[D&D 5] Карпаччо из Дракона | ходы игроков | 0.2. Бр. "Бомболони"

КОЛОНИЯ СТРОГОГО РЕЖИМА «ДЫРЫ»
Порченная Марка, Квинотария

День святого Пенделя

Венерале, 7-й день Луны Квинотавра, 1022 ПП
Марциал, 27 апилястреля, 699 ИК


Постепенно беседы утихли, сытость от роскошного ужина погрузила всех тех, кто в нём принимал участие, в сладкое состояние расслабленной сонливости, и обитатели Дыры №13 отправились на боковую (во всяком случае те из них, кто в этом нуждался). Долгий день подошёл к концу и в подземельях Дыр воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием факелов, закреплённых в медных кольцах на каменных стенах тоннелей, редким собачьим воем да стонами тех, кто получил свою порцию «любви» от стражников во время работ на каторге…

Новый день начался с того, что несколько стражников ввалились в пещеру, грубыми окриками и болезненными пинками растолкали узников, заковали тех в кандалы и отвели на верхние уровни Дыр – туда, где располагались каменоломни и шахты. Это был огромный котлован, по периметру которого змеился серпантин дороги наверх, дороги, вдоль которой зияли тёмные провалы коридоров, уходящих к шахтам и пещерам, в которых узники обогащали карманы и казны барона Роджерио и отельеров, долбя кирками горную породу и разбивая молотами отдельные куски оной, сортируя ценные руды и минералы от ненужного камня и поднимая это всё в корзинах с лебёдками на поверхность.

Наши герои по совету «бывалых» заблаговременно договорились о том, что когда стражники придут забирать их на каторгу, все обитатели №13 выстроятся так, чтобы быть разделёнными на две равные группы, что и случилось как только наши герои под пристальным надзором стражников и мощных мускулистых мастиффов, каждый из которых был размером с доброго кабана, оказались в котловане. Пока глаза привыкали к яркому свету, какой-то местный чинуша сверился со своим гроссбухом и отдал короткие команды страже; те разделили наших героев ровно так, как они и хотели, и развели в разные коридоры.

Эйшет, Мегара, Марко, Таддео, Браско и безымянный-молчаливый менянет, которые шли в хвосте колонны, были уведены в пещеру, где уже находилось трое других узников – узколицый сухопарый мужчина, который умудрился чудом сохранить на своём носу очки (несмотря на то, что все без исключения личные предметы у каторжников изымались), смуглая морщинистая донна, вероятно, уроженка какой-нибудь Дзагары, державшаяся с поразительной аристократической чопорностью несмотря на условия и ситуацию, и совсем молодой ещё парнишка, чья буйная грива непослушных волос тёмно-изумрудного цвета и редкая борода, борющаяся с юношескими прыщами за господство на его лице, выдавали в нём представителя народа сильванов.

Нашим героям выдали кирки и молоты, кратко объяснили объём требуемых работ, и оставили под присмотром двух мрачных стражников и неприятного вида мастиффа, который самозабвенно обгладывал что-то, что поразительно напоминало берцовую кость гуманоидного существа. «У нас сегодня относительно приятный глазу контингент, Симон – за исключением швали-другой да старой вешалки, прям даже приятно поглядеть», – томно проговорила высокая ширококостная стражница с лицом, изрытым глубокими бороздами – последствиями оспы, увидев, кого привели их сотоварищи на работу в этой пещере сегодня. «Сиськи с рогами, сиськи без рогов, пузанчик, три красавчика на любой вкус, мохнатое чудище, куча тряпья – что ж, это куда лучший улов, чем тот зоопарк, который сегодня Адреа и Фиско попался, Далила», – сплюнув под ноги, ответил её сотоварищ. «Эй вы, дешёвая рабочая сила, без фокусов, а то я не отсутствие барона не погляжу и хорошенько познакомлю вас с моей пёсей. Знакомьтесь: это – Дзанна*, и она любит кушать кости заключённых», мерзко заржав, выдал Симон, а мастифф, услышав её имя, оторвалась от поглощения того, что некогда было чьей-то ногой, и низко зарычала, обнажив острые и длинные, словно стилеты, клыки.

