает сейчас милую Габи. И Дианта понимает: реши она взять ее прямо здесь, хоть на воде, хоть на берегу — малышка сразу же забудет о смешной фобии с натиранием "мозоли" в интимном месте и будет отдаваться невесте со всем усердием. Другой вопрос — надо ли это им сейчас?
  На этот вопрос храмовнице придется отвечать единолично — неспроста же и сама Габи называет ее без всякой иронии Старшей...