| |
|
|
Тень я знаю твое имя:
– АААААААА!!!!
Даже стиснув зубы с такой силой, что показалось что они вот-вот раскрошатся от давления, ты все равно не смог продержаться и десяти секунд. Дело было даже не в жуткой боли, а в каком-то другом, неописуемом, но нестерпимо омерзительном чувстве, накрывшем тебя с головой в момент, когда твое крыло оторвалось от твоей спины, оставляя после себя уродливую рану, похожую на след от удара Жезлом Наказания. А ещё в осознании того, что за первым крылом, должно последовать и второе, а значит совсем скоро все это повторится снова – нестерпимая боль, отвратительный хруст от которого желудок подкатывает ко рту, а затем кошмарное осознание того, что ты безвозвратно лишился части себя, словно сильные руки твоей мучительницы оторвали кусок не только от твоего тела, но и от твоей души.
– Шшш!!! Тише!
Окровавленная ладонь, звонко шлепнула тебя по губам, затыкая рот и превращая крик в сдавленное мычание. Твердое и узкое колено врезалось в твою поясницу, крепко прижимая тебя к шкуре андерхайвного мутанта (подарок дяди Эльсерги) и вызывая новую вспышку ужасной боли. Сквозь выступившие на глазах слезы, ты увидел как мама приложив покрытый кровью палец к тонким губам, напряженно вглядывается в дальний угол пещеры, где с негромким жужжанием покачивался в воздухе древний серво-череп, прежде чем облегченно вздохнуть и вновь повернуться к сыну.
– Глупая овечка, я же сказала тише! – В хриплом голосе твоей матери, в равных пропорциях смешивались гнев, страх, злость и раздражение, но конечно же не было и намека на раскаяние. Словно это не она была виновата в том, что по твоим жилам течет гнилая, отравленная кровь, наградившая тебя твоим уродством.
– Ты хочешь чтобы нас заметили? Чтобы твой отец, твой брат и твоя сестра узнали... узнали кто ты на самом деле? Ты думаешь Народ Чистой Крови примет тебя к себе, когда они увидят ВОТ ЭТО?!
На каменный пол перед тобой, со влажным шлепком приземлился отвратительный комок ещё дрожащей и сокращающейся плоти и грязно белых перьев, сочащийся черной, проклятой кровью. Твое крыло.
– Хочешь остаться здесь навсегда, моя овечка? – Жаркий шепот матушки, сиплым клекотом звучит у самого твоего уха. Её собственные крылья, черные словно небо и жесткие словно стальные прутья, распахнуты у нее за спиной, накрывая вас обоих зловещей тенью, похожей на двухголового орла – Хочешь навсегда остаться со мной на Баалспайне?! Копошиться в грязи, с такими же как ты проклятыми, чьи тела и души искажены скверной, пока твоя настоящая семья правит Человечеством из-за облаков? Хочешь забыть как тебя зовут, и навсегда остаться Нефасом? Или нет? Или ты хочешь стать одним из них? Смеяться и танцевать на баллах, играть в игры со своими друзьями, есть карамель и печенье когда тебе вздумается, путешествовать среди звезд, совершать подвиги, завоевывать планеты и сражаться со злом, как один из Его Возлюбленных Ангелов? Хочешь чтобы твой Отец и Защитник, обратил на тебя свой взор, и признал своим сыном? Хочешь заслужить прощение? Принятие? Свободу? Тогда терпи! Лишь пролитая кровь искупит твой грех! Лишь священная боль сделает тебя чистым! – Тонкие пальцы, похожие на загнутые когти хищной птицы, обхватили второе твое крыло, заставив тебя содрогнуться всем телом от нестерпимого отвращения... но вместе с тем, какого-то противоестественного предвкушения.
– Лишь моя любовь, может спасти тебя, моя потерянная овечка...
Крик
Треск
Хруст
Боль
Разрыв.
Падение.
Тьма
...
Свет?
