The Old Hunt | Партия

Детство Ханс помнит плохо.
Возня в помоях на блошином конце города, там куда бурным течением городской жизни уносило тех, кто не выдержал темпа, тех, кого пережевал и выплюнул прожорливый молох индустриализации, тех, кому просто не повезло. Охота на голубей и кошек для похлёбки, постоянные драки с такими же не знавшими детства маленькими людьми, обчистка карманов загулявших работяг возле трактиров. Позже, в зрелом возрасте, Ханс мог бы ужаснуться тому, в каких условиях ему довелось выживать, но к этому моменту он уже утратил возможность ужасаться. Ханс помнил только, что это было счастливое время, поскольку другой жизни мальчик не знал. Все познаётся в сравнении.
Из этой среды редко кому удается выйти в люди, мимо прямой дороги в маргинальные отбросы общества - проститутки, воры, жулье и головорезы всех мастей.
Их ряды и пополнил бы Ханс, если бы ему в компании другой малолетней бедноты не повезло попасть в руки стражи. Вернее сказать, повезло только Хансу и еще одному пареньку по кличке Копыто, их, как самых здоровых, отправили в Корпус Охотников. Остальные поехали на каторгу, где, видимо, и сгинули. Вообще то у Ханса тогда тоже не было имени, его звали просто Пес.

В Корпусе пошла совсем другая жизнь. Уличную дурь из парня быстро выбили дубинками, привив уважение к дисциплине и субординации, зато кормили от пуза, а учиться было даже интересно. Ханс выучился грамоте, открыл для себя удивительный мир литературы. Парнишка жадно, как губка, впитывал знания, ведь окружающий мир, оказывается, не ограничивался тремя улицами, фабричной стеной и парой кабаков. Нет, мир был огромен и полон загадок - страшных, но интересных.
Ханс был жизнерадостным парнишкой, постоянно крутился в компании адептов попроще, знакомился, дружил, дрался. Даже прикормил бездомного щенка, живо напомнившего Хансу себя самого в малолетстве.
В 15 лет он первый раз лег с женщиной. Такая же девчонка из адептов, Ханна. Подобные вольности в Корпусе не поощрялись, но в этом возрасте запреты лишь еще больше будоражат кровь. Они лежали вдвоем, нагие, и болтали, и мечтали, как после инициации будут охотиться вдвоем, всегда вместе, и никто уже не посмеет им помешать.

... - Пустишь?
Она была все такой же - серые глаза, длинный прямой нос, родинка над губой, буйная копна темно-пепельных волос. Но все таки что-то неуловимо изменилось. Все это стало чужим, далеким, незнакомым.
- Твои глаза... Ты изменился.
- А ты, кажется, совсем нет.
Ханс протянул ладонь к ее лицу, но она отстранилась. Отошла к окну, отвела взгляд, словно ветер, кружащий палую листву во дворе, невероятно ее заинтересовал.
Ханс растерянно сел у стола.
Оба долго, бесконечно долго молчали. Два бывших человека, у которых не осталось ничего общего, кроме взаимной неловкости.
Это был первый раз, когда они виделись после инициации.
Наконец Ханс встал, сгреб со стола шляпу.
- Ну, я пойду, наверное.
Ханна обернулась, и в ее серых глазах читалось облегчение.

Трансформация Ханса прошла не очень хорошо. Позже он узнал, что почти обратился тогда, и дежурный охотник уже был готов нанести удар милосердия, но - обошлось. Когти втянулись, челюсти выправились, стремительно выросшая шесть облиняла, и о последствиях неудачной процедуры напоминали только желтые волчьи глаза да заостренные клыки. Первое время Ханс находился под особым надзором внутреннего круга дознавателей, но других побочных эффектов не обнаружилось. Но сам парень знал, что тот прежний, веселый и компанейский Ханс, инициацию не пережил.

