| |
|
|
Ответом на окрик Джозефа была тишина. Отгремело эхо последнего выстрела, и руины снова показались необитаемыми. Ханс скользнул вдоль стены конюшни и бесшумно прижался к камням у пролома.
Внутри Джозеф видел башню форта, руины хозяйственных построек вдоль стен и выложенную замшелым камнем площадку двора. Охотник опустился на корточки, изучая блокировавшие проход перекрестные лески.
Предельно примитивная конструкция из двух самострелов, рассчитанная в лучшем случае на то, чтобы немного задержать опытного бойца. Первый должен был выстрелить в область паха незваного гостя, снизу вверх под острым углом. Второй – прямо в голову, без лишних церемоний и пиетета. Лески были переброшены через кустарные блоки противохода и закреплены на спусковых крючках самострелов.
Джозеф мысленно посетовал на отсутствие в собственном арсенале ножа – громоздкий цепной меч как нельзя хуже подходил для работы такого рода. Ханс молча протянул рукоятью вперед свой кинжал. Ловушка была рассчитана на попытку лобового прорыва, слабые колебания лески едва ли были способны спустить тугие крючки.
Дознаватель зафиксировал леску пальцами свободной руки и легко перерезал. После того как он расправился со второй, Ханс скользнул внутрь.
Арлетта ждала выстрела в любую секунду, но его не последовало. Вьюнок свободно мчался вперед, ветер развевал волосы охотницы и холодил спину. Стрелок будто растворился после того, как Ханс и Джозеф укрылись под стенами. Девушка на всем скаку влетела в тень башни, осадила коня и сноровисто спешилась. Авантюра так авантюра!
Ханс продвигался вперед по пустынному дворику. Тяжелое лезвие готового к схватке бастарда плашмя покоилось на плече, Вернер вслушивался в каждый шорох, но слышал только далекие завывания ветра и тишину. Впереди маячил прямоугольный провал входа в башню – в проеме виднелись угрюмые пролеты осыпавшихся ступеней.
Мимолетное движение слева принесло порыв сквозняка и активировало взведенную пружину рефлексов. Ханс шагнул в сторону, сбрасывая с плеча полуторник и разворачивая корпус навстречу. Размытый силуэт выскользнул из тени амбара и рванулся вперед. Вспыхнула посеребренная сталь – Ханс повел лезвием, отражая удар, но вражеский клинок скользнул по предплечью, вспоров ткань куртки и оставив неприятный порез.
Противник отпрыгнул, взмахнув мечом – на мгновение капли крови зависли алой россыпью в воздухе. Нападавшим оказался высокий худощавый мужчина, седые волосы которого переливались тем же серебром, что и сталь. В его серых глазах сквозил исключительно практический интерес. Черный костюм в сочетании с серебряной ласточкой позволял определить личность охотника однозначно. Эстебан и правда был стар, его глаза обрамляла густая сетка глубоких морщин, но скупые движения и манера держаться выдавали чрезвычайно опытного и опасного фехтовальщика.
Коротко выдохнув, Эстебан атаковал снова.
Результат броска 4D10+32: 8 + 3 + 5 + 4 + 32 = 52 - "Эстебан: бесплатная атака по Хансу после рывка (4d10 + 12 от Violence + 20 от мастерство)".
|
|
31 |
|
|
|
|
Не таких действий ожидал Ханс от опытного охотника. Новые ловушки, запасной выход, что угодно, только не бессмысленная и отчаянная лобовая контратака. Несмотря на то, как хорошо двигался отступник, Вернер все равно прекрасно видел несколько способов достать его прямо сейчас, из любой позиции. Но пока еще не случилось ничего непоправимого, Хансу этого не хотелось. Эстебану все еще вовсе не обязательно было умирать, хоть он как будто этого и добивался.
- Даже после всего этого нам незачем сражаться, у нас нет приказа тебя уничтожить, только привести в Корпус для разбирательства. Считай это последним предупреждением, - сказал охотнику Ханс, держа тяжелый меч наизготовку для отражения очередной атаки.
Результат броска 6D10E: 8 + 1 + 8 + 2 + 5 + 9 = 33 - "29".
|
|
32 |
|
|
|
|
Мечи со звоном столкнулись, широкое лезвие полуторника отклонило очередной выпад. Эстебан, прищурившись, отступил. Оценивая Ханса, он, тем не менее, не спешил атаковать снова.
Арлетта переступила через булыжник, изящно взобралась на груду камней и скользнула в пролом, пройдя мимо обезвреженных самострелов. Преодолев несколько футов открытого пространства внутреннего двора, она обошла Джозефа и присоединилась к коллегам, замыкая полукольцо. Позади Эстебана возвышались руины амбара, перед ним – трое охотников с Вернером по центру.
Невозмутимый спокойный Джозеф, холодные глаза которого не говорили окружающим ничего. Невысокая хрупкая Арлетта, в обманчивой мягкости которой чувствовалась угроза. И мрачный Ханс, всем своим видом излучавший уверенность, что способен подтвердить железом каждое слово.
Эстебан невесело усмехнулся. Скорее всего, он мог бы справиться поодиночке с любым, но охотники, подобно своей добыче, часто предпочитают действовать стаей. Эстебан сплюнул в сторону, мимоходом взглянув на оттененное зубьями стен ярко-синее небо.
– Не в этот раз, – сказал хрипло, перехватывая поудобнее рукоять.
|
|
33 |
|
|
|
|
Зубы продолжали стремиться отбить чечетку, сердце – вырваться наружу и убежать отдельно, а пальцы, крепко сжавшие поводья – пробить ногтями ладони. Копыта жеребчика продолжали свой дробный перестук, и Арлетте с каждым ударом казалось, что вот он – последний миг ее жизни: она умрет если не от пули, то от разрыва сердца. Ведь одно дело: готовить новый экспериментальный декокт с неизвестными последствиями вплоть до взрыва, или идти там с отрядом на очередную страховидлу, или пьяной идти искать приключений на пониже талии в порт, и совершенно иное – мчаться во весь под пули в гордом одиночестве. И как только солдаты на такое идут? Не иначе чувство плеча помогает.
Между тем развалины приближались, а выстрела все не следовало: Эстебан, бушприт ему в корму, просто издевался, зная, что ожидание смерти страшнее ее самой! На последних секундах алхимик зажмурилась, прощаясь с жизнью, но все было без изменений – разве цокот копыт по камням стал звонче. Открыв глаза, она убедилась, что Меченый проворонил момент и упустил жертву – сразу же грудь переполнила радость, вырвавшаяся наружу залихватским задорным полукриком-полувизгом: на более внятное проявление чувств девушки не хватило.
Коллег по цеху нигде не было видно, и Арлетта здраво рассудила, что они ринулись в башню: а что им еще оставалось делать, кроме как поспешить выразить противнику свое восхищение меткой стрельбой? А, значит, с минуты на минуту начнется бой, который никак нельзя пропустить: иначе уговаривать уже будет некого. Хотя, откровенно говоря, натерпевшейся страха охотнице сейчас, как никогда, хотелось, чтобы паршивца прикончили, и желательно максимально болезненным способом. Но сердце сердцем, а разумом девушка понимала, что личное не должно мешать общему, в частности – капитуляции Меченного и передаче его в руки командования.
Спрыгнув с седла, алхимик не стала отвлекаться на стреноживание Вьюнка, а, выхватив из ножен клинок, ринулась в пролом, понимая, что там, где прошли ее напарники, страшиться нечего. Проскользнув мимо разряженных арбалетов, девушка убедилась в своей правоте: иных опасностей, кроме связанного боем Эстебана, не было. Оценив ситуацию, охотница мягким шагом начала обходить неприятеля, не сводя с него глаз. Враг, конечно, опытнее ее, но уж несколько-то ударов сердца она сможет сдерживать его напор, буде Эстебан решит прорываться через нее: главное, не прохлопать ушами атаку. А там уже и Ханс с Зефом подтянутся и дадут башенному стрелку похохотать.
Судя по всему, к началу торга за тело эстебаново она опоздала: ответ явно был на предложение сложить оружие. Что же, это ухудшало ситуацию, хоть и не сильно. По крайней мере, попробовать стоило:
- Милорд! – расплылась в дружеской улыбке Арлетта, не опуская, впрочем, меча, - Полноте! Вы слишком ценный кадр, чтобы просто казнить! Зря, что ли, приказано постараться доставить живым? – девушка привычно изящным жестом поправила растрепанные после скачки волосы, - Клянусь своим тиглем, это не попытка облапошить и прирезать, давайте поболтаем! Не выйдет – продолжить бой можно всегда!
Результат броска 2D10+5: 2 + 9 + 5 = 16 - "продолжить переговоры".
|
|
34 |
|
|
|
|
Худое лицо Эстебана не выражало эмоций, только странные блики играли в серых глазах. Он так и замер с поднятым мечом, рассматривая Арлетту – воплощение неопределенности, в любую секунду способный атаковать.
Он тяжело вздохнул. Образ энергичного несгибаемого охотника рассыпался в одночасье – Арлетта увидела перед собой очень старого человека, отказавшегося тянуть дальше груз смертельной усталости и неподъемной ответственности. Эстебан вернул клинок в ножны, угрюмо ссутулившись.
– В долгом путешествии не будет необходимости, юная леди, – тихо произнес, прикасаясь к инсигнии.
С секунду боролся с застежкой одеревенелыми пальцами, после чего порывисто сорвал с груди “ласточку”.
– Всем нам отведено определенное количество времени.
Старый охотник закрыл лицо ладонью, словно протирая глаза. Когда он опустил руку, Ханс и Джозеф синхронно подались вперед.
На шее Эстебана проступили, вздуваясь и опадая, черные вены. Белки глаз потемнели, зрачки исказились и вытянулись, кожа лица посерела. Он печально улыбнулся, демонстрируя заметно удлинившиеся клыки.
– Мое – истекло.
Эстебан стоял неподвижно, прекрасно осознавая, что теперь охотников способно спровоцировать любое опрометчивое движение.
– Ты сделаешь это? – требовательно спросил, не сводя глаз с Арлетты. – Пока оно еще под контролем. Я заслужил, по крайней мере… Умереть человеком.
|
|
35 |
|
|
|
|
Короткий обмен ударами Ханса и Эстебана был великолепным – Джозеф был неплохим фехтовальщиком по человеческим меркам, но не лучшим, если расценивать сражение на клинках именно как науку и талант, а не как состязание "у кого рефлексы лучше". Это играло большую роль в бою, и здесь у Охотников было очевидное преимущество, но в этом бою скорости реакции было просто недостаточно. Нужно было "видеть", куда придется очередной удар, чтобы иметь хотя бы шанс отклонить его. Самостоятельно с Эстебаном Джозеф бы точно не справился – решение Чертогов (или конкретно Ноттингема) послать именно Ханса, похоже, принималось не на ровном месте, и не в случайном порядке. Однако и он в одиночку бы не справился. Джозеф потянул меч из ножен, подготовившись присоединиться к бою. Они уже дали Эстебану все возможные шансы, последний был проговорен Хансом и звучал не сильно иначе, чем выразился бы сам Джозеф. И от каждого шанса Эстебан отказался. Похоже, осознанно. Дознаватель не был уверен, но ему казалось, что тот просто решил умереть в бою, а не полагаться на правосудие Чертогов по неизвестному обвинению.
