[D&D 5] Глашатай Гроз | ходы игроков | ١.١. Молитвы о дожде

Дарья искренне обрадовалась, увидев старую знакомую, которая мотыльком летала по великому торговому пути. И шагнула навстречу разведя руки для объятия.
- Приветствую тебя, ясноглазая! Не ожидала тебя увидеть в этом месте и в это время, но рада встрече. Воистину Аллах направил сюда твои стопы, чтобы мои спутники и добрые товарищи могли насладиться твоей красотой, а я мудростью и веселым нравом. Я прекрасно помню, как наши разговоры и некоторые проделки поднимали мне настроение.
После объятий и целомудренного поцелуя в щечку, девушка продолжила расспросы:
- Ты с грузом или налегке? Сейчас не слишком удачное время для торговли благородными камнями, что должны услаждать взор и успокаивать душу, подобно воде в пустыне. Ты же наверняка должна знать почтенного Аслана, а значит догадываешься, что мы тут так горячо обсуждаем.
Новое имя знакомой Дарью ничуть не удивило. Вполне обычное дело. У нее и у самой были не только разные имена, но и фальшивые личности. Не говоря о мужской одежде, в которой она становилась ночным молодцом.

Потом она повернулась к Аслану и ответила уже этому хитрецу.
- Уважаемый Аслан-джаан, мне нравятся твои принципы. Я и сама придерживаюсь мнения, что сделка есть сделка. И ты или не заключаешь ее, или стараешься выполнить условия, даже если это сопряжено с риском и опасностями. Что касается прекрасной и великолепной Несрине, то я уже шла с ней в караване, пускай и не с Рашидом-хаджой. Так что я готова сказать, что она со мной, и за нее поручится и назвать своей хамкарваниян.

Дарья некоторое время смотрела, как другие торгуются с Асланом и не видела в их попытках большого успеха. Так же как и она сама в первый раз не смогла поколебать его сердце. Поэтому девушка хмыкнула и решила зайти с другой стороны:
- Аслан-джан, - тут Дарья улыбнулась, показав безупречные зубки и вложив в улыбку чашу обаяния и несколько капель обольщения. - я согласна оказать тебе услугу в обмен на твою услугу. После того, как мы окажемся внутри Самарканда. Так что дело осталось только за тем. Чтобы определить, сколько веселых золотых монет покинет наши руки и перейдет в твои. Как ты видишь, мы все утомлены путем и встреченными опасностями, чтобы раскрыть источник вдохновения и торговаться так, как этого заслуживает такой мастер, как вы, Аслан-джан. Но может вам не чужд азарт? Как вы смотрите на то, чтобы бросить кости? По мне так это отличный способ чтобы испытать свою судьбу и свою удачу.

— С вас золото и услуга за проход через катакомбы. Информация — это уже совершенно другое дело и другая сделка, Сибилла-ханум, — и честным будет сначала договориться о текущей, ударить по рукам, а там можно и новую заключать. После того, как каждая сторона выполнит свои условия текущей, — несмотря на несерьёзный вид и хитрый взгляд, голос Аслана звучал непреклонно, как холодная дамасская сталь; было очевидно, что в данном вопросе он непреклонен, а сжавшиеся в тонкую линию губы начали выдавать его растущее раздражение. — Мы торгуемся о сумме, и её я озвучил. Я не слышу ответных предложений, лишь пустоту, обёрнутую в расшитую золотой нитью парчу красивых слов, мол, «снизь» да «снизь», словно я общаюсь не с теми, кто родился, вырос или как минимум долгие годы прожил в наших краях, почтеннейшие из почтеннейших. Когда начинается торг — вы к цветастым узорам речи добавляйте и цифры, и тогда мы не будем топтаться на месте, словно упёршийся от усталости ишак, отказывающийся следовать далее по тропе. Десять динаров с души и услуга от группы, или — прошу, пытайте счастья с иными доздами и дуканорами, — уже далеко не такой тёплый, как ранее, взгляд Аслана переместился на Несринэ. — Вот только я вам так скажу: даже самый мелкий воробей в окрестностях Самарканда вам ответит так: путь через подземелья Шахи-Зинда ведом только Аслану-куюджю*, а иначе вас провести за стены смогут лишь крылатые ангелы, а не дозды и дуканоры, Несринэ-джян, взяв в свои руки и перелетев через них.

Услышав ответ Аслана, Саид-ходжа быстро вставил, пока самаркандец не решил вообще развернуться и уйти:

— Один динар с человека? — Робко предложил учёный муж.

К Аслану тут же вернулась и улыбка, и тепло во взоре:

— Вот! Вот, джян-э-ман, умеете же, когда хотите! Ужасное начало, но хотя бы начало. Семь динаров!

И тут заговорила Дарья. Её слова, судя по всему, самаркандскому прохвосту пришлись весьма по душе — не говоря ничего, Аслан залез в один из многочисленных карманов своего кафтана и выудил оттуда стаканчик с костями:

— Замётано! Кто выбросит выше — тот и назначит цену; за прекрасное предложение с твоей стороны, лунноликая, моим будет пять динаров!

Сказав это, Аслан потряс стаканчик и бросил старые, видавшие виды кости на землю, на которой наши герои сидели.

