[LitM] Зодчие Туманов | ходы игроков | ❀ 1. Башня Бдящих

ДАЛВА ГОХ (БАГРЯНАЯ ЦИТАДЕЛЬ)
ГОРТ-ГЕЛИН [Гвинедд, Брейнион]

день-Луны, 5-й день месяца Ривион
1368 г. Р. И.

Новопринятых кадетов собрали во дворе Цитадели и разделили на две группы, на два братства: Минтей Брейлен, что на Старшей Речи значит «Братство Шиповника», и Минтей Драэнен, сиречь «Братство Боярышника» — по названиям тех кустов, чьи цветущие ветви вчера украшали тронный зал Янтарного Замка. Членам каждого братства выдали по серенитовому жетону, выглядевшему как крупная, почти в ладонь размером монета, на одной стороне которой был выгравирован символ гильдии — геральдическая пятилепестковая роза, с другой же — символ братства (цветок шиповника на жетонах Минтей Брейлен и цветок боярышника на жетонах Минтей Драэнен). Пентáур Хóремхеб — высокий смуглокожий южанин с экзотической внешностью и бритой головой, служивший в гильдии каштеляном Багряной Цитадели, — сообщил кадетам о том, что те будут вольны выбрать себе любую лошадь в гильдейской конюшне по окончанию брифинга, и что по любым вопросам касательно лошадей, провизии и снаряжения, а также своих комнат в цитадели они могут обращаться непосредственно к нему. Отныне «Шиповники» поступали в подчинение к присутствовавшему тут же провост-мастеру Тибáльду Рóго (атлетического сложения мужчины с оливковой кожей, проседью в коротко стриженых каштановых волосах и воинской выправкой), а «Боярышники» — к провост-мастеру Изёльт Фирáн (среднего роста и лет женщине с длинными иссиня-чёрными волосами, заплетёнными в косу, мраморной кожей, покрытой старыми шрамами, и пронзительно-голубыми глазами). Про себя наши герои отметили, что космополитичность, очевидно, была традицией в гильдии Красных Маршалов, судя по внешнему виду и именам каштеляна и провост-мастеров: Пентаур очевидно был кеметийцем, Тибальд — из Аквилеи или даже Элации, а Изёльт — однозначно из Галлии.

После стандартного инструктажа касательно правил цитадели (с которыми кадеты и так были знакомы, поскольку их прошлое обиталище — казармы — находились здесь же), Пентаур, Изёльт и Тибальд по очереди озвучили права и обязанности Красных Маршалов:

«Красные Маршалы — последний рубеж между Сумерками и нашим миром. Мы обязаны всеми доступными силами прекратить распространение Сумерек в Даярене, в Срединном Мире», — торжественно возгласила Изёльт.

«Под Сумерками мы понимаем следующее, не ограничиваясь данным перечнем: Скверна, порождения Скверны — феонды, Пороги, ведущие в Мир Сумерек — Рунгвид, а также Пороги, ведущие в Мир Теней — Арлливион, культы, почитающие сущностей из Сумерек, богов Скверны, саму Скверну, а также осквернённых богов из Теней, чернокнижники, использующие силы Сумерек и Теней для своих чар, а также Зодчие Туманов», — внимательно вглядываясь в глаза каждого, сказал Пентаур.

«Но Сумерки — это не только Скверна, осквернённое и те, кто почитают её и помогают ей распространиться. Это ещё и сумерки в сердцах и душах обитателей нашего мира: зло во имя зла, алчности или собственных интересов; отрицание морали и законов; бесчестие и преступления против мирных жителей Даярена», — подхватил Тибальд.

«Красные Маршалы — не просто охотники на Сумерки, хотя это и есть их первая и главная священная цель. Это защитники человечества, заступники Старших Рас и охранники Младших Народцев пред лицом не только сверхъестественного зла, но и зла обыденного. Мы никогда не игнорируем преступления, мы всегда защищаем тех, кто не может себя защитить, мы всегда находим и передаём в руки закона преступников, но мы никогда не чиним самосуд, не выносим приговоры и не приводим их в исполнение», — хором завершили озвучивание Кодекса Красных Маршалов все трое.

«Вам может показаться противоречивым то, что с одной стороны мы «уничтожаем Сумерки», с другой же — «не приводим в исполнение приговоры». Путь Красного Маршала ---- одновременно и широк, словно пролив Правого Крыла, разделяющий Лионесс и Дехей, ибо задач у нас множество, и узок, словно волосок прекрасной девы, ибо разница меж истинными Сумерками, Сумерками во плоти — Скверной, культистами, чернокнижниками, феондами, — и меж Сумерками души — преступниками, творящими беззаконие, — порой размыта и нечётка, и вы обязаны полагаться на глас сердца, крик души и принципы морали и воспитания, вынося суждение», — Пентаур постучал себя по груди, словно указывая на источник истины, которой Красные Маршалы обязаны руководствоваться. — И потому мы предпочитаем убивать лишь тогда, когда мы чётко уверены, что столкнулись с Сумерками во плоти. С Сумерками души — убийство всегда должно быть крайней мерой, лишь в случае самозащиты или защиты тех, кому они угрожают, и лишь тогда, когда иных выходов нет. Запомните это, кадеты. Вы обладаете невероятной властью, но и ответственностью, и спрос с вас будет в сообразной мере».

🜌🜌🜌

После этой короткой церемонии кадеты разделились на две группы — на свои братства — и отправились получать брифинг от своих провост-мастеров.

Изёльт отвела своих подопечных в Северный зал и пригласила сесть в кресла с высокими спинками, расставленными по периметру длинного стола, на котором были навалены ворохи пергамента и бумаги, стояли чернильницы, лежали перочинные ножи и угольные стержни для чернил, там и тут располагались стопки книг и дневников, нашлось даже место для широкого блюда с фруктами и сыром. Бóльшую часть поверхности стола занимала огромная карта Лионесса с воткнутыми в неё там и тут шпильками с разноцветными навершиями.

— Вдоль Закатного Берега установлено три маяка: Тур Селур — «Башня Зрящих» — на границе c Кередигионом; Тур Маэль — «Башня Товаров» — на пересечении основных морских торговых маршрутов, почти на середине Закатного Берега; и, наконец, Тур Эффро — «Башня Бдящих» — на мысе Торанн, откуда испокон веков гвинеддцы наблюдали за изгнанными на дальний север анварами. Вокруг каждого из маяков со временем выросло поселение, ставшее деревней, потом городком, а потом и полноценным многолюдным городом; каждый из них носит название своего маяка. Сами же маяки обслуживаются смотрителями, которых изначально назначал король, но вот уже почти две сотни лет эта должность передаётся от отца к сыну, превратившись в семейную привилегию; смотритель маяка также является и начальником порта в городах, выстроенных вокруг этих башен. Нет нужды говорить, что если что-то случится со смотрителем одного из маяков, сразу же привлечёт внимание короны; на место отца сразу же заступит сын, а король пошлёт своих эмиссаров расследовать произошедшее, — Изёльт помогала своей речи экспрессивной жестикуляцией, которая была свойственна её народу.

— Нынче же мы столкнулись с ситуацией, которая, как нам кажется, требует внимания не просто эмиссара, но Красных Маршалов. Несколько дней тому назад маяк перестал работать, и когда встревоженные жители города пришли узнать, в чём дело, они обнаружили лишь опустевшую башню — двери которой были заперты изнутри. Вся семья Реона из Эффро — текущего смотрителя маяка — исчезла без следа, словно и не было их никогда там; понятное дело, что заступить на должность некому, поскольку пропал не только сам смотритель, но и его трое сыновей, и двое дочерей, и супруга, и мать супруги, и даже кошка с собакою, кои, как свидетельствуют жители Тур Эффро, за день до этого прекрасно себе бегали туда-сюда вокруг башни, — Изёльт постучала по черноголовой шпильке, которая была воткнута в карту на месте Тур Эффро.

— Это крайне необычно, странно и подозрительно; смотритель и его семья — важные люди, получающие немалую прибыль, потому они вряд ли бы в одночасье решили бы переехать в другие края в поисках лучшей доли, да ещё и не уведомив никого, и никем не будучи увиденными. Белое море, воды которого омывают мыс Торанн, граничат с краями вечной ночи и льдов, а значит — обиталища Сумерек. Обоих этих фактов достаточно для того, чтобы Совет Владык решил отправить Красных Маршалов в Тур Эффро: расследовать, что произошло, по возможности отыскать пропавшую семью Реона, и удостовериться, что в этом исчезновении не замешаны Сумерки.

Порывшись в ворохе бумаг, Изёльт выудила одну из них — смятый листок пергамента, покрытый мелким бисером письмён:

— Здесь — сводка официальной информации о семье Реона из Эффро; это всё, чем я располагаю на данный момент, но, может, у вас возникли иные вопросы?


          𝖄𝖘𝖊𝖚𝖑𝖙 𝕱𝖎𝖗𝖆𝖓𝖙                  𝕻𝖊𝖓𝖙𝖆𝖜𝖗 𝕶𝖍𝖔𝖗𝖊𝖒𝖍𝖊𝖇                    𝕿𝖎𝖇𝖆𝖑𝖉 𝕽𝖔𝖌𝖔

  Хельгард проснулся, как человек, вынырнувший из глубин, где нет ни света, ни дыхания. Мгновение он лежал неподвижно, не различая, где сон, а где явь, — лишь сердце билось глухо и неровно, будто кто-то стучал в барабан в его груди. Пот стекал по вискам; пальцы, дрожащие, касались кожи — сухой, живой, настоящей. Но внутри ещё жил холод. Тот самый, что он чувствовал во сне, когда тьма вошла в него, будто дыхание смерти.

  Ему снились кошмары и прежде — шторма, битвы, кровь на ладонях. Но сейчас было нечто иное. Не страх — осквернение. Будто кто-то или что-то прикоснулось к светочи души и оставило на ней след, едва заметный, но глубже любого из шрамов.

  Северянин поднялся, опёршись о край кровати. Комната качнулась, и запах — пота, железа, страха — ударил в нос, возвращая к реальности. Зеркало блеснуло в полумраке, и Буревестник, глядя в отражение, увидел себя: того же человека, но в глазах, в глубине зрачков, теплилось нечто новое. Как будто там, подо льдом взгляда, поселился кто-то ещё — не враг, но наблюдатель.

  Он вспомнил вязкую тьму, каплю, что падала с потолка, и древо — огромное, залитое чёрным дерево, что будто воплощало саму суть мира. Свет листьев, золотой и живой, умирал в черной трясине. И вдруг пришло осознание, что страх был не о себе, а о том дереве. Оно стояло в сердце сна, как Иггдрасиль в центре мироздания, связывая все девять миров. Оно было — жизнь. А тьма, что лилась на него, была смертью, не такой, что приходит после боя, но той, что стирает смысл всего, ради чего стоит умирать.

  Сев на край постели и тяжело дыша, впервые за много лет Хель не знал, молиться ему или ругаться.

— Если это был знак — То от богов или от Скверны? Предупреждение? Если дерево всё ещё живо — значит, есть за что стоять.

