1918: Архангельские тени | ходы игроков | Историческая справка

Сколько громких прозвищ дал нам ушедший год! Многие помнят Первого солдата Революции Кирпичникова (где-то он сейчас?), не скоро удастся несчастной России позабыть и Рыцаря Революции Керенского, оказавшегося скорее Рыцарем печального образа. И конечно, весной и летом прошлого года с заголовков статей и обложек иллюстрированных журналов не сходило прозвище известной террористки-эсерки, женщины-солдата Натальи Симоновой — Ласточка Революции.

Завтра, 22 августа, Ласточка Революции вернётся на родину после девяти лет изгнания, и мы должны быть горды тем, что первым клочком родной земли, на который ступит нога прославленной террористки, будет пирс Соборной пристани в центре Архангельска. Однако, приветствуя Ласточку, каждому стоит ясно понимать, кого именно мы осыпаем овациями, ведь, пожалуй, нет иной революционной героини, вокруг которой намешано столько слухов, дешёвых сенсаций и откровенных газетных уток, как вокруг Натальи Симоновой.

Что и говорить о том, если самое её прозвище, Ласточка Революции, родилось в результате ошибочного газетного сообщения! В апреле прошлого года, в незабвенную весну свободы, молнией пронеслась новость о гибели на Салоникском фронте русской авиатриссы Натальи Симоновой, и буквально на следующий день Александр Вертинский, печальный паяц московской эстрады, исполнил со сцены романс, начинавшийся словами «Вы погибли в Салониках, крае солнечно-ласковом» и заканчивающийся «Вы погибли, как ласточка, свой окончив полёт». В памятной всем восторженно-нервной обстановке той весны газеты по всей России мигом растиражировали весть о гибели Ласточки Революции — это прозвище пристало к ней тут же — и лишь через полторы недели из Греции было получено опровержение, говорящее о том, что Наталья Симонова не только не мертва, но даже не ранена и уж тем более не пилотировала никакой аэроплан. Впрочем, заголовки «Ласточка Революции жива!», которыми газеты запестрели вслед за тем, только прибавили революционерке известности.

Но обо всём по порядку. Следовало бы рассказать о детстве и юности Ласточки Революции, но из выпусков «Нового времени», «Московских ведомостей», «Речи» и «Руси» за 1906 и 1909 годы автору этих строк удалось выяснить лишь, что Наталья Симонова родилась в дворянской семье в 1887 г. и в юности увлеклась радикальными взглядами. Присоединившись к Боевой Организации П. С.-Р., Наталья совершила один из самых громких террористических актов 1906 г. — казнь генерала Римана. Сейчас его личность уже подзабыта, но в 1905 г. это имя гремело по всей России — именно генерал Риман в январе того года командовал частью войск, расстреливавших рабочих 9 января в Петербурге, именно он в составе Семёновского полка «усмирял» пушкой и револьвером мятежную Москву в декабре. Печальную известность приобрела карательная экспедиция этого полка по Казанской железной дороге. Вот один из декабрьских «подвигов» Римана в изложении журналиста газеты «Русь» В. Владимирова:

Я поражался, видя, например, старуху 50 лет, всю свою жизнь глубоко веровавшую в Бога и Царя, готовую отдать свою жизнь за любимого монарха-миропомазанника, сразу переродившуюся после кровавого действия в её квартире полковника Римана. […] Велико должно быть её внутреннее потрясение, если пришлось ей в один миг, в одну страшную минуту видеть расстрел её невинного сына, на её же глазах, в её комнате, уставленной образами и украшенной царским портретом со всей царской фамилией.
— Посторонись, старуха! — крикнул ей Риман и левой рукой отстранил её, а правой выстрелил в лоб её любимца, ни в чём неповинного, непонимающего, за что приставляется к его лицу дуло револьвера. Он не шевельнулся, не сделал даже попытки защититься; только через миг грохнулся на пол кровавый труп всей своей тяжестью, без звука, без вскрика.
Возможно, сегодня такие описания не вызывают трепета в наших сердцах, огрубевших за четыре года мировой бойни, сменившейся гражданской смутой, но каждый, кто в 1906 г. был в сознательном возрасте, помнит, какие омерзение и ненависть вызывали тогда в обществе имена гвардейских полковников Римана и Мина, которым Николай Кровавый за блестящую победу над трудовым народом пожаловал генеральские чины. Народ воздал лейб-гвардейцам должное иначе: генерал Мин был убит Зинаидой Коноплянниковой, его пособник Риман — Натальей Симоновой, пятью выстрелами из револьвера. Восставшая Москва была отомщена.

Скорое на расправу столыпинское «правосудие» казнило Коноплянникову; несовершеннолетней Симоновой же казнь была заменена вечной каторгой. В ожидании перевода на каторгу Наталья провела в Трубецком бастионе Петропавловской крепости долгие три года: в этих одиноких стенах она встретила совершеннолетие, слышала новости о поражениях революции, волне реакции, столыпинских галстуках… Наконец, в 1909 году её перевезли в Москву, чтобы этапом отправить в Акатуй, где в то время томились Чайка Революции Мария Спиридонова, Анастасия Биценко, Ревекка Фиалка и другие героини борьбы за свободу. Но Наталье было суждено увидеть сибирские просторы не из зарешётчатого окна тюремного вагона!