... Ханс задумчиво глядел на голову собаки, лежавшую на его коленях. Он не хотел убивать своего приятеля, он ведь просто протянул руку, чтобы потрепать его за уши, вызвать, быть может, в памяти отголосок прежних эмоций. Но пес его словно не узнал, оскалился и зарычал, попытался укусить... Натренированные и обостренные после трансформации рефлексы охотника сработали быстрее мысли. Ханс смотрел на убитого собственными руками четвероногого друга и не понимал, почему он ровным счетом ничего не чувствует. Где-то на задворках сознания проносились тени былых эмоций - ужаса, гнева, отчаяния, рассудок холодно фиксировал, что в данный момент Хансу полагается мучаться раскаянием и сожалением об утрате. Но самих чувств не было.
И тут Ханс лгал самому себе. На самом деле, когда собака коротко и жалобно взвизгнула, когда хрустнули ее шейные позвонки, он почувствовал удовлетворение.

Тогда Ханс совершил свою главную ошибку, которая чуть было не стала для него роковой - он ушел охотиться в одиночку.
Долгие ночи, темные урочища, мрачные пещеры, дремучие леса, ночи, полные крови. Кровь на клинке, кровь на руках. Все чаще слышал Ханс первобытный зов крови, все чаще в холодном поту просыпался под полной луной, вскидывал к лицу ладони, с облегчением убеждаясь, что они не превратились в когтистые лапы.
Охотник сумел вовремя осознать проблему. Он вернулся в Корпус и несколько лет посвятил изучению собственной извращенной природы и контролю над звериным началом в своей крови. Параллельно Ханс преподавал факультативный курс по практическому фехтованию против чудовищ, благо он был одним из немногих оставшихся охотников, кто полностью полагался на холодное оружие. Тогда же он заметил, что в компании адептов, когда нужно чаще обращаться к тому человеческому, что в нем еще осталось, зов крови слабеет.
С тех пор Ханс больше не охотится в одиночку. Он даже придумал себе фамилию, чтобы еще сильнее привязать себя к миру людей.
Наконец, ему даже удалось найти компромисс со своим внутренним зверем. Раз уж человеком он быть перестал, так лучше будет Псом, а не Волком. Корпус, товарищи по охоте - это его братья по крови, его ответственность.
Его Стая.

История рядового МакАртура началась необычно - в трупной яме. Та ночь в жизни МакАртура была самой страшной – вокруг была только темнота, ноздри забивались грязью при любом вдохе, сверху тяжело давила холодная, полужидкая почва, а снизу было что-то мягкое, зловонное и страшное. Ему очень повезло, что лежал он с самого верху, едва-едва присыпанный землёй, иначе бы ему, ослабевшему и раненому, никогда было бы не выбраться из этой жуткой могилы. Отчаянно барахтаясь и роя руками землю до кровавых мозолей, он сумел выволочь себя из проклятой ямы в холодную, дождливую ночь. Мир вокруг представлял собою давнее поле боя - истоптанная копытами и сапогами, перепаханная ядрами и картечью земля превратилась в грязное месиво, в вязкое и зловонное болото, из которого вперемешку торчали кости людей и лошадей, фрагменты их ещё не до конца сгнивших тел, какие-то обломки, сломанное оружие, фрагменты обмундирования, грязные обрывки, бывшие когда-то знамёнами полка, пробитые барабаны и тележные колёса. Сам МакАртур был совершенно голым, за исключением мундира пехотинца, протитавшегося водой и грязью. Выбравшийся из могилы бедолага был грязен, изранен, продрог до костей под ночным ливнем, совершенно ничего не помнил о себе, и едва нашёл в себе силы на то, чтобы хоть встать. А как встал - побрёл вперёд, куда глядели его глаза, не видевшие толком ничего, кроме мутной пелены и неясных очертаний. Уже тогда МакАртур нашёл странным, что едва-едва чувствует страх и вообще что угодно - просто продолжал совершенно механически идти вперёд, потому что это было единственным, что он мог делать в данной ситуации. Идти и надеяться, что наткнётся на то, что спасёт его от отсроченной на время гибели.

