[DA:M] Апулийские сплетники | ходы игроков | 4.1. Легенда Поццуоли

Когда выходишь за порог... искушение, сопротивление, покорение.

Окрестности Жирифалько, норманнское пограничье, вторая ночь на пути в Поццуоли, август 1066 года
Примерно 3 часа после захода Солнца, горная тропа над долиной.

  Жарко и ясно, полная луна, каждый лунный месяц открытый нараспашку глаз ночи, мерно плыла над горами, освещая путь бредущей с востока на запад девушки. Всё бескрайнее небо, пусть немного и закрытое подступающим с двух сторон сосновым лесом, было усыпано мириадами звёзд, мерцающих, блистающих ярко и слабо, стремящихся упасть на землю или служащих путеводными для тысяч путешественников. Ламия, выбравшаяся из дневного убежища несколько часов назад, успела проделать немалый путь, виляя между небольшими деревеньками с виноградниками, оливами и зерновыми полями. Обычная пастораль, казалось бы мирной земли, нет-нет да и сменялась старыми и недавними руинами, оставленными после разрушительных норманнских походов, совсем недавно только лишь закончившимися. Пашни, по которым брела девушка, десятилетие-два назад принадлежали княжеству Салерно, остову лангобардского владычества над Италией, теперь поделённые между баронами Гвискара, они не успели отстроиться. Тем не менее, чем дальше, тем значительнее были следы пограничья, тем меньше было людей, тем укреплённее дома и появился частокол.

  На третий час ходьбы поля закончились, сменяясь лесным массивом, а дорога резко забрала вверх по склону, как бы обходя долину внизу. Вот крайняя группа поместий осталась за спиной, оставляя лилим наедине с дикой природой. Чем дальше шла ламия, тем выше вздымались сосны, тёплый ветер тихо шептал понятные одному лишь ему древние песни, луна, пробиваясь через хвою, играла на тропе мягким бледным светом, не создавая чётких теней. В воздухе витал запах соснового леса, будто бы более чистый, чем где-либо ещё, создавая ощущение спокойствия и безмятежности. Через некоторое время впереди забрезжило относительно свободное пространство, открытая площадка, залитая лунным сиянием.

  Когда вампир приблизилась ближе, перед её взором открылся скальный утёс, поворот дороги, но открытый всем ветрам. Под обрывом в несколько десятков метров насколько охватывал взгляд растянулась долина между двумя грядами высоких холмов, заполненная чащей, одной из тех, что сохранились нетронутыми с римских времён. На противоположном утёсе, на холме с другой стороны ложбины, возвышалась трёхэтажная норманнская башня, квадратный угловатый замок из крупных грубо тёсанных серых валунов, скрепленных вместе раствором. На самой вершине горел факел, и, по всей видимости, караулил воин. И будто в деревенской легенде, с этой стороны, прямо перед девушкой, возвышался ещё один караульный.

  Всадник с опущенными вниз руками и уставшими плечами, наконечник копья которого упёрся в землю, сидел на истрёпанном коне, чьи иссохшие внутренности и кости проглядывали через рваную кожу. Кольчуга воина, некогда сверкающая, теперь была покрыта пылью, копотью и паутиной, а его череп, лишённый плоти, белел в лунном сиянии. Норманн смотрел вдаль на замок, повернувшись в ту сторону и застыв как вкопанный, будто ища чего-то или кого-то. Ветер гулял в рукавах его истлевшей туники, дёргал полы изодранного ветхого плаща и немного пошатывал всю его фигуру.
   – Круглые дураки, ничего не поделаешь, – донёсся до Ирины голос рыцаря, будто глубокий, протяжный и немного тревожный выдох.

И снова на запад... Путешествие, будь оно морским или пешим, уже не впервые поворачивало Ирину спиной к прошлому и как будто пытавшемуся настигнуть солнцу. Все дальше она уходила от родных мест, сталкиваясь с незнакомым итальянским ландшафтом и с населением, чей жизненный уклад лишь отдаленно напоминал о былом единстве империи. Дорога, устланная ее осколками, по мере того, как Ирина приближалась к цели, становилась все больше похожей на ощетинившегося зверя - дикого и глупого. Здесь не пахло ни Римом, ни хотя бы Неаполем, только хвоей да сырой землицей. Повсюду разруха и упадок, если сравнивать с временами до войны, впрочем... Когда же это было в последний раз? Владычество императорского двора в прошлом веке принесло в эти земли относительное затишье, но, как только внешние враги отступали, неминуемо заострялись внутренние противоречия, чья история уходила вглубь веков. Истинного же мира эта земля не знала уже давно — быть может, с самого сотворения человечества. Это было прекрасное, вдохновляющее место. Одновременно оно указывало на людские пороки и давало понять, какое будущее ожидает племя Сифово в ближайшие годы. Безо всяких пророчеств становилось понятно, что темное...

