Таверна "Благословение богов" | ходы игроков | II. Змеиный лес. Приключения Адель и Брайса

- Лучше слушай внимательно. Для твоего же блага, - внезапно ожил воин. Юноша кивнул и вновь обратился к девушке. А послушать, действительно, было чего...

- ... Надеюсь, ваше любопытство было утолено. - Торвин примерно с минуту пытался очухаться от впечатления, полученного от рассказа и его иллюстрации, а заодно проанализировать его. Народ воителей... Ежели они складывали оружие раз в году, то как они добывали пищу и бытовые вещи? Впрочем, это легенда, и зачастую они приукрашены и сглажены. Ладно, с этим разобрались... Торвин медленно вздохнул и выдохнул. Чем больше мы знаем, тем сильнее ощущаем, что абсолютно ничего не знаем. Полугном поднял глаза на спутницу. И всё-таки смотреть на собеседника снизу вверх несколько неудобно...
- Благодарю. - Эта вещь была восхитительна, но только вот... - Но это был ответ только на один из моих вопросов. - Предвосхищая ответ девушки Торвин поднял руку. - Верю, что вы не знаете о связи Шумов и моего отца, но если я узнаю ответы на прочие вопросы, может я смогу догадаться сам, или хотя бы получить подсказку где искать. И мне кажется, на некоторые из них вы сможете ответить. Какое отношение имеет знак к ВАМ? Насколько я могу сказать... - полукровка быстро окинул взглядом собеседницу, - ... вы не являетесь одной из Шум... ок? чанок? Как правильно будет?

Что… Что он сказал? Всегда так, пора уже и привыкнуть. «Ушастая», «полукровка», «ни эльф, ни человек», «смазливая девчонка», список можно продолжать дальше. Это злит, обжигает похуже огня. Её с детства учили защищать свою честь, стоять гордо и непоколебимо. Сначала это заканчивалось оголившейся сталью верного меча, ужасом в широко раскрытых глазах. Её учили, что шумаи всегда должен доказывать свою честь, когда ему не верят, называют другой кровью. Со временем Адель научилась держать себя в руках, но гнев, он не исчезнет никогда. Она держит его в себе, меняется в лице, грозно сводя брови. Невежество, непонимание, вопросы. Её давно забытое имя, спрятанное, спящее. Её новая фамилия – метка позора, но кровь, её не обманешь. «Полуэльфийка» - всё, что доносится до ушей, она больше не слышит голосов своих братьев и сестёр, что говорят «шум».
Адель сжимает зубы, стараясь держать себя в руках.
- Вомиин ниид миндок лаас Шум, - она сказала это негромко, сказала это, даже не желая, чтобы собеседник понял хоть слово.
Девушка делает шаг к Торвину, грозно нависает над ним и буквально шипит сквозь сомкнутые зубы:
- «Шум» и «шумаи». Не. Склоняются.
Потом отступает на пару шагов. Она ведь даже не представилась.
- Аделинд Релин, - она чуть приклоняет голову. – Можно просто Адель. Странствующий бард, каждое мгновение доказывающий свою честь и наследие. Этот плащ – последнее, что осталось от моего дома, моих братьев и сестёр, живущих славной битвой и без страха касающихся солнца… носящих эти золотые крылья… Многие слепы, как и вы, Торвин, верно? – она на мгновение затихла. – Я одна из них, шумаи, - Адель показала на золотую застёжку полуэльфа. – Ну уж точно не вы.

Реакция девушки была... Эмоциональной. Грозный вид, нависание сверху... Торвин, как и все сыновья Земли не любил, когда ему указывали на его рост, даже если и косвенно, но не в этот раз. Раздражающий эффект и эффект угрозы были полностью испорчены осознанием того, КУДА едва не упиралась его голова.
- Вомиин ниид миндок лаас Шум. «Шум» и «шумаи». Не. Склоняются. - Подобный голос не мог быть наигран, но что же?..
Аделинд Релин... - дальнейший монолог объяснил эмоциональность предыдущих фраз, пусть и не до конца. Хотя...

