[KULT] Gods & Monsters | ходы игроков | --- 1.1. Институт Мозга

Как же хорошо ему тут, на солнышке, в компании других детишек, - промелькнула мысль у Джуда с непривычной нежностью. Он стоял, потягивая кофе, и наблюдал, как Терион визжит от восторга, гоняясь по траве за воздушным змеем. По левую руку Сара игриво смеется, удерживая в руках свой старенький фотоаппарат, который, судя по виду, был, вероятно, их ровесником. Никаких молитвенников, никаких темных углов, где прячутся монстры. Просто... Нормальное детство. И сквозь эту теплоту чудного утра, на фоне недавней встречи с родителями, волной пробился едкий, холодный червь зависти. Вот как оно должно было быть.

Мысль эту оборвал неожиданный удар в грудь.

Буммммммм....

Отшатнувшись на пару шагов, чтобы понять откуда и что так неожиданно вырвало его из объятий жалобных мыслей. Он поглядел вниз и увидел всего лишь миниатюрный бумажный самолетик, причудливо сложенный клоуном для ребятишек. Тот поймал ветер и словно военный истребитель, сделал изящную петлю, а после устремился прямо к нему, к Джуду.

Сейчас поймаем тебя и отдадим Терри. - С улыбкой произнес он и попытался схватить тот.

Как мир вдруг поплыл. Его рука, посланная в след под самолетик, двигалась в каком-то густом, замедленном киселе. Он видел не одну руку, а несметное их количество - прозрачные, накладывающиеся друг на друга следы-призраки, растянутые во времени как кадры старой пленки. Не успев даже понять, что, собственно, происходит в этот самый момент, вокруг не осталось ничего, кроме одного-единственного предмета - того самого самолетика, с готическими письменами на пожелтевшей бумаге.

*Чт-*

---------------

Боль.

Острая, без предупреждения, не в висках, а где-то за глазами. Словно сотня раскаленных иголок вонзили в глазные яблоки под разными углами одновременно. А потом ещё. И ещё.

Тишина была первым, что вернулось после. Не та умиротворяющая, что была в парке. Живая, наполненная смехом и криками птиц. А другая - такая, которую ненароком можно услышать в хосписе, где Джуд как-то раз навещал одного своего знакомого торчка, которого свалил рак. Самое смешное, что наркотики были тут ни причем - ему просто не повезло. Вот и Джуду, кажется, тоже сегодня "не повезло".

Боль никуда не делась. Сознание с огромными усилиями собиралось обратно по кусочкам. Он лежал на спине. Привязанный. Широкие липкие ленты обхватили его запястья и лодыжки, приковывая оголенную спину к холодной прорезиненной койке. Его любимой маски на лице больше не было. Осознание, что та отсутствует заставило Джуда почуствовать себя по-настоящему голым и уязвленным. Попытка дернуться лишь отозвалась новой порцией боли за глазами и тупым напоминанием о беспомощности. Глухая бессильная ярость подкатила к горлу тяжелым комом, требуя крика. Да, больше шума, нужно вывалить все это ебучее дерьмо наружу иначе я просто взорвусь. Но он сжал челюсти и вдавил ее обратно, превратив ком в тугой раскаленный шар под грудной клеткой. Опять. Со мной это опять произошло.

Его взгляд, острый и отчаянный, метался по сторонам, как у загнанного в угол зверя, выискивая хоть что-то за что можно зацепиться. И на свое несчастье нашел. Единственное, что он увидел - узкий цинковый стол напротив. На нем, разложенные на медицинской ткани с кошмарной аккуратностью безумного педанта, лежали инструменты. И не просто инструменты, а настоящие, мать их, приборы для пыток, как в сраной "Пиле". Зажимы, острые огромные ножницы, а рядом, как вишенка на торте, - шприц, наполненный какой-то прозрачной жидкостью. Что они собираются этим делать? Резать? Но за что я тут? Что я, блять, сделал не так? А этот шприц? Это чтобы усмирить, чтобы запихнуть меня обратно, в темноту? Сделать меня еще беспомощнее!

И тогда, как удар под дых, он заметил в темноте светлые волосы, а затем проступили и до боли знакомые острые черты лица в пациентке лежащей неподалеку. На одной из коек, скованная такими же ремнями, лежала Лилит. Его невестка. Женщина, что должна была в этот час заключать сделку века вместе с его братом. Почему?

