Древнее, чем горы | ходы игроков | Сумеречные Равнины

Уже месяц минул, как отряд отправился из Ар Маэланна в поход на мохового великана. И вот, отряд наконец покинул окраину Великого Леса, выйдя к Сумеречным Равнинам — степям, которые отделяли Бросселиад от Сумеречных Гор, и отсюда брали своё название.

Отряд вышел на открытое пространство поздним вечером, и вокруг уже темнело. Серели в месте с небом вдали Сумеречные Горы, сизые облака, их окольцовывавшие, сейчас были едва различимы. И насколько хватало взора, везде лежала густая зелень, приклонённая к земле ветром. Мрачная картина отвечала предчувствию конца путешествия, встрече с одним из сильнейших существ Дал Фиатах. Впрочем, и охотники по удивительной прихоти судьбы столкнулись за месяц путешествий с существами, которые наверное по силе не уступали Моховому Великану.

Которого ещё предстояло найти среди этих бескрайних полей. Следы его, впрочем, обнаружились довольно быстро. На второй день пути посреди равнины руады заметили рощу, которая на поверку оказалась деревней. Моховой великан преобразил её почти до неузнаваемости — плющ и мхи зелёным покрывалом скрыли стены домов, деревья пробили их крыши и стены, обступив плотным частоколом. Внутри же охотники нашли то, что когда-то было жителями — это можно было определить по одежде, которая ещё осталась. Тела же полностью обратились в древесину; у кого-то вместо головы теперь вырос розовый куст, а руки превратились в осоку, кто-то весь превратился в колючий шиповник, и ягоды усыпали его "лицо", теперь состоящее из плотной зелени.

Особенно странно это ощущалось для Киарана. Здесь жизни людей были "изъяты" из порядка, установленного Мертвецом. Люди не были убиты в привычном смысле этого слова: великан, прошедший здесь, преобразовал руадов в растения, словно они никогда и не рождались — не было неприкаянной души, жаждавшей отмщения, не было и упокоенной теперь в чертогах Первого Мертвеца. Здесь изменили на краткое мгновение законы, по которым жил Дал Фиатах, заявив старые права на эту землю.

Можно было его за это ненавидеть. Можно было желать ему смерти. Но нельзя было отрицать, что прошедшая здесь сила не была воплощением зла, с которым охотники сталкивались до этого. Просто неприкаянная сила, которой не нашлось места в новом мире, и которая отчаянно пыталась его найти, не понимая, что делает.

Очередное поселение, уничтоженное мистическими силами. Только вот спасти это они уже не успели. Навевает не самые приятные воспоминания... Была ли у Хильды ненависть к Великану? С одной стороны - да. Глядя на уничтоженные дома, а главное превращенных в нечто иное руадов, она не могла не вспоминать свой прошлый опыт столкновения с подобной разрушительной силой. С другой, Хладная понимала, что Великан действовал не из злого умысла. Потому не могла ненавидеть его всем сердцем. Его можно было сравнить с природным катаклизмом, только имеющим подобие чуждого для них разума. Но то, что он катаклизм не значит, что его не нужно остановить.

Веками руады создавали различные инструменты, что бы защитить себя от опасностей природы. В этот раз таким инструментов должен стать их отряд.

Хильда взглянула на спрятанную в сумке звездную лазурь, проверяя, не указывает ли её аура на что-то сейчас. После чего отошла в сторону, присев у одной из стен и сконцентрировалась на собственных ощущениях. Как и в прошлый раз, пытаясь "прощупать" окружающие магические потоки и понять, в какую сторону ушел киадэлит.

Цель путешествия неумолимо приближалась - или, по крайней мере, группа приближалась к ней.
В пейзжах вокруг была своя, иногда гнетущая, красота: Киаран с удовольствием всматривался в дали, наслаждаясь каждым моментом.
Что-то, всё же, было красивое в необычности захваченных зеленью городов.

Однако, была и другая сторона, представлявшая из себя воздействие самого Мохового Великана на не так давно живших здесь людей: и это воздействие было чуждым, невероятным.
Никогда ранее Киаран не встречал смерти без смерти, или перерождения без смерти. Словно Великан просто брал попавшуюся под руки жизнь и, будто глину, складывал её в более привычные формы.

Конечно, это было неправильно - с точки зрения представлений людях о том, что было правильно.
Но были ли правильны лавины, уносящие жизни? Или ударяющие в деревянные дома молнии, из-за которых сгорают целые деревни? Или дикие звери, нападающие на отправившихся в лес за грибами людьми?
Всё это было правильно, но влияние Мохового Великана было неправильно правильным. Из другой жизни, из другого мира, из другого времени.