- Собака, выращенная в семье другого вида не отделяет себя от неё. У неё нет мыслей, что у неё не так устроены лапы, не то строение черепа, и даже различие в размерах её не смущает. Тому же правилу починяются все социальные животные: волки, большинство птиц, люди...
- Люди? Но они же не животные!
- Хех, верно... Но и они, и даже мы подчиняемся тем же законам Природы. Воспитание вкладывает в нас большую часть нашей личности...

... кажется, всё складывается. Юноша слегка отступил назад.
- ... Многие слепы, как и вы, Торвин, верно?.. - Полукровка вздрогнул. В этот раз оскорбили намеренно. Понятно, что это было сделано со злости, но в этот раз ледяной покров спокойствия треснул.
- Прошу вас, не смотрите на других СВЕРХУ ВНИЗ, предварительно не узнав их достаточно хорошо. Я прошу прощения за то, что по неведению обидел вас, а что касается застёжки... - Он выпутал крылья из петли и бросил увесистый элемент одежды (Золото... Отец не поскупился.) полуэльфийке - ... если верить вашим словам, то получается, что вы - последняя наследница друга моего отца. Вряд ли был ещё кто ближе. - Торвин перебросил лишившийся застёжки плащ через плечо и мысленно обругал себя за несдерженность. Эмблема могла ещё пригодиться, как зацепка... Ладно. Надо будет обдумать полученные сведения и новые вопросы. Если она жила рядом с ним, пусть и в одном поселении, это значительно сузит круг поиска.

Адель так и застыла. Она была готова до потери голоса доказывать своё наследие, но вдруг он извинился? Всё понял? Ей не верили, никто и никогда не верил, кроме одного… «Смотреть сверху вниз»? Ведь она даже об этом не подумала. Она также смотрела и снизу вверх, хватая обидчиков за края одежды; смотрела также наравне, прямо в глаза, словно пытаясь прожечь взглядом; и сверху вниз… И как бы она это ни делала, её не боялись, смеялись, но никогда не… извинялись…

Она могла бы сказать, что совесть заела, если бы не бессмертная гордость. Два «я», что вечно борются. Шумаи, воинственная и гордая шумаи, пылающая, будто солнце. Девчонка-полукровка, улыбчивая, обдумывающая каждое своё слово, живущая со своими эльфийскими корнями.
«Ты пожалела дух девушки? Почему не хочешь жалеть живых? Потому что чужаки, потому что ничего не знают об истинной чести? Ты глупа, маленькая шум».
Девушка медленно опускается на корточки, поднимает брошенную застёжку. Адель встаёт обратно, пару мгновений крутит крылья в руках. Недоверие – часть этой чёртовой натуры, но так желает кровь, а кто она такая, чтобы предавать свою веру? Адель хочет произнести это застывшее в горле извинение…

"Вомиин ниид миндок лаас Шум. Слепцы не ведают истинного Шум". Брайс вспомнил, когда-то она бросила это и ему. Но там была другая ситуация, более безобидная. Но сейчас... Для Адель очень важно наследие ее народа, и говорить, что она не одна из них, все равно, что самому броситься на меч. А Торвин так и сделал. Не удивительно, как она себя повела. Не удивительно, как и он себя повел.
Откуда бы ему знать? "Оттуда, что он и сам носит два имени. Вряд ли захочет, чтобы кто-то указывал на его недостойность какого-то из них", - шепнуло Брайсу родившееся где-то в глубине души чувство. Он бросил на нового знакомого холодный оценивающий взгляд. Видимо, хороший следопыт, и так просто от него наверняка не отделаться. Пусть уж лучше будет на виду.

Брайс осторожно тронул девушку за плечо и тихо шепнул:
- Оставь, нам нужно отдохнуть, - короткий взгляд на Торвина, - Как и вам, - воин кивнул на их лагерь, приглашая. Костер уже потух, но развести его не долго - дрова еще остались.