Это не был бы честный поединок. Достоинство дуэли уже не соблюдается, когда против одного человека выступают двое. И, хотя Эстебан был отличным бойцом, разница между ним и действовавшими в паре Джозефом и Хансом не должна была оказаться достаточной, чтобы была хоть какая-то иллюзия равенства сил. Невольно дознавателю вспомнилась относительно недавно виденная театральная постановка, в которой крайне нелепыми выпадами лирический герой теснил лирического злодея и его приспешников, которые не менее нелепо отмахивались бутафорскими шпагами и упускали каждый выпадавший им шанс нанести удар в бесчисленное количество неприкрытых защитой героя мест. Сейчас же Эстебан не был героем, а Джозеф не упустил бы шанса ударить даже в спину. Долгим боем этот поединок стать не должен был.
Но он, внезапно, оказался куда короче.
Почему сработали слова Арлетты, Джозеф сразу не понял. Это заняло еще на несколько мгновений дольше, после того как проявились признаки пробуждения Зверя. Чудовища, сидевшего в каждом Охотнике. Одной из причин существования Дознавателей. И, судя по тому, насколько сильными были симптомы, чудом было то, что Эстебан сдерживался так долго и сохранял демонстрируемую им степень рассудка.
А потом цепочку логических заключений замкнуло, и в голове Джозефа будто бы вспыхнула искра, как в лабораториях Чертогов, когда один из экспериментаторов переключал массивный рубильник. Куда большую роль, похоже, сыграла сама Арлетта, чем ее слова. Эстебан был не молод, и наверняка в его прошлом была девушка сходных с охотницей лет, к которой он был привязан. Может быть, запретная любовь. Может быть, суррогатная дочь. Или, что несколько более вероятно, тоже охотница, которую он так или иначе потерял.
И, потеряв, утратил часть того, за что мог держаться во внутренней битве с Зверем. Наверное, потому он и странствовал пешком. В дороге Джозеф заметил, что Арлетта привязана к лошади, и, в какой-то степени, заботится о ней. Наверное, Эстебан решил отказаться от подобного спутника либо потому что не видел в нем подобного молчаливого собеседника, с которым можно хоть немного поговорить в пути, либо потому что, наоборот, не хотел навредить ему, если вдруг Зверь сорвется с цепи.
Или уже навредил…
Но, пока дознаватель предавался (пусть это и занимало секунды) размышлениям о лошадях, Эстебан предложил оборвать его жизненный путь Арлетте. Это было неожиданное предложение. Но Джозеф не был уверен, что справедливое. Ни по отношению к Эстебану, ни по отношению к Арлетте.
- Прошу прощения, милорд, но это мой долг.
Маска безразличия, которую дознаватель нацепил для боя, уже не нужна была. И лицо Джозефа отражало как минимум часть его настоящих эмоций. Сожаление, что через несколько мгновений Корпус окончательно потеряет одного из своих легендарных охотников. Уважение к человеку, который смог сдерживать Зверя так долго, и смог побороть его в тот самый момент, когда он более всего рвался наружу, всеми инстинктами стремясь выжить в смертельно опасной схватке. И решимость довести дело до конца – выполнить свой долг, каким бы мрачным он ни был.
- Не дело обычных охотников пятнать свои руки кровью других охотников, пока они люди и служат людям.
Даже в этот момент Джозеф не смог остановить себя, и не подобрать осторожные слова. Он не был уверен, что Эстебан питает сейчас особо теплые чувства к Корпусу, который, если отбросить все неизвестные обстоятельства в сторону, был прямой причиной того, что сейчас с ним происходило.
- И, если я правильно понимаю причины вашего решения, то еще меньше вы хотите, чтобы эта кровь осталась ее руках.
Он чуть повернул голову в сторону Арлетты. И, одновременно, в его руке блеснул кинжал Ханса.
- Позвольте мне.
Была еще одна причина – хотя прямо сейчас Эстебан контролировал Зверя, не было никакой уверенности, что он сможет это делать долго. И очень много сценариев, в который Арлетта допускала хоть малейшую ошибку, или даже не делала таковой, приводили к разрыву тех уз, которыми старый охотник сейчас удерживал внутреннее чудовище.
|
|
36 |
|
|
|
|
Начиная переговоры – если, конечно, подобную болтовню можно именовать подобным словом – Арлетта даже не представляла, как отреагирует Меченый, с равной вероятностью предполагая варианты от “ну, давай поболтаем, малышка” до “чтоб ты сдохла, шавка Корпуса”. Но чтобы Эстебан бросил клинок в ножны... Нет, такого девушка себе даже представить не могла, и замерла с открытым ртом, опустив меч к земле. Вглядываясь в глаза ветерана, она видела в них только боль и бескрайнюю, как Океан, тоску, давящую на спину грузом прожитых лет и неимоверной усталости. Осунувшееся лицо Эстебана, ставшие острыми и резкими морщины, в которых залегли глубокие тени – мужчина вмиг перестал быть опасным, а вместе со страхом растворилось солью в воде и былое раздражение.
А уж когда теперь уже бывший охотник с посеревшим лицом отбросил в сторону инсигнию, словно ставя точку в своей славной карьере... Все это вызывало безграничную жалость и идущее от самого сердца совершенно неразумное желание обнять, уткнуть незадачливую жертву носом в шею и, гладя по волосам, зашептать что-то бессвязно-успокаивающее. Никто, ни одна живая душа, а особенно душа сотоварища по Корпусу, не должна так страдать!
Повинуясь порыву, Арлетта сделала шаг вперед.
- Лорд Эстебан, я...
И тут старый охотник в одночасье изменился, словно месте гордого человека оказалось прячущееся до срока под личиной чудище. Алхимик вздрогнула и замерла, нелепо разведя руки. Ей хотелось отвести глаза, отвернуться, лишь бы не видеть, во что превратился Меченый, но переплетение любопытства исследователя и того первобытного чувства, что всегда тянуло людей на публичные казни, оказалось сильнее – Арлетта продолжила смотреть, совершенно забыв, зачем она здесь.
А потом молнией пришла мысль: Эстебан не волкодлаком покусан, не вампиром обращен, не кем-то жестоким и насмешливым проклят: старый охотник просто в какой-то момент утратил контроль, и его Зверь вырвался наружу. Мужчина еще мог сдерживать свое второе “Я”, но как долго? Алхимику почему-то казалось, что это – вопрос времени, причем весьма недалекого.
Но хуже того, что стряслось с Четырнадцатым, было горькое осознание, что никто, и она сама в том числе, не застрахованы от подобного. И ладно она: как алхимик, ей не так часто находится повод выпустить Зверя “на погулять”. А драгоценная Эмберли, семимильными шагами проходящая иерархию корпуса? Как долго она, талантливая и рьяная, сможет избегать подобной ловушки? А другие мужчины и женщины, чьи имена откликаются в сердце пусть меньшим, но теплом? Как же они? И что если однажды напротив нее будет стоять не незнакомец, а тот, кого она хорошо знает? Что тогда делать? Вопросы, вопросы, вопросы – и ни одного ответа.
При таких раскладах просьба, похожая на приказ, не показалась чем-то удивительным: Арлетта была уверена, что она бы сама, оказавшись на месте жертвы, поступила бы точно также, разве что без совершенно ненужной стрельбы. Ноги, перестали быть ватными, и девушка смогла наконец сдвинуться с места.
- Я? Я... сделаю. Так будет правильно.
В поисках молчаливой поддержки она бросила взгляд на напарников: затравленный, жалостливый, испуганный. Мужчины могли видеть, сколь бледна стала и без того не отличающаяся здоровым загаром их спутница, сколь мало в ней было уверенности – даже вечная улыбка пропала, не оставив и следа. Но, кажется, не всех это волновало – взвешенное предложение дознавателя заставило Арлетту еще больше посмурнеть и запнуться. Но – не остановиться: алхимик считала, что последнее желание человека, пребывающего в столь паскудном состоянии, стоит все же исполнить. Романтик был прав в своем ratio, вот только он не учитывал иное, нечто более глубокое и духовное, что толкнуло носящего Ласточку сначала прекратить бой, а потом и озвучить столь странную просьбу.
Подойдя поближе к старому охотнику, девушка расширившимися, тревожными глазами посмотрела на него снизу вверх, и торопливо произнесла:
- Лорд Эстебан... – как же тяжело держать меч мокрыми от пота пальцами! – я готова оставить вас человеком... Если вы, конечно, не примете предложение Джозефа.
На языке Арлетты вертелся еще один вопрос, но задать она его собиралась только после того, как Эстебан примет решение: "Может, у вас есть время, пока Оно еще сдерживается, рассказать мне, как так получилось и как ощущается? Может, мы сможем помочь еще кому-то, кто столкнется с этим? Предвосхитить... Или я смогу-таки создать эликсир, помогающий сдерживаться... Если лучше не рисковать – пойму... ".
|
|
37 |
|
|
|
|
Ханс к этому моменту тоже уже кое о чем догадывался.
Все к этому и вело, и неприцельная стрельба Эстебана, и бестолковая атака, попортившая Вернеру куртку вместо того, чтобы уложить на месте. Ханс видел, как двигается Эстебан - слишком хорошо, чтобы поверить, что он способен промахнуться. Охотник искал смерти, и теперь ясно, почему.
Вернер был далек от того, чтобы искать мотивы и предпосылки, он просто по своему опыту знал, как это бывает. Одиночка, слишком уставший по крупицам терять человечность. Слишком обширный список потерь для того, чтобы позволить себе разделить с кем-то тепло ночного костра. Слишком близко полная луна и слишком силен пульсирующий зов в крови, и соблазн раствориться в небытии, позволить взять Зверю верх, перестать бороться.
Ханс невольно ощерился, глядя, как меняется на глазах облик охотника, почувствовал как пробежал щекотливый холодок в районе лопаток, будто поднималась шерсть на загривке. Он словно глядел в зеркало, где отражался его худший кошмар.
- Ради всего святого, сделайте это, - прорычал Ханс, - не тяните. Он же едва сдерживается. Иначе это сделаю я.
Ханс отвел руку с клинком назад, положив тяжелое лезвие на запястье левой руки, словно целился из меча, как из мушкета, в сердце Эстебана. Если Арлетта или Джозеф промедлят, Вернер будет готов. Должен быть готов.
|
|
38 |
|
|
|
|
Эстебан был спокоен. Словно ошеломление окружающих лишь подпитывало его внутреннюю решимость. Толстые черви вен на глазах расползались все выше, решеткой натягивая бледную как пергамент кожу лица. Белки глаз багровели, наливаясь кровью, зрачки окончательно трансформировались в вертикальные звериные щели.