Заполняющее бальный зал ослепительное сияние было настолько нестерпимо ярким, что мешало не только видеть, но и слышать – даже громогласный рокот водопада, оказался полностью поглощен яростным потоком света, вновь обретя голос, лишь спустя несколько секунд, когда твои слезящиеся глаза научились различать в окружающем тебя калейдоскопе огней, отдельные фигуры и предметы. "Пришельцы со звезд"? Больше походило на то, что это были сами звезды, спустившиеся с небес и ради забавы принявшие какое-то подобие человеческого обличья. Мерцающие призрачные силуэты, сверкая и переливаясь тысячами разноцветных огоньков, словно пытаясь превзойти друг друга в блеске, вращались в безумном хаосе какого-то замысловатого танца, не обращая на тебя ни малейшего внимания. Прищурив глаза, ты осторожно протянул руку к одной из танцующих, ожидая что твои пальцы пройдут сквозь нее как сквозь воздух, однако вместо этого фигура, неожиданно ловко поймала твою ладонь, и потянула тебя к себе, заключая в объятия и радостно хохоча прямо в ухо
– Дарий! Я так рада что ты наконец пришел! Ты даже не представляешь, как долго мы тебя искали, вот! Пойдем со мной! Papa, очень хотел тебя наконец увидеть, вот!
Цепко держа твою руку, Кира (которая совершенно не была похожа на Киру, но вместе с тем несомненно была именно Кирой) решительно повлекла тебя за собой, умело лавируя среди пестрой круговерти сумасшедшей пляски оживших звезд, и продолжая что-то почти неразборчиво тараторить о том, как она счастлива что ты нашелся. Подняв голову, ты увидел именно то, чего ты и ожидал – вы приближались к возвышающемуся над головами танцующих, огромному трону из бронзы и золота, на котором неподвижно застыла исполинская фигура в ауромитовом доспехе. Словно заметив твой интерес, великан медленно повернул голову, встречаясь с тобой взглядом...
ПАУЗА!
ПАУЗА!
...
НАЧАТЬ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ!
Свет исходивший от восседавшего на троне колосса, был столь ярок, что не позволял не то что разглядеть его лица, но и просто посмотреть в его сторону, однако при этом каким-то парадоксальным образом совершенно не разгонял окружающую тьму. Подняв руку прямо перед собой, ты не смог разглядеть даже собственных пальцев. Да что там пальцы – темнота вокруг была столь непроницаемо черной, что мешала не только видеть, но и слышать – ты понял что не оглох, только когда услышал чей-то дрожащий от страха голос очень громко произнесший странную (но смутно знакомую) фразу.
– Приветствую вас на Баалфоре, чужеземцы!
Потребовалось почти три секунды, чтобы ты понял что говорившим был ты сам.
Золотой великан, медленно и тяжело поднялся на ноги, опираясь на трон, и шагнул навстречу тебе. В его движениях была какая-то странная, почти комичная неуклюжесть, словно бы он уже очень давно забыл о том каково это – ходить самому.
– СПРАШИВАЙ
Голос колосса прогремел оглушительным раскатом грома... но и в нем, также звучало что-то до нелепости, до абсурда неестественное. Так могла бы говорить сломавшаяся кукла, со сбившимися настройками вокс-фонографа, а не Избранный Судьбой Отец и Защитник Человечества.
– СПРАШИВАЙ. ЗАДАЙ ВОПРОС, КОТОРЫЙ Я ЧУВСТВУЮ ЛЕЖАЩИМ У ТЕБЯ НА ЯЗЫКЕ
– Кто... что я такое? – Спросил твой голос, прежде чем ты успел понять что хочешь спросить ты сам.
– ТЫ МОЙ СЫН! – Прогремел равнодушный ответ позолоченной куклы. С каждой секундой исходящий от нее свет становился все более и более тусклым. Ещё немного и тебе удастся разглядеть её лицо...
Хотя нет. У кукол же не бывает лиц.
Только маски.
– Но я... я не знаю что это означает...
– ТЫ УЗНАЕШЬ...
Я секрет, о котором никто не должен узнать..
Я грех обретший плоть...
Я вырванная страница истории...
Я преступник, оскверняющий воздух своим дыханием...
Я...
Уродливая маска из потекшего золота, с холодной жадностью вглядывается в тебя истекающими густой, жирной, черной тьмой прорезями глазниц. Ауромитовый доспех беззвучно падает к ногам гиганта, обнажая перевитые вздувшимися жилами бугры мышц, изорванную ткань завязанной на поясе рясы и окровавленные стальные иглы, словно растущие прямо из кожи чудовища.
