[Call of Cthulhu] Маски Хаоса | ходы игроков | ⛤ Лима

– Не стоит проявлять неуместную агрессию, сэр Колкахун, я и без того планирую рассказать вам всё, как я и изначально сказал, – Джесси сдержанно улыбнулся в ответ на недосказанную угрозу Ивара. – Что ж, приступим. Во-первых, позвольте сразу же принести свои искренние извинения за сознательную ложь и дезинформацию, на которые у меня были весомые причины, о которых я непременно поведаю; итак, меня зовут не Джесс Хьюз, моё настоящее имя – Джексон Илáяс. Я – исследователь культурного феномена религиозных культов; вы, вполне возможно, слышали о таких моих трудах, как «Феномен апокалиптичных культов и культов смерти», «Сыны Кали: удушающая преданность» и – моё последнее исследование, посвящённое влиянию культа смерти на сознание и поведение тех, кто практикует вуду и сантерию: «Чёрная власть». «Черная власть» оказалась невероятно успешной, и мой издатель настаивал, чтобы я продолжил разоблачать опасные преступные культы на страницах своих следующих книг; я не видел причин отказывать ему, и потому начал поиски новых тем. Перерывая старинные записи и отчёты в пыльных хранилищах нескольких нью-йоркских библиотек, я несколько раз натыкался на истории и пересказы легенды о так называемых «лик’ичи́ри»* - якобы сверхъестественных существах, которые напоминают чем-то вампиров из европейского фольклора, вот только вместо крови они высасывают у своих жертв все телесные жидкости и жир, содержащийся в их телах, оставляя иссушенные безжизненные оболочки после того, как окончат своё «питание». Заинтересовавшись тем фактом, что истории эти во многом были схожи, несмотря на разницу во времени и месте, где их записали, я решил покопать глубже. Безусловно, я никоим образом не считаю, что эти самые «пиштакó», «хариси́ри» или как там их именуют, существуют на самом деле; мой опыт – достаточно обширный, когда дело касается преступных группировок и религиозных культов – показывает, что у всех легенд и историй такого типа всегда есть своё рациональное объяснение, коренящееся в природе человеческой морали и аморальности. Самое страшное чудовище – это человек, в этом меня убедили годы моей работы. И, при должном исследовании вопроса, я, как и ожидалось, оказался прав. Смотрите, легенды о так называемых «харисири» начали пересказываться народами Альтиплано примерно тогда же, когда впервые в этих краях появились испанцы. Конкистадоры, ослеплённые жаждой золота и движимые религиозным фанатизмом, дававшим им право считать себя выше «дикарей» и «недолюдей», грабили, истребляли целые селения народов кéчуа, аймáра, ашанúнка, агуару́на* и многих других; а после, когда воцарились на этой земле – начали облагать простой люд непосильными налогами, то есть, отбирать средства к пропитанию и выживанию. Местные народы умирали тысячами, десятками тысяч, иссушённые голодом, измученные болезнями. Болезнями и голодом, причинами которых стал белый человек, пришедший в Новый Свет (прошу прощения, никоим образом не увязываю вас и цвет вашей кожи с геноцидом, который практиковали во времена Конкисты!).

А теперь давайте обратимся к описанию этих самых «лик’ичири»: большинство легенд, сказаний и историй одноголосно утверждают, что выглядят они как «высокие бледные белокожие люди, без души и сострадания, жестокие и холодные в отношении других». Мне кажется, параллели однозначны – неприязнь и страх перед конкистадорами и испанскими завоевателями местные индейцы перенесли на образ мифических вампиров, высасывающих основу жизни, то, что символизирует сытость и процветание: жир.

Думаю, вы поймёте то, что я не смог найти в себе сил игнорировать такую зацепку, учитывая, что несколько историй о нападении харисири были записаны вовсе не так давно, и многие свидетельства о страшных бесчеловечных убийствах датировались практически нашим временем, а зафиксированы были здесь, в Перу. Предположив, что, возможно, это зацепка, которая сможет привести меня к раскрытию преступной группировки, которая прикрывается суевериями для убийства неугодных им, я прибыл сюда около шести или семи месяцев назад. При детальном изучении фактов оказалось, что жертвы, которые приписывали этим сверхъестественным убийцам, на самом деле не имели между собой ничего общего, кроме способа умерщвления – на всех трупах были обнаружены ритуальные метки на груди, и все тела были явно обезвожены, обескровлены или лишены прочих телесных жидкостей. Что убедило меня в верности своей догадки: судя по всему, на территории Перу действует культ смерти, который прикрывается легендой о «вампирах», дабы отваживать суеверный местный народ от того, чтобы заняться этим делом всерьёз, и раскрыть эту преступную фанатичную группировку, которая практикует, вероятно, какую-то форму человеческих жертвоприношений. Также, судя по ассоциации описания внешности харисири и испанцев, можно предположить, что группировка эта, эта секта существует здесь уже очень давно, и членами её являются потомки испанских конкистадоров, сохранившие «чистоту крови». Однако утверждать это без доказательств было бы опрометчивым и глупым, потому сразу по прибытию я занялся поиском оных.

Я провёл почти месяц в окрестностях озера Титикака, собирая фактологический материал и исследуя слухи и рассказы о пиштако, пытаясь найти зацепки, способные привести меня к этому культу. Собственно, практически все местные жители, с которыми я общался, искренне верили в существование харисири, и упоминали об исчезновениях людей, которых впоследствии никогда более не находили, - исчезновения, которые происходили с завидной регулярностью, хотя и без, опять же, системы в том, как именно выбираются жертвы. Несколько аймара даже утверждали, что видели лик’ичири своими глазами, и лишь сила провидения (и «вмешательство пресвятой девы Марии», понятное дело) помогли им избежать ужасной смерти. Как раз тогда, когда я был в Пуно, от местных я узнал, что, дескать, «один из харисири нынче в городе, вон тот человек, он – харисири!» - и им оказался Луис де Мендоса. Собственно, я решил последить за ним, и чем дольше это делал, тем больше убеждался, что он действительно имеет отношение к чему-то тёмному, тайному и преступному; возможно, он – предводитель предполагаемого мною культа, и определённо – один из его членов.

Проследив за де Мендосой до Лимы, я узнал о Ларкине и его планах «исследовать пирамиду» – сначала он пытался подбить на это местных (причём людей, весьма далёких от учёных кругов), но после того, как все напрочь отказались лезть в «проклятые руины», я обратил внимание на объявления об организации экспедиции… Очевидно, потерпев крах в попытках мобилизовать местное население, Ларкин решил пригласить иностранцев, желательно – откуда подальше. Причины? На мой взгляд, очевидные – связь с де Мендосой и его культом, в существовании которого я сейчас абсолютно уверен, хотя у меня и нет прямых доказательств. И ради них – ради фактов и доказательств – мне пришлось назваться тем, кем я был представлен вам в начале вечера, чтобы ни Ларкин, ни тем более де Мендоса не заподозрили меня в попытках разоблачить их культ (ведь им достаточно было бы навести элементарные справки, чтобы понять, почему некий Джексон Илаяс, пишущий про культы смерти, проявляет интерес именно к ним).

