Полчаса спустя
Как правило, камеры для заключённых Даркуотерской тюрьмы готовились заранее, с учётом известных сил преступников. Серебряные решётки в камере для Уличного Волка ждали его уже два года, прежде чем он был пойман, такая же камера ожидала Чёрного Волка, были заранее готовы камеры с дополнительными стабилизаторами пространства для, по слухам, окончательно слетевшего с нарезки Хаоса и с распылителями гербицидов - для Флоры. Но полчаса назад Джеймсу "Стали" Хогану, начальнику Даркуотера, пришло от Валькирии одно из тех сообщений, которые он не любил:
- Арестовали преступника с неизвестными способностями, готовьте камеру, - меньше всего Стали в этом сообщении нравилось "с неизвестными способностями". Однако сейчас он, отдав все необходимые распоряжения, в окружении вооружённых охранников тюрьмы, стоял на вертолётной площадке острова, наблюдая, как на площадку садится ТомТековский ховерван, а затем - как открываются его двери, наружу выбираются Защитники (почему-то вчетвером - без АЗИМОВа), а затем сотрудники Департамена выводят из ховервана непринуждённо улыбавшегося, будто на нём не были надеты наручники-подавители суперсил, мужчину... лицо которого показалось Стали знакомым - а затем он вспомнил, где он видела этого человека.
- Ну, здравствуйте, профессор, не ожидали вас снова видеть, - проговорил начальник Даркуотера, криво усмехнувшись. - И как это вас угораздило?
- Добрый день, мистер Хоган! - Мендельштейн усмехнулся. - Не поймите превратно, я сдался властям добровольно, чтобы рассказать всё о преступлениях, которые я вынужден был совершать по чужому приказы!
- Подождите, вы что... встречались раньше? - удивлённо спросила Валькирия.
- Встречались, - ответила стоявшая рядом со своим начальником Мэри "Волчица" Митчелл. - Он меня когда-то лечил от ликантропии - и вылечил, точнее, научил её контролировать. Здравствуйте, профессор, не ожидала вас видеть.
- Гм! - произнёс Капитан Будущее. - Вы думаете о том же, о чём и я?
- О чём? - не понял Сталь, слегка насторожившись. Ему не нравилось всё это - что профессор Мендельштейн оказался незарегистрированным супером, с неизвестными силами (!), работавшим во вверенной ему тюрьме и прошедшим сквозь все её системы охраны (!), а больше всего - эта его непринуждённая усмешка, будто его не ведут в тюрьму, а пригласили на чай... или будто всё происходящее является частью его плана. Сталь повидал многих преступников, и такая усмешка на лице очередного узника Даркуотера не могла означать ничего хорошего.
- У меня есть сведения, что этот ваш профессор приложил руку к появлению на свет и Белого Волка, и Чёрного, - ответила Орлица. - Не думаю, что это совпадение.
- Вот как, значит, - проговорил Сталь, пытаясь решить, к добру ли услышанное им или к худу. - По крайней мере, один из этих двоих уже здесь. Ну что ж, профессор, добро пожаловать в Даркуотер снова - у нас есть о чём с вами побеседовать.
Эрл Эриксон полусидел на жёсткой тюремной койке (впрочем, после жизни в коммуне для беспризорников его камера казалась ему самым чистым местом, где ему приходилось жить последние несколько лет), читая томик Руссо. Ещё пара томов собрания сочинений французского философа лежали рядом, дожидаясь своего часа. Наручники с серебряными шипами на внутренней стороне (в дополнение к посеребрённой решётке дверей камеры) уже не причиняли ему такого дискомфорта, с которым он не мог бы свыкнуться. Звук приближающихся шагов оборотень услышал ещё издалека, но не поднимал взгляда от книги, продолжая чтение... тем временем шаги приближались, и когда шедшие подошли к двери его камеры, Уличный Волк поднял глаза. Поднял - и застыл, разглядев рядом со Сталью и двумя охранниками тюрьмы в полном облачении своего несостоявшегося приёмного отца. Вдобавок Мендельштейн улыбался так, что если бы не наручники, Эрл бросился бы к двери, чтобы просунуть руку между прутьями и схватить его за горло, - при виде его ненавистной рожи Уличный Волк ощутил накатывающий приступ ярости.
- Ты!... - только и смог прорычать он, резко вставая со своей койки и отбрасывая книгу.
- Аккуратнее с казёнными книгами! - хмыкнул Сталь. - То есть можно уже не спрашивать, "знаете ли вы этого человека"?
- Здравствуй, Эрл, мой мальчик! - Мендельштейн, как и в прошлую их встречу, начал разыгрывать роль заботливого опекуна. - Я рад тебя видеть, хотя не очень рад тому, в каких обстоятельствах нам пришлось встретиться. Надеюсь, здесь с тобой достойно обращаются?
- Ну а я... очень рад тебя видеть... именно в ТАКИХ обстоятельствах, - проговорил Уличный Волк, оскалившись и подходя к двери камеры. Теперь он разглядел на руках своего врага наручники-блокираторы суперсил и сделал из этого единственное напрашивавшееся заключение. - Надеюсь, ты тут надолго.
- И почему все, кто получал от меня сверхспособности, либо отбрасывают "химеру, именуемую совестью", либо пытаются меня убить? - Мендельштейн картинно вздохнул. - Но что бы ты обо мне ни думал, я хочу, чтобы ты знал: ты всегда был мне как родной сын.
- А у тебя самого-то как с химерой совести? - Эрл, скривившийся, когда Мендельштейн начал расписывать ему свои родственные чувства, не удержался от усмешки.
