'~][~'_Туманный лес_'~][~' | ходы игроков | [~] Адок в пути [~]

А, к йотунам! Поплыл так, не до пряток, на берег бы быстрее... Небесный драккар принёс разрушение. Нет-нет да вижу сквозь брызги и качающуюся воду на той стороне отблески огня, доносится хруст валящихся деревьев. Великолепное существо. Я бы хотел знать его имя.

Доплыл выбрался на берег. Трясёшь бородой на землях поросших камышом и осокой. Ивы склоняются к самой воде. Оглядываешься через плечо, вроде бы мелькнула вдалеке тень дракона. Ты на нужном берегу. Теперь осталось дойти до лагеря и устроить тхорново пиршество. Ты забыл допросить одного из рыбоголовых, слишком быстро всех убил. А то знал бы сколько их там. Пожимаешь плечами, может так оно даже и интересней. Азартнее точно.

Лагерь где-то поблизости – я чувствую. Отжал воду с бороды. Вылил маленькую речку на берег из шлема. Скрутил и отжал "железный плащ". Кинжал удалось сохранить – это отлично. И кубок приобрёл. Он мне теперь вместо щита. Огляделся. Никого, вроде, нет? Рассмотрел кубок повнимательней – когда хватал, некогда было. Красивый? Волшебный? Хотя к чему мне красота и волшебство. Уже спасибо ему на том, что золотой. Что вот только теперь с ним делать? Возьму с собой в бой. Там разберёмся.

На берегу тихо, даже птицы перестали петь. Бояться улетевшего дракона. Осматриваешь кубок, на нём вязь символов вдоль края — буквы похожи на эльфийские, вьются, цепляясь друг за друга, словно виноградная лоза. Оглядываешь дно тяжелого кубка, что удобно лежит в руке, там клеймо мастера, которое ничего тебе не говорит. Глаз цепляется за дату — то ли летоисчисление успело сильно измениться, то ли прошло уже десять веков с того самого момента, когда кто-то отлил эту штуку. Волшебный ли он? Ты не уверен. Ты даже не вполне понимаешь, почему обычный на вид бархат не режет нож, не то что пропитывает ли золото какая-то древняя магия. То ли дело алхимия. Пытаешься, сбиваясь и слегка матерясь, прочесть выбитые по ободу буквы вслух, но в итоге разочарованно разглядываешь не наполненный вином — всё такой же пустой кубок. Ты однажды слышал о питьевых рогах, в которых само по себе доливается вино.

Сплюнув, поднимаешься на ноги и идёшь, припоминая карту. На ней было много разных значков.

Сколько ни вращал кубок, ни тёр и ни читал эльфийские заклинания над ним, а вином он не наполнился. Не то, чтобы я хотел вина – но я хотел магии, приходится признаться себе в этом. Вздохнул удручённо. Как пелось в одной саге: "А вы, братва, как ни садитесь, всё в архимаги не годитесь". Плюнул со зла и пошёл дальше, таща блестящий трофей в левой руке. Я помню карту... На ней было много значков... И прямо к югу от логова был такой запоминающийся каракуль... Знак, каким пишут, но явственно похожий на рыбий череп. Не руна, но и не картинка, а что-то между. Пока продираюсь через прибрежную растительность, фантазирую о том, что на языке рыболюдов это, наверно, значит "Приди и убей нас, Тхорнов чемпион" или "Желаем украсить своими костями трон Кровавого Бога". Но йотун с ним, со знаком: не пропустить бы сам лагерь! Я не встречал раньше лагеря рыболюдов – нужно смотреть в оба, чтобы не принять его случайно за хатки бобра или гнездо аиста.

Идёшь на север, к горам, которые едва видно из-за строя деревьев, окруживших тебя. Но странно другое. Ты уже давно на берегу и вышел из прибрежной осоки, но влаги под ногами не становится меньше. Наоборот! Оглядываешься по сторонам — забрёл в заболоченный лес, незаметно для себя. Где-то заунывно кричит выпь, булькает что-то и квакает по-жабьи из-за кустов.

Чёртовы рыбоголовые! Не уверен, что это они виноваты, но подозреваешь, что от них, как от заразы, суша обращается мутной жижей, из которой ты с трудом вытаскиваешь ноги. Может, если оставить тут их лет на сто, и леса тут никакого не останется, будет внутреннее море или ещё чего такое же мокрое. С них станется...

