Мир Пафос-Привода: Дважды два равно ... | ходы игроков | Хор

Черно-серые Сады для Грейва выглядели совсем иначе, чем для живого. Мертвый хорист в саду мертвых растений, призраков прошлого, чувствовал себя почти живым. Он не замечал, что здания Лос Анжелеса просвечивали, не понимал, что Чапай из соседней деревни - такой же призрачный мертвец. Мертвый не видит чужих смертей. Здесь можно было ненадолго забыться. Придумать новую песню.

Но приходит время новых гастролей. Хор готов. И он, солист Хора - тоже готов.

Кажется сама Смерть пела в этом месте. Грейв слышал тихое завывание и звон похоронных колоколов, он знал, это идеальное место для начала турне и сбора последователей, что пойдут следом по-всем гастролям. Но начинать надо постепенно. Грейв беззвучно пошел в Гадюкино и в его ушах не было звуков, сейчас он был один, а его капюшон был единственным другом. Саунд не собирался загонять себя в рамки, наоборот, он сейчас даст свободу всем привязанным к этому месту душам.

Грейв шёл, а за ним вереницей, словно хвост, тянулась процессия из представителей неупокоенного мира: зомби, призраков, фантомов, умертвий и все потихоньку распевались.

С песнями, шутками и прибаутками, хор Грейва шел через странные сады, напоминающие скорее гигантские папоротники. Для живого они были бы похожи на унылые черно-серые полотнища, и только уже мертвые могли насладиться садами Лотоса в полной мере, видя их так же, как и их создатель - многоцветьем оттенков праха и разложения, недоступным восприятию живых.

Местность, впрочем, менялась по мере того, как Хор двигался в Гадюкино. Огромные растения стали сначала в рост человека, потом по грудь, потом по пояс... Деревня находилась в полях, и здесь травы были лишь по колено.

Впереди стояло пять дрожащих домиков, разделенных между собой маленькой речкой, текущей из ниоткуда в никуда - призрак реки появлялся лишь в окрестностях деревеньки. Через речку был переброшен хлипкий мостик, тоже так и не решивший, быть ему деревянным, из бревен, каменным, или же железным и ржавым.

Один из домов, самый большой, из красного кирпича, имел гордую надпись "Сельсовет", оставаясь неизменным в своем облике. Второй перетекал из белокирпичного с вывеской "Продмаг" в резной деревянный, гласящий "Плюшки и Ватрушки". Третий был деревянной избой, и единственное, что в нем было нестабильным - это висящая на просушке у входа одежда. Она была похожа на мутную дымку, в которой угадывались то крепкие советские лифчики, то исподние юбки и нательные рубахи из некрашеного ситца, то вычурное платье с узорчатой каймой по краю подола.

На другом берегу речки, стояла то ли часовенка, то ли пасека - злые желтые и жужжащие пчелы растворялись в тумане, сменяясь желтыми же колоклами и колокольным звоном.
Последним домом была большая казарма с флагштоком на крыше. На первом этаже красовались широкие ворота, из которых доносилось то конское ржание, то тарахтение чихающего дизеля и матерки советских механизаторов.

До Гадюкино оказалось рукой подать, но на единственной улице деревни, идущей от сельсовета к казарме через мостик, никого не было.

Хор встал, заполнив и окружив все призрачное поселение, сам же Грейв встал перед главным зданием в деревне, с вывеской "сельсовета". Воцарилась тишина. Такая тишина, которой не бывает больше нигде, ибо здесь ветер не воет, а птица не поёт. А потом началось...

Не сговариваясь, хор начал завывать, а Грейв петь удивительно сильным голосом:

Вставай земля немертвая,
Вставай иди за мной!
Туда где Шут есть проклятый,
Убьём его толпой!

Немало душ невинных,
Ублюдок загубил!
Весь мир в соли утопленный
По тем кого он бил.

А те, кто встать не в силах,
Не вправе уходить,
Тех заклинаю быть здесь
И землю защитить!

Нам путь положен долгий,
И предстоит тяжёлый бой,
Найдём Шута поганного
И разорвем толпой!

Песня разом стихла и Саунд стоял перед сельсоветом в ожидании.