То ли по этой причине, то ли по какой иной, но до обеда у наших героев не хватило духу начать драку, как они договаривались ранее. Атмосфера обречённости и угнетённости, жуткие взгляды со стороны стражников и их пса, а также компания престарелой аристократки, которая постоянно грустно и пронзительно вздыхала, да ещё и мальчишки-сильвана, который регулярно подвывал от страха, затравленно озирался вокруг и пускал слюни и сопли, привели к тому, что до обеденного перерыва все работали, как каторжники. Которыми, фактически, все и являлись. За эти несколько часов наши герои узнали, что темноволосого мужчину в очках зовут Орацио и он имеет много общего с отцом Марко – оба имели то или иное отношение к святой церкви: Марко проповедовал поклонение святым мощам (точнее, мощам святых), а Орацио – их отыскивал; юного сильвана звали Фабио и берцовая кость, которую догрызала Дзанна, принадлежала его сокамернику, которого отдали на растерзание псам, а Фабио был свидетелем этого кошмара и до сих пор не мог оправиться, смуглая пожилая женщина же была действительно дзагарской донной по имени Фатьма и на каторгу она попала прямо из гарема одного из дзагарских эмиров, когда впала в немилость новой молодой жене властителя. Никто из них не выглядел достойным кандидатом для мордобоя, или, во всяком случае, не давал повода для бытия таковым.

Когда пришла пора обеденного перерыва, тюремные слуги занесли в пещеру подносы видавшими виды деревянными долблёными мисками, заполненными серой неаппетитной жижей, а стражники отобрали у наших героев кирки и молоты, и согнали всех в один угол – мол, жрите тут, да поскорее. Наступил момент «сейчас – или никогда»…

В Дырах, конечно, никого не заботило особенно то, насколько хорошим работником на самом деле был тот или иной заключённый: ходили слухи, что особо успешным давали всяческие поощрения, но слишком уж эти слухи звучали похожими на такие, которые распустили бы намеренно для того, чтобы пообещать кроме вполне обозримого кнута далёкий, но столь аппетитный пряник; ну а тех, кто работал плохо, тут хватало и так — чтобы увидеть, что сюда бросали и детей, и стариков, не нужно было, как выяснилось, даже покидать неровных стен тринадцатой камеры. Если у надзирателей и была какая-то квота, которую должны были выполнить узники под их «руководством» (а точнее — рукоприкладством), то последствия её невыполнения, по всей видимости, в итоге просто возлагались на всю дружную команду разом, обтекая небрежных управляющих пуще воды с гуся.

Этот факт был по крайней мере частью причины, по которой то, что серый силуэт едва-едва выполнял поставленные задания, но, вероятно, не единственной частью. Кроме этого, во-первых, стража уже прекрасно знала, что требовать грубой силы от пустой робы было довольно наивно — тут уж сколько и как ни угрожай, многого не добиться, ну а во-вторых, уже ставшая даже за из короткое «знакомство» привычной сокамерникам незаметность ей обитателя тоже играла на руку... Ну и, наконец, в свежей компании и впрямь хватало тех, на кого эти свиньи в человеческом (?) обличье — и да простят уважаемые парнокопытные данное сравнение — готовы были пялиться с куда большей охотой.

С другой стороны, правило «кто не работает — тот не ест» тут было применимо целиком и полностью. Как и раньше в камере во время устроенного к, должно быть, глубочайшему сожалению для остальных, отсутствующей сейчас в их копании рыболой пиршества, еда молчаливому узнику не требовалась совсем. Надзиратели об этом тоже уже знали, и в другой тюрьме, быть может, уже бы уплетали его паёк за обе щеки, но клейкая слизь цвета пыльной сермяжной робы не вызвала бы аппетита даже у их вечно голодного мастифа...

И, кстати говоря, о ней — пока остальные разглядывали выданные им невиданные доселе яства (и, вероятно, подумывали о том, куда и как бы их запихнуть поглубже выдавшим), даже в этой заметно более освещённой для удобства надсмотра пещере словно бы вечно окружённый тенями незнакомец не спеша подошёл к Дзанне. Это чудище, почему-то именуемое собакой, весило, должно быть, не меньше любого из куда более упитанных, чем средний узник, стражников, а уж буквально пустотелый менянет тут, конечно, и вовсе не шёл ни в какое сравнение... Тем не менее, в движениях невидимки не было страха или даже осторожности, напротив, какая-то спокойная расслабленность, будто бы никаких даже мыслей о том, что что-то могло пойти не так, в этой несуществующей голове не пробегало. Здоровенная морда, тряхнув чёрными обвислыми брылями и разбрызгав изрядное количество желтоватой слюны, уставилось в сторону потенциального то ли обеда (хотя это-то вряд ли), то ли врага, но, по всей видимости опешив на некоторое время от такой наглости, так и забыла зарычать или даже оскалиться.