Джексон с лёгкой долей самодовольства, но без какой бы то ни было гордыни или превосходства, ухмыльнулся. – Тем не менее, мне кажется, де Мендоса в чём-то меня подозревает. Чем дальше я думаю о том, как всё это связано с экспедицией, тем меньше это всё мне нравится, и я посчитал своим долгом поставить вас в известность о том, что на самом деле может вам угрожать. Вам и мне, поскольку я твёрдо намерен вывести этого де Мендосу на чистую воду; причастен к его преступной деятельности Ларкин или нет, не важно, важно то, что культ смерти, жестоко убивающий людей, существует на территории Перу, и моё расследование привело меня к де Мендосе. Завтра, как я вам уже сообщил ранее, я планирую встретиться с моим старым приятелем Немéсио – профессором Санчесом; если вы всё ещё решите отправиться на встречу со мной, вы сможете узнать от Немесио из первых рук, что – чрезвычайно удивительный факт – несмотря на свою репутацию как одного из лучших специалистов в археологии и антропологии во всей Южной Америке, профессор Санчес дважды получил отказ от Ларкина на просьбу быть включённым в экспедицию (как я предполагаю – поскольку профессор местный, и в случае чего может вывести их на чистую воду). Санчес упоминал, что у него есть неопровержимые доказательства связи де Мендосы как с чем-то «нелицеприятным», как выразился Немесио, так и с этой «пирамидой» - честно, не имею ни малейшего понятия, что он имел в виду, но намереваюсь завтра поутру это узнать.

Я понимаю, что моя история может показаться вам притянутой за уши попыткой писателя найти материал для своего нового бестселлера; однако, поверьте, главной моей целью является обезопасить этот мир о убийц, прикрывающихся личиной веры или религии, и я искренне убеждён, что де Мендоса имеет какое-то к этому отношение, а значит – все члены экспедиции находятся в смертельной опасности. Я буду искренне признателен, если вы составите мне компанию завтра, при походе в Музей Археологии и Антропологии, где можно будет выслушать профессора Санчеса и уже тогда составить окончательное мнение о ситуации. Пока же – оставлю вас переваривать весь тот океан информации, который я на вас излил, и ещё раз хочу принести свои искренние извинения за ложную личину, - Джексон звучал настолько искренним, насколько это было возможным. С этими словами мистер Илаяс отодвинулся на своём стуле, словно собираясь подняться со своего места и намереваясь откланяться. – Всех, кто решит пойти со мной на встречу с профессором Санчесом, буду ждать в фойе вашего отеля завтра, в полдесятого утра; если у вас есть вопросы, я готов на них ответить или сейчас, или завтра поутру, как вам будет угодно. И – да, я уже сказал это, но повторю вновь: я искренне убеждён и в существовании этой самой «пирамиды», и потенциальном существовании сокровищ под нею, поскольку за месяцы путешествий по Альтиплано, я слышал рассказы о ней и о сокровищах от разных, несвязанных между собой людей, и то, что все они практически звучали идентично – позволяет мне предположить, что это всё не выдумки или народная легенда. Другое дело – если вы (и я) планируете продолжить экспедицию, нам нужно сначала убедиться в том, что нам ничего не грозит в её процессе.

Когда Дэниэл услышал настоящее имя антрополога, его глаза расширились, и он едва не захлебнулся воздухом, благо, какао уже было допито. Джексон Илаяс? Тот самый Джексон Илаяс?!? Это был знаменитый и очень известный писатель. Кто бы мог подумать, что он, оказывается, чернокожий. Но популярность его книг трудно переоценить. Если, конечно, это действительно он, а не самозванец, вернул себя с небес на землю Дэниэл. Впрочем, непохоже было, что Хьюз-Илаяс врёт. Взгляд прямой и не бегает, жестикуляция ровная и спокойная, мимические мышцы не дрожат... да и материал излагает со знанием дела. "Чёрную власть" Дэнни очень хотел прочитать, да всё руки не доходили, да и денег на модную книгу было жалко, проще было подождать, пока волна популярности схлынет, и цена упадёт.
Тематика, которой занимался Илаяс, живо заинтересовала молодого человека. Он в своё время с замиранием сердца прочитал роман Стокера про Дракулу. Ух, до чего это было страшно, хорошо, что никто не догадался снять про него кино! Там, наверное, вообще сердце могло бы остановиться. В процессе учёбы на историческом факультете выяснилось, что Дракула был вовсе не таким, как у Стокера: и вовсе он был не граф, а какое-то сложное труднопроизносимое славянское слово gospodar` (правильно Стокер заменил это слово на всем понятного графа), и Дракула - это не имя, а прозвище, и правил он не в Трансильвании, как у Стокера, а в Валахии. Знания стёрли страх, и когда-то жуткий потусторонний страшный вампир превратился для Дэниэла в обычного исторического деятеля, такой же, как Юлий Цезарь или царь Хаммурапи, только менее известный. А никаких вампиров, разумеется, не существует, это байки, которые либо рассказывают неграмотные крестьяне, либо сплетни, которые люди сами же про себя и распускают, чтобы внушать суеверный ужас, как тот же Дракула, а скорее всего и то и другое вместе: сначала распускают про себя слухи, а те, попав на языки к деревенским болтунам, начинают жить собственной жизнью. Но докопаться до первоосновы этих баек очень интересно, и Дэнни с огромным удовольствием помог бы мистеру Илаясу в этих изысканиях. Хотя в данном случае и изысканий-то никаких не надо: он прав, образ очевиден - пришёл белый человек и высасывает из людей все соки. Обычная метафора, с Дракулой куда поинтереснее будет. Правда, испанцы-конкистадоры не вполне подходят под описание "высокие бледные белокожие люди, без души и сострадания, жестокие и холодные в отношении других". Нет, жестокости и безучастности к судьбе коренного населения в них хоть отбавляй, и души в них с точки зрения ограбляемых индейцев нет - это факт, но высокие и белокожие? Испанцы как раз таки скорее приземистые и смуглые. С другой стороны, может, коренным народам Южной Америки испанцы казались белыми, как смерть, кто их знает... В любом случае, загадки здесь никакой не прослеживается: пришли откуда-то "бледные вампиры" и "высосали все соки, особенно жир". Родилось в эпоху конкистадоров, а потом отвязалось от реального контекста и зажило собственной жизнью, возможно, даже порождая какие-то культы среди местного наеления.
А вот то, что эти "бледные вампиры" действуют по сию пору - это уже интересно! Это что же получается: среди перуанцев нашёлся свой туземный Брэм Стокер, который оживил старые легенды и приспособил к реалиям нашего времени? Причём, в отличие от великого британского писателя, цели тут явно не столь невинны. Скорее всего, просто нагоняют страх, пользуясь многовековыми суевериями. А может, что и похуже - помешались на оккультизме и правда начали поклоняться этим самым "лик`ичири", а то и возомнили себя ими. Если так, тогда понятно, почему официант так боялся Мендосу: для необразованных людей вампир, разумеется, куда страшнее гангстера. Что в корне неправильно: любой историк вам скажет, что мертвецы за двадцать тысяч лет на натворили столько ужасов, сколько живые творят за минуту.
Ну что ж, так или иначе, до завтра в любом случае уже ничего не сделаешь, а завтра побеседуем ещё с профессором Санчесом - чем больше информации для анализа, тем лучше. Очень удобно, что мистер Илаяс назначил встречу в полдесятого, а мистер Уинтерс - в девять, как раз будет время поговорить с ним.
- Спасибо Вам за ценную информацию, мистер Хью... Илаяс. Лично я с большим удовольствием нанесу визит профессор Санчесу вместе с Вами. Мистер Уинтерс, встретимся в условленное время и подождём мистера Илаяса, а заодно обсудим некоторые особенности перуанских артефактов. Мистер Илаяс, я по-прежнему сомневаюсь, что тот памятник, о котором идёт речь - действительно пирамида, вполне вероятно, неграмотный крестьянин так сказал для красного словца, а мистер Ларкин - некритически воспринял. Но для удобства будем говорить "пирамида". Так вот, Вы совершенно правы: если есть некая условная "пирамида" с древними артефактами - их нужно найти, в этом смысл научных экспедиций! Но правы Вы и в другом: если экспедиция не будет безопасной - она не имеет смысла, только запутаем археологов будущего, которые найдут в древней "пирамиде" останки людей явно из двадцатого века. К счастью, благодаря Вам мы предупреждены, а значит, вооружены. Кроме того, с нами многоуважаемый сэр Колхаун, который, несомненно, не даст ни себя ни своих товарищей в обиду, для него наверняка будет делом чести сделать так, чтобы мы вернулись целыми, невредимыми и желательно с результатами, я верно понимаю, сэр, - проговорил историк со всей учтивостью, на какую был способен и склонил голову в максимально уважительном поклоне. - Кстати, я, как и мисс Бамби, был бы Вам весьма признателен за несколько уроков по обращению с оружием: в нашем университете не нашлось подходящих наставников, которые преподавали бы столь необходимую дисциплину, и встретив такого специалиста, как Вы, было бы верхом глупости не воспользоваться возможностью ликвидировать столь досадный пробел в образовании. Надеюсь, Вы не будете против, тем более, что, похоже, от этого может зависеть безопасность нас всех.
Утомившись от упражнений в британской вежливости, Дэнни сел на место, с сожалением поглядел на пустую чашку из-под какао и стал ждать, что скажут новообретённые товарищи по общему делу и, похоже, общей опасности