Эр-Рахим с удивлением наблюдал как два верующих, по крайней мере на словах человека, бросились играть в кости. Хотя порой вся жизнь человеческая была подобна броску костей ставкой которых была судьба, а когда и жизнь. Тем не менее, дервиш вспомнил и проговорил в полголоса суру, чтобы напомнить ее прежде всего самому себе:

– О те, которые уверовали! Воистину, опьяняющие напитки, азартные игры, каменные идолы и гадальные стрелы являются скверной из деяний шайтана. Сторонитесь же этого, – быть может, вы преуспеете. Воистину, шайтан при помощи опьяняющих напитков и азартных игр хочет посеять между вами вражду и ненависть и отвратить вас от поминания Аллаха и молитвы. Неужели вы не прекратите?!

  В отличие от Дарьи, Несринэ не сдерживала себя ни в радости, ни в печали, и, крепко обняв девушку, звонко расцеловала её в обе щеки, шумно порадовавшись:
  - Ой лэ, я всегда со счастьем в сердце и в глазах порадую тебя и поддержу твои начинания! А ты-то, ты-то сама с каждой новой встречей распускаешся, как прекрасная лилия, вызывая восторг и трепет в глазах смотрящих!
  И нет, зурна сердца моего, на сей раз я вышла на дорогу не с товаром, который кладут в сумы или хурджины, но с тем, который могут отнять только вместе с головой. Но, видят Всемилостивейший и Всемогущий, бескрайнее Небо и Отец Гор, он столь же важен для адресата. Но полно - у ночного костра или за обильным дастарханом, мы позже расскажем друг другу долгие, как тянущийся от Каира до Гардеза караван, свои истории!

  ...Недовольный взгляд и слишком резкие интонации Аслана девушка встретила бесстрастной, как снега Хан-Тенгри, доброжелательной, как у каменного Будды, улыбкой:
  - Вай дод, Аслан-бобо, я слышу спешку в твоих речах! Не лишай меня шанса бросить перет тобой жемчуг слов без конкретных цен, чтобы дать тебе шанс или самому сбавить цену, или завязать спор! Но если мои речи для тебя слишком не точны, то так тому и быть, ибо торговля хороша тогда, когда бодрит сердца обеих сторон!

  Тем временем Дарья, хитрая, как лиса, и прозорливая, как соколица, предложила куюджю сыграть в кости - идея которую Несринэ встретила аплодисментами и согласным наклоном головы. Игра на желание, или на слово, или на уступку - дело благородное, и им даже занимались древние, ещё до оглашения Слова Аллаха, боги. И вмешиваться в такую игру было черевато.
  Она так бы и молчала, не вмешиваясь, если бы не слова пегобородого странника по-соседству. На них девушка улыбнулась и, прикрыв глаза, ответила мудростью на мудрость:
      Веселись! Ибо нас не спросили вчера.
      Эту кашу без нас заварили вчера.
      Мы не сами грешили и пили вчера —
      Все за нас в небесах предрешили вчера.

- Удачный бросок, уважаемый, - Дарья чуть прикусила губу, так как бросок лучше сделать было сложно. не невозможно, так как все в руках Аллаха, но очень трудно. Вот если бы она достала свой мешочек с костями... Но это было бы слишком подозрительно, да и не честно. Ведь бывают ситуации, когда лучше проиграть, чем не честно выиграть, и эта была явно из таких. К тому же, своим неожиданным предложением она и так вдвое снизила запрошенную за проход в Самарканд цену. Так что не только она, но и все хамкарваниян оказались в выигрыше.
- Но я попытаюсь его превзойти.
Девушка взяла стаканчик, и пару раз тряхнув, метнула кости.
И совсем не расстроилась, когда результат ее броска оказался хуже.
- Вы выиграли, Аслан-джан, и значит цена за проход будет составлять пять динаров с человека.
Пусть хитрец порадуется своему выигрышу, а она порадуется своему.

- Den enes død den andres brød*, - прошипел сквозь зубы Торстейн, услышав ответ Аслана. За годы странствий по Шёлковому пути северянин пришёл к выводу, что даже их собственные игры нравятся местным только тогда, когда они им на руку. Впрочем, трудно их в этом винить. Он несколько отстранился от остальной компании, в которой ещё продолжался спор и собирались играть в кости, и ждал, пока Саид к нему присоединится.
- Твой учёный, кажется, в порядке, - шепнул он товарищу по-гречески. - Стоит ли нам так торопиться в город?
Саид ответил лишь печальным кивком, и Рагнарсон понял, что выбирать не приходится.
- Наш друг очень хочет золота сегодня, - всё так же шёпотом добавил он.
- А кто его не хочет, друг мой? - ответил, наконец, мудрец. - Но есть в этом мире вещи поважнее. Заплатим его цену.

Абдулла сочувственно кивнул эр-Рахиму. Сам он тоже не любил такие игры. Они были в лучшем случае легкомысленными, в худшем — развращающими, поскольку порождали недобрые чувства и намерения по отношению к другим участникам. Опыт то и дело подтверждал мудрость суры. ...Но в этот раз, похоже, обошлось.