Многие помнят неслыханный по дерзости побег 14 каторжанок из Московской женской тюрьмы, куда из разных уголков России свозили осуждённых к отправке в Акатуй революционерок, в том числе знаменитую по участию в подрыве дачи Столыпина Наталью Климову. Именно Климовой удалось распропагандировать одну из надзирательниц, ночью опоившую сослуживиц снотворным и открывшую узницам двери на волю. Штрих, достойный авантюрного романа: когда каторжанки пробирались по коридорам спящей тюрьмы, от пустого стола дежурной надзирательницы раздался телефонный звонок: провокатор сообщил в полицию о готовящемся побеге, и теперь в тюрьму звонил сам обер-полицмейстер, чтобы спросить, всё ли в порядке. Одна из каторжанок с ледяным спокойствием сняла трубку и, представившись надзирательницей, сообщила, что в тюрьме всё спокойно. Полиция поняла, как её одурачили, лишь на следующий день. Кем была эта спасшая дело узница? Свидетельства разнятся, но очевидно одно: звали её Натальей.

Выйдя из стен тюрьмы, каторжанки разошлись по подпольным квартирам, разными путями по чужим паспортам пробираясь за рубеж. Климова и Симонова, как две самые известные террористки, выбрали самый долгий и неочевидный маршрут: через Сибирь и китайскую границу в порт Шанхай. О перипетиях этого авантюрного путешествия повествует книга Симоновой «Белая дьяволица» (как видим, свою персону в те годы Наталья представляла далеко не в птичьих образах):

Через два часа после перестрелки с хунхузами мы с проводником поднялись на сопку. Встретив достойное сопротивление, эти шакалы просто сбежали. Причем они бросили раненого, но не забыли прихватить его лошадь, ружье и сумку. После десятиминутных колебаний мне пришлось застрелить раненного в живот разбойника. Из милосердия. Спасти его не было никакой возможности, только обречь на длительную и мучительную агонию. Настроение после этого у меня упало, да и азарт боя отступил, оставив опустошение. Особых сожалений о судьбе хунхуза не было. Это был враг. Он стрелял в нас, мы в него. Бой был честный. Просто сожаление, что даже в этом прекрасном, благодатном краю процветают жестокость и несправедливость. Но, когда я очутилась на вершине и взглянула вниз, то душу захлестнуло неизведанным ранее восторгом. Внизу была прекрасная долина с небольшой речушкой, за которой открывался вид на следующую сопку. И я, не считая проводника, была тут единственным человеком на версты вокруг. От этого кружилась голова и сердечко трепетало в груди. Но потом пришла горькая мысль, что в этой долине, на русской земле, могли свободно трудиться русские крестьяне. Но из-за ананаса на троне в нелепой золотой короне, его глупых законов и продажных чиновников, эта земля стоит пустая. А крестьяне ютятся и страдают на своих жалких клочках земли. Невидимые крылья за моей спиной растаяли, я поморщилась и пришпорила коня.
Книга вышла в издательстве Туманова в Ницце в 1911 г. и стала вторым после ропшинского «Коня бледного» литературным событием русской революционной среды тех лет. Автор этих строк, сам старый эсер, помнит, каким неожиданным ударом в спину стал для всех нас роман Ропшина, опустивший высокое знамя борьбы до уровня будуарных скандальчиков, щедро сдобренных самолюбованием и манерным эстетствованием накокаиненного декадента; и каким оправданием революции, гимном вольному духу и стремлению к свободе стала книга Симоновой, показавшая нам, что эсер может оставаться эсером и без бомбы, и в изгнании.

Ходят слухи и о второй книге за авторством Симоновой, написанной под псевдонимом по-французски, однако, достоверных данных о таком произведении, если оно когда-либо и было создано, автору этих строк обнаружить не удалось. Что бесспорно, однако, — что и в Париже, где Симонова остановилась, обогнув с запада на восток земной шар, она не собиралась вести тихую неприметную жизнь эмигрантки, удел многих вырвавшихся из плена царской России узниц, в том числе и её товарки по путешествию через Китай Климовой; не собиралась она и посвящать жизнь бесконечным бесплодным спорам о теории и тактике, чем занимались тогда все в тесном мирке парижской и женевской колоний русских революционеров. Вместо этого уже в 1912 году в Le Petit Journal появилась роскошно иллюстрированная статья об участии мадемуазель Simonoff в автомобильных заездах и полётах на аэропланах. Наталья не стала первой женщиной-авиатриссой ни во Франции, ни в России, но сообщения об участии русской террористки в авиационных показательных выступлениях неизменно приковывали внимание «падких к сенсациям толп парижан», как пелось в романсе Вертинского (хоть здесь печальный Пьеро не погрешил против истины!). Говорят, что прозвище Ласточка, тогда в виде “l'hirondelle russe”, впервые появилось именно в те годы.