Все время, пока Хьюз, который оказался вовсе не Хьюзом, рассказывал о своем расследовании, Орсон изучал его мимику и жесты, чтобы удостовериться, что Илаяс не обманывает их. Не то чтобы Орсон хорошо разбирался в языке тела или в признаках того, что человек врет, но ошибиться во второй раз ему совсем не хотелось. А в отношении Ларкина он ошибся совершенно точно. После его разоблачения Илаясом в голове Орсона что-то щёлкнуло, и он вспомнил газетные статьи, которые проливали свет на тёмную, почти демоническую фигуру Огастеса.

— Тот самый Ларкин... — покачал головой Орсон, а потом обратился ко всем, — Коллеги, вынужден признать, что я запоздало понял, кем является собравший нас человек. Это старший сын династии Ларкинов, британских иммигрантов в Кении, которые заработали своё состояние и репутацию на производстве рельсов и паровозов, а также строительстве железных дорог в британской колонии в Африке. Вместо того, чтобы следовать по стопам отца и деда, и усердно трудиться на благо семейного бизнеса и репутации, он предпочёл дорогу мотовства, блуда, алкоголя и наркотиков. Журналисты нарекли его «Люцифером» и с большим интересом следили за его «падением». Говорят, Огастес Ларкин рискует лишиться ежемесячного содержания и упоминания в завещании своего отца. Мне очень жаль, что все это я понял только сейчас, но, как вы понимаете, такой персонаж никак не ассоциируется с археологическими экспедициями.

Когда Илаяс закончил рассказ, Орсон сказал:

— Я все-таки продолжу называть Вас доктором Хьюзом, иначе я запутаюсь и невольно назову вас настоящим именем при Ларкине или Мендосе. Вы невероятно смелый человек, раз решили раскрыть своё истинное лицо перед незнакомцами. Мне вдвойне приятно познакомиться с вами, потому как в силу профессионального интереса я читал все ваши книги.

Затем Орсон обратился ко всем остальным:

— Коллеги, не скрою, первая моя мысль после того, как я понял, кто такой Огастес Ларкин — взять обратный билет и вернуться домой. К несчастью, мы оказались замешаны в темном и опасном деле, и если кто-то из вас решит выйти из игры, это будет разумный поступок. Но мне кажется, это вызовет подозрение Ларкина и Мендосы, и навлечет беду на тех, кто решит остаться. Я думаю, что нам всем следует вести себя так, будто этим вечером мы просто обменивались историческими анекдотами и пили вино. Пока Ларкин не знает, что мы его раскрыли, у нас есть преимущество.

- Наркотиков, Вы сказали! Так вот чем объясняется его болезненный вид! Вот почему он отказывался от медицинской помощи и даде от медицинского осмотра. И вот почему ему станет лучше сразу как толтко он "полной грудью вдохнёт целительный высокогорный воздух Альтиплано".

Выражение лица Ивара было тяжело описать: недоумение, страх, недоверие, и, наконец, просто раздражение сменялись на нём с высокой скоростью. Новый знакомый, чье имя Ивар еще толком не запомнил, оказался не тем, за кого себя выдает, потом начал плести про индейцев, нечисть... Боги, он всего лишь хотел разнообразить свое сафари и убить что-нибудь покрупнее в Новом Свете!

Какое-то время самообладание баронета поддерживалось словами Ричардсона: наконец-то надлежащее уважение! Он, конечно, исковеркал фамилию, но в целом парень правильно понял, к кому идти за защитой.

Галдящие наперебой участники экспедиции, как и их слова, сливались в одну какофонию. Хьюз-Нехьюз, казалось, говорил уже не на английском, Орсон, который, вроде бы, финансировал мероприятие, внезапно вспомнил про праздный образ жизни, который якобы вел Огастес... Впрочем, никакие количества алкоголя никак не объяснили бы явный некроз тканей и трупный запах, отмеченный Иваром ранее. Живой труп... Неожиданная метафора резонировала со словами Илаяса и заставила баронета поежиться. Это и стало последней каплей: вздрогнув, он громко опустил на стол кулак, оглушив всех посетителей ресторана звоном посуды.

– Прекратить галдеть. - Ивар посмотрел на писателя. - Я не спущу глаз ни с вас, ни с Ларкина, ни с Мендосы. И уж поверьте, буду вооружен и готов действовать, вне зависимости от того, какая чушь скрыта за вашими словами. Богохульники, поклоняющиеся Сатане, будут переданы в руки закона, а все "вампиры", - баронет изобразил кавычки пальцами, - лишатся головы.

На секунду он задумался о том, какая славная история получится, если он действительно вернется из джунглей с головой невиданного ранее зверя. Как утрется выскочка Платт!..

- Мисс Бамби и мистер Ричардсон, вашу ситуацию с самозащитой я решу. В конце концов, noblesse oblige.

Агнес поднялась со своего места, раздумала еще немного, и села, позволив себе выразить крайнее изумление. Выход из своей коробки идет намного быстрее, чем можно было бы предположить.

