[Symbaroum] Трон Трёх Миров | ходы игроков | ✵ Пейзажи Мертволесья

ЧЕРТОПОЛОШЬЯ ТВЕРДЬ
Различные места
06.01.21 – 15.03.21
᚛                      ᚜ ᛫ ᛫ ᛫ ᚛                       ᚜

Отойдя от событий той судьбоносной ночи, в которую наши герои отомстили за смерть магистра Вернама, одновременно прекратив кровавую жатву Свежевателя, которым оказался один и тот же человек (точнее, перевёртыш, но это уже семантика), прекратили существование опасного культиста-чернокнижника Одако, выдававшего себя за Сумеречного Брата, и обрели череп древнего симбарского короля с вросшей в него медной короной, который, как оказалось, и был причиной (точнее, был одной из множества причин) всей этой печальной истории, наши герои отправились с визитом к князю Ласифору Ночной Смоли. Поведав ему без утайки обо всём, что они смогли обнаружить, они снискали себе благодарность вельможи, коя проявилась в щедром вознаграждении – пятьсот талеров, а также в виде серебряных чертополошьих колец, которые превратили всех пятерых в полноправных горожан Чертополошьей Тверди. Череп по общему согласованию было решено оставить у князя и его ближайшей советницы – ведьмы Ягабы, которые пообещали уведомить наших героев о том решении касательно дальнейшей судьбы этого чудовищного артефакта, которое по изучению всех вариантов и самого черепа Ласифор и Ягаба примут. Не лучший вариант, но хоть что-то, не хранить же эту жуткую штуку дома.

Домом для всех стала Академия Вернама – благо свободных комнат в ней было предостаточно, а уверенности и настойчивости в речах старой Эсбеты – и подавно. Гадрамон не смог противостоять аргументам о том, что «у меня никого не осталось, вы – моя единственная семья, не бросайте меня одну в этом огромном доме, где всё напоминает мне о том, что я лишилась сына», Морвен – «я не смогу сама заботиться об этой безграничной, богатой редчайшими и ценнейшими книгами библиотеке, молю вас, миледи, оставайтесь, это отныне и ваш дом», Эпилог, собственно, также практически поселился в полутёмных лабиринтах книгохранилища Вернама. Кераю фактически и не было куда деваться, Академия – единственный «дом», который у него был в его не-жизни, а Кервид… Его мотивы были неясны, но как минимум в ближайшее время пожить тут молодому охотнику казалось вполне приемлемым вариантом (другим было вернуться в Лес, отправившись неизвестно куда непонятно зачем).

Минул день, потом неделя, потом две, а там и месяц пролетел незаметно. Все и каждый начали привыкать друг к другу и к сосуществованию под одной крышей; к шумным завтракам за одним длинным столом и к не менее громким ужинам, когда, закончив свои дневные дела, все собирались вместе, чтобы обменяться новостями, пообщаться, послушать очередную историю из уст Эсбеты и насладиться стряпнёй Керая. Через посредничество Марвелло, который, с тех пор как Морвен поселилась под крышей Академии, стал появляться почти на каждый ужин, теургиня худо-бедно смогла наладить отношения и с Ордо Магика, регулярно с тех пор пропадая в библиотеке капитула, порой в сопровождении мудрого огра, но чаще всего – одна. Там она и познакомилась с Йеронимо, адептом Ордо, который метил в магистры, и который, точно так же, как и Морвен, был «новеньким» в Чертополошьей Тверди, перебравшись сюда то ли из самой столицы, то ли ещё откуда; как правило, долгие беседы методичной в своём подходе к накоплению знаний учёной девицы и весьма опытного и разностороннего в познаниях учёного мужа были не о прошлой жизни, да и не о жизни вообще, а о более тонких и серьёзных материях.

Однажды Морвен пригласила Йеронимо на ужин в Академию (в тот вечер, как заметили многие, капитан Марвелло регулярно бросал хмурые взгляды на чародея и постоянно пытался первым ответить на любую реплику теургини, чем то и дело вызывал таинственную улыбку и грустный взгляд у старой Эсбеты), и с тех пор сеньор Гвяздис стал частым гостем в доме наших героев, особенно когда получил от хозяйки позволение пользоваться библиотекой Вернама. Капитул Чертополошьей Тверди был уютным и тихим, но всё же и в подмётки не годился тому, которому Йеронимо посвятил десятилетия своей жизни. Да и его куратор – милая с виду, но жгучая, как охапка крапивы, изнутри магистр Эуфринда, родственница графа Аргоны, не давала ему спуску, возомнив, очевидно, что новоприбывший адепт и новичок – это синонимичные понятия; именно потому уют, душевное тепло Академии и её обитателей, а также отсутствие там куратора (за исключением ненавязчивой Эсбеты) стали причиной того, что мессир Гвяздис полюбил проводить время там.

Спустя полтора месяца после истории со Свежевателем в Академии появилась ещё одна обитательница: суровая рыжеволосая дева из Леса, именовавшая себя просто «Аларика», без каких-либо указаний на то, к какому клану принадлежала (а ведь очевидно было, что она была из Народа Кланов) или какую жизнь вела до того, как оказаться в Чертополошьей. Под крышу Академии Аларику привёл Гадрамон, коего об одолжении приютить «старую подругу нашей семьи» попросили близняшки Офира и Мория, совладелицы «Лавки зелий Талера», к которым этот варак неровно дышал и никогда не мог отказать им ни в чём. Аларика некогда помогла им отыскать крайне важный и редкий ингредиент, который практически спас жизнь их отцу, главному алхимику Тверди; воительница рисовала жизнью, добывая сердце лесной твари, кое нужно было близняшкам для тинктуры, и с тех пор те всегда относились к ней как собственной сестре. Вот и сейчас, узнав, что она объявилась в городе, похлопотали о медном чертополошьем кольце для неё, пытались было убедить остаться жить с ними – на что Аларика твёрдо сказала «нет», ибо знала, что сёстры и хворый их отец ютились в трёх комнатушках на втором этаже своей лавки и лишнего места у них не было, а доставлять неудобства тем, кто всегда был добр к ней, дева кланов не желала. Вариант же с халявным жильём и питанием у милой и доброй старушки, где обитались также ещё несколько интересных типажей – и среди них ещё один златоглазый, как и она сама, человек, девушке показался приемлемым при условии, что Эсбета и прочие позволят и Аларике приносить пользу их импровизированной «семье».

Ещё месяц минул с тех пор, осень уже полным ходом проникала из Давокара и в Чертополошью Твердь: вслед за золотом и багрянцем лесной стены этот оттенок переняли и деревья, кустарники и цветы внутри поселения. Гадрамон, Аларика и Кервид успели сходить «на дело», нанявшись сопровождающими к торговому каравану в Карвости и обратно, отдав бóльшую часть заработка матушке Эсбете, тем самым «отработав свой хлеб», хотя старушка и сопротивлялась изо всех сил, мол, у меня денег и без того достаточно, вы о себе позаботьтесь. На следующий день после возвращения троицы обратно в Твердь всех – включая, к её вящему удивлению, и Аларику – через капитана Марвелло было призвано «ко двору князя на ужин и беседу о делах, общих для нас всех». Смутившись, зеленоглазый капитан сказал недоумевавшей Аларике, что «замолвил словечко перед князем – ради братишки, которого нужно поберечь, а кто с этим лучше справится, как не ты… Да и мадонна Морвен тоже нуждается в том, кто силён, умел и стоек… наверное, даже больше, чем мой брат Гадрамон… Ладно… В общем, на ужине вы всё поймёте». Йеронимо же получил сообщение от магистра Эуфринды домо Аргона, его курирующего магистра в капитуле, о том, что этим вечером он сопровождает её на ужин в поместье князя Ласифора (именно так, в настоящем времени утвердительного залога).

Оставалось менее чем половина дня, чтобы приготовиться к торжественному приёму…

ЧЕРТОПОЛОШЬЯ ТВЕРДЬ
Ночная Обитель
15-ый день месяца Адонии (15.03.21), середина осени
᚛                        ᚜ ᛫ ᛫ ᛫ ᚛                         ᚜

Когда все приготовления были окончены, наши герои (за исключением Эпилога, который сослался на то, что у него крайне важное исследование новой алхимической процедуры, которую он обнаружил в одной из инкунабул библиотеки Вернама, а также Кервида, который без объяснений и предупреждений куда-то запропастился, буркнув перед уходом, что у него неотлагаемое дело – "друзья в лес зовут") появились в поместье мэра – обитатели Академии своей компанией, Йеронимо – в качестве свиты магистра Эуфринды, которая по случаю приёма нарядилась в карминно-красные одежды, расшитые золотой нитью; волосы аккуратно заплела в косу, кою упокоила вокруг своей головы на манер короны; курительную трубку – несмотря на официальность ситуации – всё-таки оставила при себе.

Кому-то – интерьер поместья Ночной Смоли был уже знаком, кто-то видел его впервые, но в любом случае это было то зрелище, которое всегда было приятно увидеть и коим насладиться: густой сад, исполненный золота и кармина благодаря осени, воцарившейся в этих краях уже всерьёз, аккуратные грядки целебных трав и декоративные растения, рассаженные там и тут в каменных чашах и глиняных горшках; везде ощущалась рука того, кто любит растения и дикую природу.

Слуги Ласифора провели его гостей внутрь поместья; зал торжеств оказался таким же скромным и непритязательным, как и прочий интерьер Ночной Обители, как именовался этот особняк. Единственными украшениями были вазы с хризантемами и огнецветами, стоявшие и на обеденном столе, и на нескольких комодах у стен помещения, а также старинные, начищенные до блеска латунные подсвечники, в которых плясали огоньки свечей. Ах да, ещё яства – простые, но настолько искусно приготовленные, что сам вид их наполнял рот слюной, а мысли – желанием поскорее приступить к трапезе, но прежде нужно было соблюсти протокол.