— Как вы думаете, у него есть разум? - Задумчиво спросил у группы Киран. - Может, как маленький ребенок невероятной силы, он просто не знает, как и куда применить свои способности? Не знает, как их контролировать, потому просто неосознанно ломает мир и жизни вокруг себя?
Клирик прикрыл глаза, вдыхая запах отсутствия смерти:
— Может, ему просто нужна помощь?

  Погруженная в своим мысли и все больше скатывавшаяся во флегматичную меланхолию, Иллирет не ожидала, что ее персона после боя хоть кого-то заинтересует. Особенно в число этих «хоть кто-то» входила Хильда – пиромантка чувствовала, что с магичкой у нее есть некий внутренний конфликт, никогда не проявлявшийся вербально, но от того не менее ощутимый. Причем не по какому-то поводу – исключительно по причине разницы взглядов на Силу и ее применение.
  И когда Хладная устроилась рядом на поваленном дереве, Пепельная поначалу не поверила глазам своим. А потом, убедившись, что зрение ее не подводит, молча отодвинулась чуть в сторону – дескать, «если тебе так хочется устроится именно здесь, я могу и уйти». Но Хильда никак не показала намерения быть одной, да и в беседы не лезла, так что Иллирет сочла правильным лишних действий не совершать. Хочет быть рядом – пусть будет. Может, ей самой помощь нужна, и ей некомфортно рядом с эльфами? А если причины тому другие… Что же, мысленно Иллирет могла признать, что почти благодарна коллеге. А, может, даже и не «почти».

  …Следуя эльфийскими тропами, пиромантка продолжала оставаться замкнувшейся в себе, заново переживая ощущение изменившейся Силы и ища в душе точку опоры, вокруг которой она могла выстроить свою изменившуюся сущность. Задачей это было не из легких, и помощи было ждать неоткуда. Поэтому Пепельная, определив, наконец, что должна принять себя-новую такой, какая есть, терпеливо и вдумчиво изучала себя изнутри, пытаясь вернуть утраченную гармонию путем корректировки собственных взглядов. Получалось откровенно плохо, из-за чего магичка еще больше мрачнела, но отступаться она не собиралась, упрямо ища внутри ответы на невысказанные вопросы.
  Из состояния философской отрешенности ее вырвало зрелище последствий колдовства Мохового Великана. В глазах девушки как по волшебству зажегся огонь, распрямились плечи, а в шелестящую походку прибавилось пружинистости. Следуя от тела к телу и осматривая остовы людей и зданий, Иллирет совершенно забыла обо всем, и только наслаждалась поразительной непредсказуемостью магии одного из древнейших созданий. Ни одна смерть не была похожа на другую, ни одно захваченное природой здание не порасло растениями также, как соседствующее. Это был хаос в чистом виде, непоследовательный и пылкий – и огненная часть души пиромантки пела с ним в унисон.

  Взрезав ножом руку одного из мертвецов и наблюдая, как из той медленно течет древесный сок, Пепельная подняла голову, услышав вопрос Киарана.
  - Интересное замечание! Думаю, что он разумен – по крайней мере, для стихии он ни разу не повторялся. К тому же дело его чар, хотя и страшно по природе своей, имеет определенную эстетику, верно? Словно делалось не абы как, а чтобы было красиво? Думаю, он «ломает мир и жизни» не вокруг себя, а под себя, делая все похожим на те времена, когда людей еще не было. И богов, кстати, тоже – поэтому умершие, будто в прошлом, и не уходят к Первому. Думаешь, нужна помощь?

  Пепельная неторопливо поднялась и, еще раз обозрев взглядом руины, кивнула куда-то в сторону, словно соглашаясь с незримым собеседником. Потом повернулась к Киарану.
  - Не уверена, что мы можем ему чем-то помочь. Но попробовать пообщаться стоит. Все же он несет беды не по злой воле и не по скудоумию. Он живет другим временем и мыслит совершенно другими категориями: такими, что нам не понять. Слишком разделяет людей и киаделитов время и замысел творцов. И, возможно, - девушка посмотрела на небо, - если его не станет, мир лишится маленького, но бесценного кусочка своей даже не юности, но глубокого детства.

Клирик Первого Мертвеца, казалось, немного удивился, что его старческие мысли кто-то выслушал, и уж тем более удивился, что получил на них ответ:
— Думаю, ему нужна помощь. Так или иначе.
Клирик кивнул и задумался, слушая пиромантку.
— Пообщаться стоит. Я, может, и являюсь представителем повелителя Смерти в этом мире, но это совершенно не значит, что стремлюсь всех немедленно к нему отправить. И, ты права - этот великан являет собой частицу неповторимого и уникального. Обидно было бы лишать мир этого без стоящего размышления.