С хриплым рычанием, монстр одним прыжком преодолевает разделяющее вас расстояние и пальцы его правой руки смыкаются на твоем горле.
|
|
1 |
|
|
|
|
Кровь струится по спине и шипящими каплями падает на землю, где ее жадно глотают голодные металлические змеи, но нестерпимая боль экзекуции от руки говорящей голосом сестры Аурелии матери меркнет по сравнению с тоской отчаяния, которая охватывает меня при виде дрожащей плоти на земле. Это был я. Оскверненный, полный черной крови, нечестивый... но я. Я мог быть свободным, я мог подняться в небо и парить там среди ветров, будто птица, которых мне показывали в авиарии малого сада. Рядом с вольерами стояли экраны, на которых крутились пикты птиц на свободе, и там они всегда были в воздухе. Но запертые в клетках, они сидели на жердочках и смотрели на людей странным, одновременно тупым и в то же время обвиняющим взглядом. Они почти не летали, только иногда совершали низкие круги над сетью под потолком, прежде чем вернуться к насесту. Так и я, подобно этим птицам, не буду летать. Но они хотя бы знали, что такое полет, могли вспоминать его, если умели вспоминать что-то, конечно, а я... Я никогда не узнаю, что это значит. Я не знаю, чего лишаюсь, что отдаю ради возможности быть с отцом сестрой... точнее, чего меня лишают. Этот выбор, как всегда, сделан за меня и мне остается только принять его последствия - никогда не узнать, на что я был бы способен и терзать себя догадками.
Тоска встает камнем в горле, перекрывая и плач, и дыхание, она опутывает все тело лозой источающего яд плюща, который отравляет каждый сантиметр кожи, которой касается. Ты никогда не станешь тем, кем мог бы быть, поет тоска, и все равно ты никогда не сможешь быть равным им, чистым. Ты будешь хромать там, где они будут бежать, ползти там, где они летят. Ты можешь притворяться, носить маску родства, но под ней, ты прекрасно знаешь, скрывается проклятая черная кровь. Смотри на свое будущее, сворачивающееся комом на земле, и знай, что ты больше никогда не будешь собой.
Когда острые когти руки матери касаются второго крыла, я чувствую облегчение. Боль очищает тело, говорила Сестра-Воспитательница, и я жажду этого очищения, когда она принесет избавление от тоски, что оказывается хуже боли. Слезы текут по щекам, а я улыбаюсь окровавленным от прокушенных губ ртом. Боль обжигает, испепеляя ядовитый плющ отчаяния на запястьях, я рад испытать ее - испытать хоть что-то кроме жалости к себе. Такие как я не заслуживают жалости, ведь я - грех, обретший плоть, и только выжигая свою плоть я мог избавиться от греха. Только пролитой кровью я могу молить о прощении, и я с благодарностью, как всегда требовала сестра Аурелия, принимаю наказание. Спасибо, матушка, за боль. Спасибо за шанс стать лучше.
Только... только почему... Почему я так хочу летать?!
Я падаю на землю, едва удерживаясь на полусогнутых ногах, и следом небо падает мне на плечи грузом вселенной. Исходящее от парящей на троне фигуры сияние стирает мир вокруг, включая хрупкую фигуру Киры. Восседающее на троне существо - хотя оно и принадлежит человеческому роду, язык не поворачивается назвать его человеком - не щадит ничего, ни искаженных супликантов, подобострастно склонившихся перед ним, ни водопада за моей спиной, ни света мертвой луны, растворяющегося в холодном ореоле аурамитовой фигуры, ни даже своей дочери. Моя освободительница, разбивающая оковы отчаяния, мой стержень, дающая мне силы встречать насмешки и истязания Сестры-Мучительницы, леди Арабелла Киркея Крин Вел Коронассе перестает существовать, будто ее никогда не было. Во вселенной остается только золотая маска, из которой на меня смотрят тысячи глаз, мужчин и женщин, носивших эту маску прежде. Избранный Судьбой, Отец и Защитник Человечества. Повелитель Барсапайна и, следовательно, властитель всех людей на нем. Мой отец. Моя кара.
Гремящий голос требует задать вопрос, но слова замирают на языке, придавленные гравитацией присутствия Избранного, который требовательно повторяет: "спрашивай". Зачем, если он уже знает вопрос, который я задам? Таинственный ритуал требует, чтобы я обязательно озвучил мысли, которые мы оба видим яснее пиктов. Как сестра Аурелия требует благодарности за боль.