– Доктор Хьюз, – я буду называть вас так, как справедливо заметил мистер Уинтерс, – Я вижу, что вы знаете многое, серьезно заинтересованы, и относитесь к нам со значительной честностью. Это само по себе вызывает желание вам помочь. Мне приходилось работать и с преступниками, и с оккультистами, – она уместила подбородок на руке, – Но не и с теми, и с другими одновременно. Случай Ларкина мне уже профессионально интересен. Позвольте...

Она извлекла лист бумаги и писчий инструмент, сделала пару заметок.

– О каких наркотиках идет речь, конкретно, когда мы говорим о Ларкине? И если говорить об отношениях Ларкина и де Мендосы... я бы поставила под осторожное сомнение предположение, что де Мендоса предводитель культа. У Ларкина точно нет над ним шефства?

– Благодарю вас, мистер Уинтерс, за тёплые слова и за взаимное доверие, пусть и понятно ограниченное. Завтра, как надеюсь, у вас будет возможность узнать больше от профессора Санчеса, и вы сможете убедиться, что мои подозрения как минимум не полностью безосновательны. И именно поэтому, почтенный баронет Колкахун, ваши слова я воспринимаю не со страхом, а с благодарностью. Мне всё равно, будете ли вы следить и осторожничать со мною, для меня важно, что равным образом вы будете так же поступать и в отношении Луиса и Огастеса, тем самым гарантируя безопасность нашей группы, – Джексон слегка поклонился Ивару, немного приподняв свою шляпу над головой, после чего повернулся к Агнес:

– Что же до вашего вопроса, доктор Бамби, то я не понимаю, о каких наркотиках идёт речь – мистер Уинтерс упомянул только что о статьях в прессе и о том, что он знает про «дорогу мотовства, блуда, алкоголя и наркотиков», которую предпочёл мистер Ларкин – сознаюсь честно, за те две недели, что я провёл в его компании, он ни разу не притронулся к спиртным напиткам (во всяком случае, в моём присутствии), не проявлял признаки опиумного опьянения и не высказывал ни малейшего интереса к противоположному полу, поэтому, возможно, это, скажем, «грехи молодости»… или же мистер Ларкин очень хорошо маскирует свои увлечения. Отношения Огастеса и Луиса… Хм… Луис служит Огастесу секретарём и его склонность беспрекословно подчиняться мистеру Ларкину я отметил с первых же мгновений знакомства. Но также я заметил, что у сеньора де Мендосы всегда есть своё мнение и свои дела вне рамок работы на мистера Ларкина, он часто куда-то отлучается, несколько раз я видел его – издалека – разговаривающим с какими-то людьми, каждый раз разными и часто – не совсем похожими на благонравных членов общества, но я списывал это или же на поиски чернорабочих для экспедиции, или же на коммуникации со своим культом… В любом случае, я надеюсь, что по прибытию в Пуно, туда, где влияние культа, судя по данным, которые я накопил в процессе своего расследования, максимально ощутимо, мы сможем проследить за его делами и понять природу взаимоотношений этих двоих куда лучше. На сим, с вашего позволения, хочу откланяться. Завтра утром всех, кто пожелает отправиться со мной в Музей Антропологии и Археологии при Национальном Университете Сан-Маркос – буду ждать в фойе «Маури» в девять тридцать утра. Доброй ночи, джентльмены, доктор Бамби, – Джексон встал из-за стола, поклонился сидящим, сняв шляпу, после чего уверенным шагом направился на выход из ресторана.

Наши герои, перенасыщенные впечатлениями, информацией, пищей и напитками, по уходу Джексона тоже решили не задерживаться в «Кордано» – в конце концов, у каждого из них было долгое морское путешествие, после которого организм просто требовал полноценного отдыха в постели, которая не покачивалась бы в такт поверхности моря. К тому времени, все вернулись в отель «Маури», стоявшие в фойе часы в высоком деревянном футляре пробили девять часов вечера.



ОТЕЛЬ "МАУРИ"
Лима, Перу
09:30
19 марта 1921 года, суббота

Ровно в назначенный час Джесон Илаяс, свежий, бодрый, улыбчивый и жизнерадостный, словно и не было вовсе сложного разговора между ним и нашими героями прошлым вечером, ждал в фойе отеля, неспешно прогуливаясь туда-сюда по устилавшим помещение мохнатым коврам и выпуская редкие кольца сизого дыма из своей неизменной трубки.

Когда те, кто пожелали присоединиться к писателю в его походе в Музей Археологии и Антропологии спустились, Джексон изящно поклонился своим спутникам и поприветствовал их:

– Доброго и яркого утра, первого в Лиме, если не ошибаюсь? Если не во всей Южной Америке. Что ж, прошу следовать за мной – мы пойдём с вами пешком, поскольку территория университета находится в сего нескольких cuadros* от Сóкало; мы будем там через минут пятнадцать-двадцать неспешной прогулки среди красот колониальной архитектуры, – Илаяс ослепительно сверкнул белозубой улыбкой, которой, казалось, было вовсе наплевать на его явную зависимость от табакокурения, и, сделав приглашающий жест следовать за собой, вышел наружу.

МУЗЕЙ АРХЕОЛОГИИ И АНТРОПОЛОГИИ
Лима, Перу
10:00
19 марта 1921 года

Университет Сан-Маркос, названный в честь одного из четырёх святых евангелистов, был основан в 1551 году, что действительно делало его самым старым высшим учебным заведением во всём Новом Свете. Музей Археологии и Антропологии, построенный на территории университета в 1919 году, стал новым добавлением к грандиозной структуре университета, который, вместе со всеми своими подсобными помещениями, библиотеками, корпусами, студенческим кампусам, несколькими церквями и даже парой небольших парков, представлял собой город в городе, занимая существенную, пусть и не большую в процентном соотношении часть Лимы.

В музей – длинное двухэтажное каменное сооружение, фасад которого был отшпатлёван и выкрашен в тёмно-жёлтый цвет – можно было попасть, пройдя по тенистым аллеям Университетского Парка, самого крупного из двух зелёных насаждений в пределах стен, окружавших университетскую территорию. Экзотические пальмы и раскидистые тропические деревья – сéйба* с шипастыми стволами и покрытыми войлоком, напоминающим хлопок, плодами, бурсéра* с серебристыми стволами, уходящими высоко в небо, теобрóма* с её темно-зелёной густой кроной, и ещё множество других, необычных, никогда прежде не виданных нашим героям, – настраивали на необычное настроение, напоминая, что американцы и британцы ныне находились очень, очень далеко от своих родных домов. Не забывала об этом напоминать и влажная тропическая жара, которая, несмотря на неполные десять часов утра, вполне напоминала температурой и текстурой содержимое кастрюли с рагу, стоявшей на медленном томлении в печи.