Приблизившись, пустая роба так же плавно сложилась пополам, опускаясь на один уровень с непонимающими бурыми глазами, и замерла, лишь коротко подманив псину-великана. Сначала не придававшие этому значению охранники уже было заухмылялись — ну, вот и подоспела новая игрушка... Но вместо этого произошло нечто совершенно неожиданное — Дзанна наклонила голову набок, клацнула зубами, и, поднявшись, подошла к терпеливо выжидающей фигуре. Чёрный нос с кулак размером шумно втянул воздух, раз, другой, третий... А потом весь без малого центнер этого зверя уселся обратно на пол. Бесплотные руки коснулись своей кожей-перчатками бока с короткой шерстью, затем — спины и... мясистый хвост вдруг пару раз метнул пыльный после раскопочных работ каменный пол! Устрашающая тварь-людоед, видимо, соскучившись по хоть какой-то ласке, мягко уткнулась в грязную робу своей огромной башкой, мол, давай, гладь уже... ну а дважды упрашивать тут не пришлось.

  Сытная еда и богатый на впечатления день сделали свое дело – отошедшая в свободный угол Эйшет свернулась калачиком и быстро вырубилась. Хотя и ценящая красоту и комфорт, малебранке была девушкой не привередливой, и вполне могла обойтись не только без пуховых перин, но и без узкой продавленной койки. В конце концов, ночь в горах на голых камнях лишь немногим более комфортна сна в подземелье – а за свою долгую трехлетнюю жизнь девушка где только и в каких только условиях не побывала.
  А вот богемно поспать до обеда не получилось: славно погулявший по ребрам сапог стражника вкупе с грубыми окриками поднял гораздо лучше, чем нежный поцелуй в лоб и мягкие заверения. За попытку окрыситься злая и не до конца проснувшаяся девушка огребла еще пару пинков, после чего решила не усугублять ситуацию, и позволила надеть на себя кандалы. А чтобы хоть как-то компенсировать общую дерьмовость утра – во весь свой неслабый голос начала распевать задорную и фривольную Tarantella Comandata:
Эй, красавец молодой,
В пляс пустись ночной порой.
Эй, красавица, юная дева,
Давай станцуем тарантеллу!

Тамбурин и бубен верный
Всем помогут наяву
В вихре этой тарантеллы
Молодость продлить свою!

  В пляс пуститься не получилось, но зато все невзгоды стали казаться маленькими и смешными. А что – песня есть, голова по-прежнему на плечах, рядом прекрасная компания, есть новый бесценный опыт и есть план побега: так с чего бы печалиться и лить слезки? Будь как будет, ведь из любой неприятности можно выкрутиться!
  Путь до забоя малебранке провела, во все глаза рассматривая каторгу и стараясь запомнить малейшие подробности, от неровных сводов тоннеля до то и дело встречающихся группок унылых заключенных, которых под конвоем вели на работы. Неровный свет, отбрасывающий фантасмогоричные тени, чадящие факелы, надсадно скрипящая платформа у руддвора, вальяжная походка тюремщиков и шарканье ног преступников, тяжелый запах давно немытых тел – все это творило новую, неизведанную ранее реальность, которую так и хотелось облечь в новые строки. Эйшет несколько раз даже порывалась расспросить стражу, куда ведет тот или иной штрек, или зачем в стену вбито кольцо, но каждый раз нарывалась на резкую отповедь, заставляющую на время прикусить язык.

  Если дорога была интересной, то в самом забое было скучно. Быстро перезнакомившись с другими несчастными и покрасовавшись чутка перед стражниками, которые, естественно, не могли не обратить внимание на ее бьющее через край очарование, рогатая поняла, что других дел, кроме унылой работы, не осталось. А трудиться волей-неволей все равно придется – охрана уже несколько раз повышала на нее голос, и на следующий раз наверняка перейдет к рукоприкладству.
  Пришлось вяло махать кайлом, имитируя бурную деятельность, и все больше оттаскивать руду, чем реально ее добывать. Ну и, конечно, беспрестанно чесать языком – и со старыми знакомыми, и с новыми, и с охраной. Уж подлизываться к людям рогатая еще как умела, и «доблестная охранница, чье лицо похоже на королевский профиль со старых монет» (то есть такое же стертое и квадратное), давала возможность перекинуться с ней парой слов или задать вопрос, услаждали ли ее слух когда-нибудь той или иной песенкой. Полностью от нужды работать это не спасало, но хоть немного облегчало бытие.