  Воспоминание о том, как тварь входила в него, оставило в теле отзвук: не боль, а горечь. Будто с ним разделили дыхание — и оно оказалось чужим, как холодный и ржавый металл. Но в этом мерзком ощущении было и откровение: зло не всегда приходит снаружи. Иногда оно находит дорогу изнутри.

  Поднявшись, прошёл к окну. За стенами Багряной Цитадели рассвет окрашивал небо тусклым серебром. В этом свете всё казалось спокойным — но Хельгард чувствовал, что за этим внешним спокойствием что-то происходит.

— Добро и зло... может, это не стороны битвы, а стороны человека? — подумал он. — Одно растёт, пока другое не видит. И вся жизнь — лишь борьба, чтобы не дать тьме прорости корнями.

  Коснулся груди, словно пытаясь ощутить, остался ли там отголосок сна.

  Пульс бился — ровно. Жизнь продолжалась. Но где-то в глубине, за ребрами, он ощущал слабое движение — будто отголосок той капли, упавшей на лоб.
— Пусть предки видят, — прошептал он. — Я не позволю тьме стать мной.

  Обернувшись, заметил грязные следы на постели и сокрушенно мотнул головой. В отличие от простыней, память была чиста и не хранила воспоминаний о падении на землю или в сточную канаву, но много ли тех пьяниц, кто помнит о подобном? Стоило признать неизбежное, он падал. Возможно даже не раз. Разумеется амбат всё постирают и очистят, но это будет позже, а пока предстояло привести в порядок себя.

  Подойдя к кадке с водой, Хель стянул рубаху через голову, зачерпнул ладонями воды и омыл лицо, а через мгновение сунул голову в воду целиком.
  Выпрямившись, принялся растирать ладонями холодную воду по телу, что текла по плечам, спине и груди. Не сразу, но заметил темное пятно в котором угадывались очертания живого существа. Не круг, не клеймо — клякса, словно выжженная изнутри.

  Под левой ключицей, чуть выше сердца, кожа была темнее, словно её испачкали чернилами. Неровный след, багровато-чёрный, походил на след от ожога. Но если присмотреться, то в нём угадывались очертания спрута или осьминога, распластавшегося на груди. Он казался живым и, если долго всматриваться, в самом центре можно было разглядеть едва заметное движение — будто сама тьма под кожей шевелилась, и в её глубине на миг вспыхивало слабое свечение.

   Попытки избавиться от пятна не увенчались успехом так же, как и попытки вспомнить откуда оно появилось. Не чувствуя какого-то особого дискомфорта, Хель решил оставить всё как есть. Если грязь, то со временем сама сотрется, если рана, то заживёт. Лишь бы не мешала, а с остальным он справится.

   Завершив утренний моцион, Буревестник заплёл косы, выбрил виски, облачился, подхватил топор и спустился во внутренний двор, где сидя возле колодца жадно пил студёную воду, охлаждая разгоряченное нутро. Через четверть часа хмельная хворь отступила окончательно и желудок потребовал еды. К несчастью, кормили их речами и наставлениями, которые питали разум и душу, но не тело.

   Согласно кивнув, Хельгард задумался об услышанном и потёр ладонью левую грудь. Вероятно стоило сообщить ровост-мастеру о сне и появившейся на теле метке? Мысль казалась столь же здравой, сколь и абсурдной. В чужих глазах подобное могло выглядеть жалобой ребенка на поцарапанную коленку. Сам напился, сам испачкался где-то, сна дурного испугался и прибежал к матери, чтобы утешила. Мужчина даже скептически хмыкнул в бороду. К чему беспокоить мастера? Вот если будут проблемы, тогда да, а пока… Пока они направились в Северный зал, где эттир развалился в одном из кресел, взял кусок сыра и принялся неспешно поедать, внимательно поглядывая на наставницу.

  К счастью Изёльт у северян не было предосудительного отношения к женщинам и они на равных могли исполнять возложенные на них поручения. Более того, валькирии были неодолимыми воительницами, победить которых не мог ни один смертный, как бы не пытался.

— Кто будет вершить суд, если смотритель маяка и его семья не будут найдены среди живых? Доставить нарушителей сюда, в Красную башню? Или можно отсечь головы на месте? — поинтересовался северянин, дожевывая кусок сыра.

  Сражение со Скверной, как и с любыми чудовищами было понятно и вопросов не вызывало. Северное правосудие было простым, прямолинейным, суровым и эффективным. Тинг выслушивал обе стороны и устанавливал вергельд - денежную компенсацию, либо назначал хольмганг - поединок для урегулирования спора. А вот как подобное решается на чужой земле, было пока неясно.

Ну и сон! Новоиспеченный кадет проснулся в испарине и практически совсем не отдохнувшим. Конечно, Йоло и раньше снились кошмары, особенно когда он сильно простудился и у него был сильный жар, но чтобы такое... Никогда такого не было и вот опять! Неужели это новое место так на него повлияло? Неспроста ведь некоторые коридоры и комнаты закрыты для посещения, ой не спроста...

Кадет мрачно осмотрел комнату: бардак похуже, чем у нерадивого ученика на верстаке. Вздохнув, Йоло навел в помещении порядок - негоже жить в свинарнике, даже если скоро отсюда придется уезжать. Даже не так - именно поэтому надо убрать следы ночного недоразумения - вдруг придут с проверкой в его отсутствие, что подумают о его дисциплине и собранности? Какой, мол, из него Красный Маршал, если он в своей комнате поддержать элементарный порядок не может?

Прибрав в комнате, Йоло решил привести и себя в порядок, а то изображение в зеркале было таким, что проверяющим и в комнату заходить не потребуется.
- Что это тут? Черный зуб? Нет, показалось... Надо бы лампу себе получше сделать, а то не видно ничего... - ремесленник сам не заметил, как стал разговаривать с собственным отражением.

Но облегчение, вызванное тем, что почернение зуба оказалось ложной тревогой, быстро сменилось тревогой настоящей - на левой икроножной мышце с внутренней стороны Йоло обнаружил черное родимое пятно, которого раньше - в этом он был абсолютно уверен - не было. Тонкое, изгибающееся словно зигзаг молнии, извивающаяся змея или червь...Червь! На кадета снова нахлынули воспоминания о ночном кошмаре. Теперь он был точно уверен. что сон и эта метка между собой как-то связаны, но как именно он пока не понимал...

Мрачный после всего произошедшего Йоло тем не менее вовремя явился на утренний развод - не хватало еще к уже произошедшим неприятностям добавить нагоняй от начальства - и принялся внимательно слушать рассказ об обязанностях Красных Маршалов. Постепенно, настроение кадета улучшилось - ночной кошмар забывался, отходя на второй план, уступая место новому заданию.

- Мастер Изёльт, - обратился Йоло к закончившему доклад начальству, - Есть в ли Тур Эффро люди, к которым можно обратиться за информацией? Я имею в виду не только официальных лиц, но и тайных агентов или просто доверенных лиц - наверняка у братства в городе есть свои глаза и уши, чтобы не полагаться только на доклады властей.

Проснувшись наутро после беспокойного сна, Свейн Фрости обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое. Его бледное тело, подобное мерзостной личинке, изогнулось в пароксизме ужаса и муки, а затем он… внезапно осознал, что, технически, всегда был страшным насекомым, и со вчерашнего дня ничего принципиально не поменялось. Во рту все еще сохранялся блевотный привкус — можно было подумать, что он всю ночь пил в кабаке с эттирами, а не почивал в отвратительно уютной постельке в тех самых хоромах, которые ему не понравились еще при первом взгляде. Может, кстати, и пил — память странно подводила, обрываясь на самом интересном месте. Вроде бы, Эйнет неожиданно решила одарить кадетов драгоценностями из своих сокровищниц, а Вятко задал интересный и нужный вопрос, а потом… Нет, ничего. Ответ Свейна этим двоим, если он и был, растворился в застилающей мир тьме. Странные дела.

Пока Свейн с превеликим любопытством изучал собственное отражение в зеркале, мысли его снова и снова возвращались к ушедшей грезе. Любовь к толкованию снов — это, конечно, не единственное, что объединяет народы историй и дел, но одно из самых приятных. И, говоря об этом - любимой присказкой Детей Морозной Луны было «да чтоб ты жил в эпоху перемен». Спокойные времена не только порождают слабых людей, но истощают и сами истории. Веками и тысячелетиями сидхи жили будто бы в полудреме, застывшие, как в коконе фомора, в собственном бесцельном величии, пока Сумерки Богов не заставили их, наконец, зашевелиться. Да, видимо, ночной кошмар был как раз об этом — потонувшие в тщеславии, погруженные в традиции, не способные измениться, сидхи были подобны пленникам пещеры, что никогда не увидят света, обреченные смотреть на некогда великое древо, которое тоже никогда не сможет по-настоящему расправить ветви, пока духовная тщета не скроет все… Поистине, здесь было, о чем задуматься!

Мысленно возблагодарив Морозную Луну за то, что тот был большим, красивым и никогда не требовал от своих последователей сидеть по пещерам, Свейн, наконец, соизволил присмотреться к себе повнимательнее. Да, загадочный текст определенно никуда не делся. Чуждая геометрия бессмысленных знаков медленно скользила по бледной коже, закручиваясь в безумной литании искаженной плоти, в вихре разрывов и схождений, до краев заполненных болезненной, грязно-черно-гнилой кожей. Каждый символ в отдельности был мал, почти незаметен, но все вместе они покрывали практически всю поверхность живота, словно колония мерзостных личинок, захвативших новую жертву. И это было… Восхитительно интересно! Знаки медленно пульсировали, пробираясь под кожей, словно устраиваясь поудобнее, наполненные чуждой, странной жизнью. Понять, что именно было начертано на теле Фрости, было решительно невозможно — искаженные идеограммы не походили ни на один знакомый ему язык, словно тело Свейна было книгой, начертанной в приступе безумия расколотым надвое разумом оккулиста, что заблудился в заходящейся в крике вечности… Словно эмиссару Детей Морозной Зимы стоило перед миссией побольше налегать на лингвистику, а не бегать наперегонки с пауками (ту гонку, к слову, он с позором проиграл. Досадно).

Воспоминание о торжественно скинутых на него обязанностях эмиссара слегка поумерило пыл Свейна. Мечту сбежать куда подальше и провести следующие тридцать лет за изучением этого, без сомнения, весьма любопытного феномена пришлось отложить на потом. На завтра или на тысячу лет — кто знает? В конце концов, фейри не верят в концепцию времени — от этого уж слишком много мороки. И прямо сейчас требовалось решить две проблемы — стоит ли доложить вышестоящему начальству об изменениях в конфигурации юного кадета; и пора ли уже бежать на построение. По первому пункту двух мнений быть не может — ни один уважающий себя сидх не станет распространяться о проблеме, грозящей обратиться в катастрофу, что может уничтожить целый континент, если может её скрыть и посмотреть, что выйдет. В конце концов, что стало бы с жанром трагедии, если бы все блюли здравый смысл и соблюдали технику безопасности? Вот то-то и оно.