– Друзья, приветствую вас в моей обители! – Обратился к своим гостям князь Ласифор. – Прошу, присаживайтесь, не стесняйтесь, приступайте к трапезе, сейчас подали холодные закуски, горячие – на подходе, но прошу сохранить место и для главного блюда (не буду портить сюрприз, но намекну, что мой повар решил сегодня превзойти самого себя, потому должно быть нечто несравненное). Слуги нальют вам вина, эля или травяного чаю, что пожелаете; давайте преломим хлеб, как говорится, возблагодарим Дарителя Жизни за то, что у нас на столе, и уже после приступим к делам, коих, увы, у нас с вами весьма много – и всё касается той проклятой медной короны, которую вы отыскали пару месяцев тому… Но я начинаю противоречить самому себе. Приятного аппетита, друзья, давайте потрапезничаем, а после уже приступим к делам!

Гадрамон наслаждался непривычным покоем оседлой жизни, которая свалилась на его плечи так нежданно вместе с гибелью названного отца. Варак старался помочь вмиг постаревшей и как будто уменшившейся Эсбете всем, чем мог. Решительно отказавшись от чьего-бы то ни было участия, по праву старшего сына, в первую очередь организовал похороны останков Вернама на городском кладбище, и только Эсбета и Марвелло допускались к обсуждению этого скорбного процесса, но молодой капитан был вечно занят на службе, за что Гадрамон мысленно благодарил правителя крепости, ибо в скорбный час именно это позволяло не думать об утрате, а владелица поместья была освобождена от всего, что могло бы добавить боли и без того скорбящей душе. После официальной церемонии Расщепленное Дерево устроил также ритуал отправки души к предкам для своего покойного наставника, проведенный по всем канонам людей племени с одеждой Вернама. Священные костры были расположены строго по частям света, и в центральный добавлены обязательные ветви пахучего можжевельника и кисти красного боярышника, покрывавшие темную запасную мантию магистра тут и там как капли чуть запекшейся крови. Названная бабушка лишь стояла рядом и слушала мерное звучание варгана, "языка леса"*, которое то становилось гулким и грозным, то звенело почти как капель весенним утром. Марвелло же отказался принимать участие в ритуале, посетовав, что отец не хотел бы этого, из-за чего у них с Гадрамоном вышел долгий жаркий спор, один из немногих за всю их жизнь.

Тем не менее, жизнь в поместье потихоньку налаживалась. Марвелло нашел свое лекарство в голубых глазах юной баронессы ах-Карнак, из-за чего Гадрамон дружески подшучивал над названным братом, намекая ему что надо бы быть посмелее в похищении сердца прекрасной девы, после чего мрачнел, вспоминая, что он сам-то не очень отличался смелостью в данном вопросе и так и не сказал напрямую о своих чувствах дочкам алхимика. Странное дело, они настолько вжились в мысли Расщепленного Дерева, что он в мыслях почти не разделял Офиру и Морию, но именно в этом вопросе нужно было сделать выбор, на который обычно смелый варак никак не решался.

Несмотря на череду приятных повседневностей, происходивших в поместье, варак все же не сидел без дела. Он выполнил два небольших заказа по доставке купцов в небольшие относительно недалекие поселения народа кланов и как будто бы не спешил уходить опять, внутренне опасаясь что покинь он поместье, и опять случится что-то непоправимое, что он может предотвратить. Ведь будь он в поместье, разве смог бы Свежеватель убить отца и не попасть под копье варака? И все же Гадрамон готовился. Купил у кузнеца отличные закаленные пластины и клепки, тщательно выбрал кожу у кожевенника, толстый чепрак дикого буйвола на основу и тонкую козью кожу мягкой выделки на верхнюю часть бригантины, и теперь проводил большую часть времени наклепывая пластины на основу с помощью и советами мудрого огра, стараясь чтобы в результате защита тела была достаточно гибкой и не давала лишнего шума в отличие от того доспеха, который носила стража, и в котором пластины скрипели, а кольчужные элементы гремели на всю улицу. Все же, лес - не городская ярмарка, шума не любит. И хорошо если накажет только ушедшим во время охоты зверем, а не копьем услышавшего тебя раньше врага.

С новоприбывшими Аларикой и магиком варак особенно не разговаривал, хоть и чувствовал некий долг перед рыжеволосой ведьмой, помогшей отцу его зазноб. Магик же вечно пропадал в библиотеке, куда сам Гадрамон почти не заходил, предпочитая способ познания мира через чувства и созерцание, принятый людьми его народа. Тем не менее, Расщепленное Дерево легендарной Ягабе подарок в виде крыла филина, змеиной кожи и огнива, означавший традиционную просьбу взять в ученики и зажечь огонь мудрости ночной птицы и знаний о жизни и смерти, подвластным меняющим кожу змеям. Ответы на такие просьбы не были спешными, и Расщепленное Дерево смиренно ждал ответной посылки с колосьями пшеницы, означавшей согласие начать жатву знаний или с оперенной стрелой, означавшей, что просителю еще нужно набраться мудрости как стреле - ветра для полета.

Когда в один из дней все же пришел Марвелло с вызовом всей компании на ужин к князю Ласифору, в его Ночную Обитель, Гадрамон окрыленный нвдеждой получить ответ на свой запрос, надел традиционную парадную одежду клана, которую он всегда хранил в доме Эсбеты и наставника ибо другого дома у него не было, а в дороге обычаи племени позволяли входить в любой дом, даже вождя Карвости, в обычной одежде. Теперь же белые меха горностая обрамляли тонкую раскрашенную охрой шерсть туники и штанов, оттеняя рубиновый цвет шелковых нитей, крепящих внахлест рукава и прочие элементы. Верный скрамасакс занял привычное место на бедре, разве что ножны его теперь были украшены замысловатыми узорами, вышитыми на коже. Косы варака также были аккуратно затянуты. Только во рту была все та же старая трубка, издававшая запах вишни, которая тем не менее была спрятана на подходе к поместью в кошель с неизменной маской на лице, которую лишь изменила услышанная просьба названного брата рыжей ведьме защитить Морвен:
- Неужели ты думаешь, брат, что я не смогу защитить мудрую деву достаточно хорошо, и мое копье будет недостаточным гарантом ее безопасности? - прозвучало в ответ на обращенные к Аларике слова.

С этими словами Гадрамон вслед за капитаном Ночной Стражи вступил в ворота княжьего поместья. Отдав должное накрытому столу, но не более, чем того требуют приличия, и взяв у слуги ароматную кружку липового чая с листами дикой смородины, варак принялся внимательно слушать речь Ласифора.

Да что она себе позволяет! Эуфринда все больше и больше напоминала Йеронимо Козетту… Мизетту… Фложелетту… ах, не важно – одну из особо наглых подруг Зельды. Сперва питавший умеренные надежды на местный "Капитул", со временем Йеронимо все чаще избегал пристанище Ордо в Тверди. Вступать в открытое противостояние с магистрой он не решался. Ну… по многим причинам. Да какая разница по каким. Что вообще за… он просто выше этого, вот и все! Но и полностью игнорировать ее, к сожалению, не мог. Зато он мог находить неотложные дела. Например, в "Лавке Зелий Талера", где он часто навещал Сканандера, который в последнее время стал совсем плох. Поначалу Изе было тяжело приходить к занемогшему коллеге, но оживление, которое постепенно охватывало того во время жарких дебатов и совместных выводов, не могло оставить его равнодушным. И он приходил, снова и снова, то с нарытой в библиотеке инкунабулой, то с новым, то есть, хорошо забытым старым, рецептом, а то и просто с хорошей историей. Вторым же пристанищем Эуфриндафоба был дом погибшего синьора Вернама.

Да уж, не такого приема ожидал Гвязис, прибыв в Чертополошью. Да как такое вообще можно было ожидать?! Зверски убит в собственном доме оборотнем, связавшимся с проклятым артефактом. Ужас! Узнав о судьбе, постигшей магистра, Изя был потрясен, эмоционально уничтожен и буквально раздавлен фактами, которым долго отказывался верить. Однако о подробностях он узнал, что называется, из первых рук и, когда последние сомнения в достоверности сведений пали под натиском неумолимой действительности, впал в уныние, сменившееся вскоре жаждой деятельности.

– Просвещение, дитя мое. Только просвещение. Что угодно мне говорите, я знаком с доктринами вашими… разумеется… хоть и поверхностно… но вы же умная, интеллигентная, образованная девушка, вы же понимаете, что корнем зла, и да, смею утверждать, и этого зла тоже, является не-ве-жест-во. – С жаром убеждал он сеньориту Морвен, расхаживая по библиотеке в Академии несчастного Вернама. – Только поголовное и, не побоюсь этого слова, принудительное повышение грамотности… образованности… да хотя бы просто осознанности, позволит снизить частоту таких вот, – он задохнулся от нехватки уместных в присутствии сеньориты слов, беспомощно покрутив кистью, – эксцессов с проклятыми артефактами. Ах, не стоит думать, что это такая уж редкость. Чего только не встретишь, бывало… – Изя запнулся, столкнувшись с внезапными воспоминаниями. – И ведь надо было додуматься ухватить его голыми руками… Так что вы говорили о голосах, которые слышали ваши спутники? Что именно они…

Зачастую дебаты, начатые в спальне бедняги Сканандера Йеронимо, ничтоже сумняшеся, продолжал в гостиной синьоры Эсбеты. В половине случаев, спускаясь к ужину он забывал очки в библиотеке, а потому не замечал ни недовольных взглядов черноволосого юноши из рядов стражи (забыл, как же его…), ни порозовевших ланит собеседницы, не желавшей так просто соглашаться с безупречными выкладками алхимика. Не сразу, но все же довольно скоро Гвяздис осознал присутствие в этом доме и других особ, менее искушенных в науке, однако, не менее интересных. Неживой слуга, разумеется, вызвал у него огромный научный интерес, с которым пришлось биться насмерть, ибо ну неприлично же пялиться на человека просто потому что он мертвый. Серогривый оборотень внушал некоторые… да ладно! весьма конкретные опасения за сохранность собственной шкуры. Как, впрочем, и недавно присоединившаяся женщина из кланов. В ней чувствовалась сила, разрушение, всесокрушающий натиск Леса. Ну то есть она была полной противоположностью всему тому, чем Изя наполнял свой мир последние пару десятков лет. Ах да, был еще юноша, тоже из этих. Очень приятный в обращении молодой человек. С охрененными косами. Зельда бы удавилась от зависти. Йеронимо же импонировали невозмутимость "этого варака" и его приверженность традициям. Да, пожалуй он и мертвец стали для алхимика опорой в этой новой, сумбурной жизни, в которую он неумолимо вверг сам себя под давлением дебильных, но несокрушимых обстоятельств. А сеньорита Морвен, разумеется, была душой этого разномастного общества.

