1918: Архангельские тени | ходы игроков | Николай Рощин

- Вы имеете представление, где она живет? - спросил Рощин, не надеясь особо на то, что получит нужную информацию.

  Агнесса Федоровна призадумалась, вспоминая известную ей информацию, поморщилась, понимая, что не может сказать ничего. В воздухе повисло тягостное молчание, когда госпожа школьный врач прошлась по комнате, по дуге обойдя чаплинцев, и вышла в коридор, поманив Рощина за собой. Остановившись у окна, за которым занимался розовый рассвет, она задумчиво посмотрела вдаль, словно архангельское небо могло дать ей какую-то подсказку. Но небесная гладь была как всегда безучастна.
  Скорбно покачав головой, женщина извинилась:
  - Простите, Николай Борисович, никак не могу припомнить, да и слышала ли? Не уверена. Одно могу вам, сказать, - голос женщины стал тише, - собственно, почему я вас и попросила оставить залу. Не сочтите меня сплетницей, - она стыдливо потупилась, что само по себе было нечастым зрелищем для бойкой дамы, - но уж что вспоминается, тем и пытаюсь помочь. Ходят слухи, что госпожа Симонова сожительствуют с британским офицером и проживают, стало быть, с ним под одной крышей. К сожалению, ныне весьма немало частных домов и квартир арендованы офицерами союзников, так что эта информация, боюсь, может оказаться бесполезной.

- Если бы вы могли вспомнить имя этого офицера, - сказал Рощин, - вы бы меня очень обязали, дорогая Агнесса Федоровна.

- Увы, Николай Борисович, я не помню. Это были только слухи, а я не имею обыкновения внимать им, равно как и разносить сплетни. С кем и как жить - это личное дело госпожи Симоновой, а я, хоть этого и не одобряю, не считаю возможным осуждать взрослую даму... женщину за глаза. Так что уж простите, но в этом я вам не смогу помочь. - госпожа Ротт чуть смущенно развела руками.

Поняв, что Ласточку он не сможет найти в приемлемое время, Ник решил, что придется обойтись синицей в руках, а не ласточкой в небе. Хотя ... хотя он был абсолютно не уверен в том, что искомая дама не повела бы его миссию своим путем, ей одной понятным, поскольку у нее точно были на все свои планы, а ставить в известность о них, она не спешила. Поэтому он остановил свой выбор на господине Зубове. Руководствовался он исключительно описаниями, данными его благодетельницей Агнессой Федоровной, но иных у него не было. А Ник давно уже привык обходиться тем, что есть.

  Вернувшись в зал, Рощин огляделся. Все было по-прежнему: развалившись в кресле, ритмично жестикулирующий Чаплин что-то говорил негромко, а его военная и гражданская свита внимала словам несостоявшегося диктатора. Кто-то, как Грудистов, стоял, облокотившись на стол, кто-то подпирал собой стену, пара молодых офицеров держались за спиной кавторанга, всем видом демонстрируя беззаветное служение и готовность. Молодые эсеры Филоненко и Миллер, отойдя к белому буфету, за стеклами которого виднелись неровные ряды разномастных тарелок, пили чай и периодически посмеивались.
  Искомая же персона, свеженазначенный начальник отдела внутренних дел господин Зубов, стоял возле незанавшенного окна, неспешно смоля длинную сигарету. Это был мужчина хорошо за сорок, с лицом настоящего чеховского интеллигента, с щеткой темных усов и густыми волосами, в которых сквозила первая седина. Одет он был в аккуратный гранитного цвета костюм и строгую белую рубашку, словно собирался на очередное заседание правительства.
  Курил он медленно, вялым жестом поднимая сигарету ко рту, затягиваясь глубоко, а потом долго смотря. Как сизый дым, вьющийся змеей, ползет к приоткрытой форточке, тая в первых лучах архангельского утра. Когда воздух становился чист, Павел Юльевич снова затягивался, будто через силу, и продолжал свое наблюдение, совершенно абстрагировавшись от гула обсуждений грядущих выборов в городскую думу.
  Когда Ник приблизился к нему, поздоровавшись, министр плавно повернулся вполоборота и густым бархатным голосом, плохо вяжущимся с общей апатичностью интонаций, поинтересовался:
  - Очень приятно. Чем могу помочь?

Ник протянул руку. Представился:
- Рощин. Николай Борисович. Можно вас поздравить?

Вряд ли Ник смог бы сейчас выдать четкую стратегию разговора с Зубовым. Он попытался прощупать собеседника, понять, что это за человек прежде, чем переходить к делу.