Проследовав за Джексоном Илаясом, который, казалось, абсолютно не замечал ни иссушающего зноя, ни высокой влажности, от которой уже спустя несколько минут всё тело покрывалось сеткой мелкого липкого горячего пота, наши герои вошли наконец в прохладный полумрак Музея Археологии и Антропологии. Поскольку была суббота, в его фойе не было ни души, кроме сладко дремавшего в углу низкорослого пузатенького охранника-кечуа, который, укрывшись позавчерашней газетой, нёс свой пост, сидя на невысоком стульчике возле бюро, на котором лежал открытый гроссбух, куда, очевидно, нужно было вносить имена и фамилии посетителей. Хмыкнув при виде такого пренебрежения своими обязанностями, Джексон обернулся к своим спутникам и, улыбнувшись, сказал:

– Нам на второй этаж, там располагаются кабинеты сотрудников. На первом этаже – крайне интересная экспозиция и пара залов-лекторий, а в подвале – хранилище всех тех сокровищ, которые не влезли в официальную экспозицию тут, – мужчина жестом указал на полумрак, царивший за входом в экспозиционный зал – огромное помещение с уймой колонн, столов, стендов и стеклянных коробов, как можно было судить, глядя в него из фойе.

Поднявшись на второй этаж и пройдя почти в конец длинного коридора, наши герои вошли в просторный кабинет, бóльшую часть которого занимал огромный массивный стол из тёмного дерева, весь заваленный бумагами, рукописями, картами, фотографиями, рисунками, чертежами, книгами, записками, баночками с чернилами, перьями, перочинными ножиками, карандашами, линейками, небольшим глобусом и огромной, невероятных размеров лупой. Казалось, всё это богатство исходит из недр самого стола, как лава вытекает из недр вулкана; в данном случае лава из книг и бумаг растеклась почти по всему кабинету, в котором едва можно было найти свободное место для чего бы то ни было ещё. За столом, спиной к широкому окну, выходящему в Университетский Парк, сидел мужчина лет тридцати пяти-сорока на вид, с правильными, даже красивыми чертами лица, смуглый от загара, темноволосый и кареглазый. Увидев вошедшего Илаяса и его спутников, он подскочил, нечаянно скинув со стола несколько книг, и, протянув руку Джексону, а после – и остальным вошедшим, затараторил на мелодичном перуанском испанском и очень хорошем в грамматическом отношении английском (с лёгким и мягким латиноамериканским акцентом):

- Илаяс, carnal, es un placer de verte de nuevo!* И вас, господа, я также неимоверно рад приветствовать – и у нас в стране, и у нас в Музее, и у меня в кабинете! Немéсио Санчес, профессор антропологии и лингвистики, к вашим услугам! Присаживайтесь, пожалуйста! – с этими словами профессор Санчес размашистыми движениями руки смёл книги и бумаги с нескольких куч, которые оказались заваленными этими самыми книгами и бумагами стульями. – Тринидад, моя помощница, спустилась в подвальный архив за некоторыми важными документами, а так бы предложил вам кофе… чай… или что… там… вы пьёте в это время суток… орчáта? Может, холодной орчаты – жара ведь на улице? Как только эта копуша, сеньорита Ри́со, вернётся, сразу же пошлю её за кувшином холодной орчаты.

Дэнни читал почти до рассвета, почерпнул из своей книги немало данных, о народе Тиуанако, однако антропологических сведений о нём в книге всё же не нашлось, в основном исторические и историко-экономические. Ну что ж, лучше, чем ничего.
Встретившись с Уинтерсом, Дэниэл как мог сдержанно объяснил ему свои опасения и встретил полное понимание. Да уж, им обоим выгодно, чтобы преступники не знали, какие суммы стоят на кону, иначе соблазн избавиться от участников экспедиции может стать непреодолимым. А если говорить "вот эта статуэтка имеет преимущественно музейное значение, задорого её не продашь, но если идти дальше - может найтись что-то дорогостоящее" - глядишь, и удастся уйти из-под топора. Особенно если ещё добавлять "А впрочем... Я могу и ошибаться, нужно привезти эту статуэтку в университетскую библиотеку и посмотреть там по книгам, может, на самом деле она и дорогая". Уинтерс полностью согласился с такой стратегией, и у Ричардсона отлегло от сердца. Он боялся, что тот в самый неподходящий момент присвистнет и скажет: "Ого! А вы знаете, господа, сколько эта штука стоит?!?". В конце концов, он - торговец антиквариатом, это его профессия.
Обсудив всё, мужчины дождались мистера Илаяса (впрочем, Уинтерс прав, лучше называть его Хьюзом даже мысленно, так гораздо меньше риск случайно раскрыть его инкогнито) и остальных и направились в музей. И очень скоро Дэнни проникся невольным уважением у конкистадорам. Если так жарко и душно прогуливаться налегке по благоустроенному университетскому парку в обычной городской одежде, то каково продираться сквозь джунгли в доспехах, с оружием в руках, постоянно донимаемыми москитами и жарой, постоянно ожидая нападения диких зверей или спрятавшихся в лесу туземцев? Вот люди были! Дэнни попытался представить, что в кроне каждого дерева может прятаться небольшого роста краснокожий с луком или плевательной трубкой, готовый всадить ядовитый шип в зазевавшегося или отставшего. Брррр, жуть какая! Всё-таки хорошо, что европейская цивилизация сделала этот мир благоустроеннее и безопаснее.
Войдя в музей, молодой историк почувствовал себя лучше. Во-первых, здесь не было изнуряющей жары. Во-вторых, тут было всё знакомо и понятно, даже несмотря на то, что всё кругом было на испанском. Экспозиции, витрины, таблички, экспонаты, запасники - это всё было знакомое, родное и понятное. Ох, зависнуть бы тут денька на три-четыре, ознакомиться с коллекциями хотя бы поверхностно! Ну да мы здесь не за этим.
Увидев профессора Санчеса, Дэниэл на секунду остолбенел. До чего же тот был похож на профессора Армитеджа! Только лет на сорок помоложе.

Но потом в глаза полезли отличия. цвет кожи, акцент, движения и манера держаться... Да нет, не так уж они и похожи. Только очки и бородка. Но ведь многие профессора носят очки и бородки, что уж тут удивительного?
- Здравствуйте, профессор Санчес, очень приятно с Вами познакомиться! Меня зовут Дэниэл Ричардсон, выпускник исторического факультета Мискатоникского университета. Вы позволите воспользоваться Вашими сокровищницами знаний? Было бы просто преступлением оказаться в Лиме и не изучить столь уникальные источники по истории Южной Америки. Холодной орчаты? Да, с превелким удовольствием, спасибо!

Всю ночь Орсону снились кошмары. Он, дорого одетый белолицый американец, вероломно вторгался на земли темнокожих туземцев и вытягивал из них все соки. Туземцы вырывались и кричали, а когда падали замертво, оказывалось, что у них лицо Джессики, жены Орсона. Торговец просыпался, шёл выпить воды, а когда ему удавалось заснуть, сон повторялся снова. Поэтому в фойе он прибыл раньше условленного срока, хмурый и невыспавшийся.

Дэнни появился в девять. Они быстро пришли к взаимопониманию и договорились скрывать от Ларкина и его сообщников предварительные оценки стоимости артефактов, да и в целом не слишком умничать, чтобы преступники не решили, что им вполне хватит и одного квалификацированного историка. Орсон понадеялся, что такое поведение не покажется им подозрительным.

Вскоре пришли все остальные, включая Илаяса, и вся команда отправилась к профессору Санчесу. На свежем, хоть и горячем воздухе, Орсон окончательно проснулся и приободрился, и всё происходящее снова показалось ему авантюрным приключением, а не досадным происшествием. Он вышагивал в ногу с Джексоном, с интересом слушая его комментарии и любуясь окружающими видами. Университетский двор походил на город в городе, и Орсон не без теплоты вспомнил годы обучения в Мискатоникском университете. Друг Джексона, Немесио Санчес, оказался очаровательным и гостеприимным молодым мужчиной, хотя Орсон почему-то представлял его мрачным стариком, сгорбленным над старыми книгами.

