Не прошло и недели после того, как Рудольф и Викар вернулись в Нью-Сорпигаль. Он принял дела у сенешаля, начинал приходить в себя и привыкать к мирной жизни. Но всё ещё просыпался ночами, вновь и вновь видя кошмар, где Анна обращается в лёд. Вновь и вновь он испуганно просыпался, и не видел её рядом с собой, отчего хотелось лишь напиться и спать до самой смерти. В Антагариче он смог себя убедить, что будет идти дальше, решил, что смирился. Наверное, просто хотел сконцентрироваться на предстоящем бою с Раздором и его приспешниками. В долгом пути сначала к Фактуру, а потом и до Плинта с телепортами к Нью-Сорпигалю его воспалённое сознание каждый день ковыряло старые раны, напоминая об Анне каждой мыслью, каждой мелкой деталью, а в голове то и дело раздавался её голос. И ему-то казалось, что он давно научился терять людей, видеть тела и невидящие глаза тех, с кем считанные часы, а то и минуты назад о чём-то говорил. Может, дело в том, что тех людей заменить было легко, а Анну невозможно заменить никем? Или он уже запутался в собственном лицемерии и бессилии? И как же глупо это всё повернулось...
Ещё в Эрафии ему удалось запустить ложную легенду: благодаря тому, что в бумагах армии Гело их бегство нигде конкретно не значилось, ему удалось направить самое доверенное лицо среди выживших на острове по ложному следу. Самого Тристана из Водного Шпиля, выведшего остатки сил крестоносцев из Вори и победившего Килгора в бою один-на-один. Своего старого друга и боевого товарища. Будучи в Фактуре, Рудольф отправил ему письмо с просьбой встретиться в Плинте, прекрасно понимая, что эта встреча может закончиться тысячей плачевных исходов, ведь он шёл в пасть ко льву, который может прекрасно всё знать и без записей с документами. В Плинте он рассказал всю свою, якобы, историю. Как сокрушался, что им не удалось встретиться раньше, от сражения за крепость Роковое Ущелье, которую обозвал как-то по-другому, как её звали крестоносцы, до самой Битвы при Волье. Как ранним утром во главе отряда Лесной Стражи отправился в город и столкнулся с местным населением. Как добыл Ледяной Клинок ценой жизни Анны, но вместе с лесными стражниками и прибывшим Гело оказался окружен хаоситами, едва спасся и, забрав оба Клинка, был вынужден рассеять их на алтаре под дворцом, откуда вдруг оказался телепортирован на границы острова. Тристан поверил старому товарищу, подтвердил его историю позднее, перед другими Высшими Стражами, восстановил его, как живого члена Ордена Крестоносцев, хотя всё ещё странствующего, и выделил из казны Ордена денег на телепорт домой, в Нью-Сорпигаль. Да ещё и награду выдали: "Платиновый Крест". Высшую награду Ордена, которые мало кто получил при жизни. За такую ложь сердце заработало очередной шрам.
Каталина отправилась дальше, на север, к замку Айронфист. Хотела остаться с ним, но Рудольф убедил её сначала исполнить собственную мечту, и она наверняка найдёт кого-то получше него, усталого ветерана двух войн с тяжёлым грузом прошлого за спиной. Да и не хотелось ему сковывать девушку, только-только принявшую собственную свободу, какими-то оковами, тем более, своими.
— Господин барон! — Сенешаль Генрих вошёл в кабинет Рудольфа. Тот отложил перо и поднял вопросительный взгляд. — Знамёна дома Фростшульц. Корабль движется к нашей гавани. Прикажете снарядить экипаж для встречи?
Дом Фростшульц. Соседи с ближайшего из Туманных островов. Барон Людвиг, старый друг отца. Леди Габриэлла, подруга матери. Герман и Альберт, сыновья, один из которых во время криганской кампании отправился сражаться с угрозой королевству, а второй, подобно Рудольфу, правил своим баронством в отсутствие остальных мужчин в семье, оба гордящиеся своей белой кровью, хотя и в бою далеко не дураки, и о криганах с разбойниками знакомые не понаслышке. И конечно, леди Апполония. Его первая любовь.
— Да, приготовь экипаж. И Армагеддона с какой-нибудь светлой лошадью отдельно. Если леди Апполония не изменилась, она захочет проехаться со мной верхом.
Под крики чаек причалил корабль. Четверо гвардейцев с Викаром во главе отдали честь спускающимся на берег дворянкам. Рудольф, одетый в синий камзол, прошитый серебряными нитями, вежливо им поклонился. Начинал привыкать к тому, что у бедра болтается не его меч, а украшенный небольшой клинок, созданный для подтверждения его статуса, а не убийства.
— Леди Габриэлла. Леди... Европа, — светловолосая девушка смерила его вежливым взглядом.
Младшая дочь. Едва исполнилось семнадцать. Но почти точная копия старшей сестры в своё время. Такая же хрупкая фигура, высокая и тонкая шея, лёгкая улыбка. И спокойные синие глаза, осматривающие мир вокруг.
