| |
|
|
𝕬𝖉𝖆𝖒 𝕹𝖔𝖜𝖆𝖐Ноющая боль. Обратный отсчёт пульса в висках, слышимый даже через полузабытьё. Почему так болит сердце?! Адам попытался коснуться рукой груди, но не смог пошевелить ею. Ещё раз — снова безрезультатно. С трудом подняв налитые свинцом веки, мужчина обнаружил себя в полутёмном просторном помещении, похожем на что-то среднее между больничной палатой и операционной: куча медицинского оборудования там и здесь, цинковые столы, плотные жалюзи, закрывающие окна, несколько больничных коек с поднятыми бортиками.
На одной из таких коек лежал и он, прикрученный за руки и за ноги широкими браслетами-липучками к бортикам. Раздетый донага и переодетый в больничную одежду — «ночнушку», завязывающуюся на спине шнурком. В вену левой руки воткнута игла капельницы; та стояла неподалёку, наполненная странной вязкой голубоватой жидкостью, вовсе не похожей на стандартный солевой раствор. Датчики были прикреплены к груди, вискам и указательному пальцу левой руки мужчины, а на его груди — «ночнушка» была расстёгнута и приспущена — виднелось несколько кровавых ран, идеально круглых, небольшого диаметра. В сочетании с болью, которую Адам, придя в сознание, начал ощущать ещё сильнее, вывод напрашивался сам собой: биопсия. Вот только какого органа?!
|
|
1 |
|
|
|
|
Когда Адама было около двадцати-двадцати двух лет, а Джудас был ещё достаточно молодым, чтобы его за мелкий вандализм копы лишь жюрили и грозили отвести к родителям (ХАХА!), у них в большом городе, где братья тогда осели, была хорошая подруга. Её звали Долорес. Долорес приехала в этот гадюшник из Кампече за хорошей жизнью, стабильностью для своей семьи и большой красное-бело-голубой мечтой. Работала в кафе на Сизер-стрит, в котором даже в два часа ночи подавали горячий чёрный кофе и яичницу со стороной (как говорят в железном поясе штатов) бекона на тарелке. Она была отличной девушкой. Втроём те курили травку после её смены, на крыше одноэтажного магазина на стороне дороги, менеджером которого работал Шеймус – молодой град-студент из Макклейна, который осел там за год до этого.
Она была одной из тех людей, которых лично Адам, несмотря на всю свою сумасшедшую мизантропию к людям безвольным и плывущим по течению, остались только светлые и добрые воспоминаний, до такой степени, что просто размышляя о ней время от времени, он даже ловил себя на мысли что не все люди в этом мире гнилы. Не все – сволочи, независимо от того кто ты, на чьей ты стороне и так далее. Эта мысль, обычно, обрывалась также быстро, как и начиналась.
Почему? Что же... потому что он продолжал думать о Долорес и вспоминать о ней. Становилось жутко.
Тогда она звала их скататься с ней в Тихуану, к её брату... как там его зваи? Он уже не помнит. Ей не понравилась Аерика. Что-то не клеилось, стресс, босс домогается... в общем, всё складывалось плохо. И она решила свинтить от греха подальше. Хотела помочь двоим. Пригласила на прощальную вечеринку. Адам отказался. За Джудаса тоже отказался.
Как же много криков и ругани было, когда тот узнал об этом через сутки.
Джудас говорил, что Адам не имеет права решать за него, что он поступает как мама и папа, они даже подрались и затем решили пойти за Долорес, чтобы попрощаться с ней, пока та не уехала... но в квартире её не было. Хотя её вещи были уже там. Домовладелица попросила их двоих забрать их и отдать Долорес потом.
Она... не вернулась с прощальной вечеринкой. Адам и Джудас сорвались.
Они тут же поехали в клуб, в котором была вечеринка. Ужас стал материальным.
Когда они приехали на место, там был этот лысый амбал, Тоффи, была маленькая заварушка, но он оказался не при делах и рассказал, что Долорес уехала вчера с какими-то типами, и дальше всё было вопросами поисков, нахождения и всего такого. Уже тогда Адам мог достать кое-какие вещи из не самых легальных источников, имел связи. Он заплатил их навар за месяц, потому что Джуд не перестал бы ныть... и потому что сам чувствовал вину и страх. От всей этой ситуации. Братья в лепёшку разбились в тот день и нашли её, точнее машину тех типов, старую ауди, ближе к полуночи.