  Дав знак своим приотстать и позволив новым знакомым первыми сесть обедать, арлекина быстро затараторила, излагая новый план:
  - Popolo! Ясное дело, махача здесь не выйдет, как ни пытайся: ни один из этих не даст отпора, а будут только ныть и размазывать сопли как от слова, так и от дела. И если им по харе двинет один – в карцер и пихнут одного, а не всю нашу masanda, как надо.
  Чё я предлагаю – по дороге в камеру мы проходим мимо других зэка, с ними и надо повздорить, причем быстро и резко, как удар серпом по яйцам. Я начну, толкнув любого, с наездом – типа чё ты меня хаешь, cazzo? А Мег ему или тому, кто влезет, сразу в рыло сунет, типа защищая меня. Тебе ж кандалы не помешают, красавица, а? - уточнила она у морганты, - Только делать надо быстро-быстро, пока их и наши стражники не очухаются и не встрянут. Parliamonte?

  Наконец справившись с тяжелым делом по прислонению кайла к стене, Эйшет, заложив руки за спину и насвистывая грустную любовную балладу о трех моряках, что отправлялись за моря, отправилась в отведенный под столовую угол. Неаппетитное равно на вид и на запах клейкое варево, практически намертво прилипшее к ложке, на вкус оказалось таким же паршивым, заставив малебранке скривиться и едва не вернуть все съеденное обратно в миску. Но голод, как известно, не тетка: в отсутствие завтрака и после тяжелого физического труда желудок давал о себе знать громким урчанием.
  Учитывая, что после перерыва придется вкалывать до позднего вечера, вариантов было немного, и девушка, буркнув себе под нос, куда, с позволения сказать, повар должен засунуть себе эту, с позволения сказать, еду, продолжила есть, давясь и кривясь. Единственным развлечением в такой ситуации оставалось наблюдать за Тряпошным, который решил пообщаться с мастиффом, и которого, против ожидания, пес не начал рвать на тысячу маленьких лоскутиков.
  Осторожно ткнув локтем под бок Таддео, девушка поинтересовалась:
  - Слушай, а как вы к нему обращаетесь? К менянету, то есть. А то такое ощущение, что у парня даже имени нет. Надо бы придумать, а?

– Можно и так, прекрасная сеньорита – легко согласился с предложенным планом Марко. Если б тут были духовные лица, так я б уж наверняка нашел бы пару дискуссионных вопросов для диспута, чтобы через пять минут все метелили друг друга, драли волосы и хватали за горло – тут у меня, несравненная, превеликий опыт имеется. Но с этими пройдохами нужен иной профессиональный подход. Я вполне могу придумать трогательную историю, как ищу свою любовь, которую повстречал не в слишком богоугодном заведении и от которой у нас появился плод страстной любви с физическими недостатками... Заметив недопонимание в глазах Арлекино, Марко тут же объяснил проще: – Ну в общем, могу сказать, что когда я их мамочек в портовом борделе трахал, не ожидал, что родятся такие уроды... Думаю это тоже должно сработать. А вы уж поспешите не дать служителя Триединого в обиду... Главное, чтобы не как в прошлый раз, когда ... а в прочем не важно...

А что касается нашего молчаливого спутника, ну что ж я могу вполне провести церемонию имянаречения. Нужна конечно бутыль вина, но она все равно обычно распивается священнослужителем, так что учитывая текущие обстоятельства мы можем обойтись и без нее – вздохнул Марко. А вместо мирры сойдёт и тюремная пыль. Нужно только имя придумать. Хламида? Риза? Белье? – Марко морщил лоб, пытаясь предложить достойные варианты

Вчера, когда обсуждали состав групп, то Мегара особенно не возражала. она тут не успела никого толком узнать, так что было почти все равно, как поделиться. Главное, чтобы по итогам этой авантюры она сама не поделилась на части, голова отдельно, остальное отдельно. Хорошо, конечно, что адская певичка ее выбрала. После тиши долгих переходов по бездорожью и безграничью у потомки великанов сильно снизились требования к уровню бардов и прочих разных менестрелей и певичек. Ну, чтобы там не шепелявил сильно и не был настолько пьян, чтобы не выговаривать слова, а голос и слух, ну, не всем же везет в жизни. Так что на этом фоне демоница Эйшет казалась настоящей небожительницей и богиней пения. Так же как сама Мегара была богиней силы. Жалко только, что подводная шлюшка с ее умением готовить буквально из отходов, оказалась в другой части банды. Но девушка рассудила, что жить они будут где-то вместе, а значит и котел будет общий. Так что без вкусняшек она не останется.