Вряд ли Гвяздис отдавал себе в том отчет, но здесь, в этом доме, в кругу таких чужих ему людей, он, впервые за много лет, снова почувствовал себя сорванцом-студентом, вырезающим +1 тележку на лакированном столе лектория и пропускающим обед за бесконечно важным спором, чей смысл скоропостижно растворяется в шлейфе духов прошедшей мимо студентки. Мебель, впрочем, не портил.

…Что?! Что значит он! ее! сопровождает?! Да что она себе позволяет!..

Осенне утро, на следующий день после возвращения из похода, не обещало неприятностей. До тех пор, пока капитан Марвелло не передал приглашение прибыть ко двору князя. Аларика был в не в восторге от этого, но была вынуждена кивнуть, согласится и улыбнуться. Ведь для простой клановой воительницы, приглашение к князю было честью. И ее отказ никто бы не только не понял, но и не принял. Аларика же на своей шкуре успела убедиться в том, что внимание сильных мира сего, штука обоюдоострая. И ей, с ее планами, внимание Ласифора было совсем излишним. Твердь вполне устраивала деву в качестве базы для вылазок в Давокра и поиска нужных людей и нелюдей. А Академия Вернама устраивала еще больше, большой, трехэтажный дом, своя комната и место на конюшне, где можно было держать своего кабана. И хорошая команда, которая уже прошла испытание боем и опасностью. А тут приглашение к князю, мэру и хозяину города в одном лице. За что ей это?!Вот был бы за плечами Аларики отряд в пол сотню топоров, она бы отправилась на встречу значительно более уверенной. Оставалось надеяться только на то, что знакомство с князей Ласифором пригодиться ей в будущем. На секунду Аларике захотелось стукнуть излишнее инициативного капитана кулаком в лоб, за его совсем ненужную протекцию. Но пришлось кивать и улыбаться. Девушка надеялась только, что ее улыбка получилась не слишком кривой.
- Конечно, я пригляжу за твоим названным братом, капитан, - кивнула Аларика. - Все время забываю, сколько этому малышу лет, - пошутила клановая и сама же первой рассмеялась над не мудреной шуткой.
- И за мадонной Морвен Вэрх Эйнигай ах Карнак я посмотрю тоже. - после этих слов капитана Аларика наконец, поняла, чем тот руководствовался, рекомендуя ее князю. Просто беспокоился о девушке, которая была ему неравнодушна. - Будет неправильно, если выполняя приказ князя, как-нибудь пострадает обладательница таких выразительных... глаз.
Правда ей тут же пришлось ответить и на реплику Расщепленного Дерева:
- Для мудрой девы никакая охрана не будет лишней. К тому же, деву проще охранить другой деве.

Со своим отношением к теургине Аларика до конца так и не смогла определиться. С одной стороны она была явно неплохим человеком, а с другой жрицей Пириоса. Служителей же Пламени-в-Небесах клановая откровенно считала главными врагами кланов, после королевы. Хотя в пользу Морвен говорил тот факт, что она смогла работать в одном отряде с ведьмаком, оборотнем и мертвецом, а значит была весьма терпимой. Но все равно, пока Аларика старалась с ней не откровенничать, так как ее понимала ее цели и мотивы. Безусловно, теургиня что то искала. Но что и для чего, Аларика пока сказать не могла. Вот и не стремилась сближаться со жрицей.
Проще было с Кераем, Кервидом и Гадромоном. Тем более, что с последними двумя она успела сходить на охрану каравана. Постепенно Аларика приходило к выводу, что ей если она хочет действительно возродить клан, то он должен стать чем-то другим, чем был раньше. Иначе она просто не найдет столько людей. Так что она обдумывала идею, принимать к себе амбрийцев и не людей. Главное, чтобы они научились говорить на языке клана, были верными и правильно воспитали своих детей. Так вот этих троих Аларика была готова повать к себе, хоть завтра.
С огром и магом было опять сложнее, два искателя знаний. Хорошо, но непонятно, и не ясно, куда можно пристроить. Хотя немного послушав рассуждения Йеро, она как-то забросила ему крючок:
- Слышала как-то ваши слова о просвещении. Как бы вы отнеслись к идее организовать школу для детей кланов?! Не завтра, конечно, не через год, и не через два, но в обозримом будущем.

Аларике, стало смешно, когда ее сборы ко двор князя оказались короче, чем у Гарамона. Никакого платья, конечно. Она просто поменяла серую льняную рубаху на белую, и опоясалась своим тяжелым боевым поясом, с «карманами» под алхимические зелья. Парочку таких, она туда сунула, на самый крайний случай. Прицепила своя верный кинжал. И еще раз прошлась по непослушным волосам расческой. Штаны и сапоги Аларика оставила от своего охотничьего костюма. И рог для питья брать не стала, уж у князя найдется, во что налить гостям.

По въевшимся в плоть и душу привычкам выживания, Аларика незаметно «стреляла» глазами и в поместье Ласифора. Запоминала дорогу и намечала пути отхода. Ее сильно напрягало в этом вынужденном визите в гости, что правила вежества не давали ей прийти в гости к князю в доспехах и с оружием. А без них, в потенциально опасных местах, девушка чувствовала себя хуже чем голой. Разумом она понимала, что им в гостях у хозяина Тверди ничего не грозит, но инстинкты выли. Поэтому Аларика была излишне напряжена. Что тут же попыталась сгладить вином, после того, как все ритуальные слова были сказаны. Тем более, что это было вполне в духе ее маски недалекой клановой наемницы. Эти слова тоже пришлось выбирать. Дословный перевод приветствия ее клана на амбрийский звучал как "Как идется"?, а более соответствующим духу языка "Каков был твой путь"? Вот только эти варианты мало того, что были длинными, но еще и могли раскрыть происхождение девушки. Поэтому она при встрече приветствовала Ласифора именно как князя, то есть военного вождя, коротким "Побеждай"!

Ну вот не было печалей, теперь в доме еще живет на постоянке очередной маг (для Керая была большая разница между уважамый Мастер Вернам, да упокоит Хозяйка его душу, и маги которые за просто так печати вешают и лезут со своими распросами без всякой вежливости) и очередная дикарка из леса. Хотя справедливости ради, со временем отношение нежити к гостям из леса стало более мягким. Они казались ему если не своими внешне, то вот их внутренний дух, отличный от царящего вокруг порядка, Кераю нравился. В этом было что-то близкое его мыслям о неправильности происходящего с королевством и церковью. В любом случае, последние два месяца были прожиты спокойно и чинно. Обеднные дела продолжались каждый день, хотя мужчина стал уделять больше вниманию чтению и изучению книг Мастера. Наверняка Вернам хотел бы что бы нежить когда-нибудь нашел ответ на все вопросы, и чем раньше начнешь, тем точно раньше закончишь.

За неожиданно образовавшимся любовным треугольником слуга наблюдал с интересом, лишь грустно отмечая что все это не вызывает у него внутри совершенно никакого отклика. "Вестимо, тому кто вернулся из-за порога уже все равно", так что на том и было порешено. Хотя несомненно удачи Марвелло Керай желал, так что иногда словно бы случайно подзывал к столу Морвен и Капитана последними, так что бы только два места рядом были рядом. Оно ведь как известно, так чутсво и рождается, в том числе и от посидеть рядом простого. Не зря же по юности все на речку вместе ходят? Тут тоже самое, правда уже конечно посложнее будет.

...вжавшись в стул, так что бы желательно на него никто не обращал внимания, Керай вида ради что-то потыкал в тарелке и с невероятным усилием заставил себя проглотить пищи, что было полегче когда следом отправилась вода. Сложно было передать всю палитру негативных ощущений от простой пищи, словно бы его извращенная природа отрицала все обыденное живым. В целом его роль тут была скромная, сиди молчи да на ус мотай, а большего со слуги без мастера и не спросят. А учитывая ряд нюансов, это определенно было к лучшему.

Спасибо за угощение Хозяйка, но я лучше как-нибудь потом.. уж больно это все не по мне. А вот интересно, Боги весь всесильны. А может ли Хозяйка однажды как-нибудь вернуть мне вкус ? Или хотя бы просто шоб не от всей еды тошнило до одури. Тут хотя бы уж просто бы каши вкус пережить нормально, а там глядишь и остальное получше станет...

  Не слишком довольная тем, как в итоге поступили с Короной, за новыми впечатлениями и эмоциями Морвен быстро забыла о том, что к ней не прислушались. К тому же князь с одной стороны выданным вознаграждением мигом убрал все опасения о том, что придется затянуть поясок, а Эсбета с другой обеспечила беспрепятственный доступ в библиотеку, полную редчайших инкунабул. Так что времени на недовольство и воспитание «слабых сих» не оставалось совершенно. Да и как можно тратить время на бесцельные разговоры с теми, кто еще не обрел в полной мере Свет его, когда перед тобой – безбрежное озеро из сотен и сотен страниц неоткрытых загадок?
  Оставив «Приют швеи», леди ах Карнак переселилась в Академию, оказавшуюся не только кладезем бесценной информации, но и весьма удобным и комфортным местом для постоя, где регулярно кормят, приносят теплую воду, обстирывают и вообще заботятся. Это вам не холод и чинная сдержанность монастырских стен, где ты волей-неволей вынуждена тратить время и на труд – в обители леди Эсбеты можно было заниматься исследованиями, ни в коей мере не отвлекаясь на бытовые мелочи.

