Словно в кошмарном сне Эмбер видела, как чудовища приближаются. Она загоняла пули в барабан одну за другой, машинально отмечая как дрожат руки. Крик рыжебородого сломался на высшей ноте, матерщина Паркинса захлебнулась и перешла в отчаянный визг. Один из вервольфов прыгнул, сбивая с ног Изабеллу – они вместе покатились по деревянному помосту в сторону, но Эмбер не отвлекалась. Второй волк лишь немного замешкался, опоздал всего на секунду, но этой секунды, смехотворной секунды – этой секунды оказалось достаточно.
Эмбер зажала спусковой крючок, и ударила по курку раскрытой ладонью. Снова и снова, ускоряя на кавалерийский манер взвод курка – и выстрелы загремели один за другим, сливаясь в единый оглушительный залп. Но инерцию прыгнувшего чудовища едва ли смогло бы остановить даже прямое попадание пушки, и Эмбер почувствовала как в спину врезается зубец частокола, как она сползает, погребанная под горой горячего, одновременно и влажного, и вонючего, меха. Она беспомощно барахталась под извивающимся чудовищем, пытаясь дотянуться до кинжала на голени. Черная кровь хлестала из бесчисленных ран, заливая ноздри, рот и глаза.
Широкое лезвие со свистом описало губительный полукруг, и в сизом ночном тумане вспыхнуло серебро. Вновь беспомощно и с запозданием клацнули зубы. Ханс легко отпрыгнул назад, наслаждаясь превосходством и скоростью, фантомным привкусом черной крови на языке. Бастард описал стремительную дугу, разрубая оскаленную морду вожака наискось, взмыл и почти сразу упал назад снова, раскраивая толстый череп и отрывая беспомощно повисшее на лоскутах плоти ухо. Альбинос отшатнулся, неуклюже пятясь на задних лапах – черная кровь сжирала снежную белизну его шкуры, заливала подслеповато прищуренные розовые глаза.
Ханс смутно помнил, что в другой жизни, в другое время, он орудовал увесистым полуторником с трудом – то было грозное и бескомпромиссно убедительное оружие, которое требовало определенной сноровки и изящества в применении. Теперь охотник размахивал бастардом с легкостью, будто в его руках был деревянный тренировочный меч – он играючи гасил инерцию своих страшных ударов, обрушивая на альфу новую атаку уже через мгновение после завершения предыдущей.
Лезвие впилось в плечо чудовище, застревая, и Ханс надавил, налегая всем весом – с наслаждением отмечая, как кость крошится и ломается с хрустом. Сапог уперся в грудь вожака, надавил – и волк начал падать, высвобождая меч из ловушки. Лишь затем, чтобы Ханс шагнул следом, вгоняя бастард в живот чудовища сверху вниз, рывком смещая рукоять выше, потом ниже и в сторону. С холодной прагматичностью заправского мясника Ханс копался во внутренностях альбиноса окровавленным лезвием, в то время как пригвожденный к земле волк извивался и скулил, словно пришпиленное к листу гербария насекомое.
Губы Ханса исказила ухмылка – еще один рывок и меч скользнул выше, ломая грудную клетку и добираясь до сердца. По окрестностям разнесся испуганный визг, что оборвался затяжным болезненным хрипом. Все было кончено: у ног охотника лежала дымящаяся гора почерневшего меха.
Сквозь звон в ушах с запозданием пробился многоголосый гомон, в глаза ударил приближавшийся со всех сторон свет. Пришлось приложить неимоверные усилия для того, чтобы визгливые скрипящие звуки вновь сложились в членораздельную речь.
Кое-как Эмбер высвободилась, столкнув в сторону исходящую паром тушу. Села, порывисто сплевывая чужую кровь в сторону и слепо нащупывая рукоять оброненного револьвера. Мерзкое чавканье доносилось откуда-то справа – повернув голову Эмбер увидела волка, что сидел на груди Изабеллы, с аппетитом лакая свежую кровь, потоком бившую из страшной раны на шее. На том самом месте, где, как правило, находится голова.
Пальцы Эмбер нащупали только рукоять кинжала – жалкой зубочистки, что беспомощно сверкнула в неверном свете. Второй волк уже взбирался по лестнице, вся морда – в крови настигнутых ополченцев. Двое против одной – без верного револьвера, а значит практически без оружия.
Но ночь прорезал доносившийся откуда-то из-за частокола визгливый скулеж. Второй вервольф вздрогнул, шерсть на его загривке на глазах встала дыбом. Первый оторвался от Беллы и вскинул острую морду к темному небу. Эмбер даже показалось, что они как будто переглянулись: и, сговорившись, сиганули через частокол в ночь. Охотница поднялась, подхватывая найденный в конце концов револьвер, перегнулась через зубец и вгляделась во мрак, но увидела только множество факелов и фонарей в темноте. Ополчение Виккерса.
– Это же тот, что приходил в обед в лагерь, – шептал первый, и едва слышный сдавленный шепот перебивал оглушительный набат его сердца.
– Он забил вожака, – в этом голосе смесь страха и восхищения, отвращения с благодарностью. – В одиночку!
– Он весь в крови. Гляди на лицо, – этот осекся на полуслове, почти задохнулся от бури нахлынувших противоречивых эмоций.
Ханс поднял голову – свет множества фонарей бил в глаза, за концентрическими световыми кругами проступали размытые силуэты.
– Его лицо, – каркнул другой лесоруб, даже не пытаясь скрыть отвращение.
– Он один из них, посмотрите на это! – выкрикнул четвертый, плаксиво и громко, и охотник смутно определил Эванса, того самого, что рассказывал про встречу с хозяином леса когда-то давно. – К оружию! Огня, дайте огня!
Кольца света сместилось, освобождая путь факелам – белое пламя отчаянно дрожало, танцуя. Охотник неохотно опустил меч – черная кровь альбиноса ручьем стекала по долу. Он слышал их, десятки сердец – совсем близко, отделенных только световыми кругами.
– Давай, парни, цельсь, – визгливо приказал Эванс, срывая глотку. – Накроем тварюку хорошим залпом!
Отдельные голоса теперь тонули в поднявшемся ропоте – отчасти одобрительном, отчасти оспаривающем. Все инстинкты Ханса трубили – бей или беги, беги или бей, но что-то забытое, какой-то глубоко забитый в самую подкорку инстинкт, холодно требовал: оставайся на месте.
– Отставить! – сквозь слепящий свет Ханс видел как вперед выходит, расталкивая других, мужчина в мундире.
Эванс продолжал целиться – и офицер грубо оттолкнул его в сторону, ладонью отводя ствол.
– Отставить, сказал! – человек вышел вперед, перешагнул границу светового кольца, повернулся лицом к толпе, спиной к Хансу.
Идеальная жертва, он просто не успеет понять.
– Он сражался за нас, был готов пожертвовать собой не задумываясь, – твердо продолжил офицер поставленным голосом.
Лесорубы роптали.