Сами каменоломни не показались Мегаре какими-то страшными, тяжелыми и ужасными. Ну грызет собака человеческую кость, так ей, как потомку волков, не зазорно. Вот если бы стражники тоже баловались человечиной, можно было немного напрячься. Вначале морганта хотела сломать кирку, потом хотела сломать молот, но в конце концов решила, что своей силушкой тут можно и не хвастаться. Поэтому работала спустя рукава, хотя, и так нарубила больше остальных. Про себя Мегара несколько раз помянула клятых строителей, из-за которых нужно было всем попасть в карцер. Вот если бы можно было бежать прямо отсюда! Да она бы и в одиночку вынесла пару хуманов и одну песю. А так приходится сидеть и что-то придумывать. Так как три узника, которые были не из их банды, не слишком подходили для веселого мордобоя. Но и план Эйшет ей не понравился. О чем она прямо и заявила.
- Ненадежно это, рогатая. Вдруг там стражники помешают или еще какая чума приключится. Нам рисковать нельзя. Потому, что если мы в карцер не попадем, то и усилия второй половины зазря пропадут. Попытка, как я понимаю, будет только одна, а потом этот крысиный отнорок перекроют.
Мегара потянулась и продолжила:
- Без обид, сеньоры и сеньориты, но нет в вас размаха варварской души! Нет кипения дикой крови в жилах! Зачем нам кто-то, если мы можем устроить веселую драку между собой! Тут и повод искать не нужно, жратву не поделили и все. А чтобы правдоподобней выглядело, может все со мной одной махаться. А если те трое присоединяться, то еще веселее будет, а нет, так нет, сами справимся. Заодно и работать до вечера не нужно будет. Сразу в карцер пойдем.

  Когда святоша поддержал предложение, рогатая расплылась в широкой улыбке и послала Марко звонкий воздушный поцелуй, разведя руки, словно с охотой обняла бы священника, да обстановка не располагает.
  - Va bene, padre. Можно это и самому сделать, и в продолжение моей мысли. А уж мы-то, - Эйшет подбоченилась, дав всем возможность полюбоваться натянувшейся на груди рубахой, - вас в обиду не дадим, покусаем и съедим!

  От менянета девушка комментариев и не ожидала, а вот то, что Мегара выскажется против, стало для нее неожиданностью - рогатая была уверена, что силачка поддержит любое предложение, не вдаваясь в детали. А тут - гляди-ка! - вместе с тяжелыми кулаками присутствовал и не самый пустой разум. Опасения Мег были не беспочвенны, но и предложение имело риски - о чем арлекина и высказалась, нервно покосившись на стражников и других арестантов:
  - Я не против, но есть один нюанс - после драки нас могут закинуть в одну камеру, а тебя - в другую. И кирдык, как говорят гобби. Что с этим делать будем, bella?

– А что, дельное предложение. Я и почин хороший придумал – отец Марко подмигнул Мегаре и ... через секунду схватил ее за грудь! Ну или по крайней мере сделал такую попытку.

  Пока Эйшет разглагольствовала, падре решил спор по-своему - и таким образом, каким бы и сама малебранке была не против поиграться. Но... Как говорится, кто смел, тот и съел - оставалось только поддержать правила игры. Ну и завидывать белой завистью, куда уж без этого.
  Помогая Марко раздувать пожар конфликта, Эйшет отвесила подзатыльник Таддео, громко завизжав:
  - А ты что братана не тормозишь! Её сиськи - мои, и другим - ни-ни! Или мне что, на тебе поскакать, чтобы знал, с кем дружить? Или ты на кого фокаччу крошишь, я не пóняла?
  В качестве дополнительного довода девушка толкнул собеседника корпусом - постаравшись дать Сердцееду возможность врезаться прямо в менянета.

— Чё я предлагаю – по дороге в камеру мы проходим мимо других зэка, с ними и надо повздорить, причем быстро и резко, как удар серпом по яйцам. Я начну, толкнув любого, с наездом – типа чё ты меня хаешь, cazzo?

— Это очень, очень неудачная стратегия, Эйшет, – тихонько, чтобы не слышали стражники, ответил Таддео на предложение Эйшет инициировать драку в коридоре по дороге в камеру. — Во-первых, заключённые боятся наказания и так просто на такую примитивную провокацию – толкнуть в коридоре – не поведутся. Во-вторых, стражники не позволяют колоннам заключённых проходить слишком близко друг к другу, а если ты, сцепленная с другими, ринешься к другой колонне, ты свалишь всю нашу, все упадут. В-третьих, если мы будем ждать до вечера, то ни у тебя, ни у других не останется никаких сил на драки и прочее. Мы должны действовать или здесь и сейчас, или в другой день, в других обстоятельствах.