— Весьма рад знакомству с вами, профессор Санчес, — Орсон протянул руку новому знакомому, — Меня зовут Орсон Уинтерс, я держу магазин древностей в Бостоне. Кофе? Да, я с удовольствием выпью чашку кофе со сливками, спасибо. Мистер Илаяс отзывался о вас как об очень образованном и интересном человеке. Как я понимаю, вы тоже в курсе ситуации, с которой мы столкнулись в связи с экспедицией Огастеса Ларкина? Мистер Илаяс сказал, что не смотря на более чем подходящую квалификацию для такого дела, вам отказали в участии в экспедиции, и нам всем это кажется странным и подозрительным. Но, как я понимаю, странности на этом не заканчиваются, не так ли? Вам есть, что нам рассказать?

Агнес допоздна не спала – чиркала в своих записях. Интересный контингент ей достался, нечего сказать! Надо сделать пару очерков, пока свежие впечатления не стерлись из памяти негой сна.

Огастес Ларкин. Потомок богатого рода, пустившийся в преступность, наркотики, оккультизм и прочие тяжкие. Чем-то болен, и пытается одновременно утверждать, что горный воздух его вылечит, и что это его последняя экспедиция. Этому голову препарировать – самое интересное, но и потенциально опасное. Интересно, удастся ли выйти на перуанских врачей, которые с ним работали?

Луис де Мендоса. Предполагаемый вампир, предполагаемый культист, явно держит какую-то власть над Огастесом и над местными (как-то легко подмял под себя официанта?). Тоже дико опасно к нему лезть... но так хочется!

Джесси Хьюз aka Джексон Илаяс. Попал сюда с академическим интересом изучения культов и людей в них – что не могло не понравиться Агнес. Надо с ним сдружиться и вместе решать. В своем внутреннем диалоге лучше называть "Хьюз".

Ивар Колкахун. Шотландец и отвратительный человек – что вовсе даже не обязательно плеоназм. Вежливости не учился, называет ее "мисс" даже после того, как узнал, что она доктор. Агнес видела таких – кто больше всех выделывается и пытается остальным показать, какой он сильный по сравнению с остальными, тот меньше всего в себе на самом деле уверен. Тут чувство, что можно найти одну ниточку, дернуть, и он весь развяжется.

Орсон Уинтерс. Профессионал своего дела, и пока больше сказать нечего.

Дэниел Ричардсон. Человек неглупый и готовый это показывать, но в отличие от Ивара, не принижает при этом окружающих. Выглядит адекватно.

Наутро Агнес ждал еще один экспонат – профессор Санчез. Что же в нем такого?

– Доброе утро, профессор Санчез. Я доктор Агнес Бамби, член экспедиции мистера Ларкина. Мне сказали, вы можете пояснить что-то больше по поводу нее?

Мрачные мысли снедали Ивара всю ночь: что это за странный переплёт, в который он попал буквально по газетному объявлению? Нет, конечно, стоило навести справки про всех этих персонажей до того, как соглашаться, но писать телеграммы матери... К такому экстриму баронет не был готов. По хорошему, надо было собирать вещи и уматывать скорее... но куда? Про Южную Америку баронет ничерта не знал. Какие тут вообще есть страны? В каких из них есть чем заняться? В Лиме нет даже джентльменского клуба охотника, а это столица! Может, тогда назад в Африку? Снова трансатлантический рейс? И, конечно, вопросы от окружающих: зачем он убил уйму времени (и, надо признать, денег) на то, чтобы провести на другом континенте пару дней?
Пути назад не было. Честь и доблесть, как ни крути, обязывали его пройти сквозь всю эту муть. Ивар, полночи ворочавшийся под ворчание верного Айка, смог, наконец, уснуть.

Дорогой к музею, как и самим музеем, он остался совершенно не впечатлен: привычная уже жара была какой-то другой, влажной и неприятной. Впрочем, изменять своему стилю он не собирался: охотничий костюм из кланового тартана прекрасно сохранял и тепло, и холод, не позволяя владельцу слишком уж вспотеть. Кожаная кобура красноречиво подтверждала вчерашние слова баронета: в обществе этих сомнительных личностей расслабляться он не собирался. Чем, собственно, и занимался теперь, позволяя умникам балаболить. Интересно, а этот Не... Ни... В общем, этот тип – хотя бы он является тем, за кого себя выдает? Рабочее место многое говорит о человеке, иногда даже больше, чем хотел бы хозяин. Мрачный Ивар поздоровался коротким кивком и сухо представился "сэром Колкахуном", сосредоточившись на осмотре кабинета, прислуги и самого профессора.

От этого занятия баронета отвлекли только слова мисс Бамби. С его уст слетел короткий, но громкий смешок:
- Ха! Доктор Бамби! Ха! - Ивар изумленно покачал головой, сохраняя кривую улыбку на лице. - А это неплохо, мисс Бамби. Мисс-Доктор, ну надо же! Ха! А это неплохо! Неплохо!

Любезно ответив на приветствия наших героев – Дэниэл удостоился крепкого рукопожатия и упоминания о том, что профессор Санчес бывал в Мискатоникском Университете и до сих пор находится под впечатлением от его библиотеки и антропологической коллекции, Орсон – выражения глубочайшего уважения к ценителям старины, а Агнес – щенячьего восторга касательно того, что женщина стала доктором, ещё и психиатром, а также заверения искренней убеждённости Немесио в том, что «именно в этом направлении и должна двигаться дальше человеческая цивилизация, прогресс, культура и законы: равные и равнодоступные права для всех вне зависимости от социальных стигм, стереотипов и штампов».

В ответ ответы мистера Уинтерса и мистера Ричардсона профессор Немесио Санчес растерянно развёл руками:

- Да, орчата и кофе… Я непременно попрошу Тринидад принести нам и того, и другого, как только эта копуша вернётся из архива с манускриптом и артефактом, которые я хотел бы показать тебе, Джексон… Это всё касается той самой пирамиды, о которой мы с тобой давеча говорили.