И, тем не менее, старый охотник стоял неподвижно.
– Не ты, – ответил он Хансу с горькой усмешкой. – Ты… Будь осторожнее.
Эстебан не продолжил мысль, но Ханс услышал в короткой фразе предупреждение.
– И не ты, – качнул головой, стиснув зубы.
Джозеф остановился, не доходя несколько шагов, с кинжалом в руке. Эстебан медленно вытянул дрожащую руку вперед, передавая инсигнию.
– Это – твоя работа. Смерть от руки друга лучше смерти от руки палача.
Он опустился на колено, склоняя голову.
Арлетта приблизилась, хрупкая и невысокая даже на фоне скорчившегося охотника. Она услышала хриплый шепот – слова, которые предназначались, судя по всему, только ей.
– Для охотника, который достаточно хорош, не существует иного выхода. Я пытался однажды – много лет назад начать обычную жизнь, оставить охоту. Она приехали в деревню втроем, вернули в столицу, заставили продолжать. С тех пор я… Больше не хотел останавливаться.
Эстебан поднял голову, посмотрев снизу вверх на Арлетту.
– Ты напоминаешь мне кое-кого. Это произошло так давно, что, как будто и не случалось.
Его лицо извивалось, потоки черной крови колыхались под кожей. Старый охотник вновь склонил голову, демонстрируя открытую шею.
– Пора, – предложил негромко, но с бескомпромиссной кристальной четкостью.
|
|
39 |
|
|
|
|
Где-то в глубине души Арлетты еще теплилась робкая надежда, что Эстебан взвесит все pro e contra и примет предложение Романтика: тогда ей не придется марать руки убийством собрата, пускай и одержимого Зверем. Но разум и сердце, в коем-то разе поющие в унисон, знали – не согласится Меченый, не станет отдавать себя на заклание кому-то, кроме нее. Он сейчас мобилизовал все силы и пребывает в самом ясном и твердом сознании, а, значит: решение взвешено, измерено и признано единственно верным. Вот и получается, что все слова – только отсрочка неизбежного.
Так и вышло. И Ханс, и Джозеф должны были отойти в сторону, а ей предстояло спасти человека так, как спасала она соратников по Корпусу зельями, декоктами и эликсирами: с той только разницей, что теперь панацеей была сталь, а выздоровлением – смерть. Это было сложно принять – но, вместе с тем, нельзя и не принять. Дихотомия добра и зла через призму взгляда целителя – страшная вещь, и вдвойне страшная для той, кто была не готова к подобному выбору и даже не представляла, что он встанет ребром.
Вот и все, время слов закончилось, и пора делать дело… Бледная, со сжавшимися в тонкую нить губами Арлетта резко кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она была алхимиком и не привыкла убивать, но она была Охотником, а значит – идеальным убийцей. А слова… Много ли они стоят для того, кто одной ногой на том свете, каким бы он ни был? Что значит подтверждение готовности или извинения, делано-бодрое одобрение или бесполезное сочувствие, кто скоро станет наг и бос на чьи-то весы?
Подойдя вплотную, склонившая голову на бок девушка слушала последнее признание того, кто отдал Корпусу всю свою жизнь, и кому не позволили даже такой малости, как отдых, используя его до конца, до последней капли крови: потому что кто-то должен стоять щитом между мещанами и теми страхами, что приходят в ночи. Горько, неимоверно глупо и подло. И, вместе с тем, единственно верно: они все обречены на дурную смерть уже самим фактом инициации, и весь вопрос только в том, как скоро она настанет и как много удастся для нее сделать. Жертвы, жертвы на алтарь королевства… И сейчас еще одна голова покатится по земле, чтобы спокойно спали те, кто готов плевать в спину своим спасителям…
Слова ничего не значат, потому что уходящим хочется удачи, а ушедшим – покоя? Нет: последние слова – это то, что остается с нами на всю жизнь. Умирать никогда не бывает легко, но, наверное, правильно сказанное сделает эти секунды чуть легче. Или нет? Об этом, может, узнает и она сама – вот только уже ни с кем не поделится открытием…
Но не только слова нужны, ведь их одних бывает мало. Лодочкой ладони Арлетта подняла голову Эстебана, целуя старого охотника в лоб самым спокойным и прощальным из всех своих поцелуев:
- Я не знаю, что там. Но верю, что такая память не уходит без следа и не теряется во времени. А значит, будет новая встреча с ней – не знаю, как, но будет. Прощай… - алхимик не стала противиться идущему из глубин сердца желанию назвать Меченого немного иначе, чем должна была бы, - Эстэ… Пора.
Алхимик выпрямилась, воздевая клинок. Не судия, не кара и не отмщение – последнее прости, последний шанс исцелить. Милосердие иногда так сложно отличить от жестокости…
А потом сталь, направляемая тонкими пальцами, кажущимися еще белее на фоне черных ажурных манжетов, пошла вниз, к камням, которые скоро станут бурыми от крови.
|
|
40 |
|
|
|
|
Эстебан вздрогнул всем телом от нежданного поцелуя. На миг Арлетте показалось, что ее опрометчивое решение станет той самой последней тростинкой, что чудовище вырвется, преумножая многократно скорость и физические возможности опытного охотника, что она едва ли теперь сумеет задержать его хотя бы на удар сердца.
Вместо этого старый охотник медленно поднял лицо, по которому ползли, извиваясь черными червями, разбухшие вены. Жуткое лицо плыло и искажалось, каленым железом отпечатывалось на стене памяти, но хуже всего была печальная улыбка – спокойная, человеческая, на обескровленных превратившихся в нити губах. Эстебан кивнул и снова посмотрел в землю.
Бритвенно острое лезвие рассекло воздух, рухнуло на открытую шею и отделило голову от тела чистым, достойным скальпелей лучших столичный хирургов, ударом. Голова поскакала вниз по камням, тело вздрогнуло, из раны хлынула алая кровь вперемешку с длинными вязкими нитями черной.
Арлетта отвернулась, вытерла меч о полу плаща, и двинулась прочь.
Джозеф посмотрел на ласточку на ладони, и, с секунду помедлив, сжал пальцы в кулак.
Все было кончено.
|
|
41 |
|
|
|
|
«Делай, что должно, и будь, что будет» - отвратительный девиз, которым можно оправдать любые злодеяния, любое преступление, только лишь прикрывшись щитом долга и лицемерно говоря, что так было нужно. Вот и она теперь исполнила свой долг, причем сама была внутренне согласна, что поступила единственно верно – так почему на душе так муторно, почему так маетно на сердце? Арлетте хотелось завыть, заплакать нервно от жалости к мертвому и страха за себя и близких, выплеснуть хотя бы в словах всю бурю чувств и эмоций, что сейчас кипели в груди.
Ей хотелось, чтобы кто-то подошел и обнял крепко, уткнув носом в суконную шею, погладил по голове и сказал, какая она молодец. Тогда бы можно было спрятаться в чужих руках, поплакать немного, ища внутри равновесие, после чего, успокоившись, вернуться в прежнее состояние. Но… она – Охотник, и такое поведение было бы воспринято плохо знающими ее как слабость. Эмбер поняла бы, Кэтти – тоже, Леви и Филипп наверняка ничего дурного не помыслили бы, просто искренне утешая, но новые знакомые… Может быть, они бы тоже поняли, что слезы – не синоним слабости, но отходняк. А, может быть, и нет.
Стараясь не смотреть на обезглавленное тело, алхимик резко развернулась и, вытерев меч о полу плаща и кинув его в ножны, рваным шагом вышла с места не состоявшегося боя. Периодически поднимая глаза к небесам, девушка сглатывала слюну, стараясь держать себя в руках. Наконец, найдя полуобвалившуюся стену, на которую можно было без проблем взобраться, она устроилась на ней, как на насесте и, свесив ноги вниз. Глядя на черную острую кромку леса, охотница молчала, готовая нарычать на любого, кто сунется, и никак не могла выкинуть из головы слова Эстебана.
За себя она перестала бояться быстро: работа алхимика и так не предусматривает столь частого спускания Зверя с цепи, а уж ей с ее любовью к общению и веселью точно не светит остаться в совершенном одиночестве. Всегда найдется тот, в чей заемный огонь, что теплей вина и лета, можно без оглядки нырнуть, чтобы почувствовать себя живой, полноценной, чувствующей, наконец. И для этого не надо, как Эстебан, искать людей на стороне: в Корпусе всегда найдутся те, за чьей спиной можно укрыться от ночи наедине с самой собой.
Но вот Эмберли… Чем больше охотница думала о подруге, тем больше она за нее опасалась. Слишком легко было провести параллели с Эстебаном, слишком легко было представить, как подруга может в один далеко не прекрасный момент, устав от все новых и новых контрактов, отправиться искать что-то – кого-то – что поможет ей ощутить себя не инструментом, но разумным существом, прекрасной девушкой со своими страстями и желаниями. И помешать этому можно было только одним, самым простым способом – быть рядом и держать за руку, когда это надо. А заодно найти себе замену на случай, о котором и думать не хочется, но всегда надо иметь ввиду. Придя к таким небесспорным, но хотя бы имеющим право на существование выводам, Арлетта немного поуспокоилась, решив для надежности при следующей встрече переговорить с подругой и попытаться добиться от нее если не согласия, то понимания.
Не привыкшая долго терзать себя и страдать из-за ситуаций явных и мнимых, алхимик быстро вернулась в прежнее позитивное настроение и, решив, что хватит предаваться унынию, спрыгнула со стены и поспешила к напарникам. Правда, тут сказалось и то, что чувствовать себя в одиночестве, не видя других людей и не слыша их голоса, девушке было попросту некомфортно.
- Похоронить Эстебана надо, - как ни в чем не бывало, громко оповестила она все руины, - иначе не по-человечески получается. Меченый заслужил право на похороны, потому что ушел достойно. В общем, коллеги, я этим, с вашего позволения, займусь. Думаю… - Арлетта задумчиво приложила палец к губам, - да, правильнее будет устроить ему огненные похороны. Никто не против? Ну вот и ладушки! Я этим займусь, а древесину с леса вон мне Вьюнок перетаскает.
Кстати, Ханс, - резко сменила она тему, - тебя же ранили, верно? Как ты, срочная помощь нужна, или сначала дело? Ответ «все нормально, ничего не надо» не принимается, даже не спорь! Ты можешь только выбрать, будет ли обработка и перевязка сейчас, или уже потом, в городе.