Машина стояла у мотеля, в котором не то что оставаться, а просто пить кофе было опасно, и когда Адам с коротенькимм ножиком для рыбы и Джудас с ржавым стояко заходили внутрь, они уже ожидали худшего. Долорес была внутри. В ванной наполненной льдом. То, что они тогда увидели. То, что затем случилось. Адам это... Адам...
...Забыл. Изгнал из памяти как ещё одно ужасное воспоминание, которое его сознание накрывает полупрозрачной пеленой: вуалью неведения и выбранного им же отрицания и небытия. Адам предпочёл забыть. Но сейчас, чувствуя холод под спиной. перерастающий в лёд, он вспомнил. Вуаль в его сознание начала рваться. Боль... она пульсировала.
***
Мужчина резко открыл глаза, пытаясь подняться, и тут же корчась от боли.
Грудь раскатилась колющим свербением и жжением, с которым ссадят свежие раны: она раздавалась аккурат между давно зажившими бледными пятнами шрамов на его коже – там, где когда-то пули прошили Адама насквозь, грозясь оставить его без лёгкого. Кулаки сжались сами собой. Как загнанный в угол зверь, Адам рыкну: "Твою мать". Голос был такой тихий и хриплый, что его заглушило чудовищное громкое капание капельницы. Глаза раскрылись шире. Секунда... другая... попривыкли к свету лампы в лицо. Дёрнул рукой. Не идёт. "Нееет", – простонал он беззвучно.
Адреналин начал захлёстывать его. Выбор между "бей" или "беги" или "замри" тело сделало само, даже не спрашивая сознание – бежать! Руки начали дёргаться сами собой. Всё бесполезно. Адам откинулся назад, стараясь успокоиться. Зажмурил глаза. Попытки дёргаться были бесполезны, но что тогда ему делать. Что делать?!
"Успокойся... ты должен сконцентрироваться. Вспомни, что произошло", – зашептал голос на задворках сознания. Адам расслабился, впервые за долгие годы со своего детства, позволяя шёпоту на грани рационального вновь говорить с ним в полный голос. Выдохнул, расслабляя мышцы. Стал прокручивать ситуацию с самого-самого начала.
Вот они с Лилит едут на завод. Вот Джудас забирает Тириона. Вот они встречаются с представителями компании. Вот им дают кофе... вот разговор, едва заметно, заходит о семье, приобретениях, о детях... Адам похолодел.
Его глаза широко раскрылись. Он стал смотреть по сторонам, стал приглушённо шептать:
— Ллл... о-о... л-ли... Л-л-лит-ссс... – Голос всё ещё слаб. Его не услышат. А если и услышат, то могут заметить и тогда им обоим не поздоровиться. Всепоглощающий ужас, не за себя, а за семью, и чувство вины накрыло его.
Адам понял что случилось. И вспоминил слова жены о катастрофе невероятно чутко и ясно.
Это он во всём винова. Опять. Как было с Долорес. ЧТО С ЛИЛИТ?! ЧТО С ЕГО СЕМЬЁ? ЧЁРТ!
— Ч-чёрт. – Выдохнул он, до крови кусая губу и на этот раз полностью абстрагируясь от ситуации, пытаясь в этот раз собрать весь своей разум в кучку. Настало время действовать. Невремя заниматься самобичеванием. Он должен... должен всё исправить. Должен спасти Лилит! Адам раскрыл глаза, ещё лучше изучая комнату. Стены. Лоток с огнетушителем, какой-то щиток... прикрыл глаза... да, там, судя по размерам и типу лотка, должен быть ещё топор. Липучки на руках. Прищепки. Биопсия. Адам собрался. Он решил попытаться медленно и едва заметно освободиться от крепления, что измеряло его пульс. Оно, или то что на другой руке, должны быть закреплены чуть слабее прочих, по идее, чтобы получать чёткие показатели. Но ему надо успокоиться. Надо попытаться сложить руку, как показывал Джуд и... вытянуть запястье.
|
|
2 |
|
|
|
|
𝕮𝖍𝖆𝖗𝖑𝖔𝖙𝖙𝖊 𝕮𝖆𝖗𝖉𝖘Полицейский выслушал совет Шарлотт с невозмутимым лицом и лишь указал красноречивым взглядом по сторонам. Дорога была окантована бетонными заградителями, что не позволило бы вывести внедорожник роженицы вне дороги, и повсюду стояли автомобили и люди. Женщина, оскорбившая Чарли, снова заорала — наступили очередные схватки; в промежутках между криками и вдохами-выдохами под инструктажем другого полицейского, она умудрялась продолжать поливать Шарлотт грязью:
— Мой муж дрочил на тебя, проститутка! Я… ааааааа!!!! оооооооо!!! Я нашла гигабайт порнушки на его лептопе…. ААААААА, ГОСПОДИ, ДА КОГДА ЖЕ ЭТО ЗАКОНЧИТСЯ!!! ААААА!!!