Возле здания сельсовета сгустился туман и вновь расступился, явив взору Грейва самого Чапая. Призрак безбашенного командира имел длинный черный плащ, небритую залихватскую морду лица, носил черную папаху со звездой и скалился во все свои тридцать два зуба.
- Хохо, гости к нам пришли! АНКА!! ПЕТЬКА!!! - взревел Чапай - к нам никак цирк прибыл!! Одна нога здесь другая там, до продмага мухой за самогоном, а то раком поставлю!

Из такого же языка тумана соткалась шлюховатого вида девка в штормовке с тяжеленным пулеметом, легко удерживаемым на сгибе локтя и пацан, ростом Чапаю чуть выше пупка, зато с казачьей шашкой и здоровенным красным флагом.
- Беги, Петька! - пнула ординарца девка по заднице мыском своего тяжелого сапога - а то за тащем командармом выебать не заржавеет!
Пацан от такого пинка перекатился кубарем через голову, снова встал, придерживая знамя и шашку левой рукой, почесал затылок освободившеся правой, сплевывая землю и песок
- Э... дык?.. - смерил взглядом Петька своих мучителей - меня то за что, Василь Иваныч?..
- За жопу, Петька, за жопу - наградил Чапай ординарца не слишком ласковым взглядом - такой мой командирский долг - и вздохнул тяжело.

Петька учесал в сторону "продмага", а девка с пулеметом и сам Чапай остались стоять, рассматривая толпу пришедших с Грейвом мертвяков
- Рабоче-крестьянский люд, значца, на митинг собрали? - хмыкнул командир - это добро! Ща самогону добудем, и цирк посмотрим, и митинг, значца, проведем...

Нагло обняв девку за задницу, Чапай вытянул вперед губы, поджег щелчком пальца возникшую буквально из ниоткуда в зубах трубку и задымил, садясь на крыльцо сельсовета.

В глазах Грейва ничего не отразилось. Он стоял и молча пялился на Чапая, мутными глазами и совсем не моргал.
Хор, тем временем, "вооружился" плакатами и транспорантами с призывами "хватит это терпеть!", "покоя неупокоенным" и "поборемся за свои права!", а так же карикатурными изображениями Шута и его неизменным провалом под напором зомбо-фантомной армии.

Саунд начал медленно приближаться к Чапаю и оказавшись весьма близко, тихим, сипло-хриплым голосом, что становилось даже чудно, как он пел то, полминуты назад, проговорил:

- Вы с нами?

Грейву нужна была великая сила и мощь, что бы одолеть врага своего и для этого, ему надо было или собрать армию или самому стать сильнее. Если Гадюкино откажется присоединиться к правому делу, Грейву придётся проглотить это место и всех его обитателей.

Хорист впервые, медленно моргнул.

Пока хористы доставали плакаты, частично используя для этого свои гнилые обмотки, а частично сами становясь транспарантами - те из них, кто были скорее призраками, нежели твердыми зомби, верный чапаевский ординарец успел вернуться с громадной бутылью самогона, заткнутой вместо пробки здоровенным соленым огурцом, и тут же приложиться к емкости, делая вид мол принимает весь удар на себя - как бы таща командарма не отравили паленым бухлом!

Тащ командарм в это время был сосредоточен скорее на тискании задницы своей девицы, потому и не заметил, как у него нагло сперли поллитру самогонки, употребив её внутрь. Пулеметчица иногда делала вид, что смущается, но исключительно из-за присутствия зрителей.

Наконец Грейв подошел к Чапаю, чтобы задать свой сакраментальный вопрос.

Чапай задумался. Чтобы думалось лучше, хлебнул самогонки, закусил огурцом и многозначительно почесал папаху на затылке.

- ПОЛИТРУК!!! - взревел он наконец, вспомнив, что правильный командир это не тот, который сам все умеет, а тот, который правильно распределяет обязанности

Из языка тумана, сгустившегося прямо над бутылью самогонки, словно похмельный джинн, воплотился пропойного вида тощий мужичок в сидящей набекрень шапке-ушанке, майке-алкоголичке, потертых штанах и валенках. В руках Фурманова красовалась толстенная красная книжища с серпом и молотом на обложке - "КАПИТАЛЪ".
- Что за глупый вопрос, товарищи! - начал он козлиным тенорком - разумеется, мы с вами! - воскликнул политрук, взмахивая своим талмудом - всякий пролетариат...
Фурманов скосил взгляд, читая надписи на транспарантах.
- ...желающий бороться за свои права, будет объединен в могучее коммунистическое движение Интернационала! Слава товарищу Ленину! Гип-гип?? - крикнул он

Тишина.
- Гип-гип?? - пронзительно гаркнул Фурманов

Петька, втихомолку жрущий самогон из горла, закашлялся и заорал, размахивая красным знаменем: УРРАА!!!