— Слушай, а как вы к нему обращаетесь? К менянету, то есть. А то такое ощущение, что у парня даже имени нет. Надо бы придумать, а?

– Хм… да никак мы к нему не обращались. До того, как вашу группу поместили в дыру №13, он не был таким смелым, тусил себе в тёмном углу, его даже на каторгу часто не забирали, потому что принимали за просто кучу гнилого тряпья, — парень развёл руками в жесте недоумения.

— Нужно только имя придумать. Хламида? Риза? Белье? – Марко морщил лоб, пытаясь предложить достойные варианты

— Труселя? – хохотнул Браско, предложив свой вариант. – Но всамделишно же, этот менянет делал это самое "меня тут нет" большую часть времени до вчерашнего дня, когда в нашей пещере появились вы. Мы даже часто забывали, что он вообще там есть. И вот я даже не знаю, умеет ли он вообще общаться каким-то более понятным способом, кроме как жестами. Эй, ты, Тебянет, ты разговаривать умеешь? Тебя как звать-то?

В качестве дополнительного довода девушка толкнул собеседника корпусом - постаравшись дать Сердцееду возможность врезаться прямо в менянета.

— Эй, подруга, ты чего творишь?! – сначала опешил было Таддео, но очень быстро сообразил, что к чему, и почти мгновенно включился в игру: – Ты не смотри на то, что ты – девочка, а я – мужчина, надавать упрямой козе по рогам я всегда готов! — с этими словами Сердцеед, удачно увернувшийся от подзатыльника Эйшет, так и не достигшего цели, поднырнул под руку малебранке и попытался заключить ту в объятия. Девушка отшатнулась было назад, но парень был уж очень гибок и проворен, и арлекина сама не заметила, как оказалась в на удивление крепких объятиях Таддео, прижатой к его груди.

отец Марко подмигнул Мегаре и ... через секунду схватил ее за грудь!

— Ты что творишь, развратник! — Чопорная аристократка, до тех пор апатично поглощавшая свою кашу, заметила наконец то, что сделал священник. — Женское тело – священный храм, достойный благоговейного почитания, это святыня, которую нельзя касаться без позволения! Ты думаешь, что если ты – святой отец, то тебе всё позволено?! — Непонятно было, какая муха ужалила Фатьму, но вполне очевидно было, что поступок Марко задел её за живое; возможно, напомнил о каком-то неприятном опыте, пережитом в прошлом, или же она действительно была настолько зациклена на правилах приличия, этикета и морали. В любом случае дзагарийка вскочила на ноги и одним резким движением ухватилась за пеньковую верёвку, которая у заключённых Дыр служила вместо пояса на их мешковатых робах, после чего ещё одним рывком потянула её на себя. Верёвка лопнула, а штаны Марко упали , обнажив его ляжки и икры. Пока святой отец обнажался против своей воли, Фатьма замахнулась изо всей силы и попыталась дать пощёчину синьору Ботти, но оступилась, зацепившись ногой о камушек, и мешком упала на священника, разорвав контакт между его рукой и грудью Мегары.

— Вы ч-ч-что творите! — воскликнул Фабио, трусливый сильван, который при виде всей этой суматохи и всех этих игрищ с объятиями, хватаниями за грудь и спусканием штанов начал затравленно следить за реакцией стражников и Дзанны, и когда те перестали переговариваться и, перехватив свои булавы поудобнее, сделали пару шагов вперёд, а мастифф оторвалась от выгрызания костного мозга из своего чудовищного лакомства и с мрачным любопытством уставилась на суету наших героев, бедолага не выдержал и упал в обморок, а на его штанах начало расползаться тёмное пятно.

Обычно когда сеньору или сеньориту на глазах публики хватают за сиськи, то ей положено визжать. но дикарка только весело заржала, а потом воскликнула:
- Какой прыткий!
Она было собралась отвесить святому отцу добрую затрещину, но тут к их парочке слезла Фатьма. Так что Мегара, почти не думая, попыталась столкнуть между собой головы этих двоих. Ее рост, телосложение и сила позволяли это сделать легко, хотя и совсем не изящно.
- Ха! - резко выдохнула она, сводя вместе свои руки и два чужих тела.