Меж тем дорога, словно опоясывающая высокий холм, забирала в сторону, оставляя по противоположную руку путницы, в низине, живописное одеяло старого леса, словно утопленное среди длинных очередей холмов и утесов. Одинокая башня на той стороне - жалкое зрелище для любого, кто видел фортификации Константинополя своими глазами - напоминала спиленный стариковский зуб, один единственный посреди беззубой нижней челюсти, черный, готовый обрушиться в любую секунду. Видимо, дозорная и не более того. Однако заинтересовали Ирину вовсе не отблески света на ее маковке, издали указывающие на присутствие факела, а некто с другой стороны обрыва или, скорее, нечто... До нее донеслись слова, слегка завывающие и ничего не значащие на первый взгляд, принадлежавшие рыцарю, как на церковных фресках, мертвому, облезлому и выцветшему.
"И вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя Смерть, и ад следовал за ним..." - в памяти вдруг возникли соответствующие строки, и ламия ненадолго сбавила шаг присматриваясь. Затем, ведомая любопытством и ощущением знамения, коими иногда баловала ее судьба, Ирина сошла с основной дороги и двинулась в сторону необыкновенного незнакомца. Нет, это была не Смерть конечно... Однако всем своим видом он подпитывал в ней желание познакомиться и, как знать... Возможно, заполучить этого чудесного коня? Впрочем, чем ближе она подходила к всаднику, тем более зыбкими становились ее надежды: он дрожал на ветру, будто призрак.
- Воистину, все беды от дураков на земле! - окликнула женщина фигуру, подойдя достаточно близко, чтобы не выть в ответ. - Скажи, не уступишь ли ты мне своего коня, всадник? Все равно он торчит здесь без толку.

  – Что проку... – ядовито произнёс всадник, пошатываясь в седле. Он не оборачивался, смотря на башню и мелькавший там огонёк факела: – Почему ты хочешь коня? – голос норманна прозвучал словно треск сухих веток: – Может быть желаешь ты продолжить мой дозор? – медленно, скрипя костями, существо шевельнулось, встряхнуло копьё, но не поднимая высоко снова его опустило, воткнув в пыль, после чего воин будто бы даже осел и ссутулился сильнее, чем до этого, сгибаясь под тяжестью. На поясе блеснул прямой нормандский меч, выскочивший из под соскользнувшего плаща: – А... Ты ведь не из смертных, ты выслушаешь меня?

- Если только рассказ не займет вечность. Я спешу в Поцуолли, кое с кем повидаться... - ответила женщина, подходя ближе.
Потрепанный всадник, его мертвенный вид и скрипучий голос, что для любого смертного были бы поводом наложить в штаны, в Ирине лишь возбудили интерес, а его связь с миром потусторонним, очевидно, дополнила и без того любопытную картину ореолом мистификации и тайны. И, конечно, небольшая задержка вряд ли как-то способна была повлиять на все мероприятие, так что она приготовилась слушать внимательно. Но раз уж тот спросил про коня, сперва ответила:
- Что до коня, то лошади знают, кто я, всадник. Творец сделал так, что их лошадиная вера не позволяет им возить меня со спокойной совестью, - она усмехнулась, говоря о природе вещей в шутливой манере. - Твой конь, как я погляжу, лишен этого недостатка. Хочешь, я выстрою для тебя помост вдвое выше, чтобы ты лучше видел долину?

  Всадник ошеломлённо чуть повернул голову в ответ на предложение ламии.
  – Действительно, сможем ли мы перестать ездить следом, перестать обеспечивать надёжность, если конь перейдёт в руки каинита? К несчастью, но... сможешь ли ты поджечь сигнальный огонь в той Башне? – воина покачнуло на ветру вперёд, полы одежды встрепенулись, будто под сильным ветром, но Ирина не ощутила особого порыва: – Я смогу исчезнуть с надеждой в сердце этой полнолунной ночью... конь... будет твой. Условие... услуга.

Женщина чуть склонила голову, размышляя над предложением, которого сама добивалась, и которое получила, казалось, как-то слишком легко... И все же причин отказываться от сделки не было. Разжечь огонь, значит...
- Заманчиво, незнакомец... - молвила она медленно, с расстановкой. - Но ты обещал мне рассказ. Порой и одного слова достаточно, чтобы все на свете переменилось, чтобы рушились страны и начинались войны, чтобы клятвы рассыпались в прах.