Я не Нургаласов аколит, чтобы забираться в такие места. Обойду стороной. Захлюпал назад. Если взять дальше к западу, быть может удастся выбрести на твёрдую землю.

Задумался, пока брёл, о связи рыболюдов и воды, но мысль быстро угасла: остались только размеренные шаги, блевотный крик выпи и звон комаров. И усталость.

Адоку пришлось довольно далеко забирать на запад, болота всё не хотели отступать, в то время как день постепенно начал клониться к вечеру. Постепенно полурослик запутался в направлениях, уже совершенно не понимая, где речной берег и откуда именно он пришёл. Всё это случилось из-за того, что болото отступало и давало надежду его обойти, но, когда Адок пытался, он с неизменным успехом снова находил грязную хлюпающую воду у себя под ногами, и ему приходилось идти ещё западнее и иногда южнее, чтобы обойти очередное «щупальце» болотных вод, преграждающее ему путь. Так что, когда он, измотанный и грязный, он добрался до какой-то странной просеки, или вернее будет назвать это лесной дорогой, нордлинг просто поспешил найти неподалёку место для ночлега — благо, что тут топь соизволила, наконец, закончиться, кажется, окончательно, и земля, покрытая прелой листвой, была совершенно нормальная. По крайней мере, сухая.

Найдя поваленное бурей дерево, забираешься под него, пользуясь своим маленьким ростом, и, закутавшись поплотнее в плащ, закапываешь себя прошлогодней листвой с головой, надеясь таким образом скрыться от хищников. Проваливаешься в сон, словно в болото. Но сразу же просыпаешься. Кажется, прошло всего пара мгновений, как ты сомкнул глаза, но сейчас тебе за шиворот льёт вода! С рычанием и проклятьями выбираешься из своей «берлоги» — дождь льёт как из ведра, там, за лесной кроной в небесах, ты слышишь, как гремит гром и мелькают вспышки молний. Понимаешь, что вообще-то уже почти утро. Ночь и остаток вечера пролетели как одно мгновение.

Шумят под ударами ветра ветки деревьев, дрожат от страха мелкие листочки. Восхода не видно за черными грозными тучами, закрывающими небеса, но ты чуешь, что он должен быть близко — уже почти расцвело. В животе урчит, чувствуешь голод.

Бездна! Ярость и стыд. Забрался йотуны знают куда, как медведь-шатун. Я не могу победить рыболюдов, потому что не могу найти их проклятый лагерь! Но теперь уже не до лагеря: найти бы хоть реку! Глупо было идти одному в лес, в который раз уже об этом думаю. Нужна дружина: стоять в дозоре, искать путь, добывать еду. На всё у меня не хватает ни рук, ни мозгов. Но что теперь? Нужно расхлёбывать кашу, что заварил. Обсушиться. Обогреться. Выжить. Позаботиться о ранах. И о пище.

Огонь не разведёшь, всё сырое. Костёр отпадает. Охотиться нечем – остался один кинжал да кубок. Можно попытаться разбойничать – есть дорога. В этом я чувствую себя в своей стихии...

Вообще-то говоря, это не лесная дорога, скорее тропинка, петляющая среди деревьев. Вчера Адок не слишком внимательно окрестил её дорогой, но теперь, выспавшись, понимает даже сквозь льющий бесконечно дождь, что это скорее звериная тропа, чем полноценная дорога. Нет тут следов колёс или даже отпечатков копыт, как впрочем не бросаются в глаза и иные приметы сопуствующие признакам цивилизованным путям. Нет следов кострищ поблизости, никто не подсыпал ямы встречающиеся на пути. Но что прослеживается довольно чётко: ей пользуются, относительно часто или же тут проходит довольно много народу. Даже под дождём это удаётся разглядеть.

Нордлинг коварно оставляет свой золотой кубок рядом с разросшимися широко кустами боярышника, за которыми и залегает, приготовив кинжал. Если кто-то заметит сокровище, полурослик легко успеет вскочить и познакомить их со Тхорном. Надёжный и опробованный поколениями метод разбоя, он ещё ни разу не подводил тебя. Льющая сверху вода холодит, но Адока греют мысли об скором кровопролитии. Можно подумать, что время сейчас не подходящее для прогулок по лесу, но интуиция говорит, что добыча придёт. Рано или поздно.

