|
|
|
Но почти сразу, заглянув в бессмысленные глаза обернувшихся на её вопрос людей, Ирина поняла, дурман, окутавший их головы намного сильнее привязанности драгоценный крови. Было в них что-то... пугающее, будто видели и не видели они одновременно. Отблеск испуга мелькнул на лице мужчины позади, только что ударившего ламию, но даже выброс страха в воздух через раздутые ноздри и проступивший на лбу пот, вызвал не более чем мелкую дрожь в его запястье, тем не менее, не укрывшуюся от наблюдательной лилин.
В целом, бой шёл по заведомо понятному пути, количество не могло проиграть при столь сильном перевесе, а потому очень быстро, сколь быстро мужчины в толпе осознали серьёзность намерений бывших селян причинить им не столько боль, сколько погибель, потасовка получила развитие в желанный накал. Одну из женщин прижали к стене несколько крепких молодых парней, едва справляюсь с её силой всем скопом, в то время как вторую, обезумевше прыгающую на вилы, с выражением боли на лице подцепил таки один из деревенских. С копейщиками дело обстояло труднее, ещё несколько селян пали жертвой сильных точных ударов, прежде чем они начали пялиться, спиной подходя к позиции Ирины с пойманным, и переставшим трепыхаться, будто ему подрезали сухожилия, подростком в её руках. Второй подросток, ловко орудовавший до этого большим ножом на линии борьбы, куда-то пропал, скрывшись в суматохе.
– Покончим с ними, – громко, и в тоже время с болью и почти физическим стенанием, прозвучал глас из толпы. В толкучке ламия видела, что священник, и его конь, оказался зажат в бурлящем потоке людей, метаясь на спине зверя, гарцуя в узком пространстве и стараясь не пасть под ноги и копыта.
|
91 |
|
|
|
Что ж, дела обстояли хуже, чем она надеялась. Какая бы сила не заставила этих крестьян подчиняться, это оказалось сильнее ее уловки. Предполагая обратное, она исходила из того, что враг укрылся в этой деревне после налета на перевале - в первой попавшейся, ближайшей деревне. Но что если они прибыли сюда заранее? Возможно, у Флавия Валерия было достаточно времени, чтобы превратить этих гулей в покорных рабов. Либо... Это было что-то иное? Темная Мать оставила своим детям самые разнообразные дары, и тот, кто объявит, что знает все - глупец.
Ирина использовала свои сражаясь. Сила древней божественной крови сделала ее плоть столь прочной, что клинок уже дважды не сумел повредить ей. Но она многое бы дала, чтобы Мать наделила остротой ее мысли. Времени было мало, и кажется, здесь она теряла его напрасно. Впрочем, будучи наблюдательной и быстрой, ламия контролировала поле боя. От нее не укрылось то обстоятельство, что один из защитников, недомерок, неожиданно отступил на обочину и, воспользовавшись покровом ночи, скрылся. Он был единственным, кто выделялся из стада - это заинтересовало ее куда сильнее, чем утративший всякую ценность заложник. Во взгляде Ирины блеснул металл. Теперь на мгновение она могла приоткрыть, с кем эти простолюдины имеют дело, ибо вовсе не тем славилось ее племя, что способны против вооруженных сражаться руками, а своей невероятной жестокостью.
Все случилось так быстро, что ни один из участников этой драмы не успел бы моргнуть и глазом. Тьма, словно разрезанная кинжалом надвое, вдруг расступилась перед неудачливым фехтовальщиком и наконец позволила нанести удар. Но вместо темного силуэта соперницы перед ним оказалась съежившаяся, будто тряпичная, фигурка пойманного Ириной подростка, которую ламия выставила перед собой, как щит. Пролилась кровь, но она была не ее.
"Каково это?" - беззвучно спросили глаза Ирины у глаз напротив. На мгновение она выпрямилась и торжествуя приподняла подбородок, чтобы затем швырнуть истекающего кровью отпрыска в руки своего отца - убийцы, но что-то заставило ее передумать и на время забыть о беглеце, за которым она уж было собиралась последовать. Что-то случилось. Что-то во взгляде только что раненного ребенка... Или в его крике?