  С той поры обитатели Академии могли частенько видеть молодую теургиню идущей по коридорам, уткнувшись носом в очередной трактат и не обращая внимания ни на что вокруг, или нервно жующей кончик пера, пока все мысли сосредоточены на конспекте и выводах от прочитанного. День, ночь, обед или гости – для девушки не было большой разницы, что происходит вокруг. Как ребенок, дорвавшийся до новых игрушек, она игнорировала все, что отвлекает от источника удовольствия, так что Эсбета была даже вынуждена сделать священнице вежливое, но твердое замечание о том, что такое поведение молодой благородной леди не пристало, и, будучи в обществе, нельзя об этом самом обществе забывать. Это дурной тон и высокомерие, которые всегда и всеми оцениваются, как банальная невежливость, а не погруженность в себя.
  Морвен сказанное осознала, и стала проводить за исследованиями чуть меньше времени. Как минимум, она перестала стабильно пропускать время молитвы, и за столом стала обращать внимание на окружающих. Да и ближе к ночи теперь она не сидела в кресле у камина со стопкой бумаг, бормоча себе под нос в равной мере исторические термины, непристойности и призывы к Пириосу. Все же остальное время по-прежнему было посвящено библиотеке, из которой то и дело можно было услышать то торопливые шаги от стенки к стенке, то еле слышный шорох страниц.

  Исключение составляли только беседы с теми, кто мог поддержать разговор на разумные темы – в частности, с мудрым Эпилогом и новым постояльцем, мэтром Йеронимо – Джеронимо, как его произносила девушка на аргелльском диалекте. Маг был мужчиной умудренным, многознающим, но при этом донельзя наивным, раз свято верил в то, что распространение знаний сделает человечество лучше. Леди ах Карнак с таким подходом была в корне не согласна, о чем прямо и заявила:
  - Позволю не согласиться с вами, мэтр. Знание, понимание, просвещение – это оружие, это сила, и раздавать его простецам попросту опасно. Все люди разные, - подскочив, она и сама пристроилась подле ученого, расхаживая из угла в угол и становясь все более пылкой, - и не все могут понимать и правильно истолковывать то, что они узнают. Как итог, - рубанула она рукой воздух, - знание без разума и чувства ответственности перед остальными стократ опаснее невежества.
  Нет, мэтр, корнем зла является не невежество, а вольнодумство тех, кто думать не должен. Непослушание, если вам будет угодно. Знание, - по губам теургини пробежала хитрая улыбка, - должно принадлежать лишь тем, кто может его воспринять, кто его достоин, и кто с честью сможет нести это бремя и ответственность. Прочие же, неважно, миряне они или клир, должны учиться смирению и послушности, о всем непонятном спрашивать своих образованных покровителей, и трудиться, обеспечивая тех, кто положил свою жизнь на получение новых знаний. И, конечно же, - в словах зазвенело недовольство, для таких людей не должно быть барьеров «это знать можно, а это нельзя», «это знание хорошее, а это плохое».

  Отход от постоянных занятий позволил Морвен не только начать смотреть по сторонам, но и видеть происходящее. В частности то, что за ней пытается ухаживать капитан Марвелло. Обратила на это внимание девушка далеко не сразу, как по причине небогатого опыта, так и потому, что касандриенские правила куртуазии предлагали иной, куда более активный формат демонстрации знаков внимания, и при этом позволяли синьору и его синьоре куда больше вольностей, которые даже в столице, не говоря уже о такой глуши, как Твердь, считались бы фривольными.
  Подарить красивые украшения или оплатить услуги модистки, заплатить трубадурам, чтобы они славили красу девы, отправиться с пассией в прогулку на двоих по озеру, будучи в маске, оказать недвусмысленное внимание – в яркой Аргелле это было в порядке вещей, равно как и язык вееров, которым синьоры отвечали не ухаживание. Для северян это выглядело форменным развратом и осуждаемым блудом, для южан же такая жизнь – танец на кончиках чувств и эмоций – была в порядке вещей.
  Вот только для того, чтобы узнать все это на личном опыте, леди Морвен не вышла возрастом. Сначала она была слишком юна, и пока не стала дебютанткой, мужчины не имели права как-то показывать, что она им не безразлична; а вскоре после первого бала ах Карнак ушла в монстырь, где возможностей для знаков внимания было немного. Конечно, другие послушники демонстрировали свое небезразличие, но строгость нравов в обители приводила к тому, что только самые рисковые шли дальше улыбок и легких прикосновений. Юная теургиня, занятая учебой, к таковым, конечно же, не относилась.
  Правда, оставались еще визиты к «дорогой Эсме», которые не прекратились даже тогда, когда дева облачилась в ризы, но это было все-таки совершенно иным, и к игре в «ты ухаживаешь, а я словами «нет» говорю вам «да»» отношения не имело. И вот этих-то визитов не хватало больше всего.

  Деве пришлось отставить в сторону все изыскания и подумать, а что ей следует предпринять. Капитан был ей внешне симпатичен, да и душа у него была добрая и светлая. Но все же этого было слишком мало для того, чтобы доброе отношение трансформировалось в привязанность, а та, в свою очередь, в искреннее и чистое чувство. Однако ж, чего греха таить, внимание Марвелло было деве приятно, да и эмоции, зарождающиеся в сердце от ненавязчивого и осторожного внимания… бодрило.
  Так что леди ах Карнак, проведя сама с собой весьма экспрессивные переговоры, решила не противиться знакам внимания, чаще улыбаться капитану, и чаще общаться с ним: как минимум, от нее не убудет, а хорошему человеку будет приятно. Да и ей самой этот интерес льстит, так что все стороны в выигрыше. К тому же перед самой собой всегда можно отговориться тем, что такое чуть более близкое общение – всего лишь способ отдохнуть от исследований, и не больше. А все остальное просто тому сопутствует, и ничего кроме. Эсме, правда, над таким оправданиями посмеялась бы, но синьоры герцогини здесь и не было.

  За такими приятными хлопотами приглашение к Князю стало полной неожиданностью. И вдвойне неожиданностью стал срок, остающийся до визита: за полдня ни к куаферу не сходишь, ни в парную, ни украшения новые, соответствующие сезону, не подберешь – беда! Это когда ты охотишься на убийцу, можно прийти в ризах, и после боя явиться пыльной и усталой – но не когда высокая особа приглашает на «ужин и беседу»!
  Деве пришлось развить бешенную активность, чтобы подготовить единственное достойное платье к выходу в свет. Ну и себя, конечно, тоже – пришлось идти на поклон к леди Эсбете, чтобы достойная дама помогла с прической и аксессуарами. На прием надо приходить соответствующей и своему статусу, и статусу мероприятия – если бы Ласифор, например, устроил бы бал, то прекрасное темно-синее платье с белыми кружевными вставками не подошло бы, потому что оно не танцевальное. А вот для приема – самое оно, если правильно «обрамить» одежды.

  …Прибыв вечером вместе со всеми в поместье, Морвен опасалась, что Ласифор, как человек простой, сразу перейдет к делам, но князь оказался мужчиной понимающим, и взял паузу перед разговором о делах. Естественно, это не означало, что гости немедленно должны наброситься на пищу, «аки звери рыкающие», и молчать до того момента, пока князь не заговорит.
  Этикет тут не имел двусмысленностей – каждый шаг официального приема у благородного синьора был давно расписан. Питаться надо, понемногу пробуя от каждого блюда, причем в строго установленном порядке – сначала закуски, потом птица, черудуемая новыми закусками, потом вино, после паузы – рыба, и только потом мясо, от которого женщины могли отказаться, сразу перейдя к десертам. С хозяином дома не подобало заговаривать первой – общаться с ним можно было только после того, как он сам обратится к гостю. Разговаривать следовало для начала только с иными приглашенными, причем на темы максимально нейтральные и не могущие никого оскорбить. Так, вести теологический спор с другим ученым в компании профанов было не вежливо, равно как, например, говорить об охоте на медведя, когда этим никто, кроме заговорившего, не занимался.

  В качестве допустимых тем для беседы, помимо природы, погоды и политики королевства – но не герцогства! – предлагались в том числе вопросы об успехах окружающих, поэтому Морвен, выждав приличествующее время, решила полюбопытствовать у недавно вернувшихся с караваном коллег, как все прошло, благо раньше до вопроса руки никак не доходили.
  Задавать вопрос через стол было не лучшим делом, поэтому естественной «жертвой» вежливого любопытства стала новая постоялица Академии – лесная воительница Аларика. Со строгой дикаркой теургиня общалась не часто – общих тем для разговора не находилось, а приставать с рассуждениями ни о чем было неприлично. Но сейчас, за официальным мероприятием, подобные правила не действовали, и можно было смело поинтересоваться:
  - Вчера в Твердь вернулся караван, защищенный тво… вашим мечом, Аларика, и клинками Гадрамона и Кервида. Как прошел ваш путь? Происходило ли в дороге или в Карвости что-либо, что будет интересно собравшейся здесь публике?