Политрук подобрел и продолжил, карабкаясь по плечу Чапая на крышу сельсовета вместо трибуны.
- Как сказал товарищ Маркс, неизбежность гибели капитализма и победы коммунизма вытекает из объективных законов развития общества! Основной движущей силой, обеспечивающей эту неизбежную победу является, как нам всем известно, пролетариат! Слава пролетариату! Гип-гип??
- УРААА! - заорал Петька снова, размахивая знаменем
- Ура! - крикнул кто-то в толпе хористов, подняв транспарант "хватит это терпеть!"

- Товарищ Маркс и товарищ Энгельс - продолжал политрук - указали пролетариату его роль и задачу! Подняться первым на революционную борьбу против капитализма и объединить вокруг себя в этой борьбе всех трудящихся! Слава революционной классовой борьбе! Гип-гип?
- УРАА! - заорал Петька, размахивая флагом
- УРАА! - заорали хористы, занявшись знакомым делом, слушать главного и орать ему вслед

- Опираясь на работы товарищей Маркса и Энгельса, товарищ Ленин рассматривает такие формы классовой борьбы, как стачка, демонстрация, манифестация, парламентская борьба, лишь как подготовительные. По мнению товарища Ленина, главным, решающим средством свержения власти буржуазии, товарищи, является социалистическая революция! Слава социалистической революции!!! - неистово заорал политрук, исступленно колотя ногами по крыше сельсовета
- СЛАВА!!!! - в унисон грянул хор

Политрук знал свое дело и уверенно произносил речь, подбирая слова так, что бы полностью завладеть умами зомби и душами духов. Полезно иметь при себе такого кадра, но и опасно, ведь в случае чего, он может обратить против тебя всех твоих последователей.

Грейв кивнул коротко Фурманову, но вскоре вернул свое внимание Василь Иванычу, ибо он здесь был "царь и бог", а посему, его слово было решающим.

- Отправимся в Лос-Анджелес, ибо в этом рассаднике капитализма полным полно загубленных душ. Вместе, мы сможем присоеденить их к себе, подняв на борьбу коммунизма за мир во всем мире.

Грейв протянул свою руку Чапаю. Теперь требовалось его согласие для синергии душ Саунда и Гадюкино, для трансформации их в Дух Коммунизма и увеличение мощи и силы.

Некоторое время протянутая рука Грейва оставалась висеть в воздухе. Пока Чапай, явно думавший над ответом, не пришел к некоторому серьезному выводу.

В первую очередь он убрал руку с задницы Анки.

Во вторую дал пинка Петьке, продолжающему попытки выглотать самогонку из бутыли.

Наконец Василь Иваныч подвинул бутыль к себе ногой, хрустнул огурцом-затычкой... и вложил его в руку Саунда.
- Ты меня уважаешь? - задал Чапай вполголоса вопрос таким тоном, будто от ответа зависела судьба всего мироздания.
И что отвечать? Если да, то ведь придется пить. А если нет... о каком союзе потом может идти речь?

Вопли Фурманова с крыши сельсовета и периодически раздающиеся "Гипгип - УРАА!" вместе со славой очередному товарищу, коих политрук знал достаточно много, уже как-то стали сливаться в единый неразличимый фон. Митинги политрук проводить умел и любил, и это его явно займет надолго.

Огурец был сжат в кулаке, а когда ладонь раскрылась вновь, то от зелёного овоща не осталось и следа.

- Уважение надо заслужить, так же как и презрение, ненависть, страх, любовь... Тебя здесь, не уважают, ибо ты не уважаешь никого. Пинаешь тех кто тебе близок. И любви я здесь тоже не ощущаю, - на несколько секунд взглянул на блондинку с пулемётом, - И меня ты не уважаешь, ведь кроме слов, не было действий. Испытать меня хочешь? Что ж, давай!