— И всё же мы получили справедливую цену, — промолвил Ифрит. Во всяком случае, примерно на это он и рассчитывал. Он повернулся к Аслану. — Что до информации, то думаю, мы сможем это обсудить, дойдя до Догуран Казана, а не после того, как мы выполним услугу, если того пожелает Аллах. Ведь ты не будешь посылать в город с важными посылками слепцов, хитроумный Аслан?

После слов куюджи она недовольно поджала губки и в некой защитной манере едва отвернулась, используя легкое отречение в качестве защиты, но каждый мало-мальски острый глаз легко бы понял, что Сибилла скорее действовала так исходя из своих представлений о том, как в таких спорах надо вести себя леди, и играла эту роль. В конце концов, они сбили цену, и с точки зрения прорицательницы — это была маленькая, приятная победа. Она так же плохо скрывала свой интерес по поводу самой игры.

Сибилла судорожно пыталась вспомнить всевозможные трюки и ухищрения, которые могли бы помочь Дарье в этой простой игре — Отвиль все так же воспринимала эти кости как очередную проблему. Жаль, что ничего сносного она не могла вспомнить: магия — вот первое, о чем она подумала. И тут же отбросила эту идею. Ремесло было слишком опасным и, к тому же, заметным навыком, чтобы разбрасываться им просто так.

Слова дервиша вывели ее из легкого транса, и Сибилла кивнула собственным мыслям:

— Не серчай, Эр-Рахим. Пять дирхамов — это не повод для вражды с Асланом, а очень даже достойная цена. И это был, Дарья, — обратилась она к девушке, — очень достойный бросок. Напомни мне никогда не играть с тобой в кости, amica.

При упоминании Эр-Рахимом шайтана глаза Аслана заметно сузились, а сам самаркандец тихонько хихикнул:

— А что насчёт ситуации, когда игры — не азартные? Особенно когда они помогают предотвратить вражду и ненависть между нами, а не сеять их? Думаю, Всевышний, да славится имя Его в веках, вовсе не против такого невинного, а то и благого, творящего благо использования, ходжа-йе-ман!

Когда броски были сделаны и Дарья достойно признала своё поражение, Аслан плюнул в ладонь* и протянул ей руку:

— В таком случае, по рукам, о достойнейшая из противниц в непредсказуемой игре в кости!

Когда рукопожатие, ознаменовавшее заключение сделки между нашими героями и Асланом, было совершено, пройдоха-самаркандец вежливо поклонился Абдулле и ответил на его вопрос:

— Я знаю о городе ровно столько, сколько и вы, почтеннейший из почтеннейших! По причинам, повествование о которых займёт неимоверно долгое время, а его у нас в обрез, мне запрещено находиться внутри городских стен… Эх, если бы это было возможно, я бы доставил эти распроклятые шкатулки сам! — Аслан вмиг помрачнел и сокрушённо покачал головой, цокая языком. — И потому любой вид сведений, любая деятельность по поиску оных, от «разузнай мне наилучшие цены на девзиру и договорись о встрече с торговцем*!» до «отыщи мне этого человека, но не привлекая внимания!», от «поспрашивай, не слышал ли кто о таком-то или том-то? какие сплетни ходят?» до «доставь мою весточку до того-то!» — на всё это нужно время и деньги. Я найму посыльных, напишу письма, в которых подёргаю за ниточки, возможно, и сам рискну выбраться под прикрытием ночи в Самарканд, но… Говорю же: время. Я не смогу вам сразу же дать ответы на все ваши вопросы или выполнить все ваши просьбы; я могу лишь пообещать, что я начну искать ответы на них сразу же, как доведу вас до «Догуран Казана», а также гарантировать, что хозяин гостиницы, Салих — сын моего старого близкого друга (да упокоит Аллах его душу) и будет готов ответить вам на все вопросы касательно того, как обстоят дела в Самарканде. Даже без сделки, — Аслан подмигнул своим зрячим глазом, отчего на мгновение стал жутким, ведь второй глаз — с белесым бельмом — внезапно вспыхнул каким-то скрытым светом внутри… или показалось?

— Как бы то ни было, среди бела дня мы не будем выдвигаться, это дело для покрова ночи. Сразу после ночного намаза отправимся в путь; встречаемся у Врат Прегрешений — они разрушены были монголами при захвате Самарканда, но к руинам можно подойти через Шахи-Зинда. Ну и вообще рекомендую прогуляться по некрополю, он у нас уникален тем, что «город мёртвых» стал временным пристанищем живых… прежде чем станет их пристанищем вечным, — криво усмехнулся Аслан и махнул в сторону высокого комплекса величественных строений, окружённого беломраморной стеной. — Там нынче живых больше, чем мёртвых; там же и три колодца, ежели возжелаете напиться или напоить своих животных. Один из них — мой, два других — принадлежат жуликам! Я с вас возьму пару медяков за бурдюк с водой, а они потребуют целый дирхам! Если же вода вам не нужна, то можете или просто прогуляться по комплексу, или загляните в Куру Меше — «Иссохший Дуб». Это таверна, которую выстроила Сорая и её муж задолго до монгольского нашествия, некогда служила ночным приютом для путников, не успевших войти в город до закрытия врат на закате.