  Петр Юльевич ответил на рукопожатие: его рука была мягкой, несколько рыхловатой и вялой рукой человека, к физическому труду непривычного.
  - Рад знакомству. – он степенно кивнул. – С вашего позволения, я воздержусь от принятия поздравлений, к тому же для меня не сильно-то что изменилось: разве что почты и телеграф переложили на другую душу. Но раз уж произошло так, как произошло, и Николай Васильевич с Георгием Ермолаевичем какого-никакого, а компромисса достигли, то будем работать с тем, что имеем. Смею надеяться только, что и впредь все заинтересованные стороны не лишатся умения соглашаться с друг другом и искать выгодные для всех пути. Но лучше бы они это делали не глухой ночью. А вы здесь какими судьбами, кто вам здесь протекцию оказывает?
  Ах да, прошу простить мои манэры! – вспомнив о чем-то, воскликнул он. – Просыпаться, да еще так внезапно, тогда, когда приличные люди только отходят ко сну для меня тяжеловато – годы уже не те. Курите?

  Тем временем в комнате возник ажиотаж, когда кто-то из чаплинской свиты принес пару пузатеньких бутылок шампанского. Господа офицеры и их гражданские сторонники приободрились, разулыбались – выпивка была именно тем, чем следовало завершить утро успешного переворота.
  - Разливайте. – раскатисто скомандовал каперанг. – Господа, кто еще претендует на эту амброзию? Дважды приглашать не будем! Петр Юльевич, - окликнул он Зубова, - вам налить? А вашему собеседнику.
  - Э-э-э, - задумчиво протянул управляющий отделом внутренних дел, в душе которого завязалась самая настоящая борьба. Но здравый смысл все же победил, хотя и не без труда. – Я, пожалуй, откажусь, Георгий Ермолаевич – больно рано сейчас. А вы, Николай Борисович? – повернулся он к Рощину. – Не стесняйтесь, если что: я вас представлю господину каперангу и иным присутствующим с ним лицам.

- Нет, спасибо, - сказал Ник, - представлять меня господину Чаплину не имеет смысла, мы с ним некоторым образом познакомились сегодня ночью, к обоюдному, надеюсь, удовольствию. И по поводу выпить соглашусь с вами. Слишком рано.

Для Ника это было, пожалуй, слишком поздно, поскольку он не ложился спать почти сутки и с тех пор, как он открыл глаза, слишком много событий вцепились в него и едва не порвали в клочья.

- Я к вам, Петр Юльевич, по делу. Для которого ваши таланты будут просто незаменимы. Вы ведь в курсе событий последней ночи?ц

  Ну что же, - вяло повел плечами Зубов, направив взгляд куда-то в пол, - воля ваша. Наш господин Главнокомандующий сейчас чувствует себя на коне, и будем надеяться, что он, даже если не станет новым Цезарем или Александром Македонским, не примерит на себя лавры Красса или Пирра, не так ли?

  Стряхнув пепел, осевший серой горсткой на дно фарфорового блюдца со сколотым краем, где уже громоздилась горстка скуренных папирос, вынужденный министр старательно затушил сигарету о вынутую из кармана серебряную табачницу, где стараниями гравера две борзых вечно догоняли оленя, а потом присоединил окурок к остальным.
  Вопрос Рощина он выслушал спокойно, и ни тени эмоций не проступило сквозь печать усталости.
  - Я думаю, Николай Борисович, среди здесь присутствующих вряд ли найдется тот, кто не слышал: разве что тот, кто не участвовал. Но, кажется, вы что-то хотите мне предложить. С вашего позволения, подумайте над словами, а я пока отойду сделаю кофий – слышите, чайник свистит, а все его игнорируют, ожидая хрустального звона бокалов? Прислуги тут, как видите, нет, так что все приходится делать самому. Вам кофий тоже организовать?

- С вашего позволения, - сказал Ник, которому решительно не лезли в голову никакие идеи, - радоваться еще очень рано. В этом городе достаточно сил, способных перечеркнуть все достижения прошедшей ночи и поставить под сомнение демократический тип правления. Спасибо за кофе. Я, знаете ли, со вчерашнего утра на ногах без перерыва. Понимаете, друг мой, о ком я говорю?

  На слова собеседника Зубов только пожал плечами: а что тут еще добавлять было? Эйфория, с которой трудились чаплинцы, основывалась ровным счетом ни на чем, а что случится дальше, можно было только догадываться. Вот выйдут северяне к Петрозаводску, Череповцу и Вологде – тогда можно будет сказать, что перспективы радужны, но ныне, когда красным русским противостоят практически только одни союзники при небольшой поддержке добровольцев, восторги и вправду излишни.
  Кивнув, Петр Юльевич удалился. Протиснувшись между офицерами к кухне, он наконец снял чайник с огня и, спокойно насыпав в стаканы с потертыми латунными подстаканниками кофе, залил все кипятком. Потом, по некоторому размышлению, сыпанул по три ложки сахара в каждый, перемешал все, и вернулся к Нику, обходя главнокомандующего с его свитой.
  - Прошу. – он поставил оба стакана на подоконник. – Продолжая разговор, я знаю, что не все довольны текущим положением вещей: хотя господа из «Союза защиты Родины», кажется, удовлетворены компромиссом. А вот более радикальные граждане, полагаю, останутся недовольными изменениями и решат, что сверху начали возврат к прежним временам.