— Мэм, тужьтесь, тужьтесь сильнее, головка уже показалась… совсем чуть-чуть осталось…
— Да тужусь я! Уберите эту… с глаз моих!!! АААААА!!! Почти все видео — с нею… ААААААААААААА!!! Мой муууууж!!! ОООООО!!!
Второй полицейский наконец разглядел возможность разрулить пробку (и неприятную сцену), и попросил Чарли и прочих зевак вернуться в свои автомобили, после чего жестами начал давать указания на то, кому на сколько сдать назад, куда повернуть и как проехать дальше, освободив дорогу для тех, кто был позади. Шарлотт, закатив глаза и тяжело вздохнув, отправилась в свою машину, краем глаза заметив, что зеваки переключили внимание с рожаницы на порноактрису и уже вовсю фотографировали её на свои смартфоны и снимали видео происходящего.
Неприятный осадок от этого глупого и нелепого происшествия, а также тревога за грядущую процедуру усиливались гормонами, которые уже начали свои танцы ещё несколько дней тому назад, потому к Community Medical Center женщина подъехала совершенно на взводе: в висках стучало, в глазах потемнело, и всё вокруг раздражало до неимоверной степени: цвета, запахи, звуки, выбор красок, которыми были окрашены стены, стрижка у этого неприлично смазливого доктора Иана Калиновски, парфюм у сисястой медсестры на рисепшене, вопли каких-то малолетних выродков, устроивших игру в салки прямо в коридоре медицинского центра.
Формальностей было немного — благо, мисс Кардс заблаговременно связалась с Ианом и описала ситуацию, потому она лишь поставила подпись на нескольких документах и спустя несколько минут уже полусидела-полулежала в гинекологическом кресле. Рядом стоял доктор Калиновски, медсестра и какой-то высокий бледный мужчина со светло-соломенными волосами и серыми блеклыми глазами, судя по всему — анестезиолог. Медсестра подключила датчики биомонитора к Шарлотт, после чего ввела в вену женщины иглу капельницы с седацией — на пакете была наклейка «Мидазолам». Спустя несколько минут, когда Чарли ощутила лёгкое головокружение, анестезиолог (это таки был он) сделал местный укол в шейку матки — актриса почувствовала лишь холод стали иглы, никакой боли, после чего Иан включил вакуумный аспиратор, который начал издавать негромкое умиротворяющее жужжание. Несколько минут Иан совершал что-то, что Шарлотт не видела и не чувствовала; внезапно биомонитор начал громко пищать, весь мир превратился в водоворот, в голове стало шумно, а в глазах — темно, и последнее, что услышала Чарли, были отрывки слов Иана: «Асистолия… срочно… вернуть… миллиграмм… сердце…»
ꗮ ꗮ ꗮ
Темно. Тихо. Кто-то стонет и чертыхается. Шарлотт открыла глаза: она в какой-то полутёмной просторной палате. Куча пустых коек, на нескольких — спящие пациенты… Неподалёку — мужчина в больничной «ночнушке» на голое тело, высокий, темноволосый, смуглый. Красивый. Почему-то пристёгнут к больничной койке браслетами-липучками, из таких, которыми фиксируют буйных или склонных к суициду душевнобольных. Ворочается, пыхтит, пытается освободиться.
Перевела взгляд на себя: она — в точно такой же ситуации: «ночнушка», липучие браслеты на руках и на ногах. Вязкая пульсирующая боль внизу живота, и резкая, колющая — в сердце. Что, чёрт подери, произошло?! Звуки быстрых шагов приближались, и, словно по закону подлости, на безлюдной до сих пор улице начали появляться прохожие и проезжавшие мимо автомобили. Тихонько выругавшись, пожарный сделал вид, что он совершает утреннюю пробежку — что, на самом деле, было отчасти правдой… точнее полной правдой до тех пор, как он не начал видеть эту странную бабищу в отражениях, и нервы не выдержали. Когда на улице раздались громкие и гневные вопли и призывы позвонить в 9-1-1, Лайонел уже был в доброй сотне ярдов от мотеля и не стал оборачиваться, чтобы не палиться. Даст бог, пронесёт и сотрудники «Red Lion Inn & Suites» решат, что это местная шпана пошалила.