Второй вопрос, как оказалось, тоже не требовал незамедлительного решения. Очнувшись рано утром и увидев небо в открытую дверь, Свейн смог победить самое время (в которое фейри не верят), выиграть время и даже получить возможность это самое время убить. Омовение! Уборка! Повторное омовение! Небольшая перестановка (спрятать тумбочку в шкаф), чтобы удивить прислугу, если она здесь все же водится и вознамерится лазить по чужим вещам! Омовение (Свейн за это время очень полюбил плескаться в воде, что уж с него взять)! Поиски завтрака! Поиски тайных ходов и запретных мест! Поиски себя в этом недобром мире! График юного недомаршала был забит до отказа, но на торжественное собрание он прибыл точно за пятнадцать секунд до начала. Как ему это удалось? Ну, как известно, «волшебник никогда не опаздывает и не спешит, он приходит ровно тогда, когда ему нужно». Профессиональный навык, если можно так выразиться.

* * *

На общем собрании, к сожалению, так ничего и не объяснили. Кодекс Красных Маршалов Свейн принял всем сердцем — его сердце, мораль и воспитание точно так же восставали против бессмысленных убийств и преступлений. Мертвый преступник — мертв и бесполезен, а вот живой может стать превосходным исследовательским образцом, тренировочным стендом или подневольным рабочим, которого можно будет использовать еще очень долго! Он даже может вознестись до подлинно разумного мировосприятия и, в конечном итоге, влиться в цивилизованное общество Дам и Господ… Если очень постарается, конечно. Все же, люди восхитительно практичны!

* * *

Может показаться, что юные фейри ни к чему не относятся серьезно. И это чистая правда. Свейн нес свою легкомысленность как знамя, и никому не позволил бы на неё покуситься. Важный торговый узел, оставшийся без ключевых фигур, этой безмятежности как раз угрожал. Логистика — сердце любой экономики, экономика определяет политику, а политика… Так уж вышло, что политика как раз была областью деятельности самого Свейна. Другие могли увидеть в происходящем кошмар и отчаяние, но Эмиссар Холода видел возможности. Люди, доведенные до отчаяния, так легко открывают свои сердца… Иногда даже чересчур буквально, но уж лучше плохой культ, чем никакого, не правда ли? Стратегически подправить веру куда легче, чем зажечь её.

По виду Изёльт можно было сразу заключить, что правильным ответом на её спич будет «разрешите выполнять?». Информация от контрразведки и экономического блока? Донесения с мест? Общий новостной фон и статистика? Сводки из ближайших поселений и слухи, принесенные капитанами кораблей, проходивших через порт? Досье на ключевых фигур в городе? Информация от разведчиков и предсказателей? Нет, «всё, чем я располагаю — устаревшая информация о человеке, который уже пропал». Ужасно неудобно для честного сыщика. И крайне приятно для более… гибкого специалиста. Начальство, которое ничем не интересуется, даже обманывать не нужно. Естественно, если все остальные стороны довольны и не успеют нажаловаться первыми. Если уж на то пошло, слова про «добрый путь» и впрямь допускают слишком много толкований. Семантика — царица наук.

Кое-что, впрочем, спросить все же стоило.

- Должны ли мы избрать путь меди иль воды? Совет желает, чтобы вошли мы в город сей как слуги королей, иль скрытно, словно тать в нощи?

Серебряный голос сидха тек спокойно и неторопливо. Убедившись, что внимание присутствующих обратилось к нему, Свейн заключил:

- Хочу сказать я: ожидают ли в городе никого, или каких-то сыщиков, или каких-то Маршалов, или именно нас? Должны ли мы войти в город явно, потрясая бумагами и под властию Совета, или же начать расследование инкогнито, не раскрывая своих личностей? В каждом пути — свои возможности, но чего ждешь от нас ты, провост-мастер Изёльт?

Услышав вопросы Хельгарда, провост-мастер заметно нахмурилась:

— Не знаю, в каких облаках витало твоё сознание во время утреннего сбора, который вот только что закончился, достойнейший сын сурового Севера, но на твой вопрос всем вам уже был дан и мною, и моими коллегами — Пентауром и Тибальдом: мы не вершим правосудие. Мы — охотники на Сумерки, но не судьи и не палачи. Если причиной смерти семьи хранителя маяка и порта окажется Скверна или её порождения — уничтожайте её на месте, не думая. Если люди, чей разум был затуманен шёпотом о величии или обещаниями могущества — вы, как и должно по законам Брейниона, — передаёте преступников местным властям вместе с доказательствами их вины.

Женщина тяжело вздохнула, пристально вгляделась в каждого из присутствующих, и продолжила:

— Ещё раз напомню слова Пентаура, озвученные вам буквально полчаса тому назад: «С Сумерками души — убийство всегда должно быть крайней мерой, лишь в случае самозащиты или защиты тех, кому они угрожают, и лишь тогда, когда иных выходов нет. Запомните это, кадеты. Вы обладаете невероятной властью, но и ответственностью, и спрос с вас будет в сообразной мере». Оставьте свои представления о правилах и законах в своём прошлом. Отныне вы — на службе у Совета Владык и богов, посчитавших вас достойными, и вы не можете размахивать топором направо и налево, вершить самосуд, потому что ваша религия или убеждения поддерживают такой подход, или творить, что вам в голову взбредёт.

Изёльт снова вздохнула и взгляд её стал чуть мягче, но и окрасился в цвета печали:

— Давайте поговорим о полномочиях и содействии местных; эта тема как раз ответит на все вопросы, заданные вами на данный момент. Стоит помнить, что гильдия Красных Маршалов, пусть и коренится в нашем древнем прошлом — в Ордене Красной Розы, — всё-таки является новосозданной структурой Брейниона, о которой пусть и знают многие, но многие из этих многих пытаются делать вид, что слышат о нас впервые. Причин тому — множество: и боязнь перед Старшими Расами, уничтожившими Орден Красной Розы, и нежелание вступать в открытую конфронтацию с Церковью Пресветлого Пламени, ведь космополитность гильдии привлекает внимание Инквизиции и рыцарских орденов Церкви… Ну и не стоит забывать, что Вольные Земли — это далеко не «большая счастливая семья». Все королевства становятся едиными лишь при наличии угрозы, которая грозит крупными неприятностями всем членам Брейниона, в противном случае — «своя изба дороже. Даже внутри одного королевства, которое и без того слишком… кхм… разрознено. Ни для кого не является секретом, что остальные государства Брейниона думают о Гвинедде из-за того, что у нас два равноправных правителя.

Какое-то время галлийка, несмотря на возраст и явно непростую жизнь, сумевшая сохранить и достойную восхищения фигуру, и воинскую выправку, ходила туда-сюда, очевидно погрузившись в раздумия и пытаясь найти оптимальный способ ответить на вопросы эттира, сидха и кимра. В конце концов небесно-синие глаза Изёльт встретились с очами каждого из братства Боярышника, и провост-мастер продолжила:

— Потому вне столиц вы можете рассчитывать только на себя и на то, насколько верны жители и правители территорий, в которых вы окажетесь, старым заветам. Теоретически у вас полномочия как у королевских эмиссаров: вы можете попросить о помощи, вы можете потребовать крова и транспорт, вы можете арестовать преступников, но вот то, как воспримут это местный люд и власть имущие — это абсолютно иное дело. Наши народы только начинают привыкать к существованию Красных Маршалов, и не стоит ждать пиетета или беспрекословного выполнения ваших распоряжений и просьб; учитывая же непростую политическую ситуацию и в Брейнионе, и на всём Лионессе — я рекомендую помнить о том, что у вас благородная миссия и поддержка Совета Владык тогда, когда дело дойдёт до необходимости вмешательства с его стороны, но до тех пор — вы просто независимые сыщики и расследователи, которых контрактовало правительство Гвинедда на помощь в решении сложных дел. Так будет и понятнее прочим, и спокойнее, и менее привлечёт внимание к вам со стороны тех, кто уже знает, что Красные Маршалы — их враги априори. Потому свои жетоны маршалов используйте лишь в случае крайней нужды, и в основном полагайтесь на самих себя и свои способности, за которые мы и — даже больше — высшие силы — избрали вас ради сей миссии…

Мастер Изёльт горько усмехнулась и пожала плечами:

— Я надеюсь… Нет, не так. Я верю, что отношение к нашей гильдии изменится — со временем. Нам всего одиннадцать лет; когда Красные Маршалы отпразднуют четверть века своего существования — их будут узнавать везде и всюду, когда наша гильдия ознаменует полвека своего существования — любой вельможа будет рад принять нас в своём замке и предоставить максимум своей поддержки и ресурсов… Но, увы, не ныне. Для того, чтобы всё стало именно так, как я сказала, все мы, гильдейские собратья и сёстры, обязаны приложить максимум усилий для того, чтобы наша гильдия ассоциировалась с благими делами, спасением невинных, поимкой злодеев и передачей их властям на справедливый суд… Думаю, вы уловили суть. Итак, по существу: у гильдии Красных Маршалов есть сеть осведомителей, но ни единый из них не желает «светиться», да и нам это не на руку. Они регулярно мониторят происходящее в той локации, в которой обитают, и присылают нам оперативные сводки, за что получают достойное вознаграждение. Но встречаться с Красными Маршалами и вести задушевные беседы они не будут. Вас никто не ждёт, многие даже не знают, что такое «гильдия Красных Маршалов», и многие из тех, кто знают, пока что не доверяют или не хотят доверять нам, потому…

Изёльт снова горько улыбнулась:

— Вы можете рассчитывать только на самих себя: мы получили тревожную весть, мы послали вас расследовать произошедшее, всё остальное — ваша задача: собрать сплетни, слухи и сведения, расспросить свидетелей, попытаться заручиться поддержкой власть имущих и местных представителей законопорядка (прибегнув к размахиванию жетоном лишь как к последней, отчаянной мере, если ваши социальные навыки и умение общаться не сработают). Я надеюсь, то, что я сказала, полностью ответило на все ваши вопросы.

Достав из кабинета у стены увесистый мешочек, в котором позвякивали монеты, провост-мастер положила его на стол перед братством Боярышника:

— Вашим первым решением будет выбрать способ добраться до Тур Эффро: по суше или по морю. Вам всем выдадут лучших лошадей королевских конюшен, как и сказал это ранее Пентаур… Однако, если вы решите отправиться по морю, этого золота будет достаточно на места на корабле, отправляющемся из Горт Гелина на север в Эсгор Гледд через Тур Эффро. Помните: обычно корабли лошадей не перевозят — эти воды непросты, а также далеки от источников важных товаров, и любая возможность заполнить трюм не лошадьми, но нашими товарами в надежде обменять их на «их» товары всегда в приоритете у капитанов. Я не утверждаю, что это невозможно, но всё же — если вы решите быть в седле во время вашего расследования в Тур Эффро, возможно, стоит отправиться по суше, а золото, — женщина указала взглядом на мешочек на столе, — послужит вам для оплаты постоя и пропитания для вас и коней. Тем не менее, — Изёльт подняла руки, показав ладони нашим героям в защищающемся жесте, — я не утверждаю, что отправиться по суше будет лучше; кто знает, может, вы сможете убедить капитана взять и вас, и ваших коней в качестве пассажиров. Стоит поспрашивать… Помните — как только вы выйдете за врата Багряной Цитадели, вы окажетесь сами по себе. Вы — более не царевичи, не королевичи, и даже не эмиссары короны, вы — те, кто должны привлекать к себе максимально минимальное внимание, чтобы Сумерки не заметили вас, потому вся логистика — к сожалению — на вас.