С этими словами Аслан коснулся своего лба, уст и сердца и низко поклонился нашим героям, оставив их своим делам, а сам отправился по своим, главным среди которых было организовать ночной переход через катакомбы…

Хотя кто-то другой мог бы и не заметить одного единственного мига, выдавшего нечто странное в Аслане, это не прошло мимо внимания Басира, вот только поделать с этим сейчас было нечего — странный куюджю не стал задерживаться, позволяя изучить, что же с ним было всё же не так... Да и не бежать же сейчас за ним? Чуть поморщившись и постучав пальцами по ладони, антиквар вынужденно отвёл взгляд прочь — пока оставалось лишь запомнить этот факт и придумать, что делать с ним позже.

А сейчас... Сейчас здесь оставалась ещё одна загадка. Обернувшись, он заметил, что «Несринэ» тоже уже отправилась куда-то прочь и, коротко кивнув остальным, поспешил следом за ней.

— Пути Всевышнего воистину неисповедимы, — начал он издалека, поравнявшись с девушкой. — Как и пути, на которые он направляет нас. Признаться, встреча с тобой, Несринэ...джан, — осторожно добавил он к имени так и не назвавшей ничего, кроме своего нового исма новой старой знакомой, — стала для меня большой неожиданностью... хотя и не самой большой.

Распрощавшись с Асланом-бобо и предупредив новых и старых товарищей, что она сейчас отойдёт за своими вещами, Несринэ сплюнула на землю пережеванный маленький шарик чарса и легко подскочив с места, отправилась к стоянке Меджади-ханум, добросердечно согласившейся приглядеть за вещами новой знакомой. Будучи мыслями уже в тоннелях под Самаркандом, девушка не сразу обратила внимание, что её догнал Басир.

Услышав слова мужчины, она одними губами улыбнулась ему и, приложив руку к сердцу, кивнула:

– Ветер несёт песок во все стороны, смешивая его. Но несомые ветрами дорог люди, в отличие от песчинок, встречаются гораздо чаще - особенно те, кому привычны мерная качка верблюжьей спины, а рассказы караванщиков к костра ближе, чем те истории, что рассказывают акыны на площадях. И каждая такая встреча неожидана, но тем более приятна. Ты согласен, Басир-джааан?

Некоторое время странствующий антиквар молчал, пристально изучая взглядом лицо девушки.

— До назначенной встречи времени ещё достаточно, — заметно суше произнёс он, — но я не хотел бы тратить сейчас наше на праздные беседы.

Он коротко осмотрелся по сторонам — тема могла оказаться тонкой, а потому лучше было не поднимать её, если был шанс, что кто-то мог подслушать их разговор. К счастью, хотя здесь, у стен Самарканда, и продолжали прибывать всё новые и новые путники, из главной толпы они уже успели выйти.

— Перед тем, как отправляться вместе под, как это вполне возможно выйдет, клинки монгольской стражи, мне нужно знать, с кем я иду — с Несринэ или с Гульнарой?

На слова о том, что мужчине не хочется тратить время на "праздные беседы", Несринэ только неодобрительно поцокала языком, явно не согласная с тем, что надо так быстро переходить к делам. Но спорить с выбором собеседника она не стала, только пожав плечами.

– Да будет так. Надеюсь, с людьми, дорогими и близкими Басира-мохтарама все в порядке, и его сердце за них спокойно. Что же до того, с кем ты идёшь... — девушка лукаво улыбнулась. У лотоса много лепестков, у человека бывает много имён. Но и у цветка, и у дочери своего отца сердцевина всегда одна, неизменная. Сейчас та, что идёт плечом к плечу, откликается на имя Несринэ, и не поймёт, если чужие, именно чужие люди, назовут её Гульнарой. Но тебя я понимаю, и поэтому отвечаю: сейчас я Несринэ, но помню, знаю, чувствую все то, что и Гульнара. А для тебя есть разница в том, какое имя сегодня у человека, с которым ты идёшь по одной тропе? Для меня имя — лишь звук, а истина глубже.

Басир вновь потратил некоторое время на то, чтобы обдумать свой следующий ответ.

— Твоё имя для меня действительно неважно, — наконец прервал молчание он, — но мой вопрос не был случаен. Гульнара, которую помню я, была достаточно прозорлива, чтобы понять, что стоит за моим вопросом. Обладает ли теперь идущая рядом со мной Несринэ такой же способностью? Сможет ли она ответить на незаданную его часть?

Девушка, сорвав веточку саксаула и сунув ее в рот, какое-то время молчала. Потом, посмотрев в небо, ответила:

– Я дала ответ. Но если ты хочешь услышать слова без украшений, то отвечу просто — да. Если Басир вчера и Басир сегодня — один из тот же человек.

Мужчина отвёл взгляд и устало усмехнулся.

— Это, пожалуй, единственное, что я могу сказать наверняка... — ответил он.

– Тогда, — Несринэ усмехнулась и мягко положила руку на плечо мужчине, — я рада видеть того Басира, которого видела раньше. Редко кто может похвастать таким, что остаётся собой спустя не годы, а даже месяцы. Если, конечно, — повела она плечами, — это не какой-то декханин, чьё сегодня и завтра одинаковы, как десять лет назад, так и через десять лет.