Ещё несколько минут бега — и мужчина, наконец, вошёл в просторный холл больницы Святого Патрика. Молодая привлекательная девушка в строгом тёмно-синем бизнес-костюме поприветствовала его у входа; «Мэдисон Вилкинс, администратор» — гласил её бедж. Обменявшись несколькими словами с мистером Хартом и сверившись с записями в её лептопе, который стоял на высокой узкой стойке у входя в госпиталь, Мэдди вызвала медсестру, чтобы та провела Лайонела в Центр Сердца.
Госпиталь произвёл на пожарного хорошее впечатление: таблоиды, называвшие Providence St Patrick вторым самым крупным источником дохода Мизулы, явно не врали. Тут водились деньги, и не малые; деньги, которые такие, как Лайонел, выкладывали в надежде найти последний шанс на спасение и выживание. Благо, в случае мистера Харта заметно похудеть должен был не его кошелёк, а счёт его страховой компании, но Пожарный Департамент Сиэтла одобрил этот вид страхования «за значительные заслуги в деле спасения граждан нашего славного города». Что ж, хоть в кои веки можно почувствовать себя богатеньким денди, — про себя горько усмехнулся Лайонел.
Пожарного отвели в раздевалку, выдали аккуратно выглаженную и сложенную больничную «ночнушку» и попросили раздеться донага и надеть вот это; после Лайонел оказался в огромном помещении с чудовищных размеров аппаратом МРТ и несколькими причудливыми агрегатами непонятного назначения поменьше. Как оказалось, они использовались для получения электрокардиограммы и эхокардиограммы; получив результаты, медсестра пригласила в зал врача. Одетый в ослепительно-белоснежный халат молодой бледнокожий мужчина с поразительно бесцветными глазами обратился к Лайонелу таким же бесцветным, безвкусным и безжизненным голосом, как и его взгляд:
— Добрый день, меня зовут Скайлар Фоллет, я сегодня буду проводить вам исследование. Это магнитно-резонансная томография, процедура безболезненная, но достаточно шумная и занимает около 20–40 минут. Сейчас я попрошу вас лечь на стол томографа — это вот эта передвижная платформа, которая будет медленно заезжать внутрь аппарата. Ложитесь на спину, голову положите вот сюда, руки вдоль тела. Постарайтесь лежать как можно спокойнее — любое движение ухудшает изображение. Перед тем как начать, мне нужно уточнить несколько моментов. У вас есть какие-то металлические импланты, кардиостимулятор, металлические пластины, винты, суставные протезы, сосудистые клипсы, фрагменты металла в глазах или травмы, связанные с металлом?
Лайонел отрицательно мотнул головой.
— Во время исследования вы услышите громкие ритмичные стуки и щёлканье — это нормально, так работает магнит. Возьмите, пожалуйста, эти наушники, я советую их надеть, чтобы было комфортнее. Если почувствуете дискомфорт или захотите прервать исследование, у вас будет кнопка вызова, просто нажмите — мы сразу остановимся. Сейчас я подведу стол внутрь туннеля. Пожалуйста, оставайтесь неподвижно, дыхание обычное. Когда будем делать снимки, я предупрежу. Если потребуется задержать дыхание, я тоже скажу.
Стол, на который лёг пожарный, с лёгким жужжанием задвинулся внутрь огромного белого цилиндра из прочного стеклопластика. Свет приглушили как раз в тот момент, когда Лайонел надел наушники. Получив подтверждение от пожарного, что он готов, доктор Фоллет запустил томограф, и уже спустя пять минут мистер Харт уснул сном младенца под ритмичные звуки аппарата — жужжание, постукивание и писк, которые слышны были даже через наушники.