Ирина внимательно посмотрела на всадника, подразумевая помимо прочего то оскорбление, которое он нанес ей не нарочно, причислив к потомкам предателя. Но чуть помедлив, продолжила, стараясь придать завершающей фразе железный вес:
- Сперва я хочу услышать твою историю.

  – Что ж, я отвергаю случайность, – ответил Всадник Ирине и выпрямился, будто бы через силу, медленно, кряжисто, скрипя: – Я рад встретиться с тобой. Меня зовут Рейнальд из Эврё, и я прибыл на эти берега несколько десятилетий назад. Совсем недавно, по меркам вашего рода. Лангобард Мелус, одетый в женское платье, пригласил нас, обещая земли и славу, и много рыцарей последовали за добычей. И я отринул клятву верности Ришару Le Bon... Италия встретила нас сокрушительным поражением. Как ветку в волнах бурного моря носило меня от одного вождя к другому, сражался с сарацинами и греками десятки лет, пока Гийом Bras-de-Fer не принял... мою службу. Обещанная награда была в моих руках... сын Мелуса, Аргир, предал нас... и теперь я наблюдаю за пограничными замками Отвилей, безобидная тень. Отмщение взывает меня к Аргиру, чувствую, здравствующему во Вьесте, но я связан клятвой, отныне и до падения Апулийской короны... – существо подняло костлявую руку ладонью вверх, послышался звук бренчащих монет, будто бы находящихся на ней, но отсутствующих: – Чувствую, как зло ползёт к замку... не ты, другое... После возвращения сюда, не теряя времени даром... разом... конь будет ожидать... а теперь я должен попрощаться с тобой, так что ступай, – на землю с запястья всадника упал тонкий браслетик с надписью на латыни по кругу "semper serviam".

Вот уж в чем призрак превзойдет любого, так это в искусстве неожиданно появляться и исчезать.
Тщедушный браслет - все, что осталось. от всадника, теперь безмолвно примял траву. Как знать, может, эта вещица удерживала его здесь, или это была всецело сила данной им клятвы? Так или иначе его рассказ выдался поучительным: никогда не приноси клятв. А то второе зло, о котором он говорил - кто же это мог быть? Справедливости ради вопрос о соотношении добра и зла можно было обсуждать до рассвета. Вряд ли пришлый с Нормандии он слыхал о судьбе Золотого Антиохейского дома. Да и кто был он - завоеватель, явившийся с оружием в чужую землю ради наживы? Тот еще добрый самаритянин...
- Нету большего зла на этой земле, нежели человек, - бросила в пустоту Ирина хмыкнув.
Собеседник уже не слышал ее, надо полагать, а потому торчать здесь без дела, разглагольствуя, было бы непотребством ничуть не меньшим, нежели просто стоять, как статуя, пялясь на черный силуэт башни. Она обернулась и побрела по склону в долину, намереваясь вскоре ее пересечь и выйти к подножию той самой заставы, где должна была распалить сигнальный костер - задача нетривиальная для вампира, но, если все сделать правильно, выполнимая.

  Путь вниз занял некоторое время. Спуск, сначала крутой, с осыпающимися камешками, выскакивающими из-под ног валунами, шуршащими крупными песчинками. струйками стремящимися вслед за следом стоп лилим, вскоре сменился чуть более пологим, когда между деревьями появились дёрн и кочки. Чем ниже спускалась ламия, тем гуще и беспросветнее становилась чаща, столь необычная в этих краях, осколок древнего леса. Кусты и трава обступали девушку, на самом дне лощины превращаясь в почти непроходимую стену зелени, нависающую над потоком воды, речкой пяти метров шириной и двух метров глубиной, с заиленным дном и мутной водой, но с каменистыми быстринами на более узких участках.