Вино, которого Аларика выпила совсем немного,помогло воле преодолеть напряжение. Поэтому она улыбнулась на вопрос теургини:
- При всем уважении, светлая Морвен, меч оружие более статусное, чем боевое. Он считается универсальным, а значит почти всегда плох для настоящего боя. Разве что рубить людей без брони, и, желательно, без оружия - чернь, женщин и детей. Меч совершенно не годен против доспехов, особенно тяжелых. Поэтому в стене щитов воины используют копья и топоры. Да и амбрийские рыцари наносят удар копьями, и используют друг против друга тяжелое оружие. Меч у их при этом является запасным, ну, и показателем статуса, конечно. Я уже не говорю про порождений Довакара, большинство из которых тоже плохо поддаются клинку, так как велики размерами и обладают толстой и прочной шкурой.
- Ой, извините, увлеклась. Об оружии я могу говорить долго. Так что караван охраняли отнюдь не клинки, а боевой молот, копье и арбалет. И этого вполне хватило. В пути на нас никто не пробовал напасть, тем более, мы были не единственными защитниками каравана. А у разбойников, если они где-то и присматривались, хватило ума не лезть на клановую в доброй броне. Хотя хозяин каравана был жмотом и платил мне всего лишь три доли, а не пять, как рыцарю. Торговец, он торговец и есть. Так что это было довольно скучное путешествие. В Карвости тоже все спокойно. Так что я не смогу развлечь собравшихся интересными вестями.
Аларика промолчала о том, что если бы теургиня не была так оторвана от реальной жизни, то давно бы заметила, что она не носит меча.

Пока гости князя неторопливо беседовали, слуги Ласифора начали подавать холодные закуски – сначала тончайше нарезанные слайсы копчёной оленины с пюре из малины, ежевики и лесных трав, после – ассорти из корнеплодов и грибов, маринованных в пряном уксусе, которые подавались с мягким сливочным сыром и миниатюрными ломтиками тёмного ржаного хлеба. Мэр Чертополошьей Тверди вежливым жестом предложил гостям приступить к трапезе, и первым отведал яств, благодарно улыбнувшись своему шеф-повару, который заглянул в банкетный зал, очевидно переживая, получилось ли ему ублажить своего сюзерена.

После закусок последовали несколько серебряных блюд, на которых среди осенних цветов живописно лежали цельные тушки щук, фаршированных душистыми травами и запечённых до хрустящей корочки; к щуке подали также чашечки со сливочным маслом, взбитым с мелко нарезанной зеленью и измельчёнными в пасту лесными орехами. За рыбой наступил черёд горячих закусок: наши герои отведали густой похлёбки из пастернака, моркови и чёрного корня, зелени и ячменя, сдобренной пряностями и перцем, а также крохотных слоёных пирожков с начинкой из рубленой свинины, лука порея и смеси ароматных трав. К вящему удивлению спутников варака, Гадрамону похлёбку подали с необычным украшением в виде трёх колосьев ячменя, расположенных треугольником на поверхности супа. После горячих закусок подали запечённого до оранжево-золотистого цвета каплуна, смазанного мёдом и фаршированного яблоками и можжевеловыми ягодами, а после – мясо дикого кабана, медленно тушёного в соусе из лесных грибов и толчёной брусники.

К яствам подавали различные виды вина – дева Морвен и мессир Йеронимо узнали несколько довольно редких даже в центральной Амбрии (и фантастически дорогих к тому же) марок, которые производились на юге страны из сортов винограда, которые беженцы из Альберетора смогли перевезти через суровые Титаны. Когда со всеми яствами было покончено, по знаку князя подали кофе – который в Тверди не подавали нигде (да и, вероятно, не знали о его существовании, ведь доставлялся он с далёкого запада, из полулегендарных Свободных Марок, торговые караваны которых привозили свои товары на рынки Севоны, столицы Новой Берендории. К кофе вынесли десерты – целые груши, сваренные в красном вине с корицей, гвоздикой и патокой, которые подали охлаждёнными, и нежнейший миндальный крем, политый мёдом из лесных цветов и украшенный жареными миндальными лепестками.

Пока перенасыщенные изысканными яствами и утончёнными винами гости наслаждались кофе и десертами, по жесту князя (который занялся набиванием своей трубки табаком) внезапно заговорила Ягаба:

– Вы сослужили достойную службу Чертополошьей Тверди в частности и силам Света в целом, когда прекратили кровавую резню Свежевателя и когда нейтрализовали угрозу распространения Скверны, конфисковав у Одако череп симбарского короля и его медную корону, – Эуфринда, которая к тому времени успела раскурить свою трубку, выпустила сизоватое кольцо дыма и утвердительно закивала, выражая своё согласие с мнением ведьмы. – Ещё большую службу силам Света вы сослужили, передав череп нам, а не Церкви, как вам того изначально хотелось, – на эти слова Ягабы Эуфринда закивала ещё более активно. – При всём уважении к вашему институту, мадонна Морвен, мы все знаем, что Сумеречные Братья и Сёстры, которым наверняка Церковь передала бы этот концентрат Скверны, не нейтрализовали бы его, а начали бы изучать. Цель достойная, не спорю – изучать врага для нахождения способов более эффективной борьбы с ним, но средства, коими эти изучения проводятся, она абсолютно не оправдывает. Увы, уровень компетенции Сумеречного Братства порой граничит с безумным риском и бездумными поступками, потому если бы у них оказался этот артефакт, боюсь, очередной вспышки безумия, индуцированного Скверной, было бы сложно избежать.

Князь к тому времени закончил возиться со своей трубкой и, довольно затянувшись, испустил целое облако дыма, которое окрасилось в золотистое благодаря свету дюжин свечей, освещавших банкетный зал. Ласифор подхватил слова Ягабы там, где она остановилась:

– Именно потому мы посчитали, что вы достойны знать всю картину произошедшего. Мы, наконец, смогли сложить все кусочки мозаики и восстановить всю последовательность событий… кхм… почти всю, во всяком случае теперь мы понимаем, что за чем следовало и к чему привело, и этими знаниями мы хотели бы поделиться с вами, а также обсудить возможность привлечь вас к финализации этой истории, раз уж вы практически стояли у её истоков.

– Десять месяцев тому назад, в месяц Серлиэлы прошлого года, экспедиция, финансирование на которую Горак и Алахара пытались получить у нас, обнаружила древнюю гробницу, место погребения симбарского короля Хуриан-Ло Апака, который, судя по той информации, которую мы смогли найти, правил этими землями примерно восемь сотен лет тому назад, – Ягаба продолжила слова Ласифора так естественно, будто они заранее репетировали эту речь, и кто какие её части будет озвучивать, или же словно они обладали единым разумом – князь и ведьма. – там они обнаружили несметные сокровища, мумифицированное тело короля и медную корону, вросшую в его череп. Оторвав череп от тела, Горак, Алахара и их спутники спешно ретировались, испугавшись древних чар и сверхъестественных стражей, оставленных симбарцами хранить покой одного из своих владык. Они благополучно добрались до Тверди, где начали транжирить найденные в гробнице сокровища и похваляться черепом с короной, – Ягаба аккуратно отпила кофе из своей миниатюрной фарфоровой чашечки, грациозно отставив мизинец, чем заставила Морвен в лёгком удивлении поднять бровь: дикарка-ведьма научилась изысканным манерам цивилизованных людей, гляди ж ты! – На протяжении периода между месяцами Офельи и Вериона минувшего года, сиречь от восьми до пяти месяцев тому назад, члены этой экспедиции один за одним начали обращаться в абоминации, привнося в сей мир смерть, разрушения, кровь, насилие и горе. Примерно тогда же ваша бывшая спутница, баронесса домо Эльвелин, столкнулась с парой проводников этой экспедиции при переходе через перевал в Титанах. В то же самое время Одако, харизматичный и не в меру хитрый лидер культистов, почитающих силы Тьмы и Скверны, пересекается с известным на всю Амбрию сумеречным братом, охотником на ведьм Баумело, убивает его и начинает выдавать себя за него. Тьма благоволила ему и в его руки попадает готовый обратиться в абоминацию член экспедиции Горка, сбежавший из Тверди; он рассказывает Одако-Баумело о черепе, нашёптывающем обещания величия, и культист вспоминает о Гораке, Алахаре и их экспедиции, к которой Одако и его культисты не присоединились, о чём теперь весьма сожалели: оказывается, осязаемая частица Тьмы была обнаружена там, Тьмы, которую они боготворят и почитают! Ещё три месяца спустя, в конце прошлого года, Алахара начал совершать кровавые убийства в тщетных попытках излечить своего любовника, Горака, от Скверны, коей тот преисполнился до самой грани. Мы знаем эти убийства как «зверства Свежевателя»; вы весьма скоро положили конец его чудовищным преступлениям. Одако же, к тому времени безуспешно искавший Алахару, Горака и своё «божество», благодаря вам встал на ваш след, дошёл до убежища перевёртыша и пал от вашей руки, – Эуфринда, очевидно, под воздействием выпитого вина и съеденных сладостей, слушала повествование Ягабы и Ласифоры, словно развлекательную историю, время от времени попивая кофе и попыхивая трубкой; при этих словах ведьмы магичка не к месту разразилась аплодисментами, подмигивая нашим героям, мол, ладно сделано.