Лёгкое прикосновение, девушка сразу поняла, что это Брайс. Ох, и злится же он, наверное. Она же всегда думает, что он злится? И выкинь Адель очередную глупость, он бы её остановил, обязательно остановил. Всё равно сейчас лучше послушать его, иначе девушка свихнётся. «Да, Адель, чем ближе подбираешься к своей цели, тем больше у тебя на пути возникает препятствий». Она сжимает застёжку в ладони, сердце нездорово заныло, снова. Гордость не позволяет казаться слабой. Адель оборачивается к воину.
- Ты прав, лучше отдохнуть …
Бард возвращается к лагерю, взглядом пытаясь отыскать спальный мешок. Она просто собиралась взять его и устроится у того дерева, где всё ещё пасётся Дорк. Подальше от противного огня, подальше от всех.

После ответа Торвина Аделинд выглядела ошарашенно. Действительно, вряд ли её до этого кто-либо воспринимал всерьёз. Гордость, воспитанная семьёй... Парень покачал головой. Всё-таки они забыли об одной вещи...
- Оставь, нам нужно отдохнуть. Как и вам. - Полукровка заметил одну деталь, не сразу бросившуюся в глаза. Девушка была не только ошарашена, но и подавлена... Чем? Не тем же, что ей наконец поверили?! Торвин медленно кивнул и двинулся к костру.
Разложив мешок он подумал и достал мечи. Всё-таки два дня без движения, стоит их почистить. Расположив их на коленях, юноша ненароком глянул в сторону Адель...

Мать не могла жить в горном городе, а потому отец стал жить с ней. Торвин был весьма общителен, но многие эльфы сторонились его, даже некоторые члены семьи матери, немногие приняли его в свой круг. Помнится, он спросил у деда - почему так?
- Потому, что они слишком высоко о себе думают. Они гордятся чистотой крови, а ты... - дед замялся, - ... слишком выделяешься.
- А что мне сделать, чтобы они меня приняли? Или хотя бы не сторонились?
- Ну... Покажи им, что не важно КТО ты, а важно кто ТЫ.
- ? Дедушка Эвель, прости, но я тебя не понял...
- Они считают, что их кровь делает их лучше, так? Они смотрят на тебя с высоты своей гордыни. Покажи им, что ты...
- Лучше их?
- Ни в коем случае! Что ты - равен с ними. Если ты будешь доказывать своё превосходство, то тебя просто возненавидят. И только с равным никто не откажется вести беседу. Запомни: не смотри на других сверху вниз, но и не позволяй делать это другим.
- Но как? Не таскать же мне с собой табуретку? - Ответом ему был лёгкий смех...

Торвин вздохнул. Не перестарался ли он? Что же всё-таки с ней? Глубоко вздохнув, он попытался ещё раз мысленно прикоснуться к полуэльфийке, почувствовать, что чувствует она.

Борьба гордости с растерянностью и какой-то тоской - вот что почувствовал Торвин. Яркие, искренние эмоции. Адель словно сражалась сама с собой, словно в ней были две сущности, что никак не могли ужиться друг с другом.

Торвин открыл глаза. То, что он почувствовал взволновало его - подобное состояние не нормально и даже опасно. Плюс к этому он почувствовал вину - ОН его вызвал. Во всяком случае, он так считал. Только - что делать? Если просто подойти - вероятность, что его выслушают и не пошлют далеко крайне мала, гораздо более вероятно, что на него наорут, что лезет не в своё дело... Один из клинков поймал отблеск костра, и юноша посмотрел на мечи. А что, действительно... Он начал начищать поверхность клинков и глубоко вздохнул.

Позабытые стынут колодцы,
Выцвел вереск на мили окрест,
И смотрю я, как катится солнце
По холодному склону небес,
Теряя остатки тепла.

Песня начинается тихо, но голос постепенно набирает силу, разливаясь над поляной. Торвин видит происходящее в песне, как наяву, и немного огорчён тем, что не может передать картинку, как это ранее сделала Адель.

Цвета ночи гранитные склоны,
Цвета крови сухая земля,
И янтарные очи дракона
Отражает кусок хрусталя -
Я сторожу этот клад.