Золотая маска смотрит на меня и, наконец, видит меня. Ее взгляд изгоняет тьму вероятностей, оставляя только явь приговора. Поэтому я медлю. Поэтому я запретил себе даже помышлять о том, чтобы явиться перед отцом со своими страхами. Вовсе не потому, что приблизиться к солнечному Избранному было почти невозможно, и не потому, что если бы у меня получилось, это святотатство стоило бы мне наказания, возможно, последнего. Я знал, что единожды увиденный отцом, по-настоящему увиденный, я навсегда останусь таким, каким он меня примет. Да этого момента я мог мечтать о своем будущем, представлять себе разные исходы, разные пути, я мог думать о себе разное... я мог надеяться.
Теперь же я был определен и измерен. В затухающих глазах золотой маски отца не было места сомнениям и вероятностям, вера и надежда были анафемой. Только бессердечный замысел судьбы, в который его взгляд, оценив и разобрав меня на составляющие, вписал меня чернилами предопределенности. С этой минуты я знаю, кто я и зачем я существую, с предельной простотой, потому что у орудия судьбы не может быть сомнений.
Я секрет, о котором никто не должен узнать.
Я грех обретший плоть.
Я вырванная страница истории.
Я преступник, оскверняющий воздух своим дыханием.
Я...
Все мои невозможные, несбыточные, недозволенные мечты разбиваются здесь о маленький камень кошмара, который я забуду через час пробуждения. Эта встреча, этот невозможный разговор на аэнохианском языке, о существовании которого я не могу знать и на котором не могу говорить, станет крошечным камешком, о которой запнется мое будущее. Ты не будешь лордом соларом, Дарий. Ты никогда не станешь Воителем Императора и не поведешь за собой очистительный поход света.
Я...
Лозы плюща отчаяния прорастают сквозь землю, но на сей раз их плоть усеяна шипами света, жалящими мои ноги. Прими свое место, сосуд греха. Подчинись.
Подчинись печати своей черной крови, навсегда осквернившей тебя.
Подчинись велению крови своего благородного родителя, властвующей над этим миром.
Подчинись слову сестры Аурелии, которая изменила тебя подобно золотой маске и знает тебя лучше, чем ты сам.
Подчинись.
Подчинись.
Подчинись.
Я...
Ржавые когти впиваются в плечи, рвут кожу на шее, сдавливая горло комом тоски. Они обещают избавительную боль, и я почти рад ей. Прими свое наказание, прими свою боль, и все закончится, по крайней мере сейчас.
Я... никогда не прощу тебе Киру. Ты можешь ненавидеть, истязать меня, но она, твоя дочь, невинна, и ты отбрасываешь ее как ненужную куклу. В твоем наказании нет праведности, в твоей боли не будет избавления, потому что боль - это обман. Если я подчинюсь, я стану таким как ты. Я стану тобой, чудовищем в оплавленной маске. И никогда не смогу летать.
- Я знаю твое имя, - маска больше не пугает, я смотрю прямо в ее оплавленные глазница, продолжая говорить невозможные слова, - У тебя нет власти надо мной! Ни у кого... ее нет. Кроме меня.
|
|
2 |
|
|
|
|
– Я знаю твое имя!
Слова раздирают гортань словно наждачная бумага, сиплым сдавленным шепотом срываются с твоих губ, и беззвучно падают к твоим ногам разбиваясь на сотни осколков.
– У тебя нет власти надо мной! Ни у кого... ее нет. Кроме меня!
Всем своим существом ты желаешь чтобы эти слова были правдой. Наперекор страху и отчаянию, наперекор боли и слабости, наперекор всему чему тебя учили, наперекор всему, во что тебя годами заставляли верить, ты всей своей душой желаешь чтобы эти слова были правдой. Пускай ты лишен всего наяву, пускай ты осквернен и проклят, пускай ты знаешь финал своей истории, и знаешь что он неизбежен, пускай беспощадный взгляд черных глазниц золотой маски уже предопределил твою судьбу – наперекор всему, собрав волю в кулак, ты заставляешь себя поверить в то что говоришь. Ради Дария. Ради Киры. Ради разбитых надежд и несбыточных, недозволенных мечтаний. Ради утерянных крыльев, которым никогда уже не суждено поднять тебя в небо, ты всей своей душой желаешь поверить в то что ты говоришь.