В лесу близ старого поля боя МакАртур наткнулся на группу разведчиков из числа войск Его Величества. Разведчики, увидав, как из чащи им навстречу вышел грязный, израненный, почти голый мужик, перепугались не на шутку, и чуть не пристрелили того на месте. Но пока они скидывали с плеч зацепившиеся за что-то мушкеты, МакАртур упал им под ноги сам, окончательно лишённый сил. Он выглядел подозрительно, но всё же на нём был такой же мундир, какой носили разведчики, и потому те, посовещавшись, всё же решили доставить его в полк и показать полковому врачу.

Полковой врач по кличке Живодёр дал мрачный прогноз относительно выживания принесённого к нему в палатку бессознательного мужчину. Поцокал языком, удивляясь, как крепко ему досталось и что он после такого ещё и мог какое-то время ходить. Велев санитаркам обмыть, обтереть и обработать раны пациента, подивился, что раны необычные для военного - не от пуль, не от шрапнели, не от кавалерийской сабли или боевого ножа, а словно бы его кусал и терзал дикий зверь. Больше всего Живодёра беспокоила рана на голове - удар тупым предметом, от которого слегка вмялась внутрь черепная коробка в одном месте. Живодёр выразил сомнение в целесообразности лечения, заявив, что неизвестный пациент не сможет пережить хотя бы эту ночь, а затем, приподняв его, заглянул под отворот воротника. Нашел бирку, и записал в подготовленный заранее бланк фамилию: "МакАртур". Но, вопреки всем прогнозам, загадочный МакАртур не умер, ни этой ночью, ни следующей, и потому полковому врачу волей-неволей пришлось лечить пациента и вновь поражаться необыкновенной его стойкости.

На пятый день пациент не просто не умер, а совсем даже наоборот. Во время очередного утренего обхода Живодёр обнаружил, что койка МакАртура в палатке совершенно пуста, и более того, вместе с пациентом пропала склянка со спиртом, которым Живодёр обеззараживал свои инструменты. И пациент и спирт нашлись в палатке интенданта - вместе с последним МакАртур распил разбавленный водой очищенный спирт, за который ранее выдурил у того запасной комплект обмундирования, и в процессе подробнейшего разговора узнал, что находится в расположении Четвертого Карабинерского Полка Армии Его Императорского Величества под командованием Гвардии Полковника Гэбриэла Гибсона. С Живодёром МакАртур поздоровался небрежным салютом из двух пальцев от виска, и при этом отметил, что пойло было великолепное. Интендант к этому времени уже находился в бессознательном от перепоя состоянии. А пока Живодёр багровел от злости и одновременно хватал воздух ртом от изумления, МакАртур почти по форме доложил ему, что ничегошеньки с момента своего возвращения с того света не помнит, но абсолютно готов выполнять все приказы, которые дадут ему вышестоящие по званию.

Обо всём случившемся было тут же доложено полковнику. Полковник Гибсон, выслушав историю о том, что находящийся при смерти рядовой МакАртур внезапно воскрес и стремительно идёт на поправку, но при этом совершенно ничего не помнит, сел писать рапорт в штаб, а до времени получения ответа велел зачислить рядового МакАртура в состав полка, выдать ему оружие и недостающее обмундирование, накормить и познакомить с сослуживцами. Вот так МакАртур и стал карабинером Его Величества под командованием опытнейшего и легендарного в среде военных кадрового офицера.