Маги странные.
Эта мысль заставляла Йорту в который раз сокрушаться, что товарищи, знакомые ей по предыдущим кампаниям, покинули Охоту. Свен пирует в высших сферах – пусть выпьет чарку и за Йорту, когда она поднимает свою кружку эля у вечернего костра, стряхивая ритуальные капли в огонь в память павших в бою. Ллойд уже на полдороге к сестре, а может и домчал уже, если загнал пару лошадей. Хороший парень, а вот с Хильдой ему, видимо, ничего не светило.

Лучница припомнила их давешний разговор после убийства вирма. Что та хотела сказать своими будто промороженными фразами? Что-то про задачи. Её "задачей было помочь" попадать противника. "Следить за собственным выживанием. " Ну да, она и следила. "Важнее, чем помочь", – то ли ей не нужна помощь, то ли нужна, но она слишком горда, чтобы ее принять? Йорта так и не поняла, удовлетворившись тем, что в конце концов Хильда сказала, что учтет. И ушла сидеть к Иллирет – лучница в какой-то момент испугалась, что Пепельная и Хладная опять схлестнутся стихиями, и на всякий случай подошла поближе, чтобы разнимать в случае чего, но все обошлось.

Хотя дружбы в команде так и не сложилось, несмотря на пройденный путь и тяжелые бои – и это огорчало Йорту, поскольку друг за спиной все же лучше, чем просто боец, – все же не было и ссор, очевидно, магессы держали свои стихии в узде, избегая ненужных трений, пока их связывало общее дело.

Интересно, после возвращения будет ли им очень поболтать и станут ли они радоваться новым встречам, пересекаясь вновь на путях охоты?
Йота сомневалась, а между тем знаки великана расцветали в буквальном смысле у них на пути, и это было странным образом красиво.

– Я бы хотела после смерти стать кустом, – вырвалось у Йорты. – Или деревом. Вечнозеленым тисом, дающим свои гибкие прутья охотникам на крепкие прочные луки. Это уж точно лучше, чем сеять тьму и смерть, разоряя деревни.

Эта мысль захватила ее, и она представила, как раскидывает ветви на берегу реки, чтобы неторопливо длить свои годы в молчаливом созерцании, даря тень путникам. "Если мне суждено пасть в бою, – решила Йорта, пытаясь исследовать окрестности, – пусть это будет бой с моховым".

– Сознание?! – недоуменно переспросила она у Киарана. – Пообщаться? Жди, будет он общаться, как же! Сначала превратит тебя в прекрасную клумбу, а потом пообщается, поливая и прикармливая. И кроме того, а как же наше задание? Нам не поручали ему помочь.

Киаран улыбнулся на задумчиво-мечтательное замечание Йорты.
— Красивая картина. Я как-то не думал о том, что будет после моей смерти. И, в целом, не планирую пока отправляться к своему другу. А так, что интересно, все мы, однажды, станем деревьями. Когда наш прах рассеется по земле, и будет питать новую траву, кусты и деревья. Так что, Йорта, ты можешь быть уверена, что твоя смерть никогда не будет напрасной.

На удивление же охотницы клирик лишь пожал плечами:
— Может, и будет? Твой лук, думаю, неоднократно находил своей целью животных - и это нормальная основа нашей жизни. Но и они общаются между собой. Так что же заставляет тебя не верить, что у Мохового Великана нет своего разума и способа общения? Я никогда их не встречал. Отчего же не попробовать?

- Можешь попытаться. Но, полагаю, это бесполезно. Как пытаться убедить снежную бурю не нести с собой снег и мороз, пробирающий до костей. Или убедить лесной пожар не жечь деревья. Примерно так же и пытаться заставить киадэлита отказаться от своей природы.

- У него явно есть сознание, но сомневаюсь, что он владеет нашим языком. Даже если так, что ты можешь предложить ему такого, что бы он отказался от… Подобного? - Хильда указала рукавом на разрушенную деревню. - Обычно дети слушают взрослых потому что воспринимают их как более сильных, мудрых и больших. Едва ли подобные отношения возможны между тобой и великаном. Не говоря уж о том, что его сознание не «детское». Оно просто совершенно иное. И это куда хуже.