- Ну, будем считать воссоединение старых друзей... или врагов состоявшимся, - проговорил Сталь, едва заметно усмехнувшись. - У нас будет к вам много вопросов - к обоим из вас.
- Я буду ОЧЕНЬ словоохотлив, - оскалился Уличный Волк.
Орлица, сопровождаемая охранником тюрьмы, шла к камере, возле которой она была нечасто, но дорогу к которой помнила. Она знала, что камеры внутреннего наблюдения фиксируют каждый её шаг, что детекторы суперсил следят за ней, и что она, вообще-то, нарушает распорядок тюрьмы, но в последнем вопросе у сотрудницы Департамента на зарплате было немножко больше свободы. Наконец, она остановилась у дверей знакомой камеры, своим мистическим чувство ясно ощущая границу, за которой начинают работать блокираторы магии. Седой Ворон почти не изменился с её последнего визита (как же давно это было?) - немного обрюзг, обзавёлся сединой в его длинных чёрных волосах, которые стали немного длиннее... но в целом оставался таким же. Сперва он не обратил на Орлицу внимания, но затем, перестав смотреть в пространство, обернулся к двери и увидел свою дочь.
"Зачем ты пришла?" - спросил он на языке потаватоми.
- Я же просила тебя говорить со мной по-английски, - Орлица тяжело вздохнула: каждое слово их разговора записывалось, и если бы у службы безопасности возникли подозрения, о чём два индейца общаются на непонятном языке... ничего хорошего из этого бы не вышло.
"Ты забыла язык предков?"
- Ты знаешь, почему я прошу тебя об этом.
"Твои проблемы - это не мои проблемы".
Орлица тяжело вздохнула, но сдалась и, помедлив, сказала:
- Я хочу задать тебе один вопрос.
"Разве я могу помешать тебе? Но можешь ли ты принудить меня ответить тебе?"
Орлица вздохнула снова.
- Вопрос, который я хотела задать: правда ли, что у каждой сложной проблемы есть простое, очевидное и неправильное решение? И как найти правильное?
Старый индейский шаман не смог сдержать удивления - именно такого вопроса он не ожидал.
"Почему ты спрашиваешь именно меня об этом?"
- Потому что... - Орлица сбилась, затем вздохнула. - У меня нет другого отца... и ты был моим наставником в таких вопросах и не только таких.
Седой Ворон пристально посмотрел на свою своенравную дочь, а затем с каменным лицом проговорил:
"Разве ты не решила, что будешь поступать по-своему, наперекор тому, чему я учил тебя?" - и, помедлив, добавил: "Решение, принято мною, было правильным".
- Я не об этом хотела поговорить, - поспешно ответила Орлица. - Но то твоё решение действительно казалось мне неправильным и представляется мне неправильным сейчас. Ты знаешь Уличного Волка?
"Этого молодого меняющего кожу? Я знаю только то, что его привели в тюрьму на днях".
- Вот о нём я хотела бы поговорить. Ты, может быть, слышал, что он был главой коммуны для бездомных подростков. Говорят, что он давал им кров, пищу, защищал их от опасностей трущоб... и от того, чтобы никто не стал преступником, никто не стал наркоманом, никто не стал проституткой, - так было написано на стене их коммуны. Он был, как это называется, супергероем без лицензии, вигилантом... но он был ещё и грабителем - видимо, ему нужны были деньги, чтобы поддерживать коммуну, и он действовал, как Робин Гуд - отбирал у богатых, отдавал бедным. Многие считали его героем, но с точки зрения закона он был преступником, у него не было регистрации, и он был грабителем - в конечном итоге его арестовали и посадили сюда.
Седой Ворон слушал рассказ дочери с зарождающимся интересом, выпрямившись на свой койке и обратившись в слух, а когда Орлица сделала паузу, он проговорил:
"Я не был с ним знаком, но мне начинает нравиться этот юноша. Ты думаешь, что его следовало бы отпустить, но по закону не можешь?"
- Не совсем так, но... Сейчас он здесь, но дети из его коммуны остались там. Сейчас их защищают остатки его команды, Непокорные, но для Департамента они тоже преступники. И вот мы можем арестовать их всех, но что делать с обычными детьми из их коммуны? У многих из них, наверное, нет живых родителей, им некуда идти, или они не хотят возвращаться к своим родителям или опекунам, у них нет другого дома. Что делать с ними?
Седой Ворон задумался - Орлица по-настоящему озадачила его - а затем проговорил:
"Если у детей нет опекунов, их нужно найти. В нашем с тобой народе это было бы невозможно: если бы кто-то из детей лишился родителей, над ним взяли бы опеку другие люди нашего племени. Службы опеки белых людей не справляются со своими обязанностями?"
- Ты же знаешь, что и среди наших соплеменников были те, кто убегал от своих родителей, - заметила Орлица.
"Ты имеешь в виду себя?"
- Нет... не только. Но... да, службы опеки не справляются со своими обязанностями, - вынуждена была признать Орлица, - а тех, кто пытаются выполнять их работу не по закону, называют преступниками.
Седой Ворон помедлил снова, прежде чем ответить:
"В правильно устроенном обществе людям, которые пытаются защищать бездомных детей, лишившихся родителей и дома, нужно было бы поддержать, дать им всё необходимое, помогать и содействовать им. Но это означает трату денег, а белые люди дорожат своими деньгами и не захотят расставаться с ними, чтобы одеть и накормить сирот".
Теперь, задумавшись, помедлила Орлица, а затем, тяжело вздохнув, произнесла:
- Наверное, ты прав... в обеих частях. Жаль, я обычный сотрудник Департамента и немногое могу. Но, может быть, кое-что я смогу... Спасибо тебе - и прощай, - и Орлица, постояв пару секунд, направилась по коридору в обратную сторону.