ꗮ ꗮ ꗮ
Когда Лайонел проснулся, почему-то вокруг было куда темнее, чем изначально… и куда просторнее. Хотя двигаться было намного сложнее. Решив протереть глаза, мужчина внезапно ощутил, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Сощурившись и приподняв голову, он увидел, что причиной тому были широкие браслеты-липучки, которыми его конечности были прочно зафиксированы за металлические трубки-бортики койки. И — да, он лежал уже не внутри томографа, а на больничной койке, всё в той же «ночнушке». Вокруг царил полумрак и тишина, за исключением звуков приглушённой возни. Какой-то чувак на койке в дальнем конце этого прямоугольного длинного помещения пыхтел, пытаясь высвободиться из той же ситуации, в которой оказался и Лайонел. Его преосвященство Джордж Лио Томас — среднего роста и телосложения мужчина, которому было глубоко за пятьдесят, с аккуратно причёсанными седыми волосами, серо-зелёными глазами и приятным, улыбчивым, искренним лицом — внимательно выслушал монолог журналистки, на мгновение прервав её для того, чтобы узнать, какой кофе предпочитает мисс Рид, и чтобы сообщить секретарю прихода принести ему двойной эспрессо, а Еве — горячий шоколад, который из вредности заказала журналистка. Когда девушка завершила свою речь и аккуратно, осторожно отпила горячий душистый напиток — Ивлин, при всём своём недовольстве церковью и теми людьми, которые сейчас в ней находились, не могла не отметить, что святоши постарались на славу, — кардинал наконец заговорил: — Наши чувства взаимны, мисс Рид. Я также крайне разочарован. Вы потратили несколько недель на то, чтобы засорить мой почтовый ящик — как электронный, так и физический — своими прошениями об аудиенции, и первое, что вы сделали, получив её — отняли у меня добрых пять минут на жалобы на якобы косые взгляды и недобрые ухмылки. Я спрошу прямо: вас кто-то оскорбил? Сделал что-то неподобающее? Сказал что-то неприличное? Иначе — как вы сами понимаете — все ваши «на меня косо посмотрели» — явно не говорят в пользу вашей просьбы. Это очень, — кардинал Томас сделал крошечный глоток из своей миниатюрной чашечки для эспрессо, — очень, очень неправильный способ начинать своё общение с теми, кому вы абсолютно, полностью, безгранично безразличны, и кто вам так сильно, чрезвычайно и критично необходим. Его преосвященство сделал короткую паузу и, всё ещё лучезарно улыбаясь, посмотрел Еве прямо в глаза; девушка внезапно ощутила нечто неприятное одновременно и внутри себя, и у себя на спине: казалось, что добрый и тёплый взгляд отца Томаса, проникнув внутрь её тела, превратился в холодную мертвенную длань, которая обхватила сердце Евы, а по спине внезапно начали ползать какие-то… штуки — ледяные, скользкие, неприятные до того, что Ивлин с трудом подавила желание взвизгнуть от отвращения и страха. — На сим мы, думаю, закончили и закрыли тему «на меня косо посмотрели и тем самым меня обидели, хнык-хнык», — отец Джордж, проявив глубокие познания в современном слэнге, абсолютно искренне, обезоруживающе и тепло усмехнулся Еве и подмигнул ей, — и перейдём к делу. С которого вам и стоило начать, без вот этого отвратительного и недостойного вас вступления. Прошу, наслаждайтесь своим напитком, — кардинал прикрыв глаза, приветственно кивнул девушке, и сам снова отпил свой эспрессо. — В любом случае я готов помочь вам, если вы уверены в том, что преступления, которые происходят в нашем городе, имеют ритуальный характер, который может связать эти чудовищные убийства с нашей церковью. Какие у вас есть доказательства? Отбросив все странные, противоестественные ощущения, которые внезапно нахлынули на Еву, она сделала большой глоток горячего шоколада — ей показалось даже, что сладкий ароматный напиток сжёг к чертям собачьим и все эти воображаемые руки-дрюки вокруг её сердца, и этих призрачных червяков-пиявок на её спине, — и начала было объяснять, какие именно элементы на сценах преступлений заставили её считать, что они имеют ритуальный характер… И к ужасу своему осознала, что червяком-пиявкой стал её язык: она едва могла им пошевелить, изо рта её вырывалось только влажное бульканье и клокотание, а в голове внезапно возникло торнадо, которое смешало её мысли, её визуальное и аудиальное восприятия, и заставили уронить чашку с шоколадом. Последнее, что сделала Ева прежде, чем потерять сознание, — она попыталась испепелить взглядом этого противного святошу, прекрасно осознавая, что оно так не работает, но… а вдруг. А потом — тьма.  