- Лилит. - Его голос прозвучал хриплым сдавленным шепотом, разрывающим гнетущую тишину статичного писка аппаратов. Он повернул голову, чувствуя, как натягивается кожа на висках, и выпалил первое, что пришло ему в голову, несмотря на всю абсурдность ситуации. - Какого черта... Ты... Ты же должна быть с ним, а не тут. Где Адам?

Только озвучив эти мысли вслух, он понял. А где Терри? Куда я его дел? ГДЕ ОН?

𝕽𝖆𝖓𝖉𝖔𝖑𝖕𝖍 𝕻𝖎𝖈𝖐𝖒𝖆𝖓


𝕷𝖆𝖘𝖘𝖎𝖊 𝕶𝖑𝖊𝖎𝖓


𝕵𝖚𝖉𝖆𝖘 𝖆𝖓𝖉 𝕷𝖎𝖑𝖎𝖙𝖍 𝕹𝖔𝖜𝖆𝖐
— Я не знаю, чёрт тебя подери! Вот мы были на этой проклятой лесопилке, и вот я уже тут, с тобой, а не со своим мужем! С тобой, кто должен приглядывать за моим сыном. ГДЕ МОЙ РЕБЁНОК, ДЖУД?! — с каждым словом голос Лилит, сначала сиплый и хриплый, обретал всё большую силу, и последнюю фразу женщина уже проорала во всю глотку. — Где мой сын? Что ты с ним сделал? Как ты оказался здесь, как я оказалась здесь, ЧТО ЭТО, СУКА, ЗА МЕСТО ВООБЩЕ?!

Выпучив глаза в приступе паники и ярости, женщина заметалась и задёргала руками и ногами, пытаясь вырваться из плена браслетов.

Крики Лилит наложились на недавно обращенный к себе же вопрос. Он не видел ничего, кроме извивающейся, словно в приступе матери, готовой вырвать эти липучки силой, а затем разорвать и его самого на части. В голове проигрывал один и тот же кадр: Терион, смеющийся в парке. Сара. Он с Сарой. Она не дура, точно сюда бы не попала. Начал повторять он про себя это словно мантру, пока пульс в висках не перешел на одну волну с писком аппаратов. Не факт. Не факт. Но другой картинки мозг не выдавал - только этот залитый солнцем лужок и ее улыбку. Да, они точно в безопасности, держись за эту мысль как за последнюю сигарету.

Крик Лилит с обвинений начали перерастать в натуральный визг, что звучал еще ужаснее, учитывая давящую тишину стоявшую в этом помещении еще мгновение назад. Её крик бился об стены, отскакивал и впивался ему в барабанные перепонки заставляя изнанку глаз гудеть еще сильнее, а сердце колотиться от тревоги. Каждый ее вопль - РЕБЁНОК, СДЕЛАЛ, СУКА - был приглашением. Приглашением тем, кому принадлежат те игрушки на цинковом столике и тем кто заковал их тут.

- ТИХО, БЛЯТЬ! - Его собственный голос вырвался сдавленным, сиплым шипением, каким шипят друг на друга крысы в тесной клетке. Он повернул голову. - Завались, ясно? Не ори. Нас же услышат, черт возьми.

Он видел, как ее глаза, красные от напряжения, нашли его в полумраке. Видел, как в них плескалась ярость, готовая вот-вот перелиться через край. Он выплевывал слова, быстро и жестко, только бы заставить ее заткнуться и немного успокоиться.

- Терри с Сарой. Слышишь? С СА-РОЙ. У нее мозги на месте, в отличие от нас тут с тобой. Он не здесь. А вот мы - здесь. И если ты не заткнешься сейчас, кто-то точно придет. Взгляни на тот стол. Видишь че там? Я вот не хочу, чтобы этой штукой мне хер отрезали. И ты тоже не хочешь чтобы тебя резали. Так что дыши тихо и не отсвечивай. Если кто зайдет, притворись мертвой.

Сам он демонстративно делал глубокие вдохи носом и выдохи ртом, повторяя упражнения из ряда тех, которым его учили в школе на сессиях для трудных подростков, чтобы подавлять гнев. Никогда бы не подумал, что эта дичь может ему понадобиться для успокоения кого-то настолько хладнокровного как Лилит. Прорезиненная поверхность койки все еще липла к спине, продолжать лежать и ждать чуда больше не входило в планы Джуда. План был тупой, как пробка. Но других планов не было. Надо бежать.