Рядовой МакАртур, благодаря своему довольно открытому и весёлому нраву, довольно быстро влился в коллектив солдат и был принят ими. Его странная и пугающая история привлекала внимание своей тайной, и часто становилась предметом обсуждения и различных предположений. Скучать новоявленному рядовому тоже долго не пришлось. Четвертый Полк находился на довольно горячей точке соприкосновения с силами Конфедератов, а потому боестолкновения тут случались регулярные и кровопролитные. Войска бодались друг с другом часто, опорные пункты то и дело переходили из рук в руки. Расслабляться было нельзя, а скучать было некогда. И вот тут уж рядовой МакАртур снова сумел удивить командование.
Ввязываясь в бои с противником, он показал весьма впечатляющие результаты. Он проявил себя как умелый боец с необыкновенными рефлексами, при этом боец смелый и отчаянный, не боящийся ни пуль, ни взрывов, ни атак вражеской кавалерии. Полученные в боях ранения заживали на нём так быстро, что слова "как на собаке" казались даже преуменьшением. Рядовой МакАртур живо снискал себе славу героя, а за таким крепким и удачливым сукиным сыном и остальные солдаты шли в бой смелее и решительнее. Вдобавок, МакАртур оказался своим в доску парнем - легко влился в коллектив солдат благодаря своему лёгкому нраву, с удовольствием резался с ними в блэк-джек, пока офицеры не видят, убегал с ними в самоволки, нарывался с ними на жестокие кары со стороны капралов и сержантов, которые переносил весьма стоически... В общем, он был ужасно недисциплинированным, но при этом чрезвычайно эффективным солдатом, положительно влиявшим на общий боевой дух в подразделении, поэтому полковник, закрыв глаза на его провинности, всё-таки зачислил рядового МакАртура в полк официально, так что теперь ему ещё и платили жалование из императорской казны.

Служба продолжалась полтора года. Война, без сомнения, была жестокой резнёй без конца и края, в которой мало кто видел смысл, но МакАртуру было вполне комфортно. Он прижился в этой обстановке как родной, ему нравилось чувство победы над врагом, а ощущение собственного превосходства над прочими дополнительно грело самолюбие, хотя и не позволяло совсем уж зазнаться. Ему доводилось и ходить в атаки, и держать оборону, и штурмовать форт, и выносить с поля боя раненых. Он даже смог заслужить себе медаль за боевые заслуги, повышение до сержанта, и крепкое рукопожатие от самого полковника Гибсона! Будущая военная карьера блистала перспективами, и кто знает, до кого бы дослужился сержант МакАртур если бы не одно "но". Написанные полковником ранее многочисленные доклады о неизвестном, но чрезвычайно одарённом солдате с потерей памяти всё ещё продолжали кочевали по инстанциям, пока в конце концов ими не заинтересовались определённые сведущие люди, косвенно связанные с Корпусом Охотников. И вот тут-то служба МакАртура в рядах карабинеров и закончилась.

Когда в расположении полка появились двое странных людей в накидках с капюшонами, МакАртур довольно самоуверенно решил, что никуда с ними не пойдёт, пока ему всё не объяснят, а если они будут настаивать, то он засунет их головы друг дружке в задницу и в таком виде и отправит в столицу. Но вышло всё радикально иначе - на глазах изумлённых солдат старину Мака, обращавшего в бегство целые отряды конфедератов, скрутили так же легко, словно перебравшего пьяницу, повозили лицом по грязи, связали, словно хряка перед забоем, и в таком вот позорном виде повезли в Чертоги. А там и выяснилось, что МакАртур - никакой не МакАртур. Настоящий рядовой МакАртур пропал два года назад при странных обстоятельствах, а человека, носившего его китель и фамилию, на самом деле звали Леви, и являлся он никем иным, кроме как Королевским Охотником, который до сего времени считался погибшим, а теперь обвиняется Трибуналом в дезертирстве и клятвопреступничестве.

Разбирательство шло очень долго. С большим трудом вновь наречённому истинным именем Леви удалось доказать, что свою потерю памяти он не симулирует, и что он действительно не помнил ничего, а не пытался построить военную карьеру, пользуясь физическим превосходством, дарованным трансформацией. Судебный процесс был на время приостановлен, дело отправили на пересмотр, а Леви дали испытательный срок и поставили на особый учёт и наблюдение. В Чертогах он также прошёл некоторое лечение, и смог кое-как восстановить свою память и вспомнить, кто же он на самом деле такой.