– А ты куда, старая лезешь? Завидно стало, что я на свежие дыньки позарился, а не твою засохшую курагу? Окститесь, окаянные, дать святому отцу за грудь подержаться – то лучшее средство профилактики от болезней паскудных, что кормящих матерей поражает! То не грех, то исцеление!

Гневная тирада святого отца сопровождалась сотворением магических пассов, коими святой отец раздавал щедрые оплеухи

  Быстро начавшаяся с легкой руки, ладно, пары рук падре импровизированная драка прервала весьма интересный разговор, что, конечно, для такой любительницы почесать языком, как Эйшет, было весьма обидно. Можно было бы посокрушаться, что гениальный план драки в коридоре не учел парочку мелких и, признаться, незначительных деталей, можно было бы построить загадки, почему менянет оживился только с появлением новых сокамерников, и всем вместе попридумывать ему имя – но жизнь распорядилась так, что забавы словом споро переросли в забавы делом. Не в первый раз, к сожалению, и не в последний: в этом-то Эйшет точно была уверена, потому что за длинный язык не раз получала по рогам в прямом и переносном смысле.
  Впрочем, малебранке могла получать удовольствие от всего, или, вернее, почти всего, поэтому расстройство длилось недолго, всего-то пару ударов сердца. А потом пошла такая развлекуха, что хоть святых выноси. Эйшет не была уверена в своих чувствах, но что-то в глубине души ударило по струнам ностальгии: «почти как дома!». Со всем пылом и страстью увлекающейся натуры рогатая всем своим естеством отдалась новой забаве.

  То, что Таддео увернулся и от плюхи, от попытки взять на абордаж таранным профилем, девушку ни капли не смутило – задаче все равно была не в том, чтобы одолеть оппонента, а чтобы навести хаос и беспорядок, изобразить драку и заставить бездельников при исполнении заняться своими прямыми обязанностями. А для себя самой – еще и повеселиться: тем более, что сметливый парень сразу сообразил, что и почему.
  Как и всякий приличный criminale на разборках, он начал со слов: только негодяи всерьез бьют прежде, чем выскажут оппоненту все, что думают о нем, его родне, противоречивых связях с домашними животными и предметами интерьера, запахе, интеллектуальном уровне и вообще всем, на что хватит фантазии. Жаль только, что на полноценную тираду у Сердцееда времени не было – обстоятельства совершенно не располагали. Впрочем, у самой Эйшет возможности блеснуть красноречием тоже не было, поэтому она откликнулась только коротким звонким хохотком:
  - Лучше не по рогам, а под хвостиком! Учишь, как общаться с женщинами, учишь, а он…

  Что «он», девушка договорить не успела. Бойкий Таддео оказался быстрее, и она успела только дернуться перед тем, как нос впечатался в поросшую курчавым жестким волосом мужскую грудь, а она сама оказалась в плену чужих рук. Надо заметить, весьма крепких и вместе с тем бережных, держащих одновременно и заботливо, и уверенно. От таких объятий хотелось мурлыкнуть кошкой и, устроившись поудобнее, наслаждаться согревающим чувством защищенности и невысказанного, но весьма недвусмысленного обещания. В конце концов, лучшая награда победителю – побежденный!
  А вокруг, тем временем, безраздельно властвовал самый натуральный хаос. Ушастый решил прикинуться пнем, от которого недалеко ушел, ушлая бабка решила, что ей тоже хочется мужского тела, и, стянув с падре штаны, форменным образом попыталась того завалить. Мег демонстрировала крепость мышц, не взирая на проснувшиеся в увядающем цветочке Фатьмы чувства, другие тоже в стороне от всеобщего ажиотажа не оставались.

  Отвлекшаяся на суету вокруг и собственные ощущения, Эйшет не сразу вспомнила, что они здесь, вообще-то, дерутся.
  - Отпусти! – не особо-то громко заверещала она, кокетливо стрельнув на парня из-под ресниц. – Отпусти, а то хуже будет, я сейчас этому лысому сделаю так, чтобы что-то быстро встающее у него упало навсегда!
  Рывок с упиранием ладоней в грудь скорее походил на потягивание, а шевеление бедрами вряд ли способствовало разжиманию объятий. Но Эйшет было и так не плохо – такой формат разборок всяко лучше, чем бег с препятствиями по траттории после очередного не ко сроку пришедшего в голову пасквиля на франтовитых зануд за соседним столиком. Не принесла успеха и попытка выгнуться волной и сползти ниже, оставив Таддео хвататься за воздух.