И-и-и-и сразу стало понятно, что план не сработает. Связали его по всем правилам бдсм-тусовок, не сдвинуться. Оставалось только надеяться, что Лилит успокоится и не прибавит им новых бед.

Многие начинающие художники верят, что вместе со славой к ним косяками повалят влюбленные дамы. О, эти разнузданные оргии, безумные эскапады, не указанное в инструкции использование разнообразной мебели и прочие вздорные фантазии едва оперившихся юнцов! Безусловно, как и все прочее в подлунном мире, это всего лишь грязная, отвратительная ложь, которую выдумали владельцы художественных школ, дабы выкачивать из «столь многообещающих талантов» вполне реальные деньги. Ну, или это конкретно Рэнди был таким неудачником.

Всю жизнь Рэндлольфу не везло с женщинами. Одним не нравилось, что он рисовал другим — как. Третьи в принципе не хотели иметь ничего общего с живописью, но имели претензии лично к нему - вроде одной наемницы из Южной Америки, которая зачем-то хотела отрезать ему голову. Для коллекции, вероятно, по слухам у неё их было с десяток. Четвертые были представлены Клариссой - та хотела не то выставить его в музее, не то исцелить от всех болезней, без особого успеха пытаясь заменить ему вполне живую мать. Пятые… Впрочем, нет, четырьмя категориями его круг общения вполне исчерпывался.

Сегодняшнее утро, впрочем, серьезно выделялось своей дерьмовостью на фоне остальных. Не каждый день тебя обливают грязью сперва вербально, а затем и соматически, да еще и сразу с двух сторон. Не каждый день женщина, которую ты знал еще с отрочества, на глазах теряет свою последнюю интересную черту и становится… Становится…

Тут Рэнди неожиданно встал. Ну, попытался встать, во всяком случае — фиксаторы, что характерно, фиксировали его достаточно надежно. Однако попытка тоже засчитывается. Когда первый приступ паники постепенно сошел на нет, художник принялся мрачно размышлять, недюжинными усилиями воли игнорируя нарастающее желание почесать нос.

Рэнди твердо знал, что в жизни каждого деятеля искусства рано или поздно появляется человек, твердо вознамерившийся воплотить в жизнь «Мизери». Некоторые такие ценители классики поджигают офисы и взрывают дома, иные же предпочитают более прямолинейный подход. Чаще всего неблагородный порыв таких деятелей заканчивается в надежных объятьях охраны, вот только… Да, в том-то и проблема. Был бы у него охрана...

Не то, чтобы Рэнди был сильно против такого исхода. Как истинный ценитель неувядающей (ха!) эстетики смерти, он всегда был готов к участию в «dance macabre», но… Под ручку с Сарой? Ну, с этой самой Сарой, которая…

— Сара идет в жопу. — глубокомысленно, как и положено интеллигенту как минимум в третьем поколении, прохрипел, наконец, Пикман. — И… Кто бы ты там ни был… Твоя Сара идёт туда же. ВСЕ Сары идут в жопу. Тупое имя.

Последнее, конечно, было обращено к еще одному пациенту развеселой палаты. Злобная истерика художника, пройдя период апатии и смешавшись с паническим импульсом, превратилась, наконец, в глухое раздражение — это вполне можно было засчитать за улучшение настроения, но окружающим от этого было не легче. Позиция поехавшей истерички уже была занята незнакомой женщиной, должность голоса разума — не менее незнакомым мужчиной, так что Рэнди оставалось только мутировать во что-то среднее. Для баланса композиции, если можно так выразиться.

Высказав свое очень важное мнение, археолог-недоучка еще раз внимательно присмотрелся к последней соседке, судя по всему, также недавно пришедшей в себя. Присутствие розовой девочки странным образом успокаивало. Что посреди ржавого перекрестка над загадочным трупом, что в самой психиатрической из палат этой (вероятно) задрипанной психушки, она удивительно (не-) подходила к окружающей обстановке. Это радовало. Наверное. Памятуя о цунами извинений, уже накрывавших его не далее чем… Недавно тому назад, Рэнди поспешил отвлечь внимание девушки своим излюбленным методом:

— Эй, кофейная девочка, можешь немного повернуть голову? Хочу рассмотреть твой профиль. И, кстати, никто не видел мой блокнот? Вечно под рукой нет блокнота…

Как и положено трусливой сучке, художник панически боялся, что голосящих девиц в палате станет двое. Этого бы его измученная сомнительным виски психика уже не выдержала.