Склонившись над телом, Арлетта перевернула его, сложив руки на груди, а отрубленную голову положила временно практически на ее законное место. Удовлетворившись предварительной подготовкой, она, насвистывая, отправилась к жеребчику с намерением заняться "похоронными лесозаготовками".
|
|
42 |
|
|
|
|
Когда голова старого охотника отделилась от тела, из Ханса словно вынули взведенную стальную пружину. Плечи опустились, клинок бессильно звякнул о каменные плиты. Арлетта успела вовремя. Вернер был на волоске от того, чтобы наплевать на просьбу и самому зарубить Эстебана, напряженные до судорог мышцы требовали немедленного действия, а бьющийся в глубине рассудка ужас истерично вопил, призывая покончить со всем этим единственным хорошо знакомым Хансу способом.
Ей богу, лучше бы он сражался. Лучше бы пал в схватке с чудовищем, подставился под удар меча, что угодно, только не эта жуткая, пробирающая до самых недр порченного нутра капитуляция перед Зверем.
Чтобы успокоиться, Ханс, как часто это делал, поднял к лицу руки и посмотрел на них. Обычные пальцы, с ногтями пусть обломанными и грязными, но вполне человеческими, не вытянувшимися бритвенно острыми лезвиями, пульсирует тревожно невидимая взгляду нормальных людей жилка на запястье, не ползут под кожей черные черви грязной крови, не лезет клочьями шерсть, щетина, чешуя или еще какая дрянь. Я - человек, все еще человек, мое тело послушно мне, каждая мышца, каждое сухожилие подчиняется только моей воле, заставляя сгибаться и разгибаться пальцы, сжиматься... в кулак?
Вспышка гнева, короткая и внезапная, дающая выход накопленному напряжению. Крепко, добела, сжатые кулаки, рот скривила яростная гримаса.
- Шут, - прорычал Ханс, - арлекин, фигляр, паяц!
Он едва удержался, чтобы не пнуть отрубленную голову, вместо этого саданул сапогом по ближайшей стене. Выдохнул со свистом сквозь сжатые зубы, и избегая взглядов спутников, отошел к пролому. Там, вдалеке, на холме, паслись две лошади среди осенней пасторали, отмахиваясь длинными хвостами от сонных мух и деловито ища остатки сочной зелени в увядшем травяном ковре. Им не было никакого дела до развернувшейся неподалеку трагедии.
Жизнь есть жизнь, смерть есть смерть, одно продолжает другое, естественный цикл, который не под силу разомкнуть ни лошадям, ни людям, ни даже охотникам Корпуса. Эстебан прав, все что они могут сделать - только быть... осторожней.
Ханс вздохнул, окончательно взяв себя в руки, повернулся к телу павшего коллеги. На вопрос Арлетты он только пожал плечами, небрежно ощупав окровавленный разрез на рукаве плаща.
- Разве что ты здорово умеешь шить? Проклятье, плащ почти новый.
Злость на закатившего идиотское представление Эстебана, злость на товарищей по стае, устроивших перетягивание жребия вместо того, чтобы действовать быстро и решительно, все это ушло, сменившись привычным мрачноватым спокойствием. Вышло как вышло. Могло выйти гораздо хуже. Вернер кивнул Арлетте, вызвавшейся устроить ветерану похороны, опустился у тела на колени.
- И все-таки, зачем Эстебан притащился в эти руины? - сказал Ханс задумчиво, как будто ни к кому не обращаясь, - подобрал хорошее место для последнего рандеву со своими палачами? Или все же по делу, и мы, возможно, рано расслабились?
|
|
43 |
|
|
|
|
Час пролетел почти незаметно. Монотонная работа не помогала отвлечься от лишних мыслей, а природа вокруг словно замерла, утих даже ветер. Джозеф методично обошел периметр форта, находя новые растяжки и капканы во всех местах, которые подходили для штурма. Перерезая лески, дознаватель не мог не отдать должное степени подготовки. Старый охотник определенно ждал преследователей и готовился к их прибытию – когда Джозеф разогнулся, закончив с последним устройством, его сумка оттягивала плечо под весом собранных составляющих. Для надежности дознаватель обошел еще раз периметр, сперва по внутренней, а после – и внешней стороне стен.
Арлетта оседлала Вьюнка и вернулась к опушке. Странно было ехать назад по той же равнине, не опасаясь больше снайперской пули. Девушка достала из седельной сумки топор и начала превращать наименее отсыревший валежник в дрова. В одиночестве она бродила по осеннему лесу, собирая хворост и нагружая тот на круп недовольного подобным поворотом событий коня. На исходе часа охотница вернулась во внутренний двор, посреди которого и начала сооружать для старого охотника последнее ложе.
Ханс вытащил из кармана плаща Эстебана увесистый кошель с кронами. Подвесил на пояс и направился к башне. Охотник осторожно поднялся на первую площадку по древним ступеням, и остановился в проходе. И пол и стены были забрызганы черной кровью, а посреди площадки лежали, сваленные в небрежную груду, тела. Бледные, болезненно худые, абсолютно лысые существа, с непропорционально вытянутыми длинными пальцами, они напоминали злобных подземных карликов, каждый ростом с половину Арлетты. Ханс заглянул в выпученные глаза, сплошь затянутые молочными катарактами, и поморщился. Туманники. Обычно этих тварей относят к категории падальщиков, но на безрыбье в голодные времена они охотно нападают и на живых. Ночные чудовища, что имели привычку в дневное время гнездиться в пещерах или старых руинах. Легкая работа для Эстебана – по всей видимости, он застал их в логове врасплох в светлое время суток.
Ханс поднялся на ярус выше и оказался на открытой площадке. За обломанными зубцами башни раскинулась необъятная безжизненная равнина, в другой стороне виднелся тот самый лес, из которого и появились охотники. Ханс невольно представил, насколько потешно отсюда выглядела их попытка приблизиться скрытно – ползущие охотники наверняка походили на исключительно приметные черные кляксы на фоне серо-желтой равнины. Вернер приблизился к позиции, которую оборудовал для стрельбы Эстебан. Провалившийся внутрь зубец был накрыт черным плащом – по всей видимости, здесь он сидел, следя за окрестностями. К стене рядом была прислонена крупнокалиберная винтовка с надстройкой оптического прицела. На полу стрелок ровным рядом выставил восемь крупных патронов. Тут же нашлась и сумка Эстебана – покопавшись внутри, Ханс обнаружил несколько склянок с черной кровью, свертки с внутренностями туманников, кинжал, да старый фонарь. Все, что осталось от одного из лучших охотников корпуса.
Все трое собрались во внутреннем дворе форта. Тело и голова Эстебана покоились на деревянном ложе из дров и хвороста. Ханс несколько раз чиркнул огнивом, пока тлеющие ветки наконец-то не занялись. Огонь неохотно разгорался, когда Вернер подпалил кострище с другой стороны. Совсем скоро удушливый черный дым поднялся навстречу порозовевшему вечернему небу.
Некоторое время охотники наблюдали со стороны за огнем, после чего развернулись и побрели к лошадям.
Вечерело – не помешало бы успеть добраться до трактира до темноты.
|
|
44 |
|
|
|
|
На немудрящую шутку Ханса – так, по крайней мере, Арлетта восприняла слова охотника – девушка задорно фыркнула:
- А чего ж не уметь-то? Руки, вроде как, есть, - она продемонстрировала их наличие, расставив в стороны ладонями вверх и подвигав пальцами, - могу и плащик тебе подлатать, и в шкуре дырку: главное – не перепутать, что какими нитками. Но для последней я, как почти-медик настоятельно рекомендую алкогольную анестезию: бутылку джина или бренди в пропорции три к одному. Ну, то есть, три доли – раненному, одна – лекарю, хах! Так что, раз бодришься, займемся всем этим делом, как в таверну вернемся: мы же не собираемся ночевать здесь, верно?
Но шутки шутками, а провожать в последний путь покойного коллегу следовало с приличествующим моменту выражением лица, хотя бы из уважения к Эстебану, сумевшему остаться человеком до конца. Пока Ханс поджигал погребальный костер, пристроившаяся на одном из валунов Арлетта неторопливо курила, являя собой практически олицетворение небезызвестной статуи «Мыслителя». Когда слабое подобие голодного пожирающего тело огня догорело до мундштука, девушка легким движением поднялась и, бросив окурок в огонь, застыла, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок, лишь иногда немного морщась от неприятного запаха горящей плоти.
Понимая, что надо что-то сказать, и не желая провожать Меченого в дорогу пустыми молитвами, она начала экспромтом:
- Мы не знали тебя, но многое слышали. Ты был достойным Охотником, но, что важнее, достойным человеком: твои стремления и последние минуты – свидетели моих слов. Я не знаю, во что ты верил, на что уповал и чем дорожил, но надеюсь, что Там, - она кивнула головой, - у тебя все будет хорошо, что бы там ни было. А здесь, остается верить, тебя запомнят соратники как Эстебана, одного из лучших Охотников, а не как того, кто под конец не справился со Зверем после тех ран, которые нанесли тебе не твари, но люди. Прощай, и пусть огонь очистит все плохое, что было в тебе… И что есть в нас.
Закончив импровизированное напутствие, алхимик пошарила у пояса в поисках табака, могущего перебить запахи, но, убедившись, что благополучно оставила портсигар на камне, беззвучно чертыхнулась. Больше стоять и ждать, пока все превратится во прах, смысла не было: если дождя не будет, то к утру от бывшего ветерана не останется даже костей. Переступив с ноги на ногу, Арлетта неуверенно поинтересовалась:
- Ладно, пойдем, коллеги. Чего уж…
Уже потом, седлаясь, запахнувшаяся от холода и сырости в плащ охотница прежним беззаботным тоном предложила:
- Ну что, джентльмены, пора нам вернуться под крышу к «Фридриху», не так ли? Задание выполнено – разве что можно попробовать с местного городского головы награду покойного за туманников стрясти. Отогреемся, покушаем, помянем Эстебана чарочкой, отдохнем хорошенько, а там можно и обратно в Корпус. Джозеф, я же верно понимаю, что на этом наши дела в Веллингтоне закончены? Тогда я, право дело, не стала бы слишком медлить, и с утреца бы… ну, как проснусь, то есть, отправилась бы обратно ко своим реторточкам и колбочкам. Все ж таки между зельеварением в полевых условиях и им же в об-стакан-овке хорошей лаборатории есть больша-ая разница! Если никто больше никуда не собирается – можем поехать вместе: в дороге веселей будет.
Кстати, Джозеф, давно хотела спросить: а с тем, что осталось после Эстебана, что делать надо? Ты обязан все сдать руководству, или как? Потому что я бы на те же самые туманниковские потрошки руку бы наложила: из них тако-ой супчик можно приготовить, что пальчики оближешь! Если успеешь, конечно…
|
|
45 |
|
|
|
|
- И пускай у всех нас в решающий миг найдется поблизости тот, у кого рука не дрогнет, - подытожил Ханс погребальную речь Арлетты.