Однако, погоня за техническими новинками и богемная жизнь не ослабили внимания Натальи к происходящему в России и мире, и в 1914 году Симонова вслед за партией заняла твёрдую оборонческую позицию. Мало того, не успела европейская бойня разгореться, террористка начала проситься на фронт! В телеграфном интервью горьковской «Новой жизни» в мае 1917 года Ласточка заявляла, что сначала просилась на фронт в качестве авиатриссы, в чём ей было отказано, и лишь в 1916 году получила личное разрешение генерала Дитерихса прибыть в распоряжение его бригады, сражающейся под Салониками. Неизвестно, чем руководствовался ныне находящийся в Сибири генерал, призывая под свои знамёна бывшую террористку, но если целью было показать единение русских людей перед лицом угрозы своему Отечеству, это удалось: в течение 1916 г. в разных российских изданиях неоднократно выходили заметки о бывшей террористке, сражающейся «за царя, за родину, за веру» в рядах русской армии. Однако, нам достоверно неизвестно, какую именно роль выполняла Симонова в рядах экспедиционной бригады на Салоникском фронте, сражалась ли в траншеях с винтовкой в руках, ходила ли в атаку на колючую проволоку и пулемёты или выполняла вспомогательные задачи. Очевидны две вещи: во-первых, именно пример Натальи Симоновой вдохновил многих участниц женских батальонов, о чём те неоднократно и открыто говорили; и, во-вторых, — Ласточка Революции совершенно точно не летала на Салоникском фронте на аэроплане.

Разумеется, в 1917 г. и особенно после оказавшегося ложным сообщения о гибели на Ласточку Революции — тогда Наталью уже называли так все — обрушился град призывов немедленно возвращаться на скинувшую с себя путы тирании родину. Путь из Салоник в Россию, такой недальний в мирное время, однако, требовал возвращения кругом, через Британию и Швецию, но и это, в конце концов, не было проблемой — мало ли какими крюками возвращались в те месяцы на родину революционеры? Однако, несмотря на постоянные призывы скорее ехать домой (в том числе личной телеграммой от Керенского), Наталья не спешила с возвращением. Родина колотилась в революционном припадке, правительства сменяли одно другое, взлетела в зенит и стремительно покатилась вниз звезда Керенского, в июле выступали большевики, на Питер шёл Корнилов и, наконец, сделала свой судьбоносный выстрел «Аврора» — а Ласточка Революции так и продолжала порхать вдали от дома. Что было тому причиной? Чувство долга перед сербским народом, свободу которого Ласточка поставила выше свободы своего народа? Взявшая верх над гражданским долгом чувственность? Расчёт не возвращаться в Россию раньше времени, чтобы не испортить политическое реноме? Боязнь растерять популярность столь же быстро, как набрала её? Вряд ли на эти вопросы ответит кто-то, кроме самой Симоновой. Могло бы всё обернуться иначе, будь Ласточка Революции в Петрограде, скажем, в октябре? Этого мы никогда уже не узнаем.

Так или иначе, но разговорам о возвращении Ласточки на родину положило конец ранение, полученное Симоновой в начале 1918 г. Эта новость, на сей раз правдивая, была встречена уже не так, как апрельская — мало кому в замерзающем Петрограде или разбитой боями Москве было дело до происходящего «в крае солнечно-ласковом», и уже не Вертинский отозвался на эту новость романсом, а дезертирская толпа частушками вроде:
«Гнил Ванюха по окопам
Я летала по Европам,
Сбёг Ванюха — я возьмусь
Сдохнуть за святую Русь!»

В наступившем в этом году хаосе, за событиями всероссийского и местного масштаба новости о Ласточке Революции почти пропали из газет. В мае промелькнуло сообщение, что тяжело раненая Симонова пошла на поправку, затем — что она снова при смерти, в этот раз от напавшей на ослабленный организм испанки. Но жизни Ласточки не суждено было окончиться так незаметно: уже в августе появились первые сообщения, что выздоровевшая Симонова находится в Англии, намереваясь с первым пароходом отплыть в Архангельск. То, что Ласточка Революции выбрала для возвращения в Россию наш северный край, а не, скажем, отправилась в более знакомую ей Сибирь, — большая удача для нашего небогатого на известных лиц правительства. Пока неизвестно, включат ли Симонову в состав Верховного Управления в каком-либо качестве или привлекут к участию в наших нарождающихся вооружённых силах. Одно известно точно — наконец, вернувшись на родину, Ласточка Революции намерена посвятить свою деятельность борьбе с разрушающим нашу страну большевизмом. Не мешает повторить: торжественная встреча Ласточки Революции в присутствии первых лиц правительства и представителей союзных держав назначена на среду, 22 августа, 2 ч. пополудни, Соборная пристань.

Орест Хладокипящий