Мистер Ричардсон, я буду искренне рад поделиться и своими знаниями, и той мудростью, которая сберегается под крышей этого учреждения, коим уже три года имею честь управлять; в вашем распоряжении наша библиотека, располагающаяся на минус первом уровне — там легче контролировать влажность, бич нашего климата, которая смертельно опасна для древних манускриптов в частности и для любых письменных источников в целом, а также наши выставочные залы. Там сейчас немного народу; даже более того, уверен, что кроме смотрителей и гуманоидных экспонатов, вы вряд ли повстречаете в каком-либо из залов человеческое – или человекоподобное – существо, – улыбнулся своему каламбуру профессор. – За исключением разве что зала с выставкой золота инков, там кроме смотрителей, коих в том зале аж двое, в отличие от прочих, где обычно находится только один смотритель, присутствует также и полиция. Сами понимаете, золото – оно всегда и везде золото, и охочих до него можно найти везде и повсюду. Что же до ваших вопросов, мистер Уинтерс и доктор Бамби, то у меня действительно есть что рассказать об этом сомнительнейшем господине, Огастесе Ларкине. Но прежде я всё-таки хотел поделиться нашими с Тринидад находками…

– Молю тебя, Немесио, друг мой, не томи, чёрт с ними, с этими находками, потом о них поговорим! Поведай, пожалуйста, мне и моим спутникам, что такого важного ты смог нарыть на Ларкина и его секретаря? – мягко перебил профессора Джексон Илаяс. Немесио на мгновение растерялся, словно потеряв фокус беседы, но в конце концов ответил:

– Джексон, при всём уважении – ты неправильно истолковал мои слова во время нашего телефонного разговора вчера. Я не «рыл» ничего на мистера Ларкина и сеньора де Мендосу, и никогда не планировал это делать; в конце концов, это ты тут у нас всемирно известный писатель и исследователь тёмных дел и преступных организаций. Я – учёный, посвятивший свою жизнь изучению духовного и культурного наследия народов, обитавших на моей земле в прошлом, и чьи потомки обитают на ней ныне. И потому во всей той истории, которую ты мне поведал несколько недель назад, оказав честь своим доверием и откровенностью, для меня единственно важным блоком информации был и есть – информация о неисследованных руинах и возможных предметах искусства, ценных и для науки, и для моей нации. Не обижайся, amigoche*, но я не силён во всех этих культах, сектах, мафии, якудзе и прочем, я даже не уверен, относится ли всё то, что я только что перечислил, к однородным понятиям. И даже если культ или преступная группировка харисири существует на территории моей страны (а я вовсе не исключаю такой возможности, памятуя, сколько криминальных элементов и объединений продолжает отравлять своим существованием репутацию как Перу, так и всего нашего региона в целом), я оставлю честь заниматься этим делом полиции… или же таким страстным любителям докопаться до истины, как ты, – примирительно улыбнулся Немесио Джексону. – Так вот, вчера утром, когда мы с тобой говорили по телефону, я не говорил тебе, что я нашёл что-то «по Ларкину и ле Мендосе», я сказал тебе, что у меня «крайне важные новости по экспедиции, которую готовит Ларкин и де Мендоса», а это, согласись, совершенно разные вещи. Но прежде, думаю, нужно ввести в курс дела твоих спутников и членов этой экспедиции, которым, насколько я понял из твоего звонка вечером, ты решил рассказать об истинной причине своего участия в этом предприятии. Где же эта несносная девчонка, где эта сеньорита Рисо?! Ну сколько можно копаться в этом хранилище, сказал же – быть готовой к приёму гостей в десять утра! Ох уж мне эта молодёжь… Наверняка ей на глаза попался какой-то журнал какого-то путешественника и она погрузилась в чтение, забыв обо всём мире и о своих обязанностях, – сокрушённо развёл руками учёный.

– Так вот, о чём я говорил? Ах, да. О курсе дела. Дело в том, что в нашей стране, в отличие от других – более развитых в данном отношении – государств Латинской Америки нет законодательных регуляций, которые ограничивали бы перемещение достояний национальной культуры, искусства и истории через границу. Иными словами, любой, кто отыщет в какой-нибудь археологической зоне какие-либо предметы, которые могут представлять научную, культурную, историческую и антропологическую ценность, не говоря уже о ценности в денежном эквиваленте, имеют полное право заявить на эти предметы свои права, прошу прощения за тавтологию. И – после – вывезти их за пределы Перу, что, как вы понимаете, является неприемлемым в моём понимании ситуации; наша страна и так слишком много пострадала от неудачных законов и бездумных законодателей, и то, что кто угодно может грабить её культурные богатства, словно какой-нибудь huaquero… хм… по-английски это, кажется, «расхититель гробниц» - это несправедливо, неправильно и не должно иметь право на существование!

Профессор, очевидно, затронув болезненную для него тему, покрылся едва заметным на его смуглой коже румянцем.

– Что же до этого мистера Ларкина и его спутника, то я просто не понимаю, почему в участии в его экспедиции было отказано и мне, и ещё нескольким сотрудникам нашего Музея, каждый из которых, во-первых, является истинным профессионалом своего дела, во-вторых, имеет опыт проведения раскопок на территории Перу, и, в-третьих, не вызовет расходов, связанных с проживанием, оплатой услуг и так далее. Я навёл осторожные справки и узнал, не посвящая в конкретику, что руководство Музея готово было бы выделить небольшой грант на оплату участия в подобном предприятии наших сотрудников, но есть одно «но». У нашего Музея есть устоявшаяся практика, которая заключается в том, что все найденные артефакты (при условии участия в экспедициях и исследованиях сотрудников Музея) подлежат детальному изучению и оценке нашими специалистами, и в случае, если они будут представлять историческую и культурную ценность – обязаны оставаться в Перу. Скажу даже больше – мы даже готовы были заняться тем, чтобы вытрясти из правительства средства на компенсацию за каждый такой артефакт; понятное дело, в рамках допустимого. И понятное дело, что этого «альтруиста» и «аматора-исследователя» подобные условия не устроили, что однозначно говорит о том, насколько для него важна именно научная составляющая вашего предприятия. Я трижды пытался поговорить с ним и обсудить возможности и опции, и трижды наталкивался на категоричный ответ в самом начале разговора, ещё даже до того, как смог было озвучить наши предложения. Что навело меня на мысль о том, что мистер Ларкин – вовсе не «аматор-исследователь» и «любитель археологии и антропологии», а банальный грабитель могил и расхититель гробниц, которого интересует исключительно золото и драгоценности, которые можно найти в руинах. В пользу этого свидетельствует также и мой кратковременный опыт общения с его помощником, который в весьма неприятной форме повелел мне «не совать свой паскудный нос туда, где его могут отсечь при помощи мачете», – да простит мне наша прекрасная собеседница резкие слова, я лишь цитирую сеньора де Мендосу.

Всё хорошенько обдумав, я понял, что единственный выход не допустить разграбления этой археологической зоны – найти её раньше Ларкина. И для этого я решил пройти весь тот путь, который предпринял он, исследуя архивы нашего Музея и Университета. В конце концов моей помощнице удалось обнаружить невероятные вещи – манускрипт, дневник одного из испанских завоевателей, который вместе со своими… кхм… «коллегами» обнаружил эту самую – судя по описанию – пирамиду в конце шестнадцатого века, и один из артефактов, которые они извлекли оттуда. Насколько мне известно, мистер Ларкин не имел доступа к этому манускрипту, и не совсем понимает, где точно располагается пирамида, он может только предполагать; в дневнике же точно указывается локация. Тринидад работала над переводом и анализом довольно сумбурных записей автора этого дневника, и как раз спустилась за оригиналом, а также за артефактом, в хранилище… хммм… почти час назад. Ума не приложу, почему так долго, взять из сейфа одну старинную книгу и один металлический штырь – неужели на это нужно столько времени?!