Минуты идут одна за другой, а гроза в небе даже не собирается утихать. Наоборот, кажется, ветер и молнии усиливаются. Был бы ты на драккаре посреди моря, и такую погоду, пожалуй, назвали бы штормом. А сейчас ты спокойно вслушиваешься в скрипящие, словно мачты, деревья, на перестук дождевых капель, которые подобны отливам и приливам, дождь усиливается и ослабевает вызвая чувство ностальгии.

Холод всё больше сковывает неподвижное тело, когда наконец ты замечаешь сквозь пелену бредущие фигуры в той стороне, где ты их ждал уже несколько часов подряд. Один, второй... на пятом или шестом сбиваешься со счёта. Целая процессия оборванных людей, эльфов, миконидов и ещё бог весть кого движется сквозь лес мимо тебя по тропе. Все они молчат и смотрят куда-то вверх. Тебе жутко от этой картины, и уже не только от холода и сырости немеет твой затылок. Вот первый из них, молодой эльф в некогда украшенной серебром тунике, проходит мимо твоей засады, скользнув безразличным взглядом по кубку, валяющемуся в луже. Вот низкий дварф едва не наступает на кубок, но даже бровью не ведёт, взглянув на вязь символов, идущую по краю, слегка двигает ногой, оттолкнув чистое золото со своей дороги. Это так поражает тебя, что ты даже забываешь выскочить и заколоть наглеца, как свинолюда. Всё больше и больше людей проходит мимо. Старые и молодые, женщины, мужчины и дети — все они выглядят неухоженно и потерянно. Ни у кого из них не видно оружия или брони. Замечаешь в середине этого безумного парада высокую фигуру с белыми пустыми глазами и зеленовато-коричневой кожей. У него или неё серебристые волосы, он так же, как все, бредёт. Росорождённый. Губы некоторых едва заметно шевелятся, будто они что-то шепчут, но раскаты грома и шум ливня совершенно заглушают все звуки.

Уже видно конец процессии, последним идёт старый сатир, что кажется слепым. Прямо перед ним полурослик прихрамывает, спеша не отстать от остальных. Ты некоторое время смотришь на свой кубок сквозь кусты боярышника, уже даже сомневаешься, не поддельного ли он золота? Или эти оборванцы совершенно лишены алчности? Вдруг неподалёку оглушительно бьёт ветвистая молния, но идущие, кажется, даже не замечают яркой вспышки и треска падающего где-то в стороне дерева.

Нургаласовы потроха! Мечтал встретить дурака-путника, а встретил целого Росорождённого и его траллов. Осторожно, Адок. Осторожно. Ни лишнего движения – ни лишнего звука. Сам не заметил, как задержал дыхание. Росорождённые только выглядят человекоподобно, но в бою такой враг может быть опаснее мамонта из наших пустошей, опаснее тролля. А этот окружён рабами-телохранителями. Лежу тихо, как змея в траве. Смотрю во все глаза. Дварф отодвинул ногой золото! Нет, на них нельзя нападать. Такие не будут жалеть своих жизней и не почувствуют страха. Ждать. Не в этот раз. Не в этот раз...

Когда мимо твоего куста проходит последний слепой сатир, вдруг чихаешь. Не смог сдержаться, да и Тхорн с ними! Вскакиваешь, приготовив кинжал и ножик, с проклятьями, готовясь дорого продать свою жизнь... Но старик лишь безразлично отворачивает от тебя голову. Остальные всё так же бредут дальше по лужам, высокая фигура Росорождённого неспешно скрывается за раскидистым дубом, пока сатир с трудом их догоняет. Ты уверен, что они тебя заметили. Но, видно, ты им совершенно безразличен. Тебе запомнился этот миг: «Зарницы в небе, косой дождь и удаляющаяся сгорбленная спина в тени древесных стволов».

Смотришь им вслед, опустив руки. Тебя посещает странное умиротворение. Молчишь, сурово нахмурив брови.
Неописуемое чувство. Словно маленькая песчинка в огромном мире.

Не бросились! Значит, можно и поговорить. Выхожу на тропу, поднимая руки дружелюбно – забыл, что в одной кинжал.

– Экхм-кхм.

После жизни в лесу, хулительных криков и глухоты я уже перестал узнавать свой голос.

– Путники! Уважаемый Росорождённый. Халфлинг, брат! Я заблудился. Не подскажете ли дорогу отсюда...

А куда?