Костёр отражается на клинках и танцует замысловатый узор на лице юноши, пока тот чисто механически полирует мечи. Переходы между куплетами идут практически без пауз, поскольку нечем их заполнить, но певца это не волнует. Ведь песня достигает одной из критических точек.

Проклинаю заклятое злато,
За предательский отблеск тепла,
Вспоминаю о той, что когда-то,
Что когда-то крылатой была...

Голос обрывается, и последняя строчка куплета звучит едва не шёпотом:

Она давно умерла...

Полуэльф тряхнул головой и вновь запел с полной силой.

А за горами, за морями, далеко,
Где люди не видят, и боги не верят.
Там тот последний в моем племени легко
Расправит крылья - железные перья,
И чешуею нарисованный узор
Разгонит ненастье воплощением страсти,
Взмывая в облака судьбе наперекор,
Безмерно опасен, безумно прекрасен.
И это лучшее не свете колдовство,
Ликует солнце на лезвии гребня,
И это все, и больше нету ничего -
Есть только небо, вечное небо...

Торвин смотрел в небо, скрытое в кронах деревьев. Перед глазами парил гигантский ящер, рассекающий воздушные просторы. Постепенно картинка стала отдаляться и полуэльф со сожалением вернулся на поляну, а его внимание вновь обратилось к мечам.

А герои пируют под сенью
Королевских дубовых палат,
Похваляясь за чашею хмельной,
Что добудут таинственный клад...

Юноша глубоко вздохнул и медленно выдохнул, украдкой глянув в сторону Адель. Надеюсь, это её немного отвлекло.
И тут он вспомнил про остальных персонажей, находящихся на поляне.
- Прошу прощения... - пробормотал он и убрал клинки в ножны.

Всё это время Луи наблюдал. Какие всё же странные эти ушастые. С Адель они были знакомы всего пару часов. Когда обустраивали лагерь, он смог с ней немного поболтать. Сначала девушка не очень охотно шла на разговор с ним, но, похоже, из благодарности продолжала отвечать на его вопросы. Потом вдруг начала улыбаться, вела себя немного иначе. Теперь она рассказала о себя немного подробнее, если так можно выразиться. И если посмотреть со стороны, то невооружённым взглядом видно, что Адель большую часть времени только и общалась с Брайсом. Недоверчивость – не такая уж и плохая часть натуры, но в её недоверчивости было больше злости, чем осторожности. Воин снова обмолвился об отдыхе, и оборотень вернулся к своему месту возле костра, где покоились оставленные вещи. Знает он один рецептик успокоительной настойки, а зная, с кем придётся путешествовать, она здесь жизненно необходима.

Второй ушастый запел. В крови у них, что ли, всё это заложено? Луи снова его осмотрел. Вдруг это симптомы очередного змеиного укуса? Хотя, какая глупость. Все просят прощения так, как могут. Оборотень достал из кармана бутылочку с противоядием и протянул полуэльфу.
- Не надорви связки, парень, иногда можно просто поговорить, - усмехнулся целитель. – Это на случай змеиной атаки, а если она уже произошла, советую сейчас же выпить.

Брайс быстро развёл костёр. Краем глаза он заметил, как Адель тихо перенесла свой спальный мешок к дереву, чуть в стороне. Воин не помнил, чтобы хоть раз видел её настолько подавленной. Он осторожно подошел к девушке и сел рядом. Молча. Разговоры сейчас не нужны. Если захочет, выговорится сама, а он послушает.
Адель листала свой дневник, время от времени поглядывая на лагерь. Когда Брайс пришел, она сразу же опустила глаза обратно.

Она старалась выглядеть спокойной и непоколебимой, но тут же сама себе твердила, что выходит это не очень. Гнев? Такое впечатление, что его и не было. Была тоска, просто горькая тоска. В лагере стояла тишина, и Адель воспользовалась этим временем. Сначала она хотела записать пару мыслей в дневник, но сил не было. Потом это превратилось в бессмысленное перелистывание страниц. Чёртова книжонка. Она всё помнит, как и хозяйка. Адель поднимает глаза, замечает Брайса и тут же возвращается к своему увлекательному делу. Зачем? Если он подошёл, значит есть причина. Не скажет, никогда не скажет, просто будет молчать. Ей было приятно, что он пришёл, но, пламенные небеса, почему она листает этот старый дневник, не поднимая глаз на друга?