Тяжелый меч уже был пристегнут к седлу Ветреницы, а Вернер держал в руках винтовку покойного. Рядом аккуратно был сложен остальной немудреный скарб ветерана. Ханс щелкнул затвором, поморщился от свежей пороховой вони и протянул оружие Арлетте.
- Никогда не любил эти штуковины. Твой трофей, тебе решать что с этим делать.
Передав винтовку, он также кивнул и на прочее имущество Эстебана.
- Вообще, похоронить бы его, - добавил Ханс задумчиво, - а то не по-людски как то. Одна винтовка только и осталась, будто и не было на свете никакого Эстебана. Заедем к градоначальнику, пускай могилу организует, что ли.
С этими словами Ханс взял меч покойного и, приложив значительное усилие, вычертил на камнях замковой стены корявую ласточку.
Более Вернер ничего не говорил, ограничившись, как всегда, кивками, ворчанием и пожатием плечами в ответ на безостановочный щебет Арлетты. Ясно было, что дальнейший путь лежал через ратушу Веллингтона на постоялый двор, а далее, видно, группа всем составом возвращается в ближайший штаб Корпуса.
|
|
46 |
|
|
|
|
Все было кончено. Точнее, кончен был тот эпизод задания, который завершался смертью Эстебана. Дальше следовала погребальная церемония, бумажная волокита и, для некоторых, утверждение в самооправдании. Принципы самого Джозефа необходимость в последнем исключали в большинстве случаев, и этот не являлся чем-то особенным. Эстебан стрелял в них, Эстебан скрестил с ними оружие, и, что особо важно, Эстебан поддался зверю. То, что он поборол его в последние минуты своей жизни, вызывало уважение, но не сомнения в правильности сделанного выбора. Лекарства не было. То, что они сделали, было правильно, и правильно поступил и Эстебан.
Но смертельный удар нанес человек, которому подобное было впервой. И, в отличие от Джозефа, сформировавший, пусть и на краткие мгновения, эмоциональную связь с казненным. И поэтому, хотя никто не смог бы этого прочитать, где-то за непроницаемыми глазами дознавателя скользило беспокойство, когда его взгляд мельком проходил по Арлетте. Убийство человека никогда не сказывается положительно на психике, и еще меньше – убийство, совершенное не в пылу боя, а вот так, когда убитый был беспомощен и не оказывал сопротивления. Ирония, конечно, от Джозефа не укрывалась – он понимал, что его собственная психика вряд ли может считаться нормальной. Правда, его это устраивало. Но вот алхимичка, которую включили в отряд (при этом сложно было не задуматься, что Ноттингем мог знать слабость Эстебана, и потому включил молодую девушку, напомнившую ему о прошлом), выглядела относительно нормальной. Хотя ее манера поведения могла быть защитным механизмом, скрывавшим какую-то другую травму, в то, что она могла остаться нетронутой смертью Эстебана Джозеф не верил. Он понимал, что она, скорее всего, попытается убедить себя в том, что это убийство, совершенное из милосердия. Вот только подобное самоубеждение не всегда надежно, и регулярно дает трещины.
Людям свойственно думать о собственных поступках. Регулярно возвращаться к ним. Думать, могли бы они поступить иначе.
Подходить к Арлетте, когда та уселась на полуобвалившейся стене, дознаватель не стал. В такой ситуации могут помочь друзья, а он таким считать себя не мог. Оказаться один на один со своими мыслями и эмоциям не всегда приятно, но регулярно – полезно. И ему, по правде говоря, было интересно, в каком направлении прямо сейчас пойдет Арлетта. Метафорически, разумеется. Поэтому он оставил ее размышлять, а сам пошел собирать ловушки и осматривать башню. Отдельно его интересовало то, были ли здесь какие-то следы той нечисти, которая, по слухам, похищала людей.
Ему очень не хотелось признать, что это все от начала до конца было ловушкой Эстебана. К счастью, не слишком аккуратно сложенная горка туманников говорила о том, что он не до конца ошибался в своих выводах.
Когда он вернулся, Арлетта предложила, в своей привычной манере, устроить огненное погребение. Это не шло в разрез с правилами Корпуса, напротив, соответствовало им. Хоронить обычным способом Охотников было нельзя – секреты их создания не должны были попасть в руки кому-либо. Особенно всяким алхимикам или некромантам-недоучкам. Ходили слухи, правдивые или нет, что даже разрывшие такую могилу звери могли как-то измениться. В общем, обычно не рисковали. Поэтому Джозеф просто кивнул.
Отметив про себя, что веселость Арлетты вернулась. И, как обычно, дознаватель не мог до конца определиться, является ли она маской. В данном случае, наверное, являлась. Это свойственно человеку, в странной ситуации цепляться за привычное поведение. И это не было самым страшным проявлением подобной тенденции, которую видел Джозеф…
Но, хотя казалось, что самая тяжесть произошедшего свалилась на хрупкие плечи Арлетты, сложно было не заметить, что произошедшее потрясло Ханса не меньше. Конечно, суровый охотник этого старался не показывать, но напряжение, которое по началу Джозеф воспринял как естественное для ситуации и боя, похоже, было вызвано чем-то другим. То, как он отреагировал на смерть… или, если восстановить картину взглядов, посмертный вид Эстебана, демонстрировало ярость, за которой почти наверняка скрывался страх закончить вот таким же образом. Почему Ханс называл убитого шутом, Джозеф не понимал. И называл ли он его шутом или себя – тоже. Может быть, потому что вместо боя тот сдался, превратив поле боя в сцену трагедии? Но шут являлся частью комедии…
Импровизированную речь Арлетты Джозеф выслушал, и даже вежливо склонил голову. Сам Джозеф знал, что мертвому было все равно, Ханс не производил впечатления сентиментального человека и, таким образом, аудиторией Арлетты являлась в первую очередь сама Арлетта. Но затем он и сам решил сказать пару слов, обращенных, правда, не к покойному.
- Это было необходимо. Я хотел бы сказать, что потом станет проще. Но не могу.
Джозеф смотрел на догорающие останки Эстебана.
- Это зависит только от вас.
Он хотел было сказать, что они действовали правильно, но это было бы неправдой – они допустили немало ошибок, и лишь финишная прямая была, с точки зрения Охоты на одного из своих, почти идеальной. А место для словесного анализа ситуации с подведением педантичных выводов было не из лучших. Костер прогорал, а Арлетта уже тараторила про пожитки покойного и его добычу. Кодекс здесь был достаточно практичен, и, в соответствии с ним Джозеф и ответил.
- Они ему уже ни к чему, и высокому руководству в Чертогах – тоже. Я осмотрю все, по стандартной процедуре, но Эстебан поддался зверю, а не предал, так что уликами тут ничего не является. И туманникам тоже зазря пропадать не стоит, особенно если из них можно суп сварить…
Джозеф поднял выразительно бровь, будто только что понял, что именно сказал и что предложила Арлетта.
- …хотя я, по правде говоря, никогда о подобном супе не слышал. Их действительно можно готовить?
|
|
47 |
|
|
|
|
Смеркалось. Трое всадников вернулись на главную (и единственную) улицу Веллингтона уже в темноте. Свет просачивался наружу сквозь закрытые ставни, немногочисленные фонари разгоняли туманный мрак. Справедливо рассудив, что беспокоить мэра более уместно будет с утра, охотники направились прямиком к “Его Величеству Фридриху”.
Гюнтер привычно копошился за стойкой, поприветствовав Джозефа настороженным взглядом. Вопреки ожиданиям, зал трактира не пустовал – тройка незнакомцев в черной одежде расположилась за одним из дальних столов. Дознаватель остановился в дверях, наблюдая за новоприбывшими – инсигния блеснула серебром на груди, когда один из них обернулся.
Из-за стола поднялся невысокий краснощекий мужчина. Его голый затылок обрамляло редкое полукольцо светло-рыжих волос, а выпирающий живот складкой перевалился через барьер излишне туго затянутого ремня.
– Лорд Джозеф! – воскликнул мужчина, расплываясь в дружелюбной улыбке.
Когда он шагнул вперед, в тенистом полумраке зала холодно блеснули жесткие внимательные глаза, что в одночасье разрушили образ говорливого толстячка. С небольшим запозданием, но Джозеф узнал мужчину – навстречу ему двигался собственной персоной лорд Стефан, глава дознавателей. Было странно видеть его в полевой одежде, вдали от столицы, комфортабельного отделанного красным деревом кабинета и колоссальных размеров письменного стола.
– Леди Арлетта, – Стефан галантно улыбнулся, чуть склонив голову. – Право слово, вы даже более очаровательны, чем о вас говорят! Лорд Ханс.
Показное дружелюбие старшего дознавателя не обмануло Джозефа ни на миг – несмотря на несуразный внешний вид, перед ними стоял человек, персонально ответственный за большинство наиболее тяжелых и радикальных решений в современной истории.
– Так и знал, что мы застанем вас в Веллингтоне, – доверительно сообщил Стефан, подходя ближе. – Только одна дорога ведет отсюда на юг. Эх, времена – теперь необходимо быть везде и одновременно, а я, признаться, несколько отвык от работы в поле. В Норфолке меня ожидают кое-какие дела, выдалась возможность заглянуть и к вам по дороге.
Насколько помнил Ханс, Норфолк и столицу северный королевский тракт соединял по прямой, в то время как путешествие в Веллингтон требовало по меньшей мере недельного крюка по бездорожью.
Арлетте никогда не приходилось прежде видеть старшего дознавателя. На ее скромный взгляд, мало кто походил на королевского охотника меньше, чем лорд Стефан – даже униформа сидела на нем предельно нелепо, будто кто-то нацепил мешок не по размеру на деревенское пугало.
Старший дознаватель внимательно осмотрел всех троих, словно мысленно пересчитывая.
– Стало быть, Эстебан..?
|
|
48 |
|
|
|
|
К немалому удивлению Арлетты, ее спутники оказались совершенными альтруистами, предложив распределять добычу именно ей. Девушка вскинула брови удивленно, покачала головой, даже рукой взмахнула, будто намереваясь держать речь, но в итоге только вздохнула, как грешница, тянущая адские кандалы, и задумалась, наматывая на палец длинную прядь. Наконец честность победила желание наложить лапу на все:
- Ну и ладно, сами виноваты! Деньги поделим на троих, а лишнюю десятку, как верно заметил Ханс, пустим на похороны нашего коллеги, и меч к нему в могилу положим. Винтовку я возьму себе тогда – у меня есть знакомец, кто в нее влюбится сильнее, чем в меня. Останки – моя епархия, а компоненты ловушек я тогда, с вашего позволения, пущу прямо здесь же в оборот, чтобы приобрести у местных травниц, знахарок и иже с ними нужные травы. Сами понимаете, не все из них можно собрать и возить с собой до старости – некоторые годны месяц, некоторые – неделю, а другие вообще только свежими. Да и склянки прибрать не помешает… А я, в свою очередь, изготовлю для вас то, что нужно и что сумею: не сейчас, так на будущий выход пригодиться. А вот с кинжалом и фонарем что делать… Может… А? Лады, тогда, - в голосе Летты прорезались нотки скаредного усатого чиновника с портово-таможенного аукциона, - фонарь тоже уходит лорду Хансу, а лорд Джозеф па-а-лучает… Кинжал!