– Дорогу куда-нибудь.

Никто даже не оборачивается. Или? Нет, совсем никто. Даже полурослик, как раз скрывающийся за кустами, не бросил лишнего взгляда на северного собрата. Процессия уходит. Теперь, чтобы добиться ответа, нужно бежать за ними. От этого отвлекает буря, которая уже гнёт толстые ветви деревьев и бросает в лицо мокрую листву. Адоку приходит в голову, что если идти по тропе в обратную сторону, примерно на юг, то можно будет выйти к тому месту, откуда эти ребята вышли. Звучит логично, верно? Но гром молний и ярость ветра, кажется, довольно сильным препятствием путешествиям. Не знаешь, почему Росорождённый выгуливает своих треллов в такое время. Под ногами хлюпает вода, того и гляди, река выйдет из берегов!

Выругавшись, нагибаюсь тяжело за золотым кубком. Сбрасываю ладонью с него грязь бережно. Моë сокровище.

Дождь забарабанил так, что выбивает из земли брызги грязи. Деревья гнутся, будто одно за другим полопаются и рухнут к Глокиной матери. Хлещут молнии. Неужто, пока я дрых в самодельной берлоге, проспал Рагнарëк? Нужно убираться отсюда.

Стою посреди размокающей лесной тропы с драгоценным кубком в одной руке и кинжалом в другой без единой мысли в голове, как памятник глупости и бандитизму. С опущенной головы и плеч катятся ручьи холодной воды, лицо похоже на камень от серого цвета и пустого взгляда. Я устал.

Но я думаю. Идти ли за ними, чтобы узнать, куда Росорождëнный ведëт своих слепцов? Я не хочу этого знать. Идти ли противоположно, чтобы найти, где начался их поход? И это может закончиться смертью или пленом. Я уже поступил неумно, выскочив на тропу – счастливый случай уберëг меня от цепей. Будь Росорождëнный не так ленив и небрежен, мог бы захватить и меня. Жизнь может иногда простить одну глупость. Но одну за другой подряд она прощает редко. Думай. Думай. Следующая ошибка будет стоить жизни.

Идти сейчас в лагерь рыболюдов нельзя: я лишился части оружия, голоден и ослаблен походом, отрезан от них болотом, через которое не знаю безопасного брода. Нужно подготовиться.

Ушëл с тропы в лес, совсем недалеко. Забрался под крону дерева, чтобы укрыться от ливня. Выбрал такое, чтобы не обрушилось на меня от ветра. Пока сижу и дрожу, обдумываю следующий шаг.

Останусь здесь, тропа-кормилица не даст погибнуть: зверь ли, человек – а кто-нибудь появится. Нужно проявить терпение.

Время идёт лениво, как сытый южанин. Иной раз слышишь, как падает ветвь или целое дерево. Ты выбрал самый крепкий дуб из всех, что были неподалёку, он кажется надёжным, но не скрывает тебя почти от ливня. От грохота и завываний ветра почти оглох. Неудивительно, что прошмыгнувшую в кустах живность не успеваешь даже обругать — слишком поздно заметил качнувшиеся ветви кустарника. Когда тебе кажется, что ливень начал идти на спад, возвращаешься к тропе, чтобы повторить трюк с кубком. Долгие часы лежишь под чуть утихшим ливнем — всё впустую. Когда, отчаявшись, Адок принимается разминать одеревеневшие конечности, в поднебесье опять гремит гром и сверкают вспышки молний. Кажется, сегодня у молниевых великанов много работы в их небесных кузницах. С трудом нордлинг лезет на дуб ради того, чтобы осмотреться, едва не сваливаясь под ударами внезапного ветра. Погода настолько вымочила тебя, что ты чувствуешь себя окунутым в море зелёным юнгой. Вот наконец раздвигаешь ветви, и первое, что бросается в глаза: летящий среди чёрных туч дракон. Он, кажется, рычит, перебарывая ветер, в него прямо на твоих глазах ударяет молния! Но искры лишь бессильно скатываются с блеснувшей белым чешуи вместе с каплями воды. Провожаешь его восхищенным взглядом. Дракон летит в сторону гор, темнеющих на горизонте. Сейчас, наверное, уже полдень или что-то вроде, смотришь вокруг на бескрайнее море древесных крон утомленным взглядом. Стучишь зубами.