Она задержалась, вслушиваясь и глядя в его лицо, которое будто снова наполнялось живыми красками, живым отчаянием и желанием вырваться из плена, желанием жить, а не спасти своего хозяина. Губы лилим дрогнули и произнесли два слова: - Вот как...
|
92 |
|
|
|
Словно сбросив тяжёлый так с плеч и разрешив себе расслабиться, подросток в руках ламии зарыдал, затрепыхался и задрожал как последний осиновый лист в преддверии зимнего сна. Мужчина напротив неё на долгое мгновение замер, вглядываясь в лицо парнишки. Было в глубине его глаз что-то, что будто бы пыталось противиться чужой воле, но долго это не продлилось. Неловкий шаг к девушке сбросил оцепенение. Тут же вернулись звуки сражения, которое неумолимо накатывало на задние ряды грубой поступью.
Сломленная, доселе безжалостная и стойкая линия "стражи", казалось бы, в прыти могущая остановить толпу невежественных селян, сначала распалась по частям, а затем и вовсе исчезла, поглощённая количеством, пусть даже и неуверенных и боящихся лезть на рожон деревенских воинов. – Вяжи его, – копейщика повалил ловкий удар палкой под колено. – Э-эх! – кулак впечатался в челюсть стражника, чей факел задымился в ногах, выскользнув туда из ослабших рук. – Руку! Руку держи! – вопил мерзким тонким голосом тощий молодец буквально топчась по лежащему у его ног окровавленному мужчине.
В какой-то момент двое из толпы направились в сторону Ирины и её противника, который вознамерился продолжать борьбу. Кроме него в состоянии сопротивляться остался только один из копейщиков, всё ещё активно обороняющийся в стороне. Накал ярости в голосах селян при этом резко спал. И именно в этот момент ламия заметила, что из одного из проулков горной деревушки с нижней террасы вынырнула фигура в белых одеяниях аколита с чёрной книгой в руках. – Кхм, непорядок, – услышала девушка немного раздражённый, но не более, бормочущий под нос голос молодого чтеца: – Устроили бардак, неужели нельзя было тихо не мешать? – его взгляд скользнул по толпе, не выделяя никого в отдельности. Торопливо, на грани со спешностью, аколит провёл пальцами правой руки по губам, затем резко взметнул её в верх раскрытой ладонью к толпе, левой же раскрыл книгу на заранее заложенной закладкой странице и для удобства положил на предплечье, уперев в плечо и придав к телу.
|
93 |
|
|
|
Появление нового действующего лица внесло сумятицу и заставило предводительницу крестового похода вновь изменить планы. Обстановка менялась теперь так быстро, что она перестала за ней поспевать. Сперва удравший куда-то отрок, затем другой, очнувшийся и тут же возбудивший в своей пленительнице интерес, и наконец выскочивший на дорогу чтец, одетый в исподнее, как могло показаться издали. Но затем его роль в этих событиях была стремительно переоценена.
Человек поднял руку, собираясь прочесть некую книгу и что-то бессвязно бормоча... Бессвязно только на первый взгляд. Что-то в нем сразу насторожило Ирину... Возможно, то, как он по-хозяйски принялся кудахтать, глядя на "беспорядок" при въезде в деревню? Или его белотканые лохмотья, которые при более внимательном рассмотрении начали походить на какую-то рясу? Возведенная к небу рука? Ламия не могла понять, что конкретно, но он собирался что-то предпринять. Намерение помешать незнакомцу созрело в ее мозгу в ту же секунду, когда она взглядом уцепилась в книгу - массивную и уже раскрытую на нужной странице. Молитва? Нет... Скорее, это должно быть какое-то неизвестное ей колдовство... Возможно, то самое, с помощью которого смертных заставили подчиняться. Если так, то будет ли оно действовать на нее?
Проверять это в планы ламии не входило. И пускай она будет лететь, как стрела, или как тот марафонец, что по легенде первым сообщил новость о славной победе, а потом на радостях испустил дух - сейчас на кону стояло гораздо больше, чем попытка сойти за деревенскую девку. В мгновение ока она выпустила раненого мальца из рук и резко метнулась в направлении незнакомца, на ходу вкладывая меж пальцев нож, приспособленный для метания не многим более кухонного, и все же достаточно, чтобы покрыть недостающее расстояние между ней и новоприбывшим, пока не поздно.
Пламенным, едва заметным бликом в ее ладони мелькнуло лезвие брошенного клинка, а мгновением после такой же росчерк сверкнул под носом чтеца в балахоне, когда за спиной неудержимой воительницы сырая земля, с трудом поспевая, запечатлела ее босые, размашистые следы.