Если она и надеялась на улыбку в ответ, то её не последовало. Горький смешок перед этим так и не перерос ни во что другое, напротив, слова Гульнары-Несринэ заставили его на мгновение дрогнуть.

Отвернувшись, он сделал шаг в сторону, отдаляясь от неё.

— В таком случае... — чуть помедлив, Басир, наконец, просто решил обрывисто закончить разговор: — Увидимся вечером.

Остановившись, он осмотрелся ещё раз, и уже собирался было направиться обратно, когда его на мгновение задержали слова Несринэ:

– Увидимся вечером, — согласилась девушка. — А ответ на вопрос «почему» будет в свое время, когда я исполню ту просьбу, которая заставляет меня молчать.

Но лишь на это мгновение. Так и не посмотрев больше в её сторону, Басир зашагал назад.

Трудно было не согласиться с хитро-мудрым Асланом – в жизни благое и грешное так часто зависели от обстоятельств, что каждую суру впору было сопроводить толкованиями ученых мужей. Была ли та игра азартной или служила благой цели? Наверняка последнее, поскольку это решение позволило разрешить спор двух достойнейших мужей. Было бы гораздо лучше, чтобы и правители тоже решали свои споры броском костей, а не посылали на смерть своих поданных из-за своих амбиций. С другой стороны, примет ли результат броска проигравший? Признает ли он его волей небес или попытается оспорить? Уж наверняка. Что ж тогда? Может пусть споры надлежит решать не престарелым мужам, а философам, ученым и мудрым мужам. Уж они наверняка смогут найти решение. А если одни – варвары, как монголы, а другие в своих познаниях ушли далеко вперед, за пределы земной тверди – смогут такие разные люди договориться? Или все же альтернативы войне нет?

Сложные вопросы роились в голове у Эр-Рахима и не было им конца...

  Беседа с Басиром оставила после себя тяжёлое впечатление, где горесть густо мешалась с раздражением. Антиквар и раньше не был большим ценителем долгих речей, но оставить без внимания все вопросы к себе и выпытывать ответ, когда от него уже раз прямо уклонились, было совершенно невежливо. Несринэ и сама не была поклонницей долгих и красивых речей, и не умела долго стелить их шёлк так, как подобает, но даже для неё это было через чур. А, самое главное, было совершенно непонятно, почему мужчину так задел уход от ответа.
  Навернув в раздражении несколько кругов вокруг мавзолея, девушка наконец немного восстановила пошатунвшееся равновесие и, досадливо пнув камешек, бывший, вероятно, когда-то частью чьего-то надгробия, отправилась к Меджади-ханум. Для себя пашто решила, что ее знакомый за время дороги слишком переобщался с излишне прямолинейными франками, и заразился от них ненужной прямотой. Пообщавшись какое-то время с пожилой багдадкой, с которой ее свела судьба, и поиграв некоторое с её детьми в альчики, Несринэ распращалась с добросердечной семьёй и, забрав свои вещи, направилась в "Куру Меше".

  Если до этого у торговки еще были варианты, как можно попасть за стены, то теперь все определилось. А раз уж "Солнце и Луна соединились", то следовало попытаться разобраться, что может ждать в подземельях. В то, что дорога будет безопасной, Несринэ ни на каплю не верила, иначе умельцы давно бы проложили свой маршрут, шириной с караванную тропу. Значит, впереди ждали опасности, а какие - следовало разузнать.
  Девушка хорошо понимала, что точных данных ей не добыть, но сплетни, слухи, даже старые сказки вполне могли помочь в подготовке: надо только уметь отделять анчар от шелковицы. А там уж кто предупрежден, тот вооружен. И даже если не получится, отсутствие ответа - это тоже ответ, верно?

  Устроившись в чайхане за дальним дастарханом, Несринэ разложила вокруг себя подушки так, чтобы было уютнее, и, заказав питье и маленькую миску плова, начала неспешно присматриваться к окружающим. А пока глаза выполняли подготовительную работу для языка, разум топговки был занят попытками вспомнить, слышала ли она сама ранее что-то о катакомбах под Самаркандом. Времени хватало, и спешка в таком серьёзном деле была излишня.

Аслан даже не скрывал, что многое скрывает. По-своему это было даже похвальным, но оставляло у Ифрита нехорошее предчувствие. Проблемы куюджи вполне могли затронуть и его посыльных. Впрочем, Абдулла не жалел о том, что крепко пожал Аслану руку. Неожиданность и риск были частью его призвания, а Саид-ходжа был достаточно честным и разборчивым человеком, чтобы положиться на его рекомендацию. Это был наиболее надёжный вариант из доступных. Не идти ведь обратно с пустыми руками?

Намерение попасть в Самарканд по прежнему казалось Абдулле правильным. Душа, обогащённая опытом, твердила, что цель его охоты находится там, и ей вторили собранные им в Багдаде и далее сведения, неполные и противоречивые, но всё-таки указывающие верное направление. Тем не менее, было не лишним поспрашивать людей и здесь, коли оставалось время до похода в катакомбы.