Рудольф и сам не понимал, почему он решил, что двадцатишестилетняя жена графа из Свободных Земель почтит своим присутствием его тихий городок на краю Энрота, да ещё и на корабле под флагом не своего нового дома. Он вдруг вспомнил всё. Как он, четырнадцатилетний паренек, впервые встретил её, на два года младше, но умнее многих взрослых, что он встретит и к своим двадцати. С опаской относившейся к шалостям. Величественной и грациозной. Спокойной и собранной. Идеальный кандидат для будущего барона, его брата. Отцы их сразу готовили Вильгельма и Апполонию к браку. Только вот спокойная девушка предпочитала бахвалящемуся, громкому и безрассудному Вильгельму умиротворённого и начитанного Рудольфа с его несмелой улыбкой и глубоким взглядом. Рудольф вспомнил и их первый поцелуй на приёме в замке Айронфист, за несколько месяцев до вторжения криган. Когда Рудольф занял баронское кресло в свои шестнадцать, ему стало казаться, что он и Апполония будут вместе всегда, ведь он теперь барон. Не хотелось ему и думать о гибели отца и брата, но сердцу не прикажешь, а единственным способом заполучить руку Апполонии была именно пропажа родственников. Но они всё же вернулись, и отец начал планировать Вильгельму женитьбу на Апполонии. И в их с Рудольфом последнюю встречу девушка сказала, что долг для нее выше чувств. Уже через два дня Рудольф мчал на своем коне подальше от дома, впервые проливать кровь за деньги. И через несколько месяцев шёл на корабле в Антагарич, убегая от несостоявшейся первой любви, и в то же время с яркой надеждой в душе, открывая новую страницу в летописи своей жизни. Через три месяца об Апполонии он и не вспоминал. Пропасть в сердце заполнили приключения, сражения и новые знакомства. Тихий характер начитанного, но боеспособного юноши сменился на развязный, волевой, зачастую излишне жестокий, но такой же любопытный.
Откуда ему было знать, что свадьбы так и не состоялось. После войны Вильгельм эту девушку уже не хотел. Он достаточно насмотрелся на дворы графов и маркизов, и метил только туда. Апполония стала женой богатого графа, и теперь рожает детей одного за другим, словно инкубатор. На свадьбе Рудольфа и Анны несколько лет спустя Апполония так и не появилась: с тем графом, женой которого она стала, Рудольф связи не имел, и ехать в какую-то глубинку тот напыщенный дворянин явно бы не захотел. Хотя барон Фростшульц, всё же прибывший вместе с женой, двумя сыновьями и четырнадцатилетней Европой, сослался на тяжело протекающую беременность, уже четвертым на тот момент наследником. Европу же Рудольф только тогда и встретил впервые за всё время с того злополучного бала, когда Апполония подарила ему первый поцелуй. Девочке тогда было четыре года, и Рудольф тогда одарил её скромным поклоном, а чем ответила она — не помнил, уже думал только о том, как бы пригласить на танец Апполонию, и как бы за такое не оказаться наказанным: всё же это уже не детская шалость. Европа, помимо свадьбы Рудольфа и Анны, приезжала в Нью-Сорпигаль и позднее, вместе с отцом, несколько раз, но Рудольфу не было до неё никакого дела. У него была Анна, его единственная теперь любовь, в глазах которой пылала жизнь, и неподдельный интерес ко всему, что вокруг неё, и в этот интерес Рудольф раз за разом влюблялся, а тихая и по-своему любопытная сестра светловолосой дворянки его совсем не интересовала. И сейчас он и не думал, что вдруг вспомнит всё то, что так старательно прятал в своей душе.
А теперь она смотрит на него своими глубокими синими глазами, и было в её взгляде что-то, от чего Рудольф на секунду замялся. Что-то такое, хватающее за самое сокровенное в его душе. И отчего-то ему казалось, что она видит его насквозь, и может открыть без ключа, который сам Рудольф потерял где-то на ледяном острове, в рушашемся Волье, среди смрада смерти и в свисте ледяных глыб, падающих на голову.
— Здравствуйте, барон Штрайхер. — Мягко сказала леди Европа. — Рада видеть вас в целости и сохранности.
— Просто Рудольф, леди Европа.
Она слегка усмехнулась, и в синих глазах мелькнули искры... любопытства? Не такого, как у Анны. Не бурного, не всепоглощающего. Наоборот, спокойного и терпеливого.
— Тогда и для вас — просто Европа.
Он уже понял, что старые друзья приехали сюда заключить с ним долгожданный династический брак, но эта девушка не вызывала у него отвращения, хоть и говорила теми же словами, как Апполония, хоть и задавала те же вопросы, как Анна. Он никогда не расскажет ей о том, что на самом деле произошло на том острове. Но может принять её в своё сердце? Может ли теперь всё поменяться? Может ли она если и не прекратить, то приглушить эту ужасную боль в его душе?
Пора по-настоящему примириться с прошлым.