Ирина целила кинжалом в книгу.
|
94 |
|
|
|
– O saevi quatuor venti! Solutionem ad omnes mundi partes infer! Audite, qui non potestis audire, – слышала Ирина, вторя шагами быстрому сбивчивому, почти захлёбывающемуся в словах, чтению чтеца, с каждым звуком всё сильнее отдающемуся в её ушах. Нож её летел прямо в цель, рассекая ветер под громкий шёпот заклинателя: – Loquere, qui taces. Videte, qui non videtis! – было уже поздно, когда аколит заметил резкое движение в его сторону, но его губы сами изгибались в громком выдохе, заканчивая начатое: – Ego, Harpax Bulista, intellectum tibi dabo! О, чёрт! – выкрикнул он, когда книга резко трепыхнулась, разбрызгивая страницы шелестящим веером. Клинок теперь торчал перед его лицом, выглядывая сквозь пожелтевший пергамент и кривые формулы навстречу ошарашенному магу.
– Что? Как? – моргнул юнец, неловко, но быстро, отступил назад заплетающимися ногами, и с хлопком сел в дорожную пыль на задницу. Книга вывалилась из его ослабевших пальцев, над ней взвился чёрный дымок, расходясь кругами тлением от кинжала и разорванных страниц. Чтец несколько мгновений смотрел на это как осёл, после чего вздрогнул так, что ламия почувствовала как аколита аж перекосило: – Мой Гримуар!
Тем временем заклинание чтеца достигло Ирины и толпы. Шорох и тихие слова: – "Tibi dabo! Tibi dabo! Tibi dabo!" – проникли в разум ламии, мешая мыслить. Где-то в глубинах подсознания Ирины всколыхнулось полузабытое видение её старого дома, родни, дней позабытой юности, всколыхнулось и попыталось пролезть наружу через слои не-жизни, девушка даже ощутила на коже лучи полуденного летнего солнца, и мягкие прикосновения служанки, омывающей её тело с нежностью и заботой, напевающей тихо какую-то их, простонародья, песенку. Впрочем, наваждение быстро схлынуло, оставляя после себя сухой остаток и заскорузлую боль. Ламия не была подвластна успокаивающим чарам, пытающимся погрузить её в благостный сон о прошлом. Чего не скажешь об обычных людях, которые сначала остановились, затем мечтательным и померкшим взором уставились пред собою, а после и вовсе начали медленно идти куда-то, кто к домам, кто к чародею мимо Ирины, несколько человек споткнулись и последовали за подростком вниз по склону, безропотно и беззвучно. Волна распространялась не мгновенно, будто передаваясь от одного к другому вглубь толпы.
|
95 |
|
|
|
Брошенный Ириной кинжал точно попал в цель. Книга вывалилась из рук чтеца, а затем и он сам рухнул наземь, поспешно отпрянув и оступившись. Однако торжествовать было рано. Предпринятая ею попытка сорвать заклинание(как теперь выяснилось, это было именно оно) провалилась. Слова колдуна проникли в умы людей позади, и те, словно бараны, начали разбредаться по улице. В мгновение ока она лишилась воинства, с которым явилась в деревню... Но в этом была и своя выгода. Выигранное время, время для нее одной, дорого обошлось Ирине. Она истратила уже так много крови, что зверь шевельнулся и жадно взвыл, разгоняя по высохшим жилам голод, словно разогретое золото по кузнечным лекалам. Однако теперь, когда смертные вдруг решили заняться другими делами, она могла более себя не сдерживать.
Колдовство не подействовало на нее. То ли от того, что она была больше, чем человеком, то ли от того, что прелести смертной жизни, как и ее воспоминания об этом, давно утратили свой прежний блеск. Стоит ли бабочке порхая грустить о том времени, когда она ползала по земле? Ирина ответила бы, что не стоит. Но также не стоило быть самонадеянной. В первый раз не сработало, но может сработать во второй. С этим ни в коем случае нельзя было медлить, чтобы колдун не получил второй шанс.
Вслед за кинжалом к нему метнулась сама лилим. Двигаясь быстро, почти бесшумно босая женщина в темных одеждах оказалась так близко к заклинателю, что едва ли он мог ожидать подобной прыти от обычного человека. - Ventus tibi mortem affert, - произнесла женщина, окинув добычу тяжелым взглядом, словно уже подбирала ему саван по размеру.
|
96 |
|