Но ты не можешь.
– ТОГДА НАЗОВИ ЕГО.
Громовой голос чудовища, не исходит из под маски, он звучит со всех сторон, словно говорит окружающая тебя непроглядная тьма. Теперь этот механический инфробасовый рык кажется ещё более неестественным и искаженным, скрежеща словно металлический прут скребущий о каменную стену.
– НАЗОВИ ЕГО. СКАЖИ ЕГО МНЕ – Ржавые когти ещё сильнее впиваются в твое плечо, разрывая кожу и глубоко вонзаясь в плоть – СКАЖИ МНЕ КТО Я, ЕСЛИ ТЫ ВЕРИШЬ ЧТО ЭТО ДАСТ ТЕБЕ ВЛАСТЬ НАДО МНОЙ! НАЗОВИ МОЕ ИМЯ, ОВЕЧКА! ЕСЛИ ХОЧЕШЬ, МЫ НАЗОВЕМ ЕГО ВМЕСТЕ!
Твои окровавленные крылья остались на каменном полу пещеры. Твоим безумным мечтам никогда не суждено будет стать реальностью. Ты грех обретший плоть, вырванная страница истории, преступник, оскверняющий воздух своим дыханием, потерянная овца, предназначенная на заклание, и ты никогда не будешь свободен от бремени своего рождения. Ты, игрушка в руках рока, ошибка которую требуется исправить и ты подчинишься своей судьбе, примешь свое место, примешь свое наказание и признаешь свой грех, хочешь ли ты этого или нет. В сопротивлении нет смысла. Ты можешь сколько угодно отрицать очевидное, но от этого оно не перестанет быть правдой. Бороться с роком, означает лишь продлевать агонию. И даже если проснувшись, ты забудешь обо всем что случилось во сне, ты будешь помнить свой страх, ты будешь помнить свою слабость, ты будешь помнить свою беспомощность и неспособность защитить то что тебе дорого. Ты будешь помнить, что даже в своих снах, ты остаешься тем, кем ОН тебя сделал.
Я не стану одной из масок на стене!
Ты кричишь и никто не слышит твой крик. Ты молишь о помощи, но никто не отвечает на твои молитвы. Ты пытаешься проснуться, но наяву тебя ждет тот же кошмар, что и во сне, и ты бежишь от него во сны наяву, где ты представляешь себя в роли великих героев и святых, мечтая о прошлом которого ты не знаешь и о будущем которого у тебя не будет. Но даже в своих мечтах ты не можешь убежать от страха. Не можешь убежать от боли. Не можешь убежать от судьбы.
Не можешь убежать от себя.
Ты не заслуживаешь любви, моя овечка. Я хочу чтобы ты понял это сейчас, потому что нет ничего более жалкого и ничтожного, чем глупец убивающий свои душу и разум ложью несбыточных надежд.
Тебе следовало послушать её тогда. Тебе следовало послушать её, а не Киру, тебе следовало принять свое имя и принять свой удел, тебе следовало оттолкнуть Арабеллу от себя и раз навсегда запретить себе даже думать о том, что в жизни есть что-то кроме страха, боли и долга. Счастье лишь прелюдия к страданиям, счастье лишь иллюзия, такая же как невинность, и ты был глупцом поверив что жизнь, это не череда монотонных кошмаров. Поверив что однажды что-то изменится. Поверив, что если очень-очень сильно этого захочешь, если ты не отступишь как бы ни было тяжело, если ты откажешься признавать свою вину и каяться в своем преступлении, ты сможешь отменить свой приговор. Сможешь обрести иное будущее. Сможешь обрести прощение. Любовь. Счастье. Свободу.
Ты опять извиняешься! Как будто ты сделал что-то плохое! Ты все время извиняешься, хотя ты ничего плохого не делаешь, вот! Перестань!
Пальцы чудовища, разжимают свою стальную хватку на твоей шее и ты почти с облегчением проваливаешься во тьму, только для того чтобы проснуться в собственной кровати, жадно хватая ртом воздух.
|
|
3 |
|