Изёльт достала свой маршальский жетон — на нём была изображена тисовая веточка с ягодами — и торжественно показала его кадетам:

— В тех местах, которые лояльны Брейниону и его идее, у тех феодалов, которые — сторонники идеи содружества и взаимопомощи, этот жетон сможет творить чудеса. Ибо таким он и подразумевался изначально. Но… Как я уже сказала, мир меняется медленно, исподволь, потому для того, чтобы спустя полвека в любом уголке Земли при виде нашего жетона любой был готов помочь не по доброте душевной, но из уважения и почтения к нашей гильдии, нам нужно будет приложить максимум усилий. И потому... Будьте осторожны и избирательны в том, кому вы доверяете, показывая свой жетон.

***
Ритика поблагодарила рыжеволосую деву за дар, сложила руки ладошками перед грудью и чуть склонила голову. . Пусть он был невелик, главное, что он шел от самого сердца.
- Когда мы вернемся с нашего первого задания и станем Красными маршалами, нам нужно будет с тобой еще раз встретится. Я владею многими знаниями и техниками развития духа и тела, которые неведомы в этих землях. Возможно, что-то из них поможет тебе найти свой путь. И помни, что Агни - огонь, многолик и многогранен. Возможно твой путь, это путь огня, который будет выжигать Скверну из ткани нашего мира. А пока, спокойной ночи.

***
Когда остальные разошлись Наир не торопилась вернуться в свою комнату. День был насыщенным на события, но не на напряжение тела. Так что тело пока не нуждалось во се, а вот осмыслить все произошедшее «пока угли не угасли» стоило. Девушка поднялась на стену Цитадели и оттуда смотрела не небо и землю. Густая, ощутимо плотная белая. Клубящаяся туча шла мимо замка справа налево. Впереди несколько вытянутых облачков, похожих на змей. Казалось, что они шли буквально на одном уровне со стеной замка. Но разум Ритики понимал, что это только обман чувства. Облака летели быстро, а здесь, вокруг нее, не было такого ветра. Бывшая царевна думал о многом. О становлении кадетом, встрече с местными богами, о своих видениях на Небесах и своих новых товарищах, которые могли стать друзьями. К сожалению судьба развела ее и Эйнет в разные группы, а именно к этой рыжеволосой у Наир возникла симпатия. Ну. ничего, не из одних походов и битв жизнь состоит, будет время пообщаться. В конце концов Ритика решила, что сделал сегодня шаг к тому, чтобы стать в этих землях своей. И боги и люди ее приняли, осталось показать себя. Девушка не смогла бы потом сказать. Сколько стояла. Но когда она обернулась, чтобы вернуться в свою комнату, то белая «вата» залила собой все небо, погасив своей плотной пелене свет и луны и звезд. И только далеко, у горизонта, была тонкая полоска ночной темноту.

***
В своей комнате Ритика еще зажгла благовония и почитала гимны своей Богине, прежде чем лечь спать. Лучше бы она этого не делала. Ведь сон обернулся кошмаром. Но не просто кошмаром, а нашедшем отражение в реальном мире. Прямо на прекрасном, тренированном теле Наир. Во время сна она сопротивлялась изо всех сил и пыталась дозваться до своей небесной покровительницы. Может поэтому участок изменившейся плоти был небольшим. Черное пятно, в левой верхней части живота, чуть ниже ребер, размером примерно с золотую монету. Вот только формой напоминало летящую птицу, точнее, силуэт, тень от птицы. округлой формы. Он был поход на синяк от сильного нажатия пальца. И ощущался в ее плоти как уплотнение. О, правители земель и руководство ордена могли бы узнать о себе много нового, если бы услышали в этот момент Наир. Устроили они Цитадель в бывшем месте тьмы и мерзости, вычистили они его. Похоже, кто-то со своей задачей совсем не справился. Первым порывом Ритики было просто взять кинжал и вырезать из тела эту пакость, или выжечь ее ядом. Но потом тренированный разум уже-не-наследника подсказал не спешить. Никаких особо неприятных ощущений сейчас от этой опухоли не шло. Но кто знает, как она отреагирует на попытку уничтожения, что если станет в ответ расширяться?! Девушке явно не хватало знаний о Скверне, чтобы ответить на этот вопрос. Так что Наир решила отложить решение этой проблемы на время, когда вернется с задания и станет полноправным Красным Маршалом.

***
После случившегося Ритика не стала отказываться от обычного утреннего ритуала. Который включал в себя омовение, йогу и обращение к Куатберакунпанжанг. Собственно решение проблемы с меткой Скверны можно было попробовать решить и непосредственно со своей Богиней. Но на это сейчас просто не было времени, ту одних гимнов и воскурений будет мало. Так что на собрание Наир пришла хмурой и молчаливой. Извельт ей понравилась и в другое время и при других обстоятельствах Ритика с удовольствием бы с ней побеседовала.
Сейчас же просто ограничилась фразой, что вопросов не имеет.

Когда же провост - мастер закончила, девушка предложила братству Боярышника проголосовать за путь до Тур Эффро.
- Кто из вас за водный путь, а кто за путь по суши? Я, лично, прекрасно езжу верхом, и не слишком люблю корабли. Так что мой выбор очевиден.

  В ответ на упрёк, Хель лишь тяжело вздохнул и угрюмо кивнул. Оправдания из его уст прозвучали бы глупо и не к месту, а рассказывать правду было опасно. Похмелье воительница ещё могла бы принять за смягчающее обстоятельство проявленной рассеянности, но вот недосып вызвал бы вопросы, необходимость рассказать сон и далее показать полученную отметину. К каким последствия это могло привести можно было только гадать. В лучшем случае отстранение от задания, в худшем - бесславную гибель, но любой из этих вариантов сулил праздное существование, а не славные битвы и имя в легендах.

  Переубеждать Изёльт так же было бессмысленно. У чужаков свои правила и то, что привести “живым” не всегда означает целым, тоже. В конечном счёте без рук Оскверненный не нападёт, а без ног не сбежит, да и нести так легче. Да, такой пленник не сможет стать трэлом, но суд над предателями обычно заканчивается смертью, а руки и ноги не так уж и важны в показательной казни. Есть множество способов, как продлить агонию. Тот же “кровавый орёл” совершенно не нуждался в наличии конечностей жертвы.

— Как скажете, провост-мастер… Будем послушными пёсиками. Но если кто-то станет угрозой для меня или моих соратников, не могу обещать, что будет доставлен живым на суд или одним куском…

  Северянин обвёл взглядом товарищей и весело хмыкнул, давая понять, что не собирается ставить благие цели Алых Маршалов и Красной Розы выше здравого смысла и выживания отряда.

  Разумеется это было дерзко, но на войне не может быть иначе. Бей или будешь убит. Сострадание или сомнение в бою может стоить жизни. И лучше получить наказание после, чем остаться среди мертвецов на поле. Впрочем, Изёльт так много говорила, что к концу её монолога Буревестник вновь потерял нить повествования и в памяти остались лишь короткие обрывки о том, что предстоит быть хитрым, но сильным. Или сильным, но хитрым?

  От размышлений и поедания сыра его отвлёк вопрос принцессы.
Подперев челюсть кулаком, мужчина принялся размышлять о преимуществах того либо иного способа путешествия, молчаливо поглядывая на спутников в ожидании их слова.

Свейн со спокойной иронией покосился на Хельгарда. Соседушка был ужасающе, просто фундаментально прямолинеен. Кто ж с порога-то говорит о резне? Надо помягче как-нибудь, по-доброму. Ну, чтобы случайно не оказаться на злодейской стороне сказания.

— Собрат мой сказать хочет, что хоть закон обязались мы чтить свято, но жизнь человеческая превыше закона. И, ежели не будет исхода иного, на силу силой ответим. О сём скорбим заранее, но и медлить, в случае чего, не станем.

Сидх дипломатично улыбнулся и чуть поклонился провост-мастеру. «Вот мы, как на ладони, герои из героев, и свет цивилизации на наших плечах». Как известно, все герои — хорошие, пока не станут злодеями, и все, что делают герои — добро безо всяких «но». А если супостат какой после встречи с героем заявится на суд без головы — так кто ж ему виноват? Думать заранее надо было, готовиться к важному жизненному экзамену. Запастись головами заранее, что ли. На всякий случай.

И еще одна кроткая улыбка. Изёльт подтвердила именно то, чего ждал Свейн. Как бы трагично это ни звучало, но Красные Маршалы были оставлены на произвол судьбы - без поддержки, без подмоги, без логистики… Без контроля. О, сколько ужасных, сокрушительных, чудовищных случайностей может произойти в совершенно не связанном с ними присутствии бесконтрольных сыщиков! Какие кошмары только и ждут, что толкнуть несчастных жертв прямиком в объятия Истинной Веры!

В общем-то, Свейн не был злодеем. Хоть фейское коварство и отравляло его кровь, но мотивы у него были самые лучшие. Эмиссар вполне четко осознавал свою задачу: нести покой и благоденствие миру, дабы наладить связи и добрососедские отношения между государствами людей и Морозной Луной. Для достижения этой цели необходимо было удовлетворять чужие потребности через дружбу и магию, но вот выбор методов ложился целиком на Фрости. И на его товарищей, конечно же. И если спасённые не станут лишний раз задумываться о возможной правоте злодея, а, наоборот, будут счастливы и благодарны спасителям немного больше, чем ожидалось — это ведь прекрасно, не правда ли? Меньше злодеев — меньше горестей. Меньше печалей — больше счастья. Больше счастья — больше счастья. Простая арифметика.

В мире Свейна не было места трагическим злодеям, антизлодеям, сероморальным благонамеренным экстремистам и прочим рефлексирующим тряпкам, растягивающим хронометраж. А вот лошадям и кораблям место как раз нашлось, и юный фейри принялся усиленно размышлять о делах транспортных.

С одной стороны были лошади — удивительно скучные животные. Лошадки умели ломать ноги и долго страдать; умели ломать ноги СЕБЕ и страдать не так долго; могли, для разнообразия, не ломать ноги, а еще имели не очевидные связи с болотами и туманом, но это Маршалам вряд ли бы на что-то сгодилось. Что до остального — вчетвером было трудно изобразить могучую кавалерийскую волну, разметающую неровные ряды разбойников, а погони верхом куда менее привлекательны для участников, чем для читателей. В конце концов, даже промороженная фейская задница — штука хрупкая и одноразовая, не стоит подвергать её чрезмерным нагрузкам... С другой стороны, поездка на корабле — это ужасная качка, морская болезнь, возможные нападения пиратов, морские чудовища, бури и катастрофы! Возможно, корабль сядет на рифы, и им придется есть друг друга, чтобы поддержать свои жалкие жизни, или во время грозы удары молний подожгут корабль, и им останется только беспомощно смотреть, как волны подбираются все ближе, по мере того, как судно медленно погружается в глубины вод, навстречу голодным пастям ужасающим морских тварей, или… По мере того, как воображение живописало Свейну ужасы морского путешествия, его выбор становился все более очевидным, пока, наконец, он снова не открыл рот:

— Я понял тебя, о Змееликая, и полностью согласен! Воистину, нам следует избрать корабль!