Когда Адок хотел уже спускаться, ему повезло — зацепился плащом за обломанный сучок. Эта задержка позволяет ему первым заметить группу охотников, проходящую мимо его дерева. Сатиры, их около десятка! Кажется, они что-то ищут. Вдруг слышишь крик, один из них показывает на забытый тобой на дороге кубок. Тебе прекрасно видно его матово поблескивающий бок сквозь ветви и дождь. Молодой сатир с рыжей шерстью тянет руку к твоему сокровищу, но его прерывает сердитый окрик, и он отступает, в страхе оглядываясь. Тогда же происходит примечательный разговор, звуки которого доносятся до тебя даже сквозь завывания ветряных демонов и бесконечный шорох дождевых капель: «Ты с ума сошёл, Ули? Не видишь, что это за тропа?! Думаешь, кабаны протоптали здесь свой путь на водопой? Не трогай тут ничего, пусть даже и золото!» «Да что такого, старый Перк? Не останавливай меня. Это путь Странствующего Парада, но тут никого из них нет...» «Глупец, когда тебя заберёт Лихорадка Росы, я не стану отвечать перед твоей матерью, что сживёт меня со свету скорее, чем поверит, что её ребенок оказался столь глуп и безрассуден. Тебя ослепила жажда богатства, но мы здесь не для необдуманного риска. Он где-то рядом, я уверен!» «Ладно, мы не будем рисковать», — вмешивается в разговор другой голос, и ты сразу узнаёшь тон вождя, уверенного в своём праве повелевать. Ули склоняет голову в согласии, и Перк кивает, бросая на твой кубок последний взгляд. Всё, дальше на твой кубок они не смотрят, а игнорируют.

Их так много, и все они, несмотря на непогоду, что-то ищут на земле вокруг того дерева, где ты засел, тихий, как мокрая мышь, как только отцепил свой плащ. Наверное, ты бы смог подгадать момент и спрыгнуть кому-то из них на голову, но числа в предстоящей схватке на их стороне. Сатиры вооружены дротиками и луками, они закрывают лица капюшонами плащей, и только небольшие загнутые рожки торчат через рваные дыры — по ним ты их и различаешь. Тот, что похож на вождя, с обломанным рогом, не ищет ничего, но следит за другими внимательно в стороне от твоего дерева, опираясь на копьё посреди небольшой полянки рядом с тем местом, где ты переночевал.

Небесный драккар проплыл так близко, что кажется, протяни руку – и она заскользит по белой чешуе. Их частое появление – символ грядущего конца времëн. Мне нужно торопиться: не так много времени, чтобы украсить трон моего бога новыми дарами.

И вот удачный случай: сатиры! Прислушиваюсь к голосам. Присматриваюсь сквозь мокрую дрожащую листву и марево летящих капель. Вооружены дротиками и луками? Всего десять? Им пизда. Спрыгнуть в самую гущу и колоть, чтобы стреляли в ужасе друг в друга. Обложить самым страшным нидом, что уже сам складывается в голове. Украсить ветви дерева-великана их кишками, а корни их черепами, сложенными в тëмный знак.

Мышцы напряглись для прыжка, но остановил себя в самый последний миг. Мысль, ослепительная, словно молния, осветила чëрное небо моего ума.

Набрал воздуха в лëгкие и проорал зычно:

– НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К ЧАШЕ. Это подношение.

Сижу на ветке спокойно, расслабленно. Побалтываю мохнатыми ногами.

На твой крик сатиры среагировали по разному: кто-то испуганно схватился за голову, кто-то поспешно стал натягивать тетиву, но некоторые просто повернулись в поисках того кто кричал, пока взгляды козлоногих не сошлись на тебе. Отмечаешь последних как опытных воинов, не таких опытных как ты, но всё же. Их пятеро считая вождя, замечаешь у него безобразный шрам на щеке.

– Кто ты? – кричит спокойно, закрываясь рукой от вспышки молнии за твоей спиной. Пока пережидаете раскаты грома идущие следом ты рассматриваешь его. У него есть броня в отличии от остальных.

- Я добрый дух этого древа. Путники зовут меня Потрошитель. Кто желает идти этой тропой с моим благословением, оставляет подарки.

Сделал паузу.

- Вы ищете слепого сатира.

Помолчал ещë – тяжелее, значительней.

- Я помогу вам, если проявите уважение. Каждый пусть положит у корней моего дома что-то ценное.