Казалось, эта земля не видала ног человеческих сотни лет, а может, вообще никогда не видала. Долина встречала ее с таким радушием, с которым чужую дочку встречает мачеха: кустами да корневищами, острым камнем, стремившимся ранить босую ногу. Однако тревожило ее другое. Чем глубже Ирина проникала в лесную чащу, тем более явным становилось ощущение присутствия некой силы, о которой ее предупреждал призрачный всадник. Она - создание Матери, владычицы ночи. Но помимо нее в мире, именуемом Тевель, действовали и другие силы. Другие боги и богоподобные существа, их отпрыски и создания, чуждые человечеству и легко записываемые им во зло, подобно тому как Bellum Carthaginiense навеки выжгла на лбу Карфагена это обидное клеймо - клеймо проигравшего. Что если ей суждено встретиться с одним из них этой ночью? Поначалу робкая, поверхностная догадка, эта мысль понемногу крепла в ее сознании, привнося возбуждение и азарт в казалось в самую обыкновенную ночь. Если не считать встретившегося ей призрака, конечно... И она не боялась этой перемены. Напротив, она рассекала заросли босыми ногами так, словно у этого места теперь появилась новая хозяйка - стройная, широкоплечая, смелая, одного лишь взгляда которой было достаточно, чтобы одержать победу в схватке с неведомым. Именно так на арену должны были выходить гладиаторы. За ее плечами, будто в античной поэме Гомера, сотканная из нитей судьбы возвышалась величественная воля Матери - а раз так, она просто не может проиграть!

  Что это было, интуиция или тревожность, поднятая на поверхность десятилетиями знакомства с оккультными тайнами, но в долине действительно двигалось нечто чуждое, может быть житель этих мест, а может и пришелец, как на то намекал всадник. Когда Ирина вышла на берег реки лунный свет, пробивавшийся через окружающие кроны, освещал мутную воду трепещущими пятнами и щелями в хаотичном рисунке листьев, и лишь посередине речной глади, неторопливо несущей грязную воду к морю, не было препятствий для ночного светила, указывая на чистое небо полосой на всё протяжении середины. Пять метров отделяло девушку от следующей зелёной стены зарослей, и два метра влаги в центре русла, впрочем, уже от берега глубина была до колена. Тишина, и небольшой ветерок вдоль коридора без растительности над рекой, и никого постороннего, будто в преддверии бури лес предпочитал молчать, разве что шепчась шелестом о том, что кто-то нарушил границы лощины.

Оказавшись на берегу, Ирина остановилась, словно прислушиваясь к окружающему пространству. Тихий шелест листвы - единственное, что достигло ее ушей, не принес никаких ответов. Однако прислушивалась она к шестому чувству, которому доверяла в такие моменты, наверное, куда больше чем ушам или даже зрению. Оно подсказывало, что эта другая загадочная сущность находится где-то неподалеку, в воде...

- Я знаю, ты здесь. Ждешь, пока я зайду в реку, - произнесла ламия чуть громче обычного, обведя взглядом видимый водный горизонт. Она не знала, где это сущность пряталась, но можно было предположить, что ее присутствие тоже не осталось незамеченным.
- ...Но ведь если я не зайду в реку, ты останешься с носом, верно? - с легкой насмешкой добавила женщина. - Почему бы тебе в таком случае не показаться прямо сейчас? Или все, что ты можешь, это хватать за ноги? Если так, ты мне не соперник...
Слова, брошенные как будто в пустоту, стихли. Ирина решила, что сперва подождет ответа - недолго, однако достаточно, чтобы, если ее услышали, этого времени хватило бы, чтобы та сущность первой начала действовать. А если нет, миновать это место, оставив ее и дальше сидеть в своей луже, выглядело бы разумным решением и к тому же наглядной демонстрацией превосходства.

  Кто-то всё же услышал девушку, но ждать его проявления пришлось прилично, на грани терпения Ирины. Чёрная тень, похожая на вытянутую стрелу с крыльями, или на змею, быстро пронеслась по глади реки, вдоль её течения, когда нечто крупное заслонило свет Луны... нет, не вода скрывала сущность.
  Норманнский замок на утёсе, звон монет, блеск серебра, шипение гадюки под ногами и удалённый треск трещотки с её хвоста, остерегайся, не приближайся, не мешайся... – ворох чужих посланий, символы и видения вместо слов, ворвались в разум девушки: – Добыча, цель, желание! – порыв ветра погнал крупную рябь по воде.

  – Мгновенье, что? Какая прихоть? Там скрывается девка, – на том берегу раздался приглушённый женский голос, не прямо у реки, поодаль, но вместе с тем было непонятно насколько, он не кричал, не орал, не говорил на пределе возможности, скорее почти шептал или утомлённо вещал кому-то, но всё равно был слышим ламии, но вскоре после этого шёпот ослаб, превратившись в шершавый, неприятный слуху, с подсвистом, звук на грани слышимости, разносящийся между деревьями.

  Пустой замок без людей, не светят в бойницах отблески факелов, не ходит страж наверху, не вглядывается в темноту, с высоты птичьего полёта виднеются только лес и горы и остов людской жадности, – ещё одно видение непрошено появилось пред глазами Ирины.