Суету Адама, пытающегося вспомнить, как Джуд показывал ему «приёмчики от Гудини», к сожалению, не увенчались успехом — внезапно в палате, где был и он, и двое недавно очнувшихся тела… то есть мужчина средних лет и суровой внешности, а также девушка… женщина? но хороша же! — тоже средних лет и внешности весьма привлекательной, уровень освещения резко стал из «помещение, погружённое в полумрак» в «залитое резким ярким светом». По глазам резануло и на мгновение пропала возможность адекватно воспринимать реальность. — Оооооой, а кто тут у нас такой шаловливый непоседа? — внезапно раздался мягкий вкрадчивый голос, за которым последовало какое-то поскрипывание и тихие шаркающие звуки шагов. Когда способность видеть снова вернулась к Адаму, Лайонелу и Шарлотт, те увидели, как в их палату вошла медсестра — среднего роста, среднего возраста, средней привлекательности. Перед собой она толкала передвижную койку, на которой без сознания лежала молодая женщина лет двадцати – двадцати пяти. Так же, как и Лайонел, Шарлотт и Адам, она была зафиксирована браслетами-липучками. — Мистер Новак, вам не стоит пытаться высвободиться, вы можете повредить себе, мой хороший. А после всего, что вы пережили сегодня на заброшенной лесопилке… вам нужно расслабиться и отдыхать. Вы уж извините за браслеты — это средство не заключения, но сбережения: сбережения вашего здоровья и самочувствия. В конце концов, это не я несколько часов назад пережила трансплантацию сердца, а вы, — медсестра со светлыми волосами, уже начинавшими окрашиваться в седину, игриво подмигнула мистеру Новаку. — Что… что происходит… — раздался голос с койки-каталки. Девушка начала приходить в себя. 
|
|
3 |
|
|
|
|
Сердца
Это слово отозвалось в голове гулким эхом. Вызывая холодную дрожь по всему телу, словно вдоль позвоночника решили пощекотать своими лапками мохнатые пауки.
Тут же захотелось вскочить. Убежать. Ударить кого-нибудь. Получить ответы. Но...
Но он прикован.
Почему-то от этой мысли стало очень неспокойно. И любые попытки объяснить всё логически не успокаивали вот вообще. Вот совсем нет.
Все мысли о том, что он в медучреждении, под надзором, что его обездвижили для собственной безопасности - не приносили облегчения. Может, нельзя менять направление тела после МРТ с контрастом? Он не был уверен.
Скорее всего, так и есть. Но почему так отчаянно хочется вырваться?
И тут - звуки. Другие люди. И, хуже всего, медсестра. Лайонел постарался притвориться спящим - даже когда включили свет. Такие мелочи - свет, шум - ему действительно никогда не мешали. Но сейчас дело было в другом.
Он в больнице. А, значит, если буйствовать - просто подколют. И вырубят. Этот Новак - поляк, что ли? - пока удачно отвлекает внимание. Может быть даже слишком удачно. А девушка... Может быть, сможет что-нибудь сказать?
В любом случае, его время ещё не пришло. Он будет лежать спокойно и мирно. Слушать. Изредка поглядывать из-под почти полностью прикрытых глаз, в безопасные моменты.
Правильно дышать он давно научился. Медленно, глубоко. Экономя кислород. И успокаивая нервы. Чтобы даже пальцы не дрожали. Чтобы не выдать себя ни единой мелочью.
А, может, к чёрту всё? Рвануться, как следует. Хватит же сил!
Нет. Лежи спокойно, старик, познакомиться ещё успеете...
Так или иначе.
|
|
4 |
|
|
|
|
Задавать дурацкого вопроса не следовало, но просто Иви еще плохо контролировала сознание после того, чем ее чем-то накачали. По хорошему нужно было продолжать оставаться неподвижной. Ну, можно было еще при этом мантру прочитать, чтобы никто на нее не обращал внимания: меня тут нет, это не я, я умерла, оставьте мой труп, суки, в покое. Ну раз уж она выдала, что вернулась в этот гребанный мир, то стоило немного осмотреться. Просто чтобы понять, как идут дела, хуево, или очень хуево?! Так что она приоткрыла глаза и позыркала ими в разные стороны. Заодно напрягла тело и убедилась, что немного пристегнула к каталке.
- Иезуиты вполне оправдали свою отвратительную репутацию, - примерно такая мысль промелькнула в голове женщины, если убрать из нее все ругательства.
После нескольких секунд осмотра Рид закрыла глаза и расслабилась. Пусть все думают, что ей еще хуже, чем на самом деле.