Выбор Ритики был ему полностью очевиден. «Я отлично знаю лошадей и совершенно не знаю корабли. Очевидно, нужно отбросить знакомое и познакомиться с незнакомым». Логика Свейна была абсолютно безупречна, но все же следовало подкрепить её дополнительно. Сидх поторопился продолжить, от волнения даже перейдя на почти нормальную речь:

— Корабль донесет на крыльях ветра, и мы будем на месте быстрее. Он войдет в порт, и мы сразу воочию увидим осиротевший маяк и того, кто не щадя сил своих, поддерживает работу порта и направляет корабли слабеющими руками. Мы меньше устанем с дороги и заметим больше деталей по прибытии. Нам легче будет затеряться в толпе, ведь в порт, вероятно, прибывает больше людей, чем приходит дорогой. Также в порту проще будет собрать урожай сплетен, ведь кто большие сплетники, чем моряки, сошедшие на берег? Наконец, нам в принципе будет гораздо легче в случае чего объяснить, почему же мы так заинтересованы в этом маяке, не выдавая себя — ведь мы «только что прибыли и услыхали новости». Мы даже сможем притвориться, что встретились случайно, что даст нам преимущество гибкости. И, кстати, на лошади я ездить не умею.

То есть рассчитывать придется только на самих себя... Ну что же, привычная ситуация. А насчет маршрута... Йоло раздумывал. С одной стороны суша была ему привычней - да ладно, кого он обманывает - он ни разу не выходил в море, хотя ему и приходилось путешествовать по рекам и озерам - но с другой стороны, вполне вероятно, что возвращаться им придется другим путем и что-то подсказывало кадету, что обстоятельства в этот момент будут не очень благоприятными. В таком случае, уходить лучше способом, который тебе более знаком. Да, у них не будет лучших лошадей королевских конюшен, но лошадь все-таки раздобыть легче, чем корабль, да и перекрыть порт легче, чем весь городской периметр. Кстати, есть ли вокруг Тур Эффро стена? И да, надо будет освежить знания об устройстве маяков...
- Я за то, чтобы отправиться морем, - подвел итог размышлениям Йоло.

  Соратники высказались, и мнение каждого было услышано. На лице Хельгарда проступила ещё большая задумчивость. Возможно, он мог бы усмехнуться, порадоваться очередной неудаче Ритики, но в сердце Буревестника не было ни злобы, ни тщеславия, ни гордыни.

  Тяжёлым взглядом окинул юную принцессу и едва заметно кивнул. Да, она молода, но не глупа. Поймёт — если ещё не догадалась, — какой путь предпочитают северяне, когда дело касается дороги и чести.
— Ты прав, Свейн, — сказал он, голосом ровным, но весомым. — Кнорры и аски идут по воде быстрее коней. Им не нужна еда, и не нужен отдых, — проговорил Хельгард, знавший море так же, как свою ладонь, и не раз водивший корабли через бури. — На драккаре мы достигнем мыса Торанн быстрее. Но спешка ли нам ныне помощница? Придём мы раньше или позже — это не вернёт семью Реона из Эффро и не обрушит Башню Бдящих в море…

  Задумчиво почесал подбородок и взглянул на ладонь, будто считая в уме, а может, просто разглядывая старые мозоли от вёсел.
— Любой корабль ограничен вместимостью. А конь весит и занимает место, как четверо воев. Не говоря уж о фураже, воде и припасах. Каждому из нас обещано по доброму жеребцу… Это цена шестнадцати бойцов, если не больше. Да и лошадь — не моряк: в шторм запаникует, а нужду справлять с борта при всём народе — не каждому охота, — он чуть усмехнулся, но, заметив взгляд Ритики, опустил глаза, будто извиняясь.

— Если хоть один конь не переживёт плавания — дальше придётся идти пешком. Это замедлит путь, усложнит возвращение. Я не конюх, да и в седле держусь посредственно, но знаю одно: лошадь пройдёт не более двадцати, двадцати пяти лиг за день, а пеший воин способен осилить тридцать и больше.

  Взвесил на ладони мешочек с золотом, задумчиво слушая, как звенит металл.
— Цена велика, а выгода мала. Почти всё золото уйдёт в дорогу. Лучше взять заводных коней — тогда по пятьдесят лиг в день осилим, и не медленнее корабля будем. А для скарба — пару вьючных. Вода — в колодцах, еда — в поле. Лес накормит, напоит и укроет. Или, если угодно, примкнём к каравану, нанявшись в охрану. А золото лучше приберечь — оно языки развязывает не хуже меча. Да и пригодится: коня подковать, сбрую прикупить, кров и стол оплатить…

  Подкинув мешочек, он ловко перекинул его Свейну.
— Я за то, чтобы идти сушей. Так надёжнее. Да и обратно трофеев можно больше привести, — сказал он с лёгкой ухмылкой, в которой было и лукавство, и старая воинская правда.

  Кто о чём, а эттиры всё о славе да наживе, даже там, где и думать об этом вроде бы не место.

  Обвёл спутников взглядом, затем перевёл глаза на женщин и коротко кивнул южной воительнице:
— У сестры нашей слово есть. Решение общее должно быть. Если сами не сойдёмся — пусть провост-мастер рассудит.
Он замолк, ожидая ответа, всё тем же неподвижным, тяжёлым, но честным взглядом северянина, привыкшего слушать шторм — и ждать, пока стихнет ветер.

Ритика хмыкнула, негромко, еле заметно, а ее прекрасные губы на миг образовали улыбку.
- Все так, Хельгард, все так. Но, видимо, ты немного невнимательно слушал нашего друга Свейна. Тот прямо сказал, что не умеет ездить верхом. Сомневаюсь я и в том, что Йоло привычен к дальним дорогам на спине коня. Признаю, об последнем я немного не подумала. Так что не дело будет, если трое будут ехать, а один идти пешком. Придется плыть, хоть сердце мое и не лежит к деревянным "птицам", летящим по морским волнам.

Она перевела взгляд на Фрости:
- А тебе, придется научится ездить верхом, как можно скорее. Иначе ты будешь обузой для всего братства. Пусть пеший переход не так уж слишком отличается от конного, но в случае нужды конь движется намного быстрее человека. А это может оказаться разницей между жизнью и смертью.

Свейн любил демократию. И республику бы обязательно полюбил, но, к сожалению, родился слишком поздно, чтобы возглавить восстание рабов, и слишком рано, чтобы присоединиться к рабочему движению. Но демократия... О, демократия! Эти бесконечные дебаты, поливание оппонентов грязью, драки в парламенте, осуждение оппозиции, ежечасная смена собственного мнения и другие, столь близкие фейскому сердцу занятия! Если бы Свейн не был величайшим (в ближайшей перспективе) героем на свете, он стал был политиком, и потому его заочно коррумпированное сердцечко забилось чаще, когда Йоло безапелляционно поддержал "морской" план, а Хельгард не менее уверенно, хоть и очень мягко, начал выстраивать линию сопротивления. Идеальный баланс уже практически был в его руках - совсем как заветный мешочек золота, не менее ловко пойманный его изящной рукой... Но царевна далеких земель, коварная в своей мудрости, вдруг переменила своё мнение! О нет, как она могла?! Чувствуя, словно земля уходит из под ног, Фрости погрузился в чертоги разума, стремительно перебирая все уже сказанное в поисках новой лазейки. Йоло? Слишком осторожен, не прицепиться. Хельгард? Его план был возмутительно разумен и отвратительно трезв, так что ему не хватало безуминки, чтобы пересилить спокойную вменяемость Ритики...

О, неужели же они изберут путь глубоких вод? Долгий монотонный путь, дни и дни унылого рассматривания однообразных волн и свисающих задниц, теснота и скученность, и натужное морское братство, которое всегда возникает, когда толпу потных моряков на полжизни запирают в пространстве размером с избу... Кто мог измыслить столь безумный план? Спаси же, Ритика! И Ритика спасла. Все одной неосторожной фразой Королева Змей открыла для себя врата в пылающую преисподнюю, коей является любая преподавательская деятельность, а Свейн не преминул подкинуть дров.

— Упрек твой в цель попал, сестра, и я пристыжен. Не знал коней доселе я, ведь в хладе им не жить. Но и птенец, летящий вниз, навстречу смерти, не ведает о небесах и силе крыл. Постыдно убоялся я пути, что был сложнее; и новые возможности едва не упустил.

Увесистый мешочек золота снова сменил хозяина, с вальяжной плавностью устремившись по воздуху прямо в руки Ритики. Таскать при себе тяжеленные куски металла — это тебе не снежки лепить. Лапки быстро устают, а их тоже беречь надо.

— Собрата план я вижу мудрым самым. Чем лучших гнать коней — возьмем обычных мы. Пройдя землей и лесом, словно звери в стае, войдем в ворота снова мы людьми. Пока же будем мы в дороге сложной, длинной — поучишь нас ты обращенью с лошадьми... Согласна ль на такое, Королева? И что об этом, братья, думаете вы?

Упиваясь собственным опереточным злодейством, Свейн широко и совершенно обезоруживающе улыбнулся, кося глазами на провост-мастера. Насколько именно еще хватит её долготерпения? Нет, Фрости не боялся гнева высокого начальства. Ему действительно был интересен точный конкретный срок — такова уж натура ученого.

На сей раз провост-мастер весьма очевидно нахмурилась и устремила свой тяжёлый взгляд на эттира:

— Я спишу это на то, что мы общаемся на Эмпорики, а наши родные языки — разнятся. Во-первых, от вас мы ждём не послушности, но проактивности. Во-вторых же — именно об этом уже дважды было вам сказано, сначала — Пентауром, после — мною: «С Сумерками души — убийство всегда должно быть крайней мерой, лишь в случае самозащиты или защиты тех, кому они угрожают, и лишь тогда, когда иных выходов нет». В этой фразе чётко указано, что если что-то или кто-то представит угрозу вашим жизням, или жизням ваших сотоварищей — вполне ожидаемо, что вы будете защищать себя и своё братство, иного мы бы и не хотели. Ключевое слово тут — «крайняя мера», сиречь прежде, чем тянуться к оружию, будет полезно на мгновение задуматься, нет ли иного способа решить конфликт, и если ничего иного, кроме как сражаться не остаётся — что ж, такова на то воля богов, и достойной вам битвы!