– Когда вы принесли нам череп и корону, мы активизировали все наши связи, ресурсы и информаторов, – как ни в чём не бывало продолжил князь Ночная Смоль; очевидно, к эксцентричности магистра Ордо Магика в Тверди уже давно все привыкли. – Нам удалось идентифицировать месторасположение гробницы, однако соваться туда без подготовки и полного понимания картины было бы опрометчиво, потому наши коллеги из Ордо обустроили аванпост исследовательской экспедиции на границах окрестностей гробницы, примерно пару-тройку недель спустя нашей последней встречи с вами, то есть – шесть недель тому назад. Неделю назад мы наконец получили ответы от Железного Пакта, – Ласифор обвёл тяжёлым взглядом всем присутствующих, особенно долго задержавшись на амбрийцах – Керае, Морвен и Йеронимо. – Я искренне полагаюсь на вашу порядочность, господа, мадонна, и надеюсь, что информация о том, что «князь Чертополошьей Тверди якшается с Железным Пактом» останется досужими слухами, коими она пока что есть; пусть всё так и остаётся, прошу вас. Добавив сведения и улики к тому, чтобы мы воссоздали полную картину происходящего, мы послали воронов магистру Сенье, руководительнице экспедиции, позволив той начать медленное, методичное, аккуратное и последовательное исследование гробницы с тем, чтобы картографировать её. Поскольку Железный Пакт настаивает на том, что череп и корона обязаны воссоединиться с телом Хуриан-Ло Апака, а гробница – запечатана и магически, и физически… Насколько мы понимаем, картина, которую мы восстановили, оказалась далеко не полной. Неделю назад мы утратили связь с магистром Сеньей и её спутниками (которые отчитывались через воронов ежедневно), и мы получили тревожные вести от народа кланов, которые были неподалёку места, где расположена гробница: те видели каких-то подозрительных личностей в окрестности, причём эти сведения мы получили из разных источников. Что-то происходит там, что-то случилось с экспедицией, и… – князь смущённо взглянул на Ягабу, которая тут же продолжила за него:

– И мы не можем больше держать артефакт рядом с людьми. В густонаселённом городе. Он, как оказалось, обладает свойством проникать во сны и в мысли тех, кого считает наиболее сильным, наиболее могущественным, наиболее искусным; таким образом корона пытается совратить, извратить мысли и душу, склонить к служению себе. Как это произошло с Гораком, Алахарой и прочими. Увы, к этой проклятой штуке даже прикасаться не нужно, она проявляет себя и без физического контакта. Жертвой этой мерзости чуть не стал князь и капитан Марвелло, а также сильнейшие из воинов Ночной Стражи, – Ласифор, Марвелло и Эуфринда утвердительно кивнули, подтверждая слова ведьмы. – И тут мы подходим к главному вопросу этого вечера: готовы ли будете вы отправиться в Давокар, дабы узнать, что произошло с аванпостом Ордо Магика, и чтобы отнести череп и корону туда, где им место, с тем чтобы Железный Пакт совершил всё прочее, а именно – сделал повторное вскрытие гробницы невозможным? Сразу отвечу на два вопроса, которые наверняка уже появились у вас. «Почему мы?» – потому что Вселенная – или Бог, как вам угодно – уже вплели нити ваших судеб в гобелен этой истории. Потому что у вас есть те, кто поможет вам выжить в Лесу. Потому что у вас есть сердце и совесть, мы видели это по вашим прежним поступкам. Потому что мы доверяем вам, а деликатность вопроса такова, что нанимать сторонних людей или тех, у кого нет опыта, было бы крайне неразумным. «Что нам от этого?» – награда князя будет щедрой, вы сможете попросить всё, чего пожелаете, в рамках здравого смысла, разумеется. Помимо награды, которую вы определите сами, он готов будет даровать вам золотые кольца, сделав вас членами городского совета. Что скажете?

Ягаба сплела пальцы рук, которые упёрла локтями о стол, и поместила подбородок на это «ложе», со спокойным любопытством осматривая наших героев.

К сеньорите Морвен:
– Душа моя, право, вы усложняете. Вспомните, сколькими знаниями уже обладают простецы, как вы их называете. Причем опасными знаниями. Вы только посмотрите, сколько эти простецы ядовитых веществ в быту используют. И горючих. И механизмов. Да, разумеется, бывают несчастные случаи, но так для этого и топора достаточно. Но ведь не травят люди друг друга мышьяком… обычно. Они ограничиваются крысами. Мистическая теория, также как и любое знание, опасна, но лишь до тех пор пока не стала обыденностью. Людей нужно научить понимать причинно-следственные связи, распознавать опасность, избегать ее. Я уже не говорю об алхимических рецептах, с которыми мои же коллеги, да простит им Пириос, носятся как с писанной торбой, хотя половина из них может быть реализована любой смекалистой домохозяйкой. Ну хорошо, не половина… и не любой… не суть… А прятать от людей законы мироздания, чтобы потом гоняться за абоминациями… – он замолчал, потом вздохнул тяжело, – на нас лежит ответственность за такие вот происшествия. Понимаете? На таких, как мы. Не доглядели, не научили, не уберегли. Если держать "простецов" за детей, нянчиться с ними придется до скончания веков. Не лучше ли дать им уже вырасти и своей головой думать.

Предложение могучей лесной девы сперва вогнало Гвяздиса в ступор. Пожалуй, один ее невинный вопрос нанес его истовой вере в просвещение куда больший урон, чем все стройные аргументы сеньориты ах Карнак. К счастью, магус вовремя сообразил, что речь идет о школе. Просто школе. Там, в этих кланах, и без магии поле непаханое.

– С осторожным энтузиазмом, – ответил он именно с ним. – Мысль, исполненная мудрости, смею заметить. Однако, стоит учесть свойственный кланам конс… верность традициям. Полагаю, такая школа будет сильно отличаться от тех, что мы привыкли видеть в миссиях, ибо, как минимум на начальных этапах, ее придется сделать открытой для родителей. Иначе они просто не доверят детей чужакам. Я правильно понимаю?

* * *

В 15-й день Адонии магистр Гвяздис внутренне рвал и метал. У них с Эпилогом намечался синтез. Синтез – это святое! Сколько приготовлений, сколько мысленно подготовленных и вслух проговоренных этапов. Не говоря уже о посуде! Йеронимо чуть очки себе не угробил, паяя этот чертов дефлегматор, а теперь он, видите ли, должен все бросить и мчаться хрен знает куда, на… приём. Прий-ём у них, видите ли. В сердцах сорвав защитный фартук, Изя хотел уже идти как есть, в рабочей мантии, но в последний момент вспомнил, что все же князь, мэр и кто-то там еще… а главное Эуфринда (!), не отцепится же потом. А ему тут еще жить. Эпилог заверил коллегу, что справится и один и пожелал хорошо провести время. Ага. В компании этой обкуренной мегеры. Покорнейше благодарю!

Старательно делая вид, что он тут сам по себе, Гвяздис скосил глаза на магистру и похвалил себя за предусмотрительность. Если уж она цвет сменила и причесалась, значит дело серьезное. Но досада из-за упущенного эксперимента никуда не делась, так что Йеронимо не заметил ни садов, ни интерьеров и лишь по чистой случайности на всем пути от ворот до стола не встретился ни с горшками, ни с вазами, ни даже с подсвечниками. Дальше хуже – оказалось, что их позвали есть. Ну спасибо, вот только он бы и бутербродом обошелся… лишь бы Эпилог фильтр не забыл поставить, иначе все насмарку. Наконец, осознав, что вечер пропал, пути отступления перекрыты и неизбежного не избежать, Изя решил расслабиться и поесть. И выпить… хм, недурственно, пожалуй, засчитаем это за компенсацию. Осмотревшись, он обнаружил себя между мертвецом и Эуфриндой. Поразительный контраст общества интересного и… совсем наоборот. Оценив расположение сил, он незаметно сдвинул пару блюд, да подсвечник и сам немного переменил позу так, чтобы Керай оказался частично скрыт его тенью и не мозолил хозяевам глаза своими попытками совладать с пищей живых.

И пока он был занят этой хитрой рокировкой, князь перешел, наконец, от каплунов к делу. Точнее, к делу перешла премудрая Ягаба. Прислушавшись, Йеронимо едва сдержал улыбку – ведьма втолковывала сеньорите ах Карнак все те же постулаты, которыми он сам осаждал ее последние недели: невежество порождает ложную самоуверенность. Когда же заговорил хозяин дома, алхимик застыл, ловя каждое слово и пытаясь сопоставить собственные выводы с тем, что излагал князь. Увы, презреть приличия и законспектировать речь было никак не можно, да и нечем, пришлось полагаться только на собственную память. Так он и сидел, напряженно сжав в руке десертную ложечку и даже ликование надравшейся Эуфринды не поколебало его концентрации. При упоминании Железного Пакта алхимик лишь недоуменно моргнул, а когда князь договорил до момента, где связь с магистром прервалась, с досады бросил ложечку на стол рядом со своим блюдечком.

Там, где ведьма изволила понести чушь о гобеленах и кольцах, Йеронимо уже отключился, обрабатывая информацию, а вынырнув из пучин раздумий даже не заметил, что заговорил первым и совершенно не о том, о чем спрашивали. Для него вопрос прогулки по Давокару был давно решен, чего тянуть-то.

– Я, проститьвеликодушн, начну сразу с того, что мне больше всего в этой затее не нра… – он поправил очки и решил на всякий случай уточнить, обратившись именно к князю и Ягабе, – Йеронимо Гвяздис, Индаросский Полимагический… Да, хм, так вот. Мы не имеем ни малейшего представления о том, к чему именно привело повторное проникновение в гробницу, имеем подозрения, что в этом замешаны не только… хм… древнее проклятье, но и, возможно, чей-то злой умысел, и при этом собираемся нести туда крайне опасный артефакт. С одной стороны причинно-следственные связи очевидны, – он снова подобрал брошенную ложечку и стал крутить ее в пальцах, как, бывало, крутил кусочек мела на лекциях, – потревожили гробницу, уже потревоженную ранее, столкнулись с… некими последствиями, не будем пока гадать, какими именно, и утратили контроль над ситуацией. Сама собой напрашивается мысль о спасательной экспедиции, которая заодно вернет череп на место и гробница будет, наконец, запечатана. Однако! С другой стороны, если не отбрасывать составляющую, в которой присутствует чей-то злой умысел, мы получим совсем иную картину. Кто-то (или что-то) хочет, чтобы череп был принесен в Давокар. Но не для того, чтобы приставить голову к телу, а для того чтобы завладеть, возможно, и тем и другим. В этом случае, не зная, ткскзть, масштабов бедствия, силы противника, и состояния, в котором пребывает ныне предыдущая группа, мы рискуем оказаться меж двух огней, да еще и принесем кому-то артефакт на блюдечке. Я понимаю, и даже готов подчеркнуть, – подвел Изя итог, дирижируя ложечкой, – что на данном этапе все это лишь домыслы! Но, учитывая, что изначально гробница была вскрыта, а череп оказался в населенном пункте исключительно из-за человеческой глупости, сбрасывать ее со счетов не стоит. А глупость зловредная так вообще границ не разумеет. – Он удивленно посмотрел на ложку в руке и, кажется, слегка смутился. – Поэтому первый же вопрос, который приходит в голову: берем ли мы с собой череп сразу или все же оставляем его здесь на хранение и сначала пытаемся разобраться с тем, что там случилось, помочь предыдущей группе, да убережет их Пириос, и узнать, что или кого видели представители кланов. Кстати, как далеко этот аванпост?