- Даааа - протянул Чапай сокрушенно, со вздохом забирая бутыль с ценным продуктом, чтобы не разбили ненароком - вот оно как, значит. Я к тебе со всей душой, а ты даже не знаешь, что такое боевое братство. Мы с моими соратниками две войны прошли. Не видишь ты, значит, дальше своего носа. Не понимаешь, что за отеческим пинком командира кроется тяжелый груз ответственности и обязанностей.

- Ну так и иди тогда, куда шел. Коли коммуниста не уважаешь, о чем тогда еще с тобой говорить?

Фурманов продолжал орать, раскачав толпу на постоянные крики и вещал дальше что-то про мировую революцию. Кажется, сейчас Грейва вряд ли услышат те, кого он привел в Гадюкино.

Холодная злоба закипала в темной душе Грейва. А была ли там душа? Он не хотел что бы так все получилось, но порой вселенная просто не оставляет выбора. Хор отвернулся? Ха! Да ему не нужны армия и хор, потому что он Дирижер Душ, Глашатай Смерти, Заупокойный Певец - он Грейв Саунд!

Музыка подобная начала появляться из ниоткуда и становится все громче, как и слова, произносимые Грейвом, что кружили вокруг, роем трупных мух.

- Вы хотели получить слугу, но я не слуга!
Я хотел союза, но вам же нужна война!
Смерть мне не страшна, ведь смерть лишь начало,
Умирать мне доводилось, поверьте, раз не мало.

Фурманов, закрой поганый свой рот,
Когда его ты открываешь, то воняешь хуже чем клоп!
Всем противно твоё блеянье баранье,
Говно ты всем суешь, а говоришь - варенье!

Чапай, Василь Иваныч, старый, похотливый сыч!
Ослепни мразь, кончай уже на свете быть,
Аннигилируйся паскуда, скорей исчезни ты отсюда!
И захвати с собой Петра-шестерку,
Мои слова его сотрут как морковь на терке!

А Анну я оставил на последок, желая как и все вы,
На ней оставить след свой.
Но не волнуйтесь, а её не трахну, а лишь сожгу нахрен!
Спалю к чертям и все Гадюкино, дабы не было нечисти подбной,
Пойду один войной, на Запад я, и на Восток я тоже,
И никто меня остановить не сможет, я Смерть, я Дьявол и я Боже!

Голос Грейва начал нарастать, разносясь эхом по округе. Вот уже пропет первый куплет, и проклятие-песня готова ударить по алкашу-политруку, но...

Внезапно песня была крайне невежливо прервана хрустящим соленым огурцом, который Петька сунул в пасть певцу. Пытаясь продолжить свое колдовство, Саунд невольно закрыл рот, чавкнув овощем.
- Закусывать надо, товарищ - пожурил хориста ординарец Чапая - а не волком выть от жизни тяжкой. А то до так и белочки допиться можно, Василь Иваныч всегда так говорит.
- Правильно, Петька - подтвердил командарм, благосклонно кивнув мелкому татарину

Возразить что-то с проклятым огурцом во рту было тяжело. Петь - еще сложнее.

Надкусив и выплюнув огурец, который горчил обидой поражения, Грейв утер тыльной стороной ладони рот и волком посмотрел на троицу. Заглянул каждому в глаза, попытавшись забраться в мёртвую душу, самые потаенные и тёмные её уголки, что бы выудить оттуда их страхи и показать им, кто они есть на самом деле - всего лишь шуты и клоуны, прячущиеся за позерством.

Странно улыбнулся и протянул руку:
- А ну ка давай я попробую ваш эликсирчик.

Заглянув в глаза Чапаю, Грейв увидел множество разнообразных картин. Сюжеты мелькали, сменяя друг дружку - какие-то переправы через реку, под кинжальным огнем пулеметчиков, какие-то хибары с горящими знаменами над ними, какие-то непонятные озера, в которых лежат странные металлические агрегаты... мелькание еще ускорилось, размазывая картинки в бессмысленную муть. Не было какого-то конкретного страха, не было одной уязвимой точки в собирательном многоликом образе.

- Эй! - окликнул певца Петька, поднося стопку с самогонкой - плохо, товарищ? Выпей, сразу полегчает!