Для Дэнни забрезжила надежда на более благополучный исход предприятия. Он с самого начала не слишком-то верил, что Ларкин затевает экспедицию во имя науки: вероятность того, что ради золота, была в разы выше, но молодого учёного это устраивало. Он примерно так и видел свою роль в этом мероприятии: организаторы всё оплачивают и, соответственно, присваивают львиную долю находок себе, а он делает так, что даже те находки, что были присвоены, не пропадают для науки: описаны и зафиксированы со всей возможной научной тщательностью. Не самый лучший расклад, но на что ещё может рассчитывать молодой никому не известный учёный? А так можно сделать вклад в науку, заработать себе имя, может, даже какой-никакой капиталец, и тогда другая экспедиция уже будет возглавлена им и пройдёт как положено. О том, что в экспедиции могут быть опасности парень, разумеется, думал, но он представлял т платил, мы ему ничем не jmропические болезни, диких зверей и ядовитых змей, а никак не собственных нанимателей. И слова Санчеса создавали лазейку в той западне, в которой парень ощущал себя со вчерашнего вечера.
- Профессор Санчес, так может... Организуем свою экспедицию? Вы - профессионал и величина в научном мире, ваше правительство может дать Вам денег, Вы знаете место, куда ехать, точнее, чем его знает Ларкин... А мы можем стать Вашей командой! Ларкин ничего нам не платил, мы ему ничем не обязаны и не связаны с ним никакими контрактами. Все предпосылки налицо!
В этом случае, конечно, все артефакты останутся в Перу, да и заработать нормально едва ли удастся, но вопрос с деньгами и Ларкин обошёл лихим зигзагом, так что даже если бы ему можно было верить, с заработками всё крайне непонятно. А уж в сложившейся ситуации и вовсе не до жиру, быть бы живу.

– Мне бы ваш энтузиазм, мистер Ричардсон, – профессора Санчес грустно, словно извиняясь, ответил Дэниэлу. – Такие дела делаются непросто в нашем государстве, особенно если мы говорим о полноценном финансировании экспедиции. В случае с мистером Ларкином было легче – бóльшая часть расходов и ответственности лежит на его плечах, и мы легко получили бы комплементарный грант, который лишь формально бы сделал Перу соорганизатором экспедиции, что, в свою очередь, позволило бы государству забрать себе все лавры за любые находки и открытия мирового уровня. В случае, если мы будем подавать заявку на полноценное финансирование экспедиции, учитывая «скорость» наших бюрократических процессов – это займёт несколько месяцев в лучшем случае. И даже в случае успеха – государственные экспедиции неодобрительно относятся к фрилансерам, поэтому состав будет набираться теми же чиновниками, которые знают об археологии, истории и антропологии, а также о том, что и кто нужен для успешного функционирования экспедиции ровно столько же, сколько, скажем, я – о балете. Именно поэтому, как вы, вероятно, знаете, можно пересчитать на пальцах все археологические экспедиции, организованные каким-либо государством нашей планеты за всю историю существования человечества. Но даже если мы найдём «замену» мистеру Ларкину – человека или людей, готовых выделить немалые средства на аренду транспорта, закупку снаряжения, медикаментов и провианта, а также на оплату услуг чернорабочих, водителей и охранников – это всё равно потребует времени. Времени, которого у нас в обрез, поскольку хотя мистер Ларкин и не знает точно, где именно находится пирамида, с его снаряжением (если верить тому, что поведал мне мистер Илаяс) он сможет довольно быстро отыскать её локацию, учитывая, что он хотя бы более-менее предполагает её месторасположение, и я не думаю, что уже тогда, когда у него всё готово, его остановит внезапный отказ всех участников экспедиции принимать в ней участие…

– Не всех, – хмуро вклинился Джексон. – Я вчера был предельно искренен и рассказал вам, что я собираюсь делать. Мне неинтересны якобы «несметные сокровища», мне неинтересно даже историческое значение этой «пирамиды». Что мне интересно – это зловещий культ смерти, который, как я абсолютно убеждён, имеет место быть, регулярно убивает невинных людей для своих непонятных целей, и напрямую связан как минимум с Луисом де Мендосой. Поэтому независимо от вашего решения я останусь в составе экспедиции Огастеса. Я обязан докопаться до правды, и – если у меня получится – попытаться остановить этих монстров (я, конечно же, в переносном смысле). И если кто-либо из вас решится храня нашу тайну остаться в составе экспедиции, вне зависимости от планов мистера Ричардсона, я буду искренне признателен, потому что… – писатель саркастически ухмыльнулся, – хотя я и считаю себя крепким орешком, мне искренне страшно оставаться один на один с Луисом и Огастесом. Мне весьма пригодилась бы помощь отважных людей и профессионалов, – Джексон снял свою шляпу, сжал её верхний обод в руках и состроил грустную просящую мину, словно кот, который выпрашивает у хозяина вкусняшку.

Лицо Дэниэла увяло, как оставленный на подоконнике лист салата. Идеальный, во вех отношениях устраивавший план разбился о косность и бюрократию, а на горизонте вновь замаячили злодеи с ножами и пистолетами. А судя по угрозам Мендосы, ещё и с мачете.
- Ну тогда давайте пойдём к мисс Рисо, посмотрим ту старинную книгу, что она должна принести сюда. Вы же сами говорите, что ей там будет лучше. В смысле, книге, а не мисс Рисо, - окончательно стушевался парень

Ивар становился все мрачнее и мрачнее, начиная слегка тереть виски: организм, требовавший восстановить запас жидкости, постепенно сдавался под давлением души, требующей джин для дальнейшего присутствия на этой лекции.
Впрочем, кое-что все же было ему знакомо во всей этой истории.
- Мистер Санчез, позвольте мне поторопить вашу прислугу. Я имею… опыт. - Понимающая улыбка баронета после этих слов создавала зловещее впечатление. - Я в любом случае не помогу вам во всей этой… задаче.
В последний момент избежавший слова «чушь» баронет решил больше не испытывать судьбу в диалогах и, кивком попрощавшись с присутствующими, уже в дверях уточнил у профессора, как пройти к залу, куда отправили Тринидад.
Ивар действительно имел опыт с прислугой: древний как сама Шотландия род Колкахунов не славился либеральным отношением к простолюдинам, и те отвечали взаимностью. Привычным тихим шагом, прислушиваясь к любым звукам, Ивар отправился по описанному профессором маршруту, готовясь приволочь назад служанку, которая вместо своей работы флиртует с охранниками, курит — или даже подворовывает.

– И вас вылечим, мистер Колкахун, – просто пожала плечами Агнес на представление Ивара и вернулась к профессору Санчесу.

– Меня успешно убедили, что сохранять историческое наследие это очень важно, но и показали мне, что этим займутся люди, куда более инвестированные в вопрос, чем я. Меня в первую очередь интересует именно культ, именно преступная организация, и именно Ларкин и Мендоса. Можете сказать, это моя ставка во всем этом предприятии – вывести их на чистую воду, разобраться, собрать кейс. И ради этого я готова участвовать. Полиция нас пока высмеет, да, к ней идти рано, хотя копить улики надо вот сейчас. У меня вот какой вопрос. Точно ли у него не было никаких других причин не брать вас в экспедицию? Все же "не суй нос, отрубим мачете" звучит не как экономический неинтерес, а как опасения, что вы реально что-то испортите и не туда залезете. Он видит вас как опасность. Даже не пытается договориться. Даже не пытается заручиться помощью, не входя в ваши институты. У вас точно нет никакой другой истории между собой, которая могла бы испортить что-то лично между вами, а не просто с вашей организацией?