– Попробовать! – недоуменно воскликнула Йорта. – Но как ты собираешься пробовать? Мы даже не знаем, как работает эта его магия! Может, только ты раскроешь рот, как из него полезут лозы вместо слов! Нет, ну я не понимаю! Вот, например, – зашла она с другой стороны, – мы же не пытались разговаривать с ... нет, ладно, Первый с ним, с вирмом, это просто сгнивший огромный червь, а вот со стражами! Они же были людьми, рыцарями, хранителями! Они были героями, а с ними никто не говорил! – лучница хитро прищурила один глаз, довольная, что нашла веский довод. – Они-то точно были разумными, с понятным разумом, говорили бы на понятном языке. А тут – моховой великан! Кидаэлит! Он не то, что по нашему не знает, он нас, небось, считает за неудавшиеся клумбы. Засеет нас, пока мы языками телепаем, и вся недолга.

Йорта потопталась вокруг, сорвала розу с человеко-куста, понюхала.

– Я вот думаю, наш единственный шанс - застать его врасплох, подобраться и окружить огнем. У меня еще с собой эти склянки с взрывопламенем. С разных сторон их зашвырнуть, чтоб ему никуда не дернуться, а тогда уж навалиться.

— Иногда люди слушают других не потому, что говорящий сильнее, мудрее - или пытается казаться таковым. Иногда слушают, когда душа чиста, наполнена любознательностью и желанием понять и быть понятым.
Киаран вполне ожидал такой реакции от Хильды, и спокойно пояснял свою позицию:
— И ты сама говоришь, что его сознание не детское, а иное - так может, у него будут и иные причины нас послушать.

На сомнения Йорты клирик кивнул:
— Всё так. Может, мы заговорим, а изо рта полезет лоза, и задушит нас нашими же словами. Но если он может это сделать - неужели ты думаешь, что мы сможем его остановить до этого? Даже с засадой, неожиданной атакой, навалиться со всех сторон?

— Что же до того, почему мы ранее избавляли мир без вопросов и разговоров - восставшие были подняты Злом. Их само естество было про разрушение, извращение и искажение реальности. Моховой Великан же - в нём нет зла. Он не злее лавины или кроликов.

– Не знаю, может и не остановим, – пожала плечами Йорта. – Это охота, всякое случается. Но одно дело, когда ты готов к бою и дерешься, а другое - когда ты разинул рот и болтаешь. Тут уж кто угодно возьмет тебя тепленьким. А как ты собираешься выяснять, что у него за планы? Подойдешь с поклоном, и голову сложишь, и что дальше? Задание провалено, великан творит, – лучница махнула рукой, – беспорядки всякие. Ты мне кроликами зубы не заговаривай, я с ними тоже не особо лясы точу. Или с лавиной какой-нибудь. Вот какой смысл с лавиной беседовать, толку с того, что она не злая?

— Твои опасения совершенно не беспочвенны. И подвергать вас опасности лишней, если вы против, я не хочу.
Киаран пожал плечами.
— Но если вы дадите мне шанс, хотя бы одному, выйти и попробовать - я буду благодарен. Если же нет - обиды таить не буду.

– Ну, что ж, – Йорта развела руками. – Пожалуй, с таким не поспоришь. Если ты хочешь попытаться да готов рисковать, мы не можем тебе запретить. Но можем прикрыть твою спину, если разговор не сложится. Тогда каков будет план?

— План предельно прост: мы находим Мохового Великана, вы занимаете позиции для вашей засады, но пытаетесь его убить только после того, как из моего рта начинает расти лоза и душить меня.
Киаран улыбнулся.
— Ну, или он начинает меня убивать каким-то другим способом.

– Действительно, куда уж проще, – ухмыльнулась Йорта. – главное, чтоб было где засесть. Что скажете? – она окинула взглядом остальных спутников. – Но надо подходить аккуратно, не привлекая внимания. Идеально было бы осмотреть его логово, или что там у него, с разных сторон, выбрать позицию, чтоб не оказалось, что мы захвачены врасплох внезапно выскочившим у нас из под ног гигантом, на которого мы наступили, спутав его с замшелой глыбой.

Она воткнула сорванную розу черешком в землю, подгребла горку рыхлой влажной почвы. Выросшая в маленьком селении, Йорта знала, что даже обычное растение можно так укоренить, а уж эти странные цветы точно могут прорастать где угодно.

– Давай, Фили, – она подозвала ястреба, кружившего над их головами, – поищи нам великана. Ищи, Фили.

И тихим клекотом отправила птицу на разведку.