Из лагеря послышалось пение. Адель медленно поднимает взор. Глаза широко открыты, она смотрит и слушает. Эта песня. Первая песня. Это исполнение такое простое и любительское, но воспоминания накрывают с новой силой. Её любимая песня. Когда говорят о легендах и мифах, или когда Адель снова не верят, она поёт эту песню. Она просто хочет донести до людей музыкой то, что не смогла объяснить на словах. А, может, ей просто нужны были деньги? А они были нужны… Торвин поёт, а девушка слышит нежные переливы флейты, которые рисует безумное бардовское сознание. А ведь когда-то она пыталась ненавидеть эту песню. Такое же наследие, как и плащ с крыльями Крейна. Адель достаёт из кармана золотую застёжку и тихонько крутит её в руках. Кажется, в горле слегка пересохло.
- Дома, в клане, мы все были братьями и сёстрами, готовыми друг за друга прыгнуть со скалы. Были и, как говорят на общем, «лучшие друзья», - Адель обращается куда-то в пустоту и тихонько усмехается. – Лучшие друзья дрались друг с другом свирепее диких пантер, это было… весело… Мы брали своё оружие и вырезали на нём имена самых свирепых, самых близких и лучших. Почтенный боевой брат или сестра, так мы говорили, - она снова начинает крутить в руках украшение. – Такой друг у меня был всего один.

Торвин не смог сдержать улыбки. "Не надорви связки"... Слышал бы ты наши застольные.
- К сожалению, я не настолько её знаю, чтобы знать ЧТО говорить. А песня... Язык достаточно универсальный. Тут не столько важен текст, сколько настроение, которое она передаёт. - Полукровка осмотрел бутылочку. - Ладно, надо всё-таки действительно отдохнуть... Благодарю за снадобье. - Спустя минуту всё было готово к отдыху: противоядие убрано, мечи лежат около спального мешка. Парень бросил короткий взгляд туда, где сейчас сидели Адель с наёмником. Надеюсь, что с ней всё в порядке... Мне она нужна в здравом рассудке и твёрдой памяти. Торвин вздохнул и улёгся спать. И снился ему горный город - единственное место, где его принимали за своего...

Оборотень дружелюбно хмыкнул в ответ полуэльфу. Парнишка в здравом уме, большего Луи пока и не нужно. Адель и Брайс сидели чуть поодаль от лагеря, кажется, о чём-то говорили. Целитель знал, что и они скоро отправятся на боковую, ведь нормально отдохнуть так никому и не удалось. А уж с утра можно заняться и лесом с духами. Луи осторожно устроился на своём месте у костра, надеясь, что на этот раз его сладкий сон уже ничего не нарушит.

"Был"? Значит, тоже погиб со всем кланом. Брайс ничего не ответил. Смазанные почти забытые образы промелькнули перед полуприкрытыми глазами. Как некстати он вспомнил, чертовы галлюцинации от отравы! Это теперь, как вновь открывшаяся рана. Брайс сам не заметил, как его рука оказалась на повязке.
Воин глянул на уставшую Адель:
- Ложись спать, я первым посторожу, - он встал, не дожидаясь ответа, и направился к огню. Что-то подсказывало, что сегодняшняя ночь будет спокойной.

Это было приятнее, чем глупые успокаивающие разговоры. Адель любила, когда Брайс просто её слушал. Она, может, и не знает, что у него на уме, но благодарна за отсутствие лишних вопросов. На самом деле, девушка сама хотела спросить кое-что. Времени ещё будет достаточно, и лучше не начинать издалека, а сразу заговорить с ним об этом в следующий раз. Ещё Адель решила, что уж сильно раскисла.
Утром, с новыми силами, легко решатся все проблемы с духами…
- Славной ночи.
…а уж потом она бросит все силы на свершение своей мести.