Его действительно звали Леви, и его история была довольно стандартна для тех, кто попадает в ряды Королевских Охотников. Рано осиротевший сын портового рабочего, голодный и оборванный, он примкнул к банде из таких же беспризорников, и занимался мелким воровством, карманничеством и разбоем. Однажды он опрометчиво выбрал целью для кражи вербовщика из охотников Корпуса, и был пойман с поличным. Его физическое состояние было оценено как перспективное, и парнишку добровольно-принудительно отволокли в Чертоги, на обучение. Там ему очень понравилась кормёжка, чистая постель и перспектива стать убийцей чудовищ, и очень не понравилось всё остальное. Бунтарский дух паренька томился в оковах казарменной дисциплины, и бунтовал против них разными проделками и проказами, и дурь эту из него не смогла выбить до конца ни дубинка, ни розги, ни даже одиночное заключение в тёмном карцере. Карцер, впрочем, был воспоминанием довольно травмирующим, и всё-таки заставил Леви присмиреть и стать осторожнее, чтобы не попадаться строгим надзирателям на горячем. Там же, в Корпусе, он впервые влюбился в одну из его воспитанниц, и тайком лазил в женское крыло. Первая любовь была очень пылкой, и более того - взаимной. Леви не вспомнил её имени, поэтому звал её "Она", с большой буквы. Она была старше Леви на год, и потому успела пройти Инициацию раньше него, после чего изменилась необратимо. Когда они снова встретились, Она уже смотрела как будто сквозь него. Она неловко держала его за руку, и её рука была совсем холодной, будто у мертвеца. Она не менялась в лице, пока он пылко целовал её, пытаясь пробудить былую теплоту. Но всё было напрасно. Он стал чужим для неё. Это была тяжкая травма для подростка, но всё же она не сломала его тогда. Он остался прежним весёлым и нахальным Леви, разве что иногда мог надолго замолчать.
К сожалению, впоследствии его любимая Она сошла с ума. Уже на первом году Она утратила свою человечность, обезумела от хищнической жажды, и начала убивать уже тех, кого должна была защищать, потому что только убийство заставляло её чувствовать себя живой. Леви узнал через третьих лиц, что в конце концов Корпус дал на неё заказ, и он был исполнен. Это произошло уже после инициации самого Леви, даже после первой его Охоты, когда он наконец получил свою долгожданную путёвку в мир. Узнав эту новость, Леви долго молчал, пытаясь понять, что же он по этому поводу чувствует. Что бы это ни было - по крайней мере, он всё ещё мог чувствовать.

Последним его заказом был заказ на Крысиного Короля. Это такое явление, когда в проклятом месте захоранивают много покойников сразу, и когда те оживают - они переплетаются меж собой в здоровенный, бесформенный, неуклюжий и практически неостановимый ком мёртвой плоти. Сообщение о нём пришло с той самой линии соприкосновения императорских войск с конфедератскими, и Леви принял его и ушёл исполнять заказ. Он так до сих пор и не вспомнил, что же тогда произошло - как он оказался в той братской могиле, куда делась его одежда, откуда взялся тот злосчастный китель, давший ему чужое имя. Имя он оставил при себе, став зваться Леви МакАртуром. Частично утратив старую личность, он вполне неплохо ужился с новой, и даже немного гордился своим опытом армейской службы, шутя, что Корпус прервал такую многообещающую военную карьеру. Даже китель и треуголку карабинера Леви оставил себе, в память о службе. Но Охотник - это навсегда, так что, волей-неволей, Леви пришлось вернуться к прежнему своему ремеслу, на поприще которого он выделялся куда меньше, а сейчас ещё и был под колпаком Дознавателей. Но... Разве это повод унывать и опускать руки? Ну уж нет, можно вытащить человека из Четвертого Полка, но Четвертый Полк из человека - никогда! Во славу Его Императорского Величества! Примкнуть штыки! Наизготовку! Марш!

Одежда(помимо плаща и костюма
Стильная треуголка карабинера
Солдатский китель со споротыми знаками отличия
Перевязь через плечо, с кобурой
Ремень пехотинца с кармашками для патронов
Солдатские сапоги
Черные кожаные перчатки
Портянки и исподнее

В карманах:
Механические часы(трофей с вражеского офицера)
Фляжка с горячительным
Небольшой перочинный ножик(непригоден в качестве оружия)
Коробочка с медалью
Колода игральных карт в сапоге

Вещмешок на лошади
Спальник
Палатка
Котелок с треногой
Огниво
Швейный набор
Чистая ткань
Комплект для чистки оружия
Корм для лошади
Скребок для лошади