Раздав всем сестрам по серьгам, довольная собой и внезапно свалившимся богатством алхимик лихо вспрыгнула в седло, и продолжила треп уже когда маленький отряд достиг ближней кромки кажущегося сиреневым в подступающих сумерках леса. Отбросив рукой еловую ветвь, так, что все дерево зашуршало, она с наигранно-вальяжной беспечностью начала:
- Потрошка из туманников, господа, к вашему сведению, весьма сытны и питательны, и отдают неповторимым вкусом ила и тины с легким привкусом отборного перегноя. Если добавить к ним овощей и щепотку жгучего перца, заглушающего тухлятину, и долго кипятить, можно получить весьма наваристый суп. Зря думаете, что я шучу! Мы в лаборатории устраивали по любопытству такие эксперименты – эффект в основном отвратный, и те, кто не принадлежат Корпусу, вряд ли смогут оценить всю прелесть блюда из монстров, но на главный вопрос все же получили ответ: при острой необходимости большинство наших жертв годятся в пищу. Это такой финальный аккорд: схарчить того, кто хочет схарчить тебя! Но лучше, конечно, не злоупотреблять, или иметь под рукой записки Морица – он у нас главный апологет чудовищной кулинарии, потихоньку ведущий свою книгу рецептов.
От рассуждений о готовке блюд из трофеев алхимик плавно перешла к более привычным продуктам, пообещав, что на обратном пути постарается приготовить мужчинам что-нибудь такое, о чем они будут долго с теплотой вспоминать: ей и самой будет приятно позаботиться о коллегах. Мимоходом девушка посетовала, что если с едой в полевых условиях проблем нет, то с выпивкой все тяжко: никак у нее не получается самой научиться делать качественные настойки, из-за чего приходится каждый раз надеяться, что в следующем трактире будут наливать что-то, от чего не тянет немедленно в кусты.
Около половины пути Арлеета продолжала болтать, не особо заботясь о том, слушают ли ее, и только на подъезде к Веллингтону выдохнулась, замолчав. Но возвращение под крышу трактира вдохнуло в нее новые силы:
- Хэй, мистер Гюнтер, а вот и снова мы! – с прежним задором окликнула она трактирщика, - Мы вернулись, и не могли снова не вернуться к вашей стряпне! Мне снова кофе и, пожалуй, бутылку красного, а мужчины себе выпивку сами закажут, как определятся! Ужин на троих, сытный, на ваше усмотрение. Я уверена, - блеснула она искренней улыбкой, - вы нас не разочаруете!
Охотница осмотрелась в поисках удобного места, где можно примоститься и вытянуть ноги, и, к крайнему своему удивлению, увидела поднимающегося незнакомого мужчину. Первая мысль о том, что перед ней непрошенный кавалер, была быстро заслонена словами толстячка, явно знающего всю их тройку в лицо – мужчина, судя по всему, принадлежал Корпусу и, вероятно, занимал в нем не последнюю роль, если судить по уверенным начальственным интонациям.
На вежливое приветствие охотница ответила изящным книксеном:
- Счастлива видеть достойного лорда! Я поражена, что слухи о моей скромной персоне достигли ваших ушей!
Несуразный охотник ожидаемо не стал распространяться о цели визита, отговорившись явно надуманным предлогом, и, не дождавшись, когда его собеседники устроятся за столом, в лоб поинтересовался судьбой Эстебана. Для себя Арлетта решила, что коллега был дружен с покойным, и теперь беспокоился, что с ним сталось. Вздохнув и разведя руками, девушка постаралась утешить незнакомца:
- Лорд Эстебан мертв, лорд…? – она выждала паузу позволяя мужчине представиться, - Он был объявлен Меченым за то, что не смог держать зверя под контролем. Так оно и вышло, но не совсем. Лорд Эстебан понял, что Зверь взял вверх, но имел крепкую волю и достойное сердце, и не поддался внутренним демонам, не став чудовищем. Но он понимал, что долго сопротивляться не может, и попросил от нас, чтобы мы дали ему шанс умереть человеком, а не зверем. Мы исполнили его просьбу, - непритворно грустно вздохнула алхимик, - и теперь собираемся обратно. Тело Эстебана прогорит, а назавтра местные захоронят оставшееся: мы об этом позаботимся.
|
|
49 |
|
|
|
|
Чтобы справиться с удивлением у Джозефа ушло на несколько коротких мгновений больше, чем хотелось бы. Сторонний наблюдатель вряд ли заметил это, но от глаз Стефана не спасала никакая маска – он не просто замечал их смену, а оценивал стоящий за ними эмоциональный и мыслительный процесс. И почти никогда не ошибался. Почти – не потому что Джозеф знал об ошибке, а потому что думать о том, что есть не ошибающиеся в таком люди было жутковато даже для самого Стортона, гордившегося своими способностями разгадывать чужие лица.
Но удивление прошло быстро. Разум быстро добавил к факту "Сам лорд Стефан здесь" наречие "Почему" и вопросительный знак, и эмоции потонули в поиске ответа. Сам же Джозеф склонил голову.
- Милорд…
Стефан, тем временем, приветствовал остальных. Даже сделал комплимент Арлетте, хотя, как подозревал сам Джозеф, мог по памяти набросать ее портрет в мельчайших деталях. Слухами и обрывками разговоров главный дознаватель не довольствовался – чтобы держать палец на пульсе Корпуса и предугадывать проблемы до того, как они начнут угрожать всем охотникам и тем, кого они защищают, этого было бы явно маловато. Стортон не мог знать, какой толщины досье на Арлетту лежит в сейфе Стефана, но в его наличии и относительной свежести не сомневался. То же можно было сказать о Хансе.
Тем временем Стефан забыл представиться. Намеренно, разумеется. Доверительные интонации, разговор будто со старыми добрыми знакомыми… конечно, главный дознаватель волен был играть в эти игры. А Джозеф был волен ему не подыгрывать. Так и знал он, что застанет их в Веллингтоне, как будто не сам организовал их присутствие здесь. И то, что он лично был здесь, могло иметь две причины. Он мог не доверять составу группы, и предполагать, что они с Эстебаном не справятся. Что немного оскорбляло, но не было безосновательным предположением. Они прибыли в Веллингтон спустя четыре дня после самого Джозефа, и, если бы отряд не справился, смогли бы устранить Эстебана сами. И черная метка одного из двадцатки была вполне достойна личного внимания главного дознавателя. Либо же было что-то еще, ради чего он готов был тратить свое личное время, а не оставить у того же бургомистра запечатанное письмо с заданием. Или, если прикинуть, вообще не заезжать в Веллингтон – в Норфолк были дороги и получше.
Джозеф уже было приготовился откашляться, чтобы привлечь к себе внимание и после этого прервать беседу, представив Стефана и прекратив это представление, в котором глава дознавателей играл роль "доброго несуразного дядюшки". Но не кашлянул. Стефан хотел примерить этот образ, и вставить палки в колеса его клоунского вагона было бы неблагоразумно для карьеры. Пока что можно было просто отчитаться о проделанной работе и получить за это формальные очки в глазах руководителя. Поэтому приходилось себя сдерживать, несмотря на неприязнь к происходящему.
Тем временем Стефан спросил про Эстебана. Ответ самого Джозефа он и так узнал бы в форме отчета, поэтому, похоже, направлен был вопрос Хансу и Арлетте. Учитывая, что разговорчивости этих двоих в среднем было как раз на двух людей, ответила охотница. Не вдаваясь в подробности, но достаточно ясно описав произошедшее. Дождавшись, пока главный дознаватель как-то отреагирует на описание участи Эстебана, Джозеф воспользовался короткой паузой, чтобы подтвердить слова Арлетты.
- Мой отчет не будет по сути сильно отличаться от слов Леди Арлетты, милорд. И я рад, что мне представилась возможность работать вместе с ней и Лордом Хансом. Пусть и по столь плачевной причине.
Короткий, чуть заметный акцент на "ней". Раньше Джозеф подозревал, что Арлетта оказалась в подкреплении не случайно, сейчас же был в этом уверен. Досье на Эстебана в сейфе Стефана было, похоже, очень подробным. И некоторые мелкие грешки легендарным охотникам прощались. Дознаватель с трудом удержался, чтобы не закусить губу. Дурная привычка, выдающая желание задать вопрос. А желание спросить о том, что же по-настоящему делает Стефан в этой дыре было. Любой толковый правитель знает, что время – это один из самых ценных ресурсов, и на посту главного дознавателя сидел один из самых толковых людей в Королевстве.
Но этот толковый человек играл в свою игру…
Джозеф все-таки на короткое мгновение закусил губу. И вопрос не задал. Не тот человек, чтобы своей догадливостью перед ним выпендриваться.
|
|
50 |
|
|
|
|
Широкая улыбка старшего дознавателя чуть дрогнула, изменилась – уголки губ словно подтвердили догадки Джозефа, или, по крайней мере, указали на то, что собеседник считал невысказанные подтексты.
– Стефан, сегодня можно без “лордов”, – охотник махнул рукой, будто призывая собравшихся отказаться от неуместного формализма. – Имею честь возглавлять столь нелюбимую всеми вами организацию, к которой принадлежит ваш коллега. Стало быть, наши опасения подтвердились.
Старший дознаватель зыркнул в сторону Гюнтера, который увлеченно переставлял бутылки на полке.
– Прошу вас, Арлетта, – он покачал головой и продолжил, понизив голос. – Посторонним ни к чему знать слишком много о наших проблемах. Черный день для корпуса, невосполнимая утрата. Я до последнего надеялся, что в этот раз мы ошиблись. Эстебан находился в наших рядах так долго, что, казалось, был здесь, еще когда Единый сотворил мир. Впрочем, есть причины на то, что большинство охотников со временем оставляют полевую работу. У Эстебана всегда было… Особое видение.
Стефан повернулся к трактирщику:
– Гюнтер! То, что сказала леди, и всем твоего лучшего эля – все за мой счет. Прошу вас, садитесь. Джозеф, вы уже знакомы с Грегори?
Они приблизились к столу, и Стефан кивком указал на рослого охотника с угрюмой маской безразличия на лице. Полы плаща и борта треуголки Грегори были прошиты серебряной нитью – знак принадлежности к первой десятке. Охотник поморщился и тоже кивнул – похоже, в его понимании это была приветливая улыбка. Виски Грегори уже тронула седина, обветренное лицо было жестким и грубым, словно вырезанным из дерева. Взгляд светло-зеленых глаз обдал холодом. Его инсигнией была роза – с искусством выполненный серебряный цветок изяществом походил скорее на ледяную скульптуру.