Расчёт и экономия сохранили Абдулле целый бурдюк воды, и поэтому он направился прямиком в Куру Меше. Там он заказал чай и шашлык с лепёшкой, а затем присел отдохнуть, поставив рядом рюкзак. Ифрит копил силы, но в то же время наблюдал за людьми, стремясь вычислить завсегдатаев, болтунов или давно живущих не вполне по закону. Ещё лучше для его целей — если эти категории пересекаются.

Доев, Абдулла подошёл к старшему из присутствующих представителей таверны, чтобы поблагодарить его за ужин, а затем негромко спросил его, не видел ли тот одного человека с видными шрамами на руках и лице. Этот человек должен был прибыть от стороны Багдада в течение предыдущих двух недель. Такой же вопрос он чуть позже — после вежливого знакомства — направил наиболее обещающим из замеченных им людей, подчеркнув, что ему было очень важно встретиться с этим человеком. Попал ли он в Самарканд? Попытка — не пытка, и даже если никто ничего ему просто так не скажет, их реакция тоже будет о чём-то говорить.

Скрепив сделку с Асланом рукопожатием, спутники разошлись, кто куда. Не имея идей получше, Торстейн и Саид направились в «Иссохший Дуб» - подкрепиться чем-то посущественнее айвы, да послушать местные сплетни.

- Давненько мы не бывали в Самарканде, а? - озвучил свои мысли северянин.
- Да, уж лет пять тому, - согласился Саид. - Как-то не очень хотелось после того случая...
- Ты про того Салахаддина-как-его-там? - Торстейну припомнились детали того скользкого дела, которое пришлось провернуть для их приятеля-куюджю. Они вызвали улыбку на обветренном лице.
- Да, да, про него, - прошипел Саид. Эмоций товарища он явно не разделял. - И не стоит вспоминать об этом вслух!

Отравленный глава Дома Доходов! Эту историю и впрямь не каждому встречному расскажешь. И хоть отравлен нечистый на руку чиновник был не ими, друзья приложили руку к тому, что было дальше.
- Я ведь и лекарь в том числе, друг мой, - вздыхал Саид. - Я ведь должен облегчать страдания, а не усугублять их! К тому же мы сгубили невинную жизнь...
- Это от невинности его Скорпионом прозвали? - усмехнулся Торстейн. - А я то думал...
- Да нет же, - отмахнулся Саид. - Я про посыльного. Того несчастного, что принёс пустышку вместо противоядия.
- Да в пекло посыльного! - прорычал Торстейн. - Те, кто служат тиранам, заслуживают не больше милости, чем их господа! Ха! Я даже не знаю, кто из них громче орал, когда при дворе поняли, что лекарство не то.

Так, за неспешной дружеской беседой, они дошли до таверны.
- Не худо было бы разузнать, что слышно вокруг в последнее время, - рассуждал Саид. - Может из-за стен какие слухи, или про катакомбы что-нибудь. Непростое ведь место!
- А чего там сложного? - удивился северянин. - Пыль да кости.
- Неужто ты до сих пор не понял, друг мой? - Саид взглянул в вечереющее небо, подняв руки, словно собираясь вознести молитву. - В каждой сказке, что ходит в подлунном мире, лишь доля сказки.
- И какие сказки про этот склеп знаешь ты? - поинтересовался Торстейн, открывая для друга дверь.

Сделка была совершена, и Сибилла слегка выдохнула — еще на один шаг ближе к Самарканду и ее вечно ускользающей цели. Но сначала ей и остальным требовалось перевести дух и насладиться мгновением покоя. Несмотря на долгий, изнуряющий тело и разум переход через пустыню, Отвиль находила себя в странном состоянии, где юная норманка не могла расслабиться даже в чайхане, в которую она последовала за остальными, и ее мысли все снова и снова спотыкались о раздумьях и рассуждениях, что же могло ждать ее и товарищей этой ночью.

Отвиль невольно, следуя своей привычке, начала надкусывать губы, забываясь в размышлениях. В конце концов, некрополь — это пристанище мертвецов, пусть среди могил и тлела жизнь — но покойники были властителями этих усыпальниц. Такие места, тут же поправила себя Сибилла, привлекают и различных духов и прочую «нечисть», вроде ифритов и дэвов.

Девушка недовольно покачала головой, понимая, куда ведут ее мысли, и тут же их отбросила прочь. Разбойники и расхитители гробниц — тоже возможный вариант. Подобные грешники появляются всюду, где распадается общественный порядок.