Результат броска 2D10+3: 6 + 6 + 3 = 15 - "наблюдать за ситуацией"
Результат броска 2D10+1: 5 + 10 + 1 = 16 - "действовать рискованно, притворится "вырубленной""
|
|
5 |
|
|
|
|
Раздражает, что "никто даже не будет смотреть на твое лицо" как метод анонимности работает только на самих потребителей, но не на их жен. Вот память у людей на лица, даже прическа как у Чарли, а не как у Лотти... Благо, всем по барабану. А если кому-то не по барабану – то стоит считать, что по барабану, это известное самоисполняющееся пророчество.
"Считать, что по барабану" оказалось сложнее, чем думалось, психологический стресс наложился на физический... но, в целом, не привыкать. Как будто на работе такого не бывает. Под наркозом успокоимся.
ꗮ ꗮ ꗮ
Отошла от анестезии, проснулась в другой палате. Привязанная. Что-то пошло не так, очевидно, даже Калиновски забоялся.
Подергала руки – привязана. Неужели она под наркозом буянила? Или сказала что-то инкриминирующее? Она читала в интернете истории от врачей, как пациент в бессознанке сказал что-то смешное или глупое. Но вроде процедура "легитимная", не в подворотне, таких последствий быть не должно, даже если бы она в убийстве президента призналась...
Ладно, медсестра придет – сама скажет, если есть, что говорить. Пока Чарли просто следит за ситуацией.
|
|
6 |
|
|
|
|
— А... нга... и... да... – Попытался что-то хрипло сказать Адам, но его глотка слишком сильно пересохла. Он посмотрел на женщину перед ним. Затем на трубочку, которая идёт к его руке. Сглотнул слюну:
— Это... трюк, – сказал он тихо медсестре, – я... с детстве... с детства привык, когда в наручниках... ха-ха-ха. – Засмеялся тот, глядя на неё. Устало положил голову. – Привычка. Был... мелким преступником.
— Гудини. – Пояснил тот устало, складывая руки вместе. – Вы... вы знаете Гудини? – Спросил у неё. Окружающие могли заметить как РАДИКАЛЬНО изменилось поведение Адама в присутсвии медсестры.
У него был образ. Маска. Удобна и сидящая на его лице как влетая, как раз для таких щепетильных ситуаций, когда надо хоть что-то показать или сделать и пока он сам предпринимал что-то. Информация о трансплантации сердца не вызвала у Адама доверия или глубокого шока. Вместо этого... перед глазами встала картина с Долорес.
Он сделал глубокий вдох, концентрируясь на своей конечности и воспоминаниях о Джудасе. Он помнил их игру: "лево-право" или как-то так, игру, которую они делали, когда ехали на машине в никуда. В пустоту.
— И что... что за счастливчик... по... пожертвовал мне... с... с-сердце? – Спросил он у неё. Его рука спокойно продолжала складываться, пряча большой палец в ладонь. В ушах звучал голос Джудаса. Всё он.
"Есть поверье, что грандиозные истории случаются с теми, кто умеет их рассказывать", – кажется так начинались слова написанные на листке, который Джудас ему показывал в детстве. Признаться честно, если это правило и вправду имеет место быть, то Адам не был его исключением, а скорее прямым и горестным подтверждением.
Он открыл глаза, глядя влево, а затем вправо, заставляя глаза двигаться против своей воли. Поворот налево нужен для выхода из лабиринта. Поворот направо заводит тебя дальше в иллюзию. Вправо-влево. Вправо-влево. Он стал моргать чуть чаще, глядя в лицо медсестры. Какое-то отдалённое узнавание посетило его и заставило замереть.
— Раз уж... вы тут... может... просто снимите... их? – Спросил Адам у медсестры замедленно.
— Я... я... сердце... нет, – он устало положил голову на подушку, – никуда не... убегу. Но м-мне, в браслетах, нет, – покачал головой, повторяя движение вправо-влево, вправо-влево глазами, – не спокойно, плохие... мммм-ах... воспоминания. – Он состроил горестную и болезненную физиономию, ожидая, когда медсестра сделает... что-то. И он получит подтверждение или его опровержение. Адам находился под действием чего-то, изменяющего его сознание: он был в этом уверен. Продолжая всё также пытаться высвободиться, он точно также пытался бороться с наваждением, которое его ело.