  Зато соскользнувшие с груди на талию руки нащупали что-то твердое и явно готовое к бою. К некоторой досаде, это оказалась всего лишь ложка, которую Сердцеед держал в отсутствие карманов за поясом. Выхватив трофей, Эйшет гордо воздела его над головой, во весь голос заявив:
  - Беги, несчастный, или я тебя прямо здесь возьму! Возьму и покараю! И тогда… Ах, как жарко будет!
  Во время громкого монолога шаловливый хвост малебранке скользнул по икре юноши, уверенно поднимаясь выше с твердым намерением доказать всему миру, что то, что дураки считают демоническими излишествами, весьма полезная вещь, и в драке тоже.

Когда Браско задал так и оставшемуся безымянным пятому-из-четверых узнику Дыры №13 свой вопрос, пустующий капюшон не пропустил его мимо несуществующих ушей и действительно повернулся в сторону морганта. На одно мгновение могло показаться, что его бесплотный обитатель то ли готов был ответить, то ли уже даже начал отвечать... но тут сначала вмешался с собственными предложениями Марко, затем — обдумавшая за это время план Эйшет Мегара со своими замечаниями, а потом уж всем стало совсем не до этого. Так эта загадка и повисла в затхлом, пыльном, пропахшем по́том и ещё чем похуже (особенно после столь постыдного поведения бедолаги Фабио) воздухе...

Начавшаяся полу-всамделишняя-полу-притворная заварушка отвлекла всех от любых предыдущих событий... И, хотя это и включало стражников, оставшийся позади них безмолвный силуэт, пусть и оказался, по сути, позабытым, извлечь из этого никакой выгоды не мог — в этой пока ещё даже не получившей номера Дыре не было решительно ничего, кроме устало дожидавшихся конца перерыва сброшенных в кучу молотов и кирок, тарелок разной степени опустелости, да остатков останков незадачливого знакомца сильвана, поэтому и прикарманить в этот удачно подвернувшийся промежуток незаметности на случай, что во всё ещё крайне смутном будущем что-то пойдёт не по наспех выдуманному плану, было нечего.

Иными словами, кроме как устраивать бедлам, больше тут делать было и нечего.

Серая роба беззвучно выпрямилась и неспешно направилась к остаткам трапезы. С другой стороны наперебой верещали участники и участницы потасовки, гулким стуком отдавались в каменных стенах столкновения пойманных в мощные руки Мегары черепов, хрипло орал Марко, перемежая это шипящим свистом высвобождаемой магической энергии... В общем, бедлам и так уже шёл полным ходом, нужно было только к нему присоединиться. Пальцы перчатки осторожно, чтобы не перемазаться лишний раз, подняли всё ещё полную тошнотворной (по крайней мере, для тех, кому было чем тошнить) серой жижи тарелку и перехватили её так, чтобы оказаться под засаленным деревянным донышком. Воспользовавшись тем, что стража всё ещё не до конца решила, нужно ли им вмешиваться эту кучу-малу или нет, незримый обитатель Дыры №13 вышел вперёд, огибая их по дуге, и, продемонстрировав тарелку, швырнул её не глядя в сторону своих новых и старых знакомых.

Несколько раз кувыркнувшись в воздухе (что, безусловно, разбросало бы её содержимое во все стороны, не будь оно столь клейким и неделимым), она ударилась о крепкое плечо Браско, отскочила в сторону и, наконец, плюхнулась с отвратительным «Чавк!» на пол кверху дном. Сам бросок, конечно, не оставил на здоровяке ни следа, но вот повод и для него влезть в общее веселье теперь был, как и, конечно, у их пленителей загрести вместе с остальными и наиболее опаснейшего из них — метателя еды... ну, если это месиво можно было так назвать: контакт с полом, возможно, пошёл только на пользу его вкусовым качествам.

Орацио, до того момента сидевший тихо и практически не привлекавший внимания, чуть было не оказался забыт в пылу драки. Однако сам он за происходящим внимательно следил, и, завидев ненадлежащее поведение Марко, медлить не стал. Юноша схватил полупустую миску и подскочил к образовавшейся куче мале.

— Святой отец, соблюдайте же вы правила приличия! — раздался из-за спины пронзительный голос нового знакомого. — Вы ведёте себя неподобающе вашему сану!

У святого отца не было времени обдумать услышанное: вслед за словами на седую голову Марко тут же обрушилась деревянная утварь, расплёскивая по пути остатки жидкой каши.