- Пока они что-то решат, - сказал Ник, которого политика больше тяготила, чем развлекала, - много воды утечет, друг мой. Мы полночи работали над тем, чтобы два бойцовых петуха хотя бы на время согласились работать в одной упряжке вместо того, чтобы попытаться выклевать друг другу мозг. Но я сильно опасаюсь, что все это может пойти прахом, если не сделать то, что должно.

  Подняв на уровень подбородка чашку, полускрытый клубами кипятка Зубов задумчиво молчал, лишь изредка подергивая губой, из-за чего его усы начинали шевелиться. А пока он безмолвствовал, Николай Борисович мог пристально разглядеть и подстаканник с бегущим в никуда поездом, и сам стакан со змеящейся трещинкой, и ободок обручального кольца на мягких пальцах Петра Юльевича. Министр смотрел в сторону, словно забыв о горячем кофе, и казался бы застывшим, как жена Лота, если бы не то, что покой его временами прерывался постукиванием остроносого лакированного ботинка по поскрипывающему полу.
  За окном показались два человека в английской форме с винтовками за плечом. Оба синхронно закурили, после чего, оглянувшись воровато, один из них вытянул из кармана брюк блеснувшую металлом фляжку. Один за другим солдаты приложились к горлышку, разулыбались довольные и, уверенные, что все прошло незаметно, скрылись где-то в стороне.
  К тому времени Зубов, определился со мнением и, подув в стакан, но так и не отпив, протянул:
  - Ваши слова прозвучали очень двусмысленно, господин Рощин. Я так понимаю, что вы видите, как можно если не примирить двух уважаемых «Че», то снизить накал страстей? Что же, дело, безусловно, доброе. Позвольте поинтересоваться вашими идеями… и теми, кто еще их разеляет?

- Наши союзники, - Рощин кивнул на проходящих за окном британцев. - Тут все просто и нет двусмысленности. Нужно только немного здравомыслия. То государство, в котором мы живем, временное. Либо красные возьмут верх, и нам не поздоровится, либо мы. Россия не будет разделена надвое, что бы ни случилось. А для того, чтобы мы выгнали красных, мы должны объединиться. Когда есть два сильных коня, и каждый тянет упряжку в свою сторону, она не движется никуда. Либо мы будем здесь разбираться, кто из Ч прав, и как надо было поступать, а пока нас размажут красные и развесят на площадях в виде украшений, либо мы убедим их работать вместе. И только это дает шанс выжить.

  Проследив за кивком Рощина, Зубов неопределенно прокашлялся и задумчиво кивнул, не отводя взгляда до тех пор, пока англичане не скрылись из виду. Когда те исчезли, он даже переступил с ноги на ногу – толи думал о том, чтобы подойти к ним, толи просто разминаясь. Отпив, наконец, кофе, министр нерешительно отставил ее на подоконник, и, поразмыслив, подвинул ее чуть в сторону, так чтобы, если кто-то будет открывать ставни, ее не задели.
  - Н-да-а… - протянул он, сунув руки в карманы, - Шанс выжить, н-да… Вроде бы, – по лбу мужчины пролегли морщины, - это не должно причинить вреда ни Николаю Васильевичу, ни Георгию Ермолаевичу, верно? И если Антанта готова в этом помочь, то и я не против оказать вам всемерное содействие. В чем оно может заключаться, Николай Борисович?

  Разгладив усы чуть более торопливым жестом, чем того можно было бы ожидать, Зубов словно бы спохватился:
  - Ах, да! – позвольте еще уточнить: а почему, собственно, вы не предупредите их о своих действиях? Полагаю, дело в том, что вы предполагаете, что тогда действия снова завязнут в почти что учредилковской говорильне?

- Их, простите, - это кого? - удивился Ник.

  - Как "кого"? - явно удивился Зубов. - Обоих Че! Это же в их интересах, не так ли? А с поддержкой господ начальников действовать будет всяко проще. Впрочем, - мужчина неуверенно повел плечами, - если вашим... нашим друзьям так проще, то pourquoi pas? Надеюсь только, что сим они преследуют общие интересы, а не свои частные.
  Итак, - сложил он руки перед собой, - какие же у вас планы на урегулирование нашей взрывоопасной ситуации? Может, - он несмело улыбнулся одними губами, - слухи о царе Михаиле в Архангельске не столь уж беспочвенны? И вы... - Петр Юльевич выжидательно замолк, сам явно испуганный озвученной идеей.