Изёльт всё же сменила хмурость на милость и улыбнулась — у неё, как оказалось, была чрезвычайно привлекательная улыбка, даже несмотря на далеко немолодой возраст воительницы:

— Что же до проактивности… Мне уже нравится то, что вы не ждёте от меня решений касательно того, как вам добираться и что делать. Думаю, напоследок мне стоит детально объяснить, как работает наша гильдия. Мы — не всеведущи и не всемогущи, но мы стараемся бороться с проявлениями Сумерек по всему миру, начиная с Брейниона. О нас знают, но нам пока что не доверяют — во всяком случае так, как было бы идеально для успешности нашей общей миссии. Не стоит также забывать, что у Сумерек — и в первую очередь у основного их «деятеля», у Зодчих Туманов — есть соглядатаи и тайные агенты, скрывающиеся под личинами власть имущих, жрецов, учёных — повсюду, и потому даже в случаях, когда мы забываем об осторожности и начинаем делать открыто, как гильдия, созданная Советом Владык и служащая ему, мы часто или не получаем никакой помощи, или получаем противодействие, прикрытое дипломатическим лицемерием как «неспособность помочь» или «уж вы простите, но в чужой монастырь со своим уставом не ходят; наши законы — таковы». Лишь в редких случаях мы получаем поддержку власть имущих и сведущих, и даже в таких случаях мы не можем быть уверены, что нам не предоставят заведомо сфабрикованные ложные улики или неправдивые сведения. Именно поэтому каждый раз, когда мы узнаём о чём-то, что может свидетельствовать о происках Сумерек — мы отправляем туда наших агентов, наших маршалов, чтобы они на месте, не привлекая внимания (если в том нет нужды; если она есть — не вопрос), расследовали и исследовали всё на месте, — провост-мастер указала пальцем на Тур Эффро на карте.

— Потому что наши информаторы высылают нам лишь сводки событий, тезисные упоминания о фактах, а не многостраничные тетради со всеми деталями и подробностями; им за это не платят. За детали и подробности мы платим маршалам: вы отправляетесь на место, проводите рекогносцировку, опрашиваете свидетелей, узнаёте местные слухи, легенды, сказания, интересуетесь особенностями местной географии (наши карты, увы, несовершенны), осматриваете места преступлений, и сами на месте решаете, что вам делать, кем представляться, как поступать… И прочая, прочая. Иначе смысла в гильдии не было бы вообще — если бы мы сразу получали детальнейшие отчёты с мест, если бы у нас были глубочайшие познания о каждом уголке нашего безграничного мира; мы бы наверняка смогли бы определить причины события и отправить на место обычных солдат для поимки преступников. Вы — агенты, а не исполнители воли, а «агент» на Церемониальном значит «деятель». Не «исполнитель». Но при этом, как я и сказала неоднократно ранее, действуя вы обязаны придерживаться моральных ценностей и правил гильдии, если хотите, чтобы ваше будущее было связано с нею… — последние слова Изёльт почти заглушили перезвоны колоколов на часовой башне цитадели. Услышав их, провост-мастер вскинула брови, словно вспомнила что-то, о чём почти забыла:

— На сим я вынуждена откланяться — ещё несколько братств ждут своих брифингов, — с этими словами галлийка вежливо кивнула каждому из кадетов и, взяв со стола несколько свитков, удалилась из зала совещаний, оставив наших героев предоставленными самим себе…

Ритика улыбнулась. После речи Изёльт ей стало понятно,что она немного не так представляла действия «агентов» ордена. До этого ей казалось, что работа Красных маршалов будет более открытой и с тенью государства за спиной. Ну, примерно как у шерифов, которые борются с ворами, убийцами и разбойниками. На самом же деле им предстояло таиться и играть, что было с одной стороны сложнее, а с другой интересней. Да, у них были "волшебные" знаки, вот только выяснилось, что они могли как помочь, так и навредить.

Когда провост - мастер ушла, она снова обратилась к товарищам по Братству.
- Раз Свейн Фрости уверен, что сможет выдержать путь на лошадях, быть посему. Трое высказались за путь по суши, значит можно идти, выбирать лошадей.
Про себя девушка подумала, что если этот шаловливый и непостоянный гандхарв сотрет себе с непривычки задницу, она его жалеть не будет. Правда тогда действительно придется присоединяться к каравану и вести Фрости в повозке.

- Только перед этим стоит решить еще один вопрос. Возможно, что мы справимся с заданием, ни разу не обнажив клинок, хоть в это я и не верю. Но, в любом случае, нашему отряду нужен военный вождь. Потому что в бою, когда он случится, некогда будет советоваться друг с другом. В бою отряд должен быть одним кулаком, а не четырьмя отдельными пальцами. Я предлагаю выбрать военным вождем нашего братства Хельгарда Бьёрсона. Может я и сильнее его, но у Буревесника точно больше опыта, так как я участвовала только в одном настоящем бою. Что скажете, братья?

Слова Свейна напоминали первый лёд. Вроде бы вода встала, укрылась непроглядной белой пеленой, но ступи ногой и провалишься в холодную пучину. Слишком хрупкий и тонкий слог, далёкий от простого и надежного северного наречия.

— Мудрое решение, — Приободрил Хель, когда после продолжительного молчания и осмысливания всех словесных пируэтов вернулся к цели предстоящего похода.
— Сражение на воде требует особых навыков и слаженности. Бой ограничен палубой с которой не сбежать и не отступить. Падение в воду также не сулит ничего хорошего, а умение плавать не менее важно, чем владение оружием. В это неспокойное время наш отряд ещё не готов к походу по волнам. Будь здесь моя десятка и драккар было бы проще, но… Лучше спокойно идти по суху, чем судорожно барахтаться в темных водах.

Мужчина утвердительно кивнул, взвешивая на ладони обух боевого топора.
— В походном строю нам нужен дозорный. Хорошо, если это будет опытный и умелый всадник, что сможет кружить окрест и предупредит о приближающемся противнике. Видится мне, что Ритика достаточно умела в обращении с лошадьми, чтобы не уставать и стать нашими глазами и ушами на несколько лиг вокруг. Моя сила в строю и непоколебимости, будет лучше если встану стеной на пути противника и подниму щит над чародеем и мастеровым, чтобы могли из за щита сулицами да льдинами недругов охаживать…

Буревестник не был уверен, что за минувшие недели тренирвок он верно смог распознать сильные и слабые черты кадетов. Знай он наперед, с кем предстоит идти в поход, смотрел бы пристальнее, а так два глаза на восемь человек оказалось маловато. Тем не менее, как бывший десятник, он старался каждому вою подобрать место, где тому будет проще использовать привычные маневры и тактики.

Для Ритики была важна скорость и пространство, именно по этой причине наскок-удар-отскок казался идеальным решением. Свобода выбора, маневра и перемещения, возможность быстро сменить фланг делали её сильным мобильным бойцом.
О фейри Хель знал не так много, но понимал, что ворожба требует внимания, сосредоточения и концентрации. Такому вою будет сподручнее вести бой из относительно безопасного места, как лучнику из за спин товарищей.
Йоло же вовсе не выглядел, как боец но от того его роль в отряде не становилась меньше. Скорее наоборот. Это Ритика могла ускакать прочь, а вот необученные верховой езде эттир и фэйри далеко не убегут. Значит должен быть кто-то, кто будет править повозкой, подавать стрелы, метать сулицы и горшки с маслом , управлять повозкой и оберегать тыл, пока вокруг будет идти битва. А опыт с оружием придет, благо Хель знал с чего начать обучение, чтобы молодь себе руки и ноги не разрубала.

— Если решили, что идём сушей, то предлагаю взять шесть коней и телегу. Два для Ритики, основного и заводного, и две пары тягловых, которых сможем менять, а в случае нужды оседлать. Так и в скорости не потеряем, и вещи везти сподручнее, и по золоту не столь накладно. Надо подумать, какие вещи нам нужны в бивуак. Еда, вода, утварь кухонная, запасные стрелы, точильный камень, веревка да шатер?
Когда речь вновь зашла о главенстве в отряде, Буревестник с тоской оглядел присутствующих.
— Кхм, у нас слишком разномастный отряд, чтобы придерживаться некоего единого устоявшегося принципа. Вы не северяне, чтобы знать построения, а я никогда не сражался с южанами и фейри. Мой опыт десятника не делает меня воеводой, более того, мне потребуется ваша помощь. Слишком многому мне предстоит научиться, чтобы все вы вернулись домой живыми. Кио мне свидетель, я не хотел этой ответственности, но если доверите мне свои судьбы и жизни, я не опущу рук, что держат над вами щит. Если кто-то из вас окажется более умелым или достойным, мы пересмотрим принятое сегодня решение. Я вижу перед собой достойных мужей и жен, каждый из которых мог бы возглавить отряд. Возможно так и будет, но у каждого в своё время. В бою, в торговле, ворожбе или переговорах.

Опершись о подлокотник кресла, Хельгард поднялся на ноги. Собрался было уходить, но остановился, оглянулся и улыбнулся, поймав себя на том, что по инерции действует как эттир.

— Идём, а то всех хороших коней разберут…

Итак, выбран сухопутный путь, хотя Йоло выступал за морской. Ну что же, урок ему на будущее - надо было не ограничиваться одной фразой, а привести аргументы в обоснование своей точки зрения. Если он собирается добиться высокого положения - а он, несомненно, собирался - таких промашек допускать нельзя. Командир, конечно, может приказать, но люди лучше выполняют приказы, если понимают для чего это делается. Кстати, о командире. Риттика предложила на эту должность Хельгарда. Почему бы и нет? Тем более речь идет о военном вожде - Йоло реально смотрел на вещи, в бою он был не очень, его сильные стороны были в другом. Так что пусть Буревестник парит над полем боя, раздавая команды и ведя их к победе. А он, будет помогать решать задачи, оставаясь в тени. Тем более это так созвучно словам госпожи Изёльт. Кстати, возможно, это и к лучшему, что на лошадях. На суше, среди лесов, лугов, да и, наверное, гор у него будет больше возможностей проявить себя. А что может быть лучше, чем хорошо себя зарекомендовать в первом же задании?

- Я за кандидатуру Хельгарда, - поддержал Йоло предложение Риттики и слова Бьернсона, со знанием дела начавшего организовывать поход, тут же подтвердили правоту сделанного выбора.
- Что же касается сбора в поход, то если мы не собираемся придумывать себе какую-то особенную историю, то названного Хельгардом в принципе должно хватить. В случае чего, простейший ремонт я смогу сделать сам, а обычные товары наверняка продаются в окрестных деревнях, - согласился и с Буревестником Йоло. Насчет простейшего, он, конечно, поскромничал, но лучше, если товарищи оценят его способности на основании реальных результатов. а не слов.

ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР «ХОРОШИЙ АНВАР»
ТУР-ЭФФРО [Гвинедд, Брейнион]

день-Холмов, 10-й день месяца Ривион
1368 г. Р. И.

Получив у интенданта Багряной Цитадели лошадей, провиант и финансы на задание, Братство Боярышника выдвинулось в путь. Колокольня на городской ратуше прозвонила третий колокол; если наши герои хотели достичь Тур-Эффро максимально быстро и прибыть в город не среди ночи, им стоило поторопиться. Друиды из ордена эстидов — «слушающих» — услышали в ветрах, что ближайшие много дней должна держаться хорошая погода, а значит — организованная группа всадников способна будет преодолевать до сорока земных миль по хорошим дорогам, а даже младенец в Гвинедде знал, что дороги, соединявшие все крупные города королевства, всегда поддерживались в прекрасном состоянии, ибо тем самым гарантировали минимальную затрату времени на путешествия. Гвинедд был самым большим по территории государством Брейниона, и самым нестабильным по погоде из-за расположения на северо-западной оконечности материка, потому скорость-расстояния тут всегда были болезненным вопросом, когда речь заходила о путешествиях по суше (хотя, справедливости ради стоит заметить — да и по морю тоже).