После того, как Несринэ уютно расположилась за огромным дастарханом, в «Куру Меше» зашли и Эр-Рахим с Хадджи Дарьёй: решив, что прохладный сумрак караван-сарая место куда более приятное, чтобы дожидаться вечера, дервиш и странница отправились пить чай. Увидев же Несринэ, все трое подумали о том, что «Аллахом любимый дастархан обилен не пиалами и блюдами на нём, но людьми вокруг него», и потому торговка обзавелась компанией, а с нею — и добавками на стол: заприметив суфия-странника, высокая смуглокожая женщина с копной кудрявых иссиня-чёрных волос, огромными миндалевидными глазами и странной ажурной алой точкой меж бровей (которую Несринэ распознала как бинди, символ каст, из которых состоит общество индусов) приблизилась и с теплом поприветствовала Эр-Рахима. Дервиш не впервые бывал в окрестностях Самарканда и знал её — правда, раньше у Сораи, а это была она, та самая хозяйка «Иссушенного Дуба», и её супруга Раджеша была гостиница внутри Самарканда, а не вне оного. Посетовав на горькую судьбу — сначала смерть мужа от рук монгол, когда те позарились на его домашний алтарь в честь индийских богов, потом изгнание из Самарканда, потом постройка нового караван-сарая за то золото, что девушка смогла спасти из семейной казны — Сорая дала знак мальчикам, обслуживавшим столы посетителей, и те в миг добавили на почти пустой дастархан наших героев и огромное фарфоровое блюдо, на котором дымилась ароматами курдюка, зиры, шафрана и чеснока гора плова, стало падишахом этого стола. Вокруг него расположились крупные пиалы с турши-пиёзом — традиционным гарниром к плову: тонкие кольца лука и крупно нарезанная кинза, тархун и мята, маринованные в уксусе, присыпанные сумахом; блюдо с нарезанными огурцами и редиской, сбрызнутыми соком из зелёных слив; несколько пиал с различными видами панира — мягкого сыра, точнее прессованного творога, который засаливался в рассоле с сумахом и кориандром, порой с добавлением куркумы для придания золотистого цвета, или перетёртой мяты для светло-зелёного оттенка панира; несколько огромных продолговатых лепёшек пухлого тандыр-нона, дрожжевого хлеба, запечённого в печи-колодце, прилепленным к стене оной; а также огромный расписной чайник, в котором заваривался чёрный чай с добавлением ломтиков яблок и айвы.

Как оказалось, Сорая была урожденкой Бухары, где и познакомилась с почтенным дервишем; родители её были торговцами (отец) и лекарями (мать), и ради расширения своих связей и торговли они решили выдать дочь за сына известного индийского купца, которому принадлежало множество лавок специй как в Хиндустане, так и в Хорезме. Поначалу опасаясь брака с иноверцем, Сорая возносила после многочисленные молитвы Аллаху за то, что тот послал ей доброго, чуткого и любящего мужа: молодой Раджеш был наивен, нежен, но обладал смекалкой и был хорошим подспорьем Сорае, когда та решила последовать по стопам отца и основать собственное дело: караван-сарай в Самарканде. Чем всё это закончилось — нам уже известно, но пережитые горести не лишили Сораю веры в чудеса, Аллаха и лучшее в людях.

Чуть позже, когда хозяйка «Куру Меше» удалилась по своим делам, к нашей троице присоединились сначала Абдулла, добавивший заказанное блюдо с шашлыком к общему дастархану, а после и Саид-ходжа с Торстейном, и Сибилла, и, позже всех — Басир.

Насытившись пловом и прочими яствами, успокоившийся Саид взял в руки пиалу с душистым чаем, отхлебнул немного, после чего заговорил:

— Известно, что у Пророка Мухаммада ﷺ была большая семья. И среди его родичей был у него двоюродный брат, именуемый Кусам ибн Аббас — он родился, когда нашему Пророку было пятьдесят четыре года и мало побыл с Избранником Всевышнего — Мухаммад ﷺ отправился к Творцу через восемь лет после рождения Кусама. Но всё то, что ибн Аббас запомнил из времени, проведённого подле Пророка, из его речей, из его деяний — отложилось глубоко в его душе, и он, возмужав, стал ярым последователем Истинной Веры; более того, он решил распространять её вовне Аравийского полуострова. Как все историки соглашаются, Кусам ибн Аббас был первым правоверным и первым проповедником ислама в этих землях, — Саид сделал жест обоими руками, словно раскрывая объятия. — Кусам-ходжа был мудрым человеком, умелым и в торговле (коей занималась его семья), и в ведении переговоров, и в убеждении неверных в истинности нашей веры. Но более всего он был преданным человеком; следуя указаниям своего халифа, Муавийи ибн Абу Суфьяна, он достиг земель Хорасана, где примкнул к тамошнему правителю, с которым я имею честь разделить имя: Саиду ибн Усману. Под стягами Саида ибн Усмана войска Хорасана подчинили себе бóльшую часть земель, на которых мы находимся с вами ныне, — Саид довольно отхлебнул чаю и, полуприкрыв на мгновение глаза, улыбнулся, словно это он завоевал Самарканд и Бухару, а не какой-то древний правитель, живший почти шесть столетий тому назад. — Так вот, когда Самарканд был завоёван, генерал Саид поручил Кусам-ходже остаться в городе ради проповедования ислама и увеличения числа правоверных в регионе, а сам же двинулся далее в своей военной кампании. К сожалению — или по повелению Аллаха — на Самарканд напали племена согдийцев, и, как гласит предание, один из мерзких псов отрубил Кусам-ходже голову. Сколь же было удивление и ужас этих безверных тварей, когда двоюродный брат Пророка поднял свою голову и удалился за стены города! Согласно легендам, Кусам обнаружил чудодейственный источник Воды Жизни в подземельях под одним из колодцев прямо за пределами Самарканда; той самой Воды Жизни, которая течёт реками в Дженнете — Рае, где достойных правоверных ждёт Всевышний. Испив воды, Кусам стал бессмертным волей Аллаха, и согдийские псы не смогли убить достойного последователя учения нашего Пророка!