Когда владыка Чертополошьей Тверди сел за стол, приглашая гостей, Гадрамон отдавал должное мастерству придворного повара князя Ласифора скорее из необходимости не обидеть хозяина чем из желания вкусно поесть, тем более что на вкус непритязательного и привыкшего к простой пище варака, большинство блюд содержало слишком много специй, ведь по его мнению, хорошее мясо и рыба вкусны сами по себе, и незачем их портит чем-то кроме щепотки соли. Почтенная Эсбета знала об этой особенности "малыша варака" и всегда при нем готовила блюда с минимумом специй, добавляя их по необходимости для остальных. Поэтому изысканность стола князя Ласифора была скорее лишней для проводника, хотя тот честно отдавал должное столу и старался попробовать хоть немного от каждого блюда. Истинную же радость доставили варвару три маленькие колоска пшеницы в похлебке. Сидящие рядом и если вдруг кто-то смотрел на лесовика, могли заметить как по-детски вспыхнули от радости глаза Гадрамона и на миг его лицо озарилось счастьем как у маленького ребенка. Однако, происходило это хорошо если долю удара сердца, так как привычка взяла свое, и лицо варака вновь вернуло прежнюю отрешенность. Тем не менее, Гадрамон поймал взгляд Ягабы и почтенно кивнул, одновременно показывая, что он понял и принял ответ и благодаря за оказанную честь.

Правитель и ведьма наконец заговорили, Расщепленное Дерево синхронно с князем раскурил свою трубку, обдав соседей ароматом вишневых листьев, и стал внимательно слушать, причем по мере получения информации складка между бровей расходилась все больше и больше подобно трещине на склоне горы под сходом лавины. И будь варак менее сдержанным, лавина его эмоций, кипевших внутри, грозила захлестнуть зал, что заметил лишь Марвелло, пожалуй, лучше всех знавший варака из присутствующих, который то и дело бросал на названного брата тревожные взгляды, видимо все-же переживая, что лавина наконец прорвется. На остальных Расщепленное Дерево не обращал никакого внимания, и веселые выходки магистра Ордо Магика оставил полностью без внимания.

Когда же Ласифор с Ягабой закончили речь, и ведьма положила подбородок на сложенные ладони, слово взял магик, в последнее время заходивший в дом магистра и принятый Эсбетой в качестве гостя и, как казалось, почти одного из постоянных жильцов. Его вопрос звучал логично, и Расщепленное Дерево согласился бы с ним, если бы опасность не коснулась еще одного члена семьи, на этот раз - младшего названного брата, которого проклятый король, который никак не мог успокоиться в своей могиле, пытался превратить в то же, что они убили в старом подвале под складом. Возможно, поэтому Марвелло ходил такой потухший? Варак был готов действовать даже если сам при этом становился приманкой, поэтому он степенно отодвинул стул и начал сразу после мэтра Иеронимо:

- Этот варак благодарит князя Ласифора и хранительницу мурости за приглашение и за проявленное великодушие в удовлетворении просьбы. Этот немертвый король уже расшатал равновесие мира в сове время и теперь его искаженный скверной дух или его мерзкие остатки пытаются сделать то же самое сейчас. Особенно когда мир итак недавно пережил, по обе стороны гор. Расщепленное Дерево согласен с тем, что это нужно уничтожить и доверяет эльфам Пакта, поэтому готов идти к могиле и искать пропавшую экспедицию. Тем более что варак не может позволить этому угрожать помимо названного отца еще и названному брату. Мудрые говорят: "знаешь себя и противника, ты победишь, зная противника, но не зная себя, проиграешь. Знаешь себя, но не знаешь противника - неизвестно. Но если не знаешь ни себя, ни противника, проигрыш неизбежен"*. Поэтому варак хотел бы знать, сколько людей было в пропавшей экспедиции, столько было магиков, воинов, были ли среди них служители Пириоса или мудрые женщины вольных племен Давокара? Как они добывали пищу, как обустраивали лагерь, как связывались с Твердью? Имели ли какие-то артефакты, которые помогли бы их обнаружить или защитить? И еще, успел ли мудрый повелитель города узнать, что сейчас происходит с культистами Одако? Есть ли еще живые последователи культа, и известно ли где они сейчас?

Высказав столь длинную для себя речь, Гадрамон степенно уселся на свое место и стал ждать ответов.

Девушка окончательно успокоилась. Весь этот вечер был не хитрой ловушкой на нее, а связан совсем с другим делом. Так то она с удовольствием взялась за те блюда, которые повара выставили на праздничный стол князя. При этом не забывала нахваливать хозяина и его слуг за их искусство. Особенно, кроме сладостей, Аларике понравились фаршированная щука и запеченный каплун. Свинину она и сама мола запечь не хуже, жирное мясо само впитывало выкипающий жир и становилось нежнее. А вот чтобы сделать вкусным жестковатую курицу, которая не слишком-то и отличалась от дичи, нужно было потрудиться. А с рыбой девушка вообще не любила связываться, слишком много возни и потерянного времени. Кофе Аларика пробовала первый раз в жизни и он оставил противоречивые впечатления. Как будто пьешь алхимическое зелье. С одной стороны горьковато, с другой бодрит. Но в целом напиток ей скорее понравился, чем нет. Ее могучее тело требовало много еды, но Аларика ела подчеркнуто медленно и не торопливо,чуть ли не нехотя, как и подобает благородной деве. И изо всех сил старалась держать плечи по возможности прямо и не горбиться, чтобы хоть немного скрыть недостатки своего телосложения. Наемница внимательно слушала, и не лезла вперед. Но вмешалась посередине разговора, поскольку ни теургиня, ни охотник не торопились сказать свое слово. А у нее уже накопились слова и для князя и для двух членов отряда. Она осознавала, что Старшая речь по современным меркам чуточку архаична и высокопарна, но привыкла изъясняться в таком стиле, даже когда переходила на общий амбрийский. Правда начала она не с него:
- Достойно удивления, - пропела она на «кансан киели», - что целый амбрийский князь ведет дела с нелюдью. Может вы еще владеете их языком? Хотя я понимаю, что когда есть общий враг или общая беда, то более мелкие разногласия становятся мелкими и не существенными. Могу поклясться, что от меня об этом никто не узнает.

Потом она перешла на родной язык Ласифора:
- Нет причин отказываться от дела вождя - кольцедарителя, если оно не несет урона чести. Так что я согласна отправиться в этот путь.

Потом голова Аларики повернулась к Йеронимо и она чуть слышно вздохнула:
- Еще один амбриец, - подумала наемница в этом момент, - на мою голову.
Но потом припомнила князя Ночная смоль и капитана Марвелло и переменила мысль на:
- Еще один человек книги. Вот ему вместе с тиургиней будет весело в Довакаре.
Аларика заговорила:
- К сожалению, это так не работает. Если ты один раз прошел по дороге, то это совсем не значит, что второй раз не встретишь на ней засаду. Наоборот, шансы попасть в беду как раз возрастут. Кто-то что-то увидит, кто-то что-то скажет и вот враги уже знают, куда вы ходили и будут вас ждать. Так что этот темный артефакт надо сразу взять с собой и решить вопрос за один раз, навсегда и поскорее. Вы, наверное, пропустили момент, что череп с короной опасен, и пока мы бегает туда - сюда, может натворить беды в городе.

Следующую ее реплику получил Гадрамон:
- Это, конечно, интересные вопросы, но не более. В любом случае с проблемами нам придется разбираться самим. С нами не пошлют ни воинов, ни магов, ни мудрых женщин. Меня больше интересует другой вопрос.
Взгляд Аларики вернулся к хозяину вечера:
- Нам бы не помешали в дороги алхимические эликсиры, хотя бы питания, чтобы не тащить с собой лишнюю тяжесть. Выдаст ли вождь нам что-то из городских запасов и от своих щедрот?

А вопрос к Ягабе остался напоследок:
- Мудрая, череп в короне, пытался подчинить людей по очереди или одновременно всех? Просто если по очереди, - она усмехнулась, - то я знаю с кого он начнет.
Скрытое хвастовство «я тут самая сильная» и ребячество, если честно, точнее, девчячество, но Аларика не видела причин не похвалить себя.

  Ужин у князя мадонну Морвен капитально разочаровал, оказавшись зримым подтверждением того, что северяне совершенно не умеют правильно организовывать званые вечера. Такое ощущение, что повар что-то где-то слушал, о чем-то читал, но в остальном проявил форменную неосведомленность, за которую в Аргелле его, и его синьора, косточки поласкали бы еще месяц. Ведь такая компановка блюд – просто вызов обществу! И ладно бы здесь собрались только простецы – если среди приглашенных есть и магистр магии, и дева благородных кровей, то надо соблюдать правила! Не «можно», не «учитывать», не «иметь ввиду», а именно соблюдать! Ведь именно правильность всех действий подчеркивает статус хозяина, его место на шкале «свой-чужой»!
  Хотя, конечно, и с самого Ласифора нельзя было снимать вины – если бы он обозначил мероприятие, как деловую встречу, или как частный, именно частный ужин с хорошо знакомыми людьми, то и спрос был бы другой: если объявлен «ужин», то ужину трапеза и должна соответствовать. И ведь, что самое обидно, приготовлено в целом было вкусно, да и в общем Морвен считала себя непривередливой к пище телесной – всегда есть дела интереснее, чем насыщаться и угадывать нотки вкуса. Но вот соблюдение правил, писаных и неписанных, поддержание достойного реноме и умение вести себя так, чтобы ни у кого не возникло претензий, считала делом важным и бесспорным, делая исключения лишь для некоторых сфер жизни вроде брака и доступа к знаниям. Ведь ты не только тот, кто есть, но и тот, кем кажешься, не так ли? А общественное мнение людей твоего круга – сила, с которой приходится считаться.