Делая регулярные привалы, чтобы дать возможность отдохнуть и лошадям, и собственным пятым точкам, кадеты медленно, но уверенно двигались на северо-северо-восток. Дорога вихляла и извивалась, будто червь, выползший на поверхность земли во время ливня. То она следовала вдоль морского побережья, где на наших героев бесстрастно взирало свинцово-серое холодное море, тёмные скалы, словно сморчки на лесной поляне покрывавшие гладь прибрежных вод, и мрачные чайки, провожавшие путников суровыми взглядами блеклых бусин-глаз. То брала куда южнее, достигая окраин Коэдвена — Вечнолесья, где глаз радовала яркая палитра красок осенней листвы, а слух — многоголосье птиц, занятых подготовкой к зимовью или к долгому перелёту в тёплые края; но при всей этой красоте сердце не покидала тревога и щемящее чувство взгляда в спину — словно кто-то постоянно взирал на Братство Боярышника из тьмы промеж древесных стволов лесной стены.

Чем дальше они продвигались на северо-восток, тем становилось холоднее, и тем меньше караванов или отдельных путников на вымощенной серым камнем дороге им встречалось по пути. Тем не менее сам факт того, что дорога, соединявшая столицу и Тур-Эффро была не грунтовая, как подавляющее количество путей в Брейнионе, но мощёная — говорила многое о том, насколько важными монархи Остролистного Сада и Вечнолесья* считали те города, которые возникли вокруг трёх главных маяков Гвинедда: Тур-Эффро («Башня Бдящих») на севере, Тур-Маэль («Башня Торгующих») на западе и Тур-Селур («Башня Зрящих») на юго-западе королевства. Как сообщил сотоварищам Йоло, который некогда читал в городской библиотеке о маяках (которых в Горт-Гелине не было, и которые молодой парень считал невероятно крутыми и красивыми штуками, и всегда хотел узнать, как они работают), названия, данные маякам, были неспроста: Тур-Селур некогда, во времена Ремийской Экспансии, служил не только маяком, но и сторожевой башней, готовой предупредить жителей Гвинедда о приближении кораблей легионеров, отправленных из Ремии «покорять варварские земли». Тур-Маэль назвали благодаря тому, что он был крайне важен для торговых кораблей, приплывающих и из далёких краёв, и со Скелтанна, и служил перевалочным пунктом и местом отдыха торговцев и путешественников. А Тур-Эффро, как следует из названия, помогал Тарвинской Стене следить за активностью анваров и, в случае, если на горизонте покажутся анварские плоты и лодки, должен был забить тревогу и предупредить Гвинедд о возвращении кровожадных дикарей.

🜌🜌🜌

Наконец к закату шестого дня серокаменная дорога вывела братство на вершину холма, с которого открылся вид на прибрежную долину, окантованную грядой холмов средней высоты, покрытых колышущимися на тихом ветру лиловыми волнами вереска. В ноздри ударил солёный аромат моря и водорослей, а сознание охватил восторг от открывшейся картины: Тур-Эффро располагался по обе стороны от высокого, c добрый десяток гвиалов* маяка (оценив на глаз высоту сооружения, Свейн усмехнулся: кимры использовали слово, заимствованное из Старшей Речи, — «гвиален» — для обозначения расстояния или длины в пять нейдов, и трактовали это слово как «жезл, посох, палка»; носители же Старшей Речи — сидхе и альвы — с зари времён использовали слово «гвиален» для обозначения мужского достоинства, что болтается промеж ног). Сам маяк, несмотря на то, что его стены были выложены из массивных гранитных блоков, выглядел хрупко и изящно — вероятно, потому что он иглой устремлялся в темнеющие небеса и чётко выделялся на фоне свинцово-серого моря; на вершине его ярко сиял золотистый свет, затмевавший свет взошедшей уже Белой Луны. Гавань Тур-Эффро была заполнена разнообразнейшими суднами: величественными каравеллами из Аквилеи, быстроходными изящными бриггами, используемыми фтессийцами для перевозки своих товаров и почтовых услуг, скелтаннские лонги — среднего размера, с широкой палубой, которая резко сужалась к носу, рыбацкими лодками и даже парусными плотами. Сам город тоже сиял огоньками, словно следуя примеру маяка, отчего напоминал летний лес, заполненный золотистыми точками светлячков; судя по многочисленным островкам зелени, местные жители, как и горожане Горт-Гелина, тоже любили сады и парки.

К тому времени, когда братство Боярышника добралось до городских ворот, те уже почти сомкнулись, и лишь громогласным окриком Хельгарда удалось заставить стражников остановить механизм. Оплатив пошлину (и оставив звонкую монету в благодарность за то, что вовремя остановили процесс запирания городских ворот), наши герои расспросили городскую стражу на предмет достойных постоялых дворов, которые были максимально близки к маяку, получили несколько названий, наиболее часто встречаемым среди которых (и наиболее хвалимым) был «Хороший Анвар». Получив указания касательно того, как туда добраться, братство продолжило путь, предвосхищая горячий сытный ужин, не менее горячую ванну и мягкую постель.

Улочки Тур-Эффро заметно отличались от улиц Горт-Гелина, как шириной (почти все были узкими — максимум два всадника могли проехать по ним так, чтобы не сбить вжавшихся в стены прохожих, а для нормального сосуществования всадников и пеших стоило вообще двигаться цепочкой один за одним), так и извилистостью: тогда как улицы Остролистного Сада были словно прочерчены под линейку и радиально расходились от Янтарного Замка, порой пересекаясь улицами, расположенными треугольниками и с высоты птичьего полёта напоминали изумруд, огранённый «розой», — то в Тур-Эффро никакой системы, симметрии или узора не наблюдалось. Из-за истории поселения, которое стихийно возникло и стихийно же, неконтролируемо разрасталось вокруг маяка, какие-то улицы были прямыми, какие-то — извилистыми, а некоторые и вовсе заканчивались абсолютно неожиданным тупиком.

🜌🜌🜌

«Хороший Анвар» представлял собой длинное прямоугольное трёхэтажное строение, крытое красной черепицей, окружённое высоким каменным забором. Внутри засыпанного свежей соломой просторного двора располагались конюшни, подсобные помещения и, собственно, само здание гостиницы; окна первого этажа, на котором традиционно располагалась таверна, приветливо светились яркими пятнами витражей. На вывеске, тихонько поскрипывавшей на ветру над воротами, был изображён вздёрнутый на дыбу бледнокожий мужчина с иссиня-чёрными лохматыми волосами; он был одет в странную клетчатую юбку, его обнажённая грудь была вспорота и залита кровью, а глаза нарочито вырисованы белыми и безжизненными. Кто-то не пожалел денег для художника, чтобы изобразить этого странного мертвеца — картина поражала проработкой деталей и качеством исполнения.

Внутри было шумно, тепло, уютно, и пахло жаренным мясом, запечённой на углях рыбой, горячим хлебом, чечевичной похлёбкой (и последствиями её поедания), а также воском — благодаря десяткам свечей, установленных в глиняные светильники и стоявших на столах, на полках, которые по периметру окантовывали всё помещение таверны, на стойке тавернщика и на каминной стойке; в огромном камине на вертеле запекался тот самый поросёнок, что так вкусно пах. Тавернщик, а точнее — хозяин постоялого двора, молодой высокий и широкоплечий кимр, румянощёкий, с золотисто-каштановыми волосами и синими глазами, как раз отрезал от поросёнка несколько ломтей дымящегося и скворчащего мяса. Стражники, благодарные братству Боярышника за монетку, которую те оставили собратьям по долгу, упоминали его имя: Глин, сын Гвилима, и говорили, что он — один из самых уважаемых людей в городе после градоначальника и Хранителя Гавани.

Всю дорогу Йоло был занят. Помимо обычных в путешествии дел - смотреть за дорогой, смотреть по сторонам, смотреть за конем - а он выбрал себе в конюшне отличного жеребца бурой масти по кличке Кенрик и бойкую караковую кобылку по кличке Касса - ему поручили заниматься хозяйственными делами. Да, кадеты не все время заняты решением задач государственной важности. И даже когда они на задании, не все время уходит на подвиги. Людям - да и коням, кстати, тоже - надо есть, отдыхать и все это. как правило, стоит денег. Так что Йоло следил. чтобы овес был хорошего качества и в достаточном количестве, чтобы комнаты были удобными - в рамках имеющихся в наличии, естественно, - и, самое главное, чтобы в счете не было приписок. Тут, следует признаться, были попытки, что называется, "договориться", но Йоло был стоек - любая проверка подтвердила бы, что сумма прописью в арваэссаве строго соответствовала оказанным услугам.

Из путешествия Йоло вынес многое - как никак это было одно из самых длительных путешествий в его жизни - но главное - это осознание того, как важны хорошие дороги. Нет, он, конечно, читал об этом, но одно дело теория и совсем другое ощутить это на собственной шкуре. Кстати, надо будет поинтересоваться, кто отвечает за содержание дороги - платит ли за это Горт-Гелин или данная почетная обязанность возложена на местные общины? Кадетский блокнот - да, Йоло вел путевые заметки, в которых отражал не только расходы отряда и краткое описание увиденного - пополнился еще одной записью...

Тур-Эффро - портовый город, но Йоло в первую очередь заинтересовали не море и корабли - это есть в каждом порту - а маяк. Тут интересно было все: и устройство сигнального механизма, и расстояние, с которого видно огонь маяка, и требуемый штат обслуживающего персонала и даже технология строительства - чтобы поднять каменные блоки на такую высоту простых лебедок не хватит. Страницы блокнота полнились новыми отметками и парой набросков...

Оказавшись на улицах Тур-Эффро, молодой кадет смог наблюдать разницу в подходах к градостроению: развивать город по единому плану или пустить этот вопрос на самотек. Хотя насчет последнего Йоло сомневался. Учитывая опасное соседство с анварами, такие узкие, запутанные и извилистые улочки могли быть сделаны специально для удобства обороны, чтобы свести на нет потенциальное численное превосходство врага. Но тут надо будет проконсультироваться с Хельгардом...

"Хороший анвар" располагался в трехэтажном, добротно построенном здании - Йоло такие нравились (ему вообще нравились хорошо сделанные вещи). Внутри было тепло и вкусно пахло, обещая сытный ужин и хороший отдых, что было особенно ценно после длительного путешествия. Да, судя по всему шестой арваэссав будет потрачен не зря. А еще кадет отметил поведение хозяина таверны: Глин, сын Гвилима, один из самых уважаемых людей в городе после градоначальника и Хранителя Гавани, сам нарезал мясо и обслуживал посетителей. Для Йоло, которого простой люд часто не признавал за своего, это было очень важное наблюдение. Вот только записывать его в книжечку он не стал.