Хансу приходилось слышать об этом типе – Вернер давно заметил, что почти каждый охотник, который попадает в десятку, словно считает своим долгом дополнительно выделиться. Грегори называли непревзойденным мастером клинка, подобно Хансу он недолюбливал огнестрел. Говорили, что на время охоты он надевает полностью скрывающую лицо железную маску.
– Ханс, вам, кажется, приходилось прежде работать с Офелией в паре?
Вторым спутником Стефана оказалась изящная темноволосая женщина. Дознаватель, конечно же, не ошибся – Вернер и правда встречался с ней во время совместной охоты. Единственная женщина в первой десятке, Офелия не нуждалась в дополнительных изысках, чтобы отличиться от прочих. В тот раз она возглавляла отряд из четырех, и ликвидировать предстояло особо крупное логово вурдалаков. Хансу запомнилась ее холодная отстраненность, жестокий профессионализм и опасное увлечение процессом охоты. Лишь один раз он видел проблеск живых эмоций на безразличном лице – когда Офелия стояла посреди логова с окровавленными клинками в руках. Привлекательное обычно лицо в тот момент скорее напоминало уродливую гримасу – его выражение настолько точно отразило потаенные чувства самого Ханса, что того накрыла волна отвращения.
– Грегори, подвиньтесь… Арлетта, прошу, – Стефан занялся организацией, освобождая место, чтобы все уместились.
Приблизился Гюнтер, выставил на стол пять кружек эля и бокал с вином.
– Эстебан был одним из лучших. Всегда грустно терять своих, но это реальность, с которой все мы смирились. Эстебан же… Служил корпусу на протяжении более чем семидесяти лет. Служил при трех верховных магистрах, и четырех моих предшественниках. Великий человек, всегда следовал своим идеалам, – теперь голос Стефана стал глубоким, в меру торжественным. – Вы наверняка не знали, но он однажды получал метку в прошлом. Почти двадцать лет назад – одно из первых моих дел, в те дни я только-только был назначен на должность. Подумайте только – старина решил, что просто устал от охоты, и сможет затеряться в одной из глухих деревень. Не сразу, но мы нашли его. Присутствие охотника всегда порождает слухи, которые распространяются, как круги на воде. В тот раз он сдался добровольно, проследовал в чертоги, и был оправдан. И безукоризненно прослужил корпусу и короне еще двадцать лет.
Эстебан поднял свою кружку.
– За Эстебана, – и выпил залпом, не чокаясь.
|
|
51 |
|
|
|
|
В представлении Арлетты толстячок мог оказаться кем угодно: вот только, как показала практика, глава дознавателей в список этих «кто угодно» не входит. Девушка запнулась, глядя на мужчину с неприкрытым удивлением: встретить такую персону в Веллингтоне было столь же удивительно, как повстречаться здесь в Ее Величеством, пребывающим инкогнито. Все предыдущие домыслы и догадки мигом разлетелись, как крапленые карты со стола, перевернутые недовольным проигрышем китобоем. Теперь, зная, кто перед ней, алхимик даже не знала, чему можно верить из сказанного ранее, а чему – нет. В конце концов, с «просто Стефана», раз уж он здесь, можно ожидать чего угодно.
На широкой улыбке изумление не сильно сказалось: охотница продолжала лучиться радостью – вот только на это солнце набежали тучки. Девушка чувствовала, как мигом вспотела под плащом спина: богатая фантазия подкинула картинку, как Стефан, грустно вздыхая, уведомляет их троицу, что о падении Эстебана никто не должен знать, а посему он вынужден, хоть и не желая того, устранить непосредственных исполнителей. Распаленная мыслями, Арлетта бросила короткий вопросительный взгляд на Джозефа: но Романтик, кажется, угрозы не ощущал и вел себя спокойно, а посему и алхимик поуспокоилась. К тому же Верховный дознаватель предложил всем выпить и оплатить трапезу: ну не станет же он кормить без пяти минут покойников?
Выдохнув и усилием воли отогнав всякие непрошенные картины, алхимик присела в легком подобии реверанса:
- Конечно, Стефан. О наших делах и без того не распространяемся с чужаками, и заводить такую моду сейчас точно не станем.
Дознаватель представил своих спутников – бойцов первого десятка, с которыми охотница не менее радостно поздоровалась. Вот только дурные мысли в сердце, вместо того, чтобы улечься, стали еще крепче. Если в одном месте собрались Главный дознаватель и двое примов-бойцов, то насколько же опасна их цель? А что сбор вызван именно наличием цели, Арлетта не сомневалась: не пиво же пить они сюда пришли, и не за ее «супом из потрошков туманников с приправой из хвостов молодых волколаков»! А, значит, вывод напрашивался сам собой: там, наверху, считали, что Эстебан с высокой степенью вероятности оскотинится… озвереет, то есть, и порвет карателей на тысячу маленьких неаккуратных лоскутков. И вот тогда профи экстра-класса, убедившись, что их приятель уже не такой, как раньше, возьмутся за дело.
От мысли, что ее чуть не использовали как разменную монету, Арлетте подурнело – к счастью, последовало предложение присаживаться, чем девушка не замедлила воспользоваться. Слушая прощальную речь Стефана, алхимик уже не могла отделаться от ощущения, что все это – какая-то показуха с донельзя непонятным смыслом, но озвучивать его не спешила: да и вообще теперь желание чесать языком поугасло.
Когда Стефан закончил свое последнее слово, оказавшееся любопытным, но, на вкус старательно пестующей в себе богатство эмоций девушки, слишком пресным и сухим, она поднялась и, отсалютовав кружкой, присоединилась к поминальной тризне:
- За Эстебана.
|
|
52 |
|
|
|
|
Если Ханс раньше полагал Арлетту необычайно разговорчивой охотницей, обратный путь до Веллингтона показал, как сильно он ее недооценивал. Возможно, повлиял стресс, возможно, алхимик перестала сдерживаться, полностью распечатав плотину своего красноречия, возможно, все это вместе, но болтовня Арлетты лилась натурально сплошным потоком. Хвала Корпусу за отменное физические здоровье, у простого человека могла бы, пожалуй, разыграться мигрень. Да и сам Ханс порой ловил себя на желании схватиться за поля шляпы и натянуть ее поглубже, на самые уши. К счастью, вскоре он просто перестал различать отдельные слова и монолог охотницы превратился в журчащий перезвон серебряных колокольчиков, ненавязчивый и мелодичный.
Вернер очень хотел уладить дело с погребением останков Эстебана как можно быстрее, так что, будь он один, не поведя бровью поднял бы градоначальника хоть посреди ночи. Но спутники сумели его урезонить, и Ханс, недовольно поворчав, повернул кобылу к постоялому двору. Где их всех и ожидал неприятный, по крайней мере для Ханса, сюрприз.
Сам старый филин собственной персоной, во главе группы первых убийц Корпуса, прилетел, не иначе, на запах паленой мертвечины. Стоило, пожалуй, отдать должное Стефану и его ищейкам - наводка на Эстебана оказалась крайне своевременной, еще немного, и его поиск и ликвидация могли бы стать куда большей проблемой. Ради этого сам глава дознавателей, вероятно, и прибыл в Веллингтон лично. Проконтролировать, так сказать. Как бы Вернер не относился к их службе, нельзя было не признать - работа была хоть и грязная, но необходимая, и делали они ее хорошо. Хоть зачастую и руками простых охотников, как сам Ханс или Арлетта.
Надо сказать, когда охота закончилась, у Вернера поубавилось неприязни к Джозефу. Дело было сделано, и больше Ханса не угнетала необходимость запачкать руки кровью соратника. А так - толковый малый, хоть и не всегда грамотно считывает ситуацию. Не страшно, все придет с опытом.
Ханс настороженно кивнул "доброму дядюшке", с мелочной мстительностью не прервав словоизлияние Арлетты, которая, очевидно, не знала к кому обращается. Возможно, этот жизненный урок подскажет не в меру общительной девушке, что иногда лучше держать язык за зубами.
Грегори. Офелия. Если себя Ханс считал охотничьим псом Корпуса, то эти двое были настоящие волки. Если с каждым по отдельности Вернер еще мог бы потягаться, с крайне туманными, впрочем, шансами, то сразу двое без вариантов могли уничтожить всю группу Джозефа на месте, даже не вспотев. Стефан действовал наверняка, не оставляя отступнику лазеек.
Ханс кивнул также и эскорту главы дознавателей, махнул рукой Гюнтеру, сообщив лаконично: - Кофе.
И занял предложенное место за столом, прислонив длинный меч к бедру. Поднял, как и все, кружку, отсалютовал:
- За Эстебана.
Подержал ее у носа, втянув ноздрями пряный аромат эля и с трудом подавив желание чихнуть, и поставил на стол, не отпив ни капли.
|
|
53 |
|
|
|
|
- За Эстебана!
Не поддерживать тост смысла не было. Сам Стефан показывал сожаление по поводу гибели Охотника и уважение к его личности. Правда, некоторые моменты его рассказа заставили бы Джозефа поднять бровь, если бы он рисковал излишними проявлениями эмоций в присутствии своего начальника. Например, история о том, как разрешилась история с первой меткой. Скорее всего, у Эстебана был другой взгляд на те события. Хотя это и так потребовалось бы для отчета, но теперь любопытство по поводу предсмертных слов старого Охотника стало немного личным. Что касается двух спутников Стефана… если бы их группа не справилась с Эстебаном, то эти двое решили бы эту проблему вместо них. И от любой опасности главного дознавателя они защищали лучше личной королевской роты охранения. Мысль о том, что они также были верными Корпусу палачами хоть и не покидала голову, но и не вызывала особого беспокойства. Задание было выполнено и Джозеф не мог представить себе интриги, в которой нужно было бы устроить гибель их троицы от рук "меченого" – о наличии какой-то фракции за спиной Эстебана он не слышал. А небольшое отклонение от прямых инструкций тоже на повод для казни не тянуло – Корпус не имел возможности менять Охотников как перчатки. Да и Арлетта каким-то образом умолчала про то, что изначально столкновение носило отнюдь не дипломатический характер.
Поэтому на вопросительный взгляд Арлетты каких-либо сигналов, которые дали бы повод к беспокойству, Джозеф не подал. Хотя даже если бы оно было, играть в тайные знаки перед главным дознавателем…
Алкоголем Джозеф не злоупотреблял, но метаболизм позволял выпить кружку эля без каких-либо проблем.
|
|
54 |
|
|
|
|
Офелия и Грегори пили молча. Стефан опустился назад на скамью, отставил в сторону кружку. Вытащил из нагрудного кармана стопку черных конвертов, запечатанных алым воском.
– В восторге от севера? – мимоходом поинтересовался, раскладывая конверты, у Ханса.