  Теургиня никогда не была хозяйкой поместья, и никогда не организовывала званные ужины, но как они должны проходить и что должны были подавать, знала на зубок, ведь это – основы этикета. Вот, скажем, закуски-antipasti. Скажите, на милость, какому здравомыслящему человеку придет в голову подавать на стол на этом этапе оленину, да еще оставлять выбор между ней и грибами? На закуску из мяса должна быть птица, и точка! И при этом не кусками, а в паштете! Грибы – еще куда не шло, но где нормальный ломтевой сыр, где масло оливы? Где салат с артишоками, наконец – лучшая возможность повару продемонстрировать свое мастерство, соединив их с чем-то необычным, но гармонирующим? И где фрукты, о Пириос, где фрукты, которые нужны для того, чтобы, не насыщая, возбуждать аппетит? Это же катастрофа – непонимание самих основ застолья!
  Про третью часть закусок вообще забыли, а ведь небольшая плошка супа нужна для того, чтобы сгладить вкус предыдущих блюд и настроить трапезничающих к следующему этапу. Вот чего стоило подать тыквенный суп, или чечевичный, хотя бы, не говоря уж об ухе? На отсутствие рыбы среди закусок еще можно было бы закрыть глаза – чай, Твердь не Касандриен, но полное отсутствие супов? Как показал дальнейший ход ужина, о них повар не забыл, но подал не в конце primo, а во время segundo, когда гости, вообще-то, должны расслабляться легкими закусками и готовиться к следующему этапу, обсуждая за вином и приятными дополнениями к нему важные дела или светские сплетни.

  Когда дело дошло до lesso, повар немного исправился, грамотно подав рыбу. К сожалению, только ее, вместо положенных минимум трех разных блюд. А ведь фаршированные голуби, приготовленные в печи, на подложке из тех же осенних цветов смотрелись бы ничуть не хуже щуки. С Segundo тоже вышла промашка – а ее необходимости повар знал, а вот то, что подавать, не ведал, и своим незнанием преступно мешал беседе, отодвигая ее на период после fritto, которое было допустимым, но больно тяжелым. Кабана смело можно было заменить той же зайчатиной, с пассированным луком и мятой, и добавить что-нибудь понежнее, вроде молочного ягненка. И, заметьте, это если даже не думать о таких роскошествах, как язычки далеких южных птиц-павлинов или хотя бы цапель!
  Но хотя бы на десертах кухарь исправился – простенько, «по-северному», но вполне пристойно. Хотя, конечно, маловато: например, замечательно смотрелась бы глазированная мякоть цитрона и апельсин с ванилью, а вместо миндального крема стоило предложить гостям посыпанное сахаром бланмаже, которое всегда и смотрится выигрышно, и на вкус весьма приятно, если для желирования используется не речная, а озерная рыба.
  Единственное, к чему нельзя было придраться, так это к напиткам. Ощутив на губах полузабытый вкус кофе, Морвен резко подобрела, мысленно простив повару добрую половину… ладно, треть его прегрешений. Густой и горький темный напиток замечательно бодрил и оставлял приятное послевкусие, но был весьма редок, так что наслаждаться им приходилось деве нечасто. Что же до вина, то тут Ласифор выдержал марку, подобрав хороший купаж и не став позориться тем, что сменил его в конце застолья на что-то более приземленное. Последним и в Аргелле часто грешили – как объяснили Морвен, на больших застольях многие гости быстро напивались, и переводить на них нормальное вино, а не дешевую кислятину, было не просто расточительно, а еще и неразумно – все одно пьяный не оценит букета очередного кубка, который вольет к себе в глотку.

  Как и ожидалось, беседа сместилась на десерты, хотя должна была быть начата получасом ранее. Но тоже допустимо, учитывая, что написаться, как лодочник, никто не собирался. Зато традиционное обсуждение расклада сил и очернение идеологических соперников никуда не делось, так что пришлось отставить кружку с кофе и аккуратно парировать ведьме. Не то, чтобы Морвен считала церковь безгрешной, имея к братии и сестринству немало претензий, но промолчать было бы признаком слабости. Поэтому пришлось поправить Ягабу:
  - К сожалению, многие миряне представляют жизнь и действия верных слуг Его превратно. Как скромная прелата, я знаю, что и многие братья считают пути, выбираемые магами и светскими правителями, вредоносными, а их самих – людьми слепыми и некомпетентными. Но я, к сожалению, - дева молитвенно сложила руки, - не знаю, каковы мои собратья в епархии Тверди, и посему не могу за них отвечать. Я молюсь только о том, что исполненный Скверны артефакт не причинил вреда… - она сделала паузу, нужную для людей понимающих, - Касандриену, ибо беды моей родины и любимой племянницы ранят меня стократ сильнее.
  На языке дипломатическом Морвен сейчас фактически призналась, что лояльность герцогине в ней выше, чем верность церкви. Это был рискованный шаг, но ах Карнак считала, что в данном случае он уместен – вместо того, чтобы видеть в ней представителя конкурентов, Ласифор, Ягаба и иже с ними должны понять, что ее интересы направлены несколько в другую сторону. А заодно учтут то, что за скромной священницей могут оказаться весьма влиятельные люди, которые могут быть весьма расстроены, если служительница Пириоса пострадает без нужды.

  После пробных уколов дело дошло до сути. Если брать краткую выжимку, прежним охотникам за убийцей, усиленным новыми людьми, предстояло разобраться, почему пропала экспедиция, вернуть опасный артефакт назад и воспользоваться помощью остроухой нелюди в запечатывании скверны. Сотрудничество с Пактом, вредным для Короны, являлось делом весьма предосудительным, но… Если соседская злая собака загрызла вора, пробравшегося в твой дом, не помогла ли она тебе, не перестав при этом быть тем, кем является?
  О том, что эльфы могли знать то, что отсутствует в человеческих хрониках, теургиня старалась не думать: в конце концов, это же не причина, а только следствие, причем возможное. Получится – прекрасно, нет – переживем. Главное, что она должна остаться, как та жена симбарийского полководца Юла: «вне подозрений». А «случайности» всегда можно обойти в докладе, сконцентрировавшись на том, как враги церкви сделали пириосоугодное дело, защитив добрую паству Светозарного, даже преследуя другие интересы. А во всем взаимодействии с нечистыми можно, если что, обвинить мэтра Джеронимо: за магом точно никто не будет бегать по такому незначительному поводу. Только надо все гармонично изложить: но это – дело далекого будущего.

  Помянутого мага тем временем начало заносить не туда: теоретические выкладки теоретическими выкладками, а принцип «бритвы» никто не отменял, о чем Морвен не преминула напомнить ученому мужу:
  - «Не умножайте сущностей»: помните такую философскую сентенцию, мэтр? Если перед вами что-то круглое и оранжевое, шершавое на ощупь, то это скорее всего апельсин, а не что-либо еще. Думаю, пока целесообразнее исходить из базовых выводов, и страховаться от наиболее вероятных рисков. А при таких вводных оставлять Череп в стенах Тверди малополезно, - «и вредно», мысленно закончила она.

  В отличие от магика, варваров беспокоили гораздо более приземленные вещи: сколько было пропавших, кем они были, что умели. А еще то, чем свет-князь может помочь «спасательному отряду». Все по существу, все практично и полезно в общем, но, к сожалению, совершенно не нужно в частностях. А, значит, пора было брать дело в свои руки.
  Отпив прекрасный кофе, молодая священница дождалась паузы и неторопливо начала, стеля речь плавно и рассудительно:
  - Ваша светлость наверняка поделится с нами прибывшими отчетами экспедиции? В наших интересах понимать день за днем, шаг за шагом, как все привело к тому, что отчеты перестали приходить. Также мне хотелось бы узнать, как мы выйдем на контакт с вынужденными, - дева подчеркнула интонацией последнее слово, - союзниками, чьи деяния принесут защиту добрым детям его? Как долго ожидать их прибытия к месту встречи?
  Кроме того, понимая ваше влияние, - Морвен улыбнулась, - я бы хотела смиренно попросить у вас рекомендательные письма к тем представителям народа кланов, которых вы сочтете полезными и уместными. Имея за спиной понимание аборигенов, кто мы и в чьих интересах пришли под сень леса, получится сократить ряд возможных опасностей, особенно если помянутые «подозрительные личности» являются остатками культа, прибегшими к самому мерзкому и скверному чародейству, чтобы одолеть мага Башни и его свиту. Так будет надежнее, ведь обратиться за помощью в культурные земли мы можем и не успеть.

  Дипломатично выдержав паузу, дева продолжила прощупывать возможные условия:
  - И ежели на то будет ваша воля, я бы хотела попросить о помощи присутствующих на сием ужине достойных дам. Магистр Эуфринда, я опасаюсь, что поход с целью узнать судьбу вашей коллеги может оказаться тяжел для некоторых из моих товарищей. Имея обозначенное Силой обязательство перед Вами, они будут испытывать дискомфорт, протягивая руку помощи и подвергая опасности свои жизни и душу. Мне кажется, что жест доброй воли – снятие печати и окончание обязательств, лучше всего прочего свидетельствовал бы о том, как ценит Башня этот поход.
  В свою очередь, как это не горько мне признавать, я покаюсь в том, что слишком мало знаю о том, как противостоять скверне в добрых людях, когда воздействие ее становится весомым и пагубным. Равно то, что не уверена до конца, как помогут мои силы противостоять воздействую Короны. Если леди Ягаба, - теургиня скрыла недовольство за дежурной улыбкой, - или магистр Эуфринда согласятся приоткрыть передо мной вуаль над этими секретами, это может пойти ко всеобщей пользе, как вы полагаете?