Ритика ответственно и очень придирчиво подошла к выбору скакуна. Ведь от него будет зависеть очень многое. Погоня, доставка информации, бой, много где может потребоваться скорость, выносливость и управляемость коня. Да запросто может сложится такая ситуация, что сама жизнь будет зависеть от того, кто у тебя промеж ног. Не говоря уже о том, что царевна привыкла к самым лучшим скакунам Востока. Может у нее дома были и не лучший жеребец всего Ларнута, но во вторую десятку входил точно, причем в ее верхней части, а у ее отца в пятерку. Так что было с чем сравнивать. Лучше всего было найти породистого молодого жеребца и закрепить его за собой, до окончания службы Красным Маршалом. Когда бы конь успел к ней привыкнуть и служил бы верой и правдой. Вот только такого коня Наир в конюшне Ордена просто не нашла. Начать с того, что большинство пород коней были «северные». Отличные, более спокойные, чем привыкла девушка, сильные, но не такие резвые, как надо. А ей совсем не нужен был конь, который способен нести рыцаря в доспехах, с копьем, щитом и прочим оружием, но который не может с места рвануть в карьер и не может долго идти быстрой рысью. Так что Ритика прошла конюшню из конца в конец, а потом развернулась и начала сначала. Да еще чуть не на шипела на конюхов, от избытка чувств. В конце концов девушка нашла себе соловую кобылу трехлетку, по имени Сугартха. Та была, хотя бы, полукровкой, имея в предках не только местных коней, но и кого-то с юга. Не лучший выбор, но когда нет молока, приходится пить воду. Ритика подумала, что надо будет по возвращении растрясти свою шкатулку царевны и купить нормального жеребчика, который будет ее достоин. Вдобавок, заводной же взяла обычную местную каурую кобылу Донн.

***
В дороге Ритика не изменяла своим привычкам. Утром, она вставала раньше всех, с первыми лучами солнца. И встречала его восход комплексом Сурья Намаскар. И потом занималась йогой еще около часа. Уже началась осень, листья желтели и было совсем не жарко. Впрочем, Наир занималась йогой в одежде совсем не по этому. Она могла и на снегу и в холодной воде заниматься в одной набедренной повязке. Просто не хотела смущать своих товарищей по братству. Поэтому некоторые асаны она не могла делать в полную силу, чтобы не порвать одежду. Так же другие кадеты могли наблюдать как она каждый вечер возжигает на маленьком переносом алтаре благовония и читает гимны на неведомом им ларнутском. Правда длилось это намного короче йоги. Да и окружающим должно было мешать не сильно. В остальном же это была просто дорога, в смысле путь четырех людей через просторы Брейниона, хотя один из них и был по крови горным гандхарвом. Ритика все еще немного удивлялась тому, сколь мало людей живет на таких обширных землях. Но она старалась постичь и принять и эту землю и этих людей. Пропускала мир через себя и в ответ открывалась ему. И пела о красоте этих земель своей Богине. Когда она достигнет уровня просветления старшей жрицы, то сможет на время призывать Куатберакунпанжанг с Небес в средний мир.

***
Город Тур-Эффро девушке на первый взгляд понравился. Но его еще следовало почувствовать и понять.
- Смотритель и его семья пропала, а маяк работает. Да, было бы странно, если бы он просто погас. Но, интересно, кто же там сейчас всем заправляет? Надо будет заглянуть туда прямо с утра.

Ритика уже тронула коня и спросила у товарищей по Братству Боярышника:
- Никто еще не придумал, кем мы представимся и зачем будем искать смотрителя и его семью? Пока у меня в голове не нашлось ничего лучше, чем быть группой, которой хранитель обещал сделать или достать морские карты. Ты Хельгард лучше сможешь сказать какие он мог обещать карты. Будет хоть какой-то повод его искать. Если ни у кого не найдется предложения лучше.

Здание постоялого двора Ритике понравилось, а вот название и вывеска нет. Настолько, что девушка нахмурилась. Она понимала заложенный в этом смысл, но не принимала его. Анвары могли быть врагами местным жителям, но глумится над тем, кто не может тебе ответить, подло. Если бы Ритика была анваром, то просто из принципа бы сожгла такое место. Так что Глен, или Гвилим, или их более ранний предок просто взращивали ненависть на пустом месте. Такое не могло понравится Наир и она уже пожалела, что они выбрали это место.
- Ну, давай познакомимся, Гвин, сын Гвилима, - подумала она. - Посмотрим, за что тебя так уважают в этом городе.
Ритика вежливо поздоровалась, широко улыбнулась и спросила, найдутся ли в сем доме места для четверых путников и их коней.

  Привыкший ходить по воде, сын рыбака разбирался в кораблях; выбрать женщину для него тоже не составило бы труда, а вот коня ему прежде выбирать не приходилось. Именно поэтому он остановился у ворот конюшни, пропуская всех вперёд и наблюдая, кто и как делает выбор. Он слушал, что говорит и советует конюх, присматривался к животным и людям, но, как ни старался, понимания это давало куда меньше, чем хотелось бы.

  Оказавшись в числе последних, Хельгард обошёл стойла, осмотрел оставшихся невостребованными животных и, не мудрствуя лукаво, решил положиться на волю богов. Проще говоря — закрыл глаза, несколько раз крутанулся на месте и сделал шаг вперёд.

  Когда он открыл глаза, перед ним стоял пегий конь, флегматично жующий сено и безразлично косящийся на конюха своими голубыми глазами. Животное не тянулось к людским рукам, не било копытом и не фыркало в возмущении. Шерсть была цвета топлёного молока с белыми и серыми вкраплениями; грива — чуть темнее, короткая, словно подрезанная. Глаза спокойные, внимательные — не пустые, но и не пугливые. Дыхание ровное, тёплое. Копыта крепкие, спина широкая — под седло ляжет хорошо.

Северянин подошёл ближе и положил ладонь на шею коня. Тот дёрнулся было, но не отступил.

— Этот пойдёт, — сказал Хельгард конюху.

  Тот, однако, сразу предупредил, что лошадка с характером и под любым седоком ходить не станет. Хель лишь отмахнулся от предостережений — богам, мол, виднее.

  Второго коня он выбирал примерно так же — на удачу. В итоге стал обладателем северного тяжеловоза: выше и крупнее прочих, с массивными копытами и рельефной мускулатурой, перекатывающейся под белоснежной кожей. Такой и троих седоков увезёт, и телегу потянет, не заметив веса, пройдёт там, где иные ноги переломают.

Выведя коней во двор, Хельгард сразу направился к Ритике, чтобы та научила его правильно седлать и показала, как держаться в седле.

— Ри, научи меня, как с животными обращаться: как седлать, как верхом держаться, — с привычной прямотой попросил Буревестник, когда принцесса сноровисто закончила осёдлывать свою кобылу.

  Выбор девушки показался северянину странным: лошадка выглядела хрупкой и тощей. Впрочем, возможно, так даже лучше — стройной наезднице с такой управляться проще.

  Следующий час Хельгард внимательно смотрел и слушал юную наставницу, стараясь выполнять все её указания. Не с первого раза, но у него получилось приладить седло и затянуть ремни так, чтобы оно не скользило, а животное не задыхалось. Всё же седельные ремни — не корабельные канаты, и силу натяжения здесь приходилось рассчитывать иначе.

  Шторм — а именно так звали пегого жеребца с голубыми глазами — стоически терпел издевательства неуклюжего северянина, но с лихвой вернул накопленную обиду, когда массивная туша Буревестника попыталась взгромоздиться в седло. Скверный характер и злопамятность животного проявились во всей красе: каждая попытка заканчивалась неудачей, отправляя воина на землю. То конь отойдёт на шаг вперёд, то в сторону, то развернётся, то внезапно встрепенётся — и всё это сопровождалось заинтересованным взглядом и ехидным ржанием. Вскоре ржали уже все, кто находился на внутренней площади цитадели.

  Два десятка падений и ушибов могли бы остановить кого угодно, но не упрямца с Эйярика. Он падал, ворчал, поднимался и снова повторял попытки, даже когда едва не получил копытом по голове. В конце концов Шторм устал от однообразия и позволил седоку занять место на своей спине — лишь затем, чтобы начать вставать на дыбы в самый неподходящий момент и своевольно реагировать на любые попытки управления.
К концу первого дня, когда они покинули цитадель, Хельгард сбился со счёта, сколько раз оказывался на земле. Казалось, Шторм просто издевался: пройдёт сотню шагов — и намеренно сбросит седока, то перейдёт на бег, то начнёт кружиться на месте. Благо рядом была Ритика и подсказывала, что он делает неправильно. В итоге к вечеру у Хельгарда болело всё — даже то, о существовании чего он прежде не подозревал. Расседлав коня, он рухнул у костра без сил и уснул, так и не поев.

  На второй день падения продолжались, на третий их стало заметно меньше, а на четвёртый они почти прекратились. Следовало отдать должное терпению Буревестника: он ворчал, но не злился, не поднимал руку на животное и не пытался ломать его силой. Порой казалось, что ему это даже нравится — словно мальчишке, бросившему вызов сверстнику. Он смеялся, падая, по вечерам отмывал и чистил коня, поил и кормил его, даже когда сил на себя уже почти не оставалось.

  К исходу пятого дня Хельгард уже уверенно держался в седле.

  ***

  Когда дорога вывела их на холм, и внизу открылся Тур-Эффро, Хельгард невольно придержал коня. Вид был сильный. Не красивый — верный. Маяк стоял, как копьё, вбитое в берег, и свет его бил в сумерки, не споря с морем, а просто напоминая: здесь смотрят.
Гавань жила своей жизнью — корабли, огни, движение. Город дышал. Не широко, как Горт-Гелин, а глубоко, будто старый воин, привыкший к долгим ночам и тревожным рассветам.

  Хельгард окликнул стражу у ворот, и те успели остановить механизм. Он не повышал голос — просто вложил в слова силу. Заплатил честно, добавил сверху. Северянин знал: хорошее начало пути всегда окупается.

  Улицы внутри были тесными, кривыми, без всякого порядка. Но Хельгарду это было ближе, чем выверенная симметрия столицы. Такие города не строят — они вырастают. И если где-то и может прятаться беда, то именно в таких местах.

***
  Постоялый двор встретил теплом и запахами. Мясо, хлеб, дым, воск. Всё, что нужно уставшему телу. Хельгард задержал взгляд на вывеске — ухмыльнулся краем рта. Место с таким названием либо кормит хорошо, либо вешает гостей. Судя по запаху — первое.

Он спешился, снял седло, провёл ладонью по шее Шторма.

— Отдохни, — сказал негромко.

  Конь фыркнул, будто понял.

  Внутри было шумно, но шум этот был живой, не тревожный. Хельгард отметил хозяина — крепкий, уверенный, не суетится. Хороший знак.
Он сел, снял перчатки, почувствовал, как ноют плечи и спина. Дорога была сложной и длинной. Впереди — маяк, задания, разговоры, решения.
Посмотрел на огонь в камине и задумался. Путь выбран верно. Не самый быстрый. Не самый лёгкий. Но тот, по которому возвращаются.

— У нас слишком приметная и разнообразная компания, — Всё так же тихо проговорил Хельгард. — Нужно это обратить себе на пользу. Скажем, что нам поручено собрать информацию о лоциях для прохода разноразмерных торговых судов, чтобы товары в Тур-Эффо поступали из самых отдалённых земель. Кто как не смотритель маяка может предоставить такую информацию. Также у нас есть послание от наших правителей, которые должны передать смотрителю лично. Этим мы обьясним, почему ищем его и его семью.

  Буревестник вновь задумался, но на сей раз о еде. Следовало выбрать нечто особенное, что можно попробовать только здесь.

— Пинту эля и ваше главное блюдо…