|
|
7 |
|
|
|
|
Колёсики каталки едва слышно поскрипывали. Медсестра, улыбнувшись в ответ на вопросы и просьбу Адама, сначала закончила свою работу — подвезла каталку с Евой к одной из свободных коек и с необычной для её возраста, роста и комплекции силой одним резким движением спихнула медицинский щит, на котором лежала журналистка, на койку. После этого воткнула игру капельницы в вену левой руки девушки и прилепила датчики биомонитора к груди, вискам и указательному пальцу Евы… Пока она это делала, Ивлин, притворявшаяся бессознательной, смогла разглядеть портативный электрошокер и полицейскую дубинку на поясе у этой жуткой женщины, не прекращавшей улыбаться, отчего сеть морщин, опутывавшая её лицо, стала ещё заметнее, а также бумажную упаковку со скальпелем в нагрудном карманчике её белоснежной униформы. «Да кто, блядь, она такая?! Бабка-рецидивистка?!» — пронеслась идиотская мысль на задворках сознания Евы. Охватив запястья и щиколотки девушки новыми фиксаторами-браслетами, медсестра прикрепила их к металлическим бортикам койки, и только после этого отстегнула те браслеты, которыми Ева была пристёгнута к каталке. Ещё раз осмотрев результаты своей работы, женщина довольно хмыкнула и переключила своё внимание на другого. — Меня зовут медсестра Эстер Вайзенбах, мистер Новак, — с пугающим теплом в голосе внезапно заговорила она. — С прискорбием сообщаю, что на заброшенной лесопилке, на которой у вас была деловая встреча, произошёл несчастный случай, — медсестра подошла к койке Адама и коснулась своими узловатыми морщинистыми пальцами волос мужчины. — К сожалению, это строение было заброшенным уже несколько лет, и учитывая суровые климатические условия наших краёв, опоры крыши прохудились. БУМ! — резко, на грани крика, выкликнула Вайзенбах, выпучив глаза. — Казалось, не выжил никто, но прибывшие на место спасатели смогли обнаружить у вас пульс. Господь Всемогущий, — Эстер благоговейно перекрестилась, — решил дать вам второй шанс, но для выживания нужна была трансплантация сердца… Перфорация левого желудочка металлическим прутом, — пальцы медсестры ласкали роскошные волосы Адама. — К счастью, наш Центр Сердца — ведущее медицинское учреждение не только в Монтане, но и во всех Штатах в отношении операций на сердце и трансплантаций. — Узловатые пальцы спустились на лицо мужчины — ему показалось, словно пять толстых, холодных и полуусохших личинок коснулись его идеальной кожи, — Потому у нас почти всегда есть возможность найти нужный трансплантат, если ситуация того требует. Рука Эстер спустилась на горло Адама, а после нырнула под его «ночнушку» и с заметной дрожью провела по груди мужчины. Миниатюрным розовым язычком пожилая женщина сладострастно облизала внезапно пересохшие губы — которые пересохли и у мистера Новака, но вовсе не от вожделения. — Но Всевышний милостив к своим любимчикам, — мерзкие пальцы медсестры начали игриво теребить сосок Адама, — и у одной из жертв этого чудовищного инцидента оказалась та же группа крови, что и у вас, мистер Новак, и после тестов была определена совместимость органов, — Эстер резко выдернула руку из-под больничной рубашки Новака, и молниеносно разорвала «ночнушку» на груди. Адам, выпучивший от ужаса глаза, устремил свой взор туда и увидел пурпурный шрам, зашитый медицинскими нитками — судя по всему, эта жуткая бабища не лгала, во всяком случае не полностью лгала: ему действительно сделали операцию. Руки Эстер Вайзенбах тем временем двинулись ниже солнечного сплетения Адама и, когда достигли его гениталий, мужчина ощутил, как эта медсестра нежно сжала его яички в своей ладони: — Такие красивые люди как вы, мистер Новак, наделены Господом Богом от рождения — как минимум прекрасной внешностью... хотя мои пальчики позволяют мне судить о том, что не только смазливым личиком наградил вас Творец. И было бы чудовищным упущением, если бы такой дар божий стал очередным хладным трупом, подопытным материалом для наших студентов… — Что здесь, чёрт подери, происходит?! В дверном проёме стоял высокий худощавый молодой человек лет 25-28, одетый в зелёный медицинский костюм. Светлые волнистые волосы и голубые глаза, а также волевой подбородок намекали на скандинавское или германское происхождение; на бейдже значилось «Эрик Войт, анестезиолог». Завидев его, Эстер резко отдёрнула свою руку, освободив вместилище гонад Адама, и заметно смутилась. 
|
|
8 |
|