Многие из слушателей Саида всё ещё смотрели на него с непониманием, мол, к чему ты ведёшь, старец; заметив эти взгляды, учёный снова отпил чаю, чтобы промочить горло, и продолжил своё повествование:

— Никто не знает, верна ли легенда, или же это просто красивая история, кои, как все знают, в наших краях любят рассказывать. Как бы то ни было — в честь Кусама ибн Аббаса был возведён мавзолей, самый высокий и величественный в этом некрополе, — Саид махнул рукой туда, где наши герои видели до входа в «Куру Меше» центральное строение комплекса: огромное, грандиозное здание, крытое белоснежным мрамором и увенчанное роскошным куполом из бирюзового лазурита. — «Мавзолей Последователя», так называют его, поскольку Кутам ибн Аббас, да благословит его душу Всевышний, был одним из первых последователей Пророка — и одним из рьянейших. Вокруг мавзолея очень скоро начали множиться могилы — каждому роду хотелось похоронить своих близких с местом упокоения такого святого человека. Сам некрополь назвали со временем «Шахи-Зинда» — «Живой Царь»; зная историю того, в честь которого он возник, думаю, вам не составит труда догадаться, почему и откуда такое название. Что же до колодцев, то… — Саид развёл руками, мол, додумывайте сами.

Солнце постепенно склонялось к закатному горизонту, судя по более тёплым и красноватым тонам света, что проникал внутрь «Иссушённого Дуба» через витражные окна. И, несмотря на то, что нашим героям было что обсудить, они не упускали и возможности подойти к старым знакомым, обняться, поговорить о том да сём, и обменяться новостями, а расположение их дастархана и в глубине зала, и одновременно на середине его позволяло порой услышать сплетню-другую:

❁  Курултай Каганата начнётся в ночь полнолуния этого месяца. После смерти Угедей-хана множество претендентов борются за власть — особенно его внук Ширёмюн и сын Гуюк. Вдова Угедея, Дорегене, захватила власть и ныне действует как регентша.

❁  На Курултае собирается присутствовать множество послов и знати, включая Кылыч-Арслана — наследника трона Румского султаната. С другой стороны, султан Джаляль из Исфахана отказался посылать посланника «завоевателям и жестоким чудовищам».

❁  Поговаривают также, что монголы нашли новых союзников: крестоносцев. У монголов нет проблем с религиями; сами они куда более не-религиозны, если сравнивать с другими обитателями этих земель. У крестоносцев же нет проблем с заключением союзов с представителями не-их религий; принцип «враг моего врага — мой друг» для них ныне решающ в свете того, как разворачивается Пятый Крестовый Поход. Но это лишь слухи; так ли на самом деле — не знает никто, но группу крестоносцев, прибывших во дворец регентши видели все, как внутри города, так и вне оного.

❁  После смерти Хасана Саббаха (основателя Ордена Ассасинов), произошедшей почти сотню лет тому назад, ассасины из Аламута ведут себя тихо — единственные, на кого нападали ассасины, были монгольские генералы и предводители воинских подразделений, а также редкие, но смертельно опасные группы крестоносцев-ренегатов, грабящие караваны. Жители Самарканда по-прежнему боятся Ордена Ассасинов, но пока эта тишина приносит некоторое облегчение.

❁  В последние дни некоторые жители внезапно тяжело заболели: стали слабыми, бледными, кашляют и порой теряют сознание без причины. Город приближается к времени мора и хаоса.

❁  Силы Каганата до сих пор не смогли арестовать некоего «мудреца Хусейна», хотя и знают, где он находится. Многие, перепив кумыса, начали даже цитировать монгольских стражников: «Мы целый отряд послали, чтобы поймать одного человека! Не вернулся никто!!!», «КАК ВЫ НЕ МОЖЕТЕ АРЕСТОВАТЬ ОДНОГО СТАРИКА?!», «Если он не чародей, то я — жена Чингиз-хана!».

❁  Странного человека с лицом, испещрённым сетью мелких шрамов (и судя по тому, что их видно и на тыльных сторонах его ладоней — вероятно, по всему телу) и с явным багдадским акцентом недавно, буквально за день до закрытия всех ворот Самарканда, был виден пререкающимся с одним из капитанов монгольской стражи. Когда монголы попытались схватить нарушителя спокойствия, тот исчез практически посреди белого дня. Ни его не отыскали, ни тела капитана, с которым этот зловещий незнакомец ссорился: на следующий день голову капитана нашли на ступенях к дворцу регентши Самарканда, но тело так и не было найдено. Поговаривают, что тут смердит происками джиннов.

❁  В Мерве состоится большой праздник по случаю завершения трудов учёного Якута аль-Хамави и рождения сына эмира Ахмада.

❁  Подземелья под Самаркандом уходят историей в незапамятные времена; говорят, что некогда это была система пещер, в которых жили древние предки нынешних самаркандцев, и лишь спустя сотни лет они наконец решились возвести дома и прочие строения на поверхности. Детали о подземельях со временем забыли, но что сохранилось в воспоминаниях местных — это то, что «там смертельно опасно!».