И сразу сам же ответил:
– Никто не в восторге. Иногда забываю, за что мы здесь все эти годы воюем. Как вы возможно догадались, мы с коллегами проделали такой путь не только для того, чтобы поднять тост. Арлетта, – Стефан обаятельно улыбнулся. – Боюсь, вам придется еще немного отдохнуть от столичной лаборатории.
Старший дознаватель разложил конверты из первой стопки перед Хансом и Джозефом. Сломав печать, Вернер увидел внутри короткое предписание – незамедлительно выдвинуться в Гримфолд, вступить в состав отряда охотников под предводительством леди Эмберли (№ 26). Подписанное, что примечательно, собственной персоной верховным магистром.
Стефан выждал, пока все охотники ознакомятся с содержанием предписаний.
– Вы отправляетесь в Гримфолд. Признаться, многое бы отдал за то, чтобы составить компанию, но дела в Норфолке, к сожалению, неотложны. Верховный магистр принял решение сформировать отряд из восьми охотников – работы, по слухам, невпроворот, и вам, скорее всего, придется там задержаться. Было принято решение прикрепить к группе собственного алхимика – пополнить припасы и эликсиры другими способами может быть затруднительно. Признаюсь откровенно – на моей памяти, прецедент. Группа таких размеров не собиралась прежде ни разу.
Старший дознаватель поднял руки, предвосхищая вопросы:
– Даже не спрашивайте, что там происходит. Все подробности сообщит глава местного управления. Второе, – не давая возможности вставить слово, Стефан взялся за вторую стопку конвертов. – Приятные новости.
Он передал конверты Арлетте и Хансу, а последний, предназначенный Джозефу, придержал.
– Вы отправитесь на рассвете. А пока… Гюнтер! Всем еще по одной, запиши на меня.
Старший дознаватель неуклюже вылез из-за стола.
– Джозеф, на пару слов, – указал кивком в направлении лестницы.
Вместе со Стефаном Джозеф поднялся на второй этаж, в комнату. Старший дознаватель закрыл дверь, прислонился к подоконнику и, наконец, протянул конверт.
– Твои достижения не прошли незамеченными, Джозеф. Годы усердной работы на благо корпуса. Превыше профессионализма мы ценим лишь преданность, и ты сделал все возможное для того, чтобы исправить ошибки.
Джозеф сломал восковую печать и вытащил короткое письмо из конверта.
– Верховный магистр взял проблему на особый контроль, – коротко пояснил Стефан, сцепив в замок пальцы. – Ты не едешь в Гримфолд, Герхард поручит это дело своему любимому дознавателю. На рассвете вместе с нами выдвинешься в Норфолк.
Старший дознаватель немного помолчал, холодные серые глаза буравили лицо Джозефа.
– Будет лучше, если о подробностях нашего разговора никто не узнает.
|
|
55 |
|
|
|
|
При другом раскладе Арлетта бы тихо порадовалась, что ее догадки насчет наличия у Стефана действительно важных причин прибыть в Веллингтон верны, но слова о том, что в одном городе собирают восемь – восемь! – охотников совершенно выбили девушку из колеи. Она даже представить себе не могла что может происходить в этом Гримфолде, что на один город потребовалось столько охотников, сколько, наверное работает в целом графстве, а то и в парочке. Там что, вампир на вурдалаке сидит, оборотнем погоняет, с болотником в карты играет и ходит днем на охоту, как на работу, а вечером расслабляется в борделе с гарпиями?
Вопросов, конечно, была тьма-тьмущая, начиная от того, как так умудрились запустить ситуацию в городе, что потребовалась такая огромная команда, и кончая тем, а что, собственно, передали из Гримфолда, требуя такие силы? Если уж в боевой отряд потребовался штатный алхимик и целитель, причем не на разовую охоту, а на постоянной основе, не слишком ли много ожидается бед самой жуткой и безумной формы и фатальных последствий?
Кажется, ее кидали на весьма вероятную и весьма дурную смерть, что, конечно, радовать не могло. Однако же, на диво, плюсы такую опасность перевешивали с лихвой. Ну, во-первых, наконец-то можно было встретиться с драгоценной Эмбер, и не на недельку отдыха охотницы между заданиями, а полноценно и надолго! Можно будет столько всего обсудить, столько сделать, так великолепно провести время между сокращением поголовья тварей! Тем более, что теперь-то она будет в прямом смысле под подругой – такие мысли заставляли Арлетту довольно щуриться, как мечтающую о кринке сметаны кошку. А, во-вторых, но не менее важно – возможность ставить эксперименты со свежайшими, только добытыми ингредиентами. Причем, раз потребовалось такое количество охотников, недостатков в компонентах не будет, и можно не скупиться, выясняя эффект тех или иных смесей и пропорций. С такой точки зрения Гримфолд был самой настоящей сокровищницей, подлинным Эдемом для любителей естествоиспытательских изысканий.
Такие шансы стоили любого риска, не так ли? Так что после недолгой мрачности алхимик расплылась в глубоко удовлетворенной улыбке, словно Главный дознаватель ей сделал самый настоящий подарок. К тому же второй дар не заставил себя долго ждать: в переданном конверте извещение о повышении ранга почти на двадцать ступеней. Охотница никогда не была амбициозна и не стремилась продвинуться по иерархии корпуса наверх, представляя это право действующим в поле коллегам; но как признание заслуг такое продвижение было крайне приятно. К тому же для допуска к некоторой специальной литературе и редчайшим компонентам как раз требовался низкий номер – чем более ограниченные сведения, тем этот номер должен быть ниже – так что перспектива знакомства с ними не могла не радовать.
От вопросов Стефан отговорился, а после и вовсе увел Джозефа с собой. Десятка к чесанию языком явно не была настроена, так что единственной жертвой оставался Мрачный. Отхлебнув грога и с наслаждением потянувшись, охотница снова подняла кружку:
- Ну что, Ханс, за наш грядущий успех и спасение Гримфолда от напастей? Клянусь своими зельями, чую, мой дневник исследований за время в нем закончится, заполненный новыми открытиями! Кстати о зельях – тебе что-нибудь полезное изготовить, или на месте определишься?
|
|
56 |
|
|
|
|
На вопрос Стефана Ханс только неопределенно хмыкнул.
Тот, впрочем, и не ожидал ответа.
А вот то, что Ханс услышал после этого, заставило его вскинуть брови и присвистнуть, что было, понятное дело, продиктовано крайней степенью удивления.
Восемь охотников! Действительно что-то беспрецедентное, Ханс не мог вспомнить, был ли вообще когда-либо подобный случай в истории Корпуса. От предчувствия грядущей опасности снова засвербело между лопатками, и охотник раздраженно повел плечами.
Все это дело подозрительно смердело политикой. Оставалось только надеяться, что Корпус не попрал свои традиции и не влез в государственные дела, всего лишь Гримфолд атакуют драконы или пробудившиеся от векового сна хтонические морские чудища. Эмберли, хм. Кажется, Вернер помнил ее - молодая девчонка, старательная и целеустремленная, результаты в тренировочных дуэлях не самые худшие. Но и не самые лучшие. И командир самого крупного отряда Корпуса в обозримой истории? Видимо, не только целеустремленная, но и честолюбивая. Все любопытней и любопытней.
- Что-то страшное грядет, - пробормотал Ханс, вчитываясь в строки письма. Двадцать шестой ранг. Губы тронула горькая усмешка - Эстебан, должно быть, еще брел к руинам крепости на свою последнюю охоту, когда в Чертогах его уже вычеркнули из списков, сдвинув очередь еще живых на шаг ближе к неизбежному нолю.
Ханс никогда не воспринимал принятую в Корпусе систему ранжирования иначе, чем просто обратный отсчет до момента, когда следующие поколения охотников перешагнут через тебя. Он бросил быстрый взгляд на невозмутимых убийц из первой десятки. Интересно, осознают ли они близость к краю? Снится ли им по ночам красная луна? Ханс был готов заложить свою шляпу против старой подковы, что Офелия видит ее довольно часто.
Перед Вернером стояло уже две нетронутые порции хмельного, когда Гюнтер соизволил подать кофе. Ханс поднял кружку с чадящим черным варевом, осторожно приложился ее керамическим боком к кружке Арлетты. Алхимик, как всегда, излучала совершенно бессовестный оптимизм.
- За успех, - поддержал Вернер тоном, от которого, скорее всего, скисло молоко по всей округе, - лучше побереги компоненты, черт его знает, что нас ждет в Гримхолде. Магистрат, как видишь, хранит интригу в лучших традициях столичных театров. Одно ясно уж наверняка - ничего хорошего.
Он посмотрел прямо на охотницу и вдруг улыбнулся, сразу приобретя вид большой, лохматой и добродушной собаки.
- Слушай, если и впрям сумеешь дырку на рукаве аккуратно залатать - с меня причитается. Плащ, песья шкура, очень уж жалко.
|
|
57 |
|
|
|
|
– Восемь, стало быть, – вдруг подал голос Грегори, и крайне неприятная ухмылка вспыхнула на деревянном лице. – Готов поспорить, что хватило бы нас двоих.
Он поднял кружку и демонстративно чокнулся с одной лишь Офелией. Та в ответ пожала плечами с искренним безразличием.
С уходом Стефана обстановка за столом стремительно накалилась, словно старший дознаватель был клеем, что удерживал вместе элементы сложного механизма.
– Может статься, что мы увидимся скоро, – добавил глухо десятник, отпивая из кружки.
Стефан вернулся через несколько минут, уже в одиночестве.
– Лорд Джозеф отправится со мной в Норфолк на рассвете, – буднично объявил он, безапелляционно продолжая прерванную беседу. – К вашей группе должен будет присоединиться другой дознаватель. Сами понимаете, мы просто не можем оставить без надзора предприятие такого масштаба!
Стефан весело хохотнул, но никто из присутствующих не усомнился, что на сей раз из его уст прозвучала чистейшая правда.
– Признаться, меня изрядно утомила дорога. Годы уже не те, да и форма, что уж скрывать, – старший дознаватель жизнерадостно скрестил пальцы на выпирающем из-под пояса животе. – Эх, времена… На случай, если утром мы разминемся… Желаю вам приятного путешествия! Плечом к плечу, мы с вами, мы определяем историю.
Он снова жизнерадостно хохотнул, залпом допил содержимое второй кружки и побрел назад к лестнице. Офелия выскользнула из-за стола сразу следом, будто только и ждала подходящего повода покончить с застольем.
Когда Ханс и Арлетта еще затемно вновь встретились в обеденном зале, заспанный и угрюмый Гюнтер сообщил, что старший дознаватель со спутниками уже отбыли. Наскоро позавтракав и оседлав лошадей, охотники в последний раз проехали по главной улице спящего Веллингтона, и выехали на единственную ведущую отсюда на север дорогу.
|
|
58 |
|