Мысль обратиться к Звёздной Лазури была, конечно, разумной. Всё-таки если в твоём распоряжении есть такая полезная вещь, использование которой не стоит ничего — достаточно глянуть в походную суму — глупо ей не воспользоваться. В этот раз, однако, удача не улыбнулась, да и надежды особой не было: всё же в обычной деревеньке натолкнуться на волшебство шансы были небольшие. Волшебники и клирики так далеко захаживали редко, и чаще здесь можно было увидеть как раз кого-нибудь из "племени" Иллирет. А пироманты редко прибегали к магии иллюзий, хоть и брали своё начало от ведьм, чья родина, Ан Гаэлаг была богата ими не меньше, чем лес Бросселиад.

Бесцельные поиски Иллирет как будто тоже ни к чему не привели. Куда бы она не заходила, в домах, в общем, открывалась одна и та же картина: если магия киадэлита заставала обитателей внутри стен, они немедленно превращались в растения. Впрочем, несколько тел встречалось и на улице. Сложно было сказать, мгновенно ли подействовало его волшебство, потому что разрушения внутри могли быть устроены ещё не окончательно превратившимися людьми, так и проросшими отовсюду растениями, разрушавшими на своём пути даже стены и крыши.

Закончив осмотр, разговоры и отдых, отряд двинулся дальше на поиск киадэлита. Задачей это оказалось не из простых, хотя как будто что может быть проще, чем найти великана в чистом поле. Но Сумеречные Равнины были слишком велики и легко можно было направившись в неверную сторону проплутать тут ещё неделями в поисках мохового великана. И даже Фили был неспособен с высоты своего полёта увидеть всё. К тому же, хоть он и был смышлёной птицей, на поиск киадэлитов Йорте его как-то не довелось тренировать. Но, на счастье охотников, и на горе остальным, киадэлит оставлял после себя заметные следы. Лучше всех почувствовать возмущение в магии удалось почувствовать Киарану. Возможно, потому что клирик особенно сильно зациклился на идее попробовать договориться с моховым великаном. Возможно, потому что отсутствие привычного "следа" смертных душ не менее явно указывало направление, чем неупокоенные души в его привычных путешествиях.

На второй день руады встретили первых беженцев, спасшихся от гнева мохового. Один из них прятал правую руку под плащом: она превратилась в живую ветку дерева. Ну а по таким горячим следам навыки Йорты и, разумеется, сообразительность Фили, сделали своё дело. Ещё несколько дней погони, мимо разорённых деревень — и однажды ястреб вернулся после очередного вылета весьма быстро и что-то взволнованно заклекотал, подпрыгивая на плече Йорты, и кивая голову в сторону северо-запада.

Спустя ещё час скачки, уже и Хильда с Иллирет начали ощущать ауру киадэлита. Плотную, густую, едва ли не такую же сильную, как ту, что чувствовали в могиле Диармайда. Не такую зловещую, скорее ошеломительную. Она дезориентировала, как будто волшебницам покрыли глаза повязкой и хорошенько покрутили — так ощущалась попытка проникнуть в эту магическую ауру, нащупать в ней хоть что-то. Ну а вскоре на горизонте вырос величественный силуэт цели их поисков. Ноги, как два ствола вековых дерева, уходили высоко вверх, так что едва приблизившись к нему, уже приходилось задирать голову, чтобы увидеть его тело, похожее на вырванный из земли холм. Впрочем, пожалуй самое неожиданное было в его облике как раз то что он был... человекоподобен. Даже голова и лицо у него в какой-то мере были или то, что так воспринималось; овальный обломок древесной коры, увитый плющом и заросший мхом сверху был украшен сухими ветками, будто рогами-венцом, а вытянутый разлом по центру ещё больше придавал сходства с примитивной маской.

~ 🎶 ссылка ~



— ఘఛవత, — протяжно загудел киадэлит, и воздух вокруг зазвенел, наполняемый первобытной магией. Под ногами у охотников распустились тысячи цветов, и поле в одночасье перекрасилось из темно-зелёного в красно-желтую скатерть, на мгновение ослепив своей яркостью. Кажется, великан ещё не заметил охотников или не придал значения их появлению: потому что он продолжал заниматься тем, что выращивал вокруг себя деревья. За пару мгновений росток под его руками превращался в зрелое многолетнее дерево, раскидывая в стороны ветки с зеленеющей листвой. Некоторые ему, как будто "не нравились": тогда он высушивал их одним касанием и ронял себе под ноги, дробя и ломая могучими ступнями, и вновь возвращался к небольшой рощице, которая успела возникнуть вокруг него.

Ну что же. Киаран желал поговорить с невероятно опасным существом, являющимся, по сути, воплощенным стихийным бедствием. Не говорящим на их языке и обладающим совершенно чуждым руадам сознанием. Пытаясь прийти с ним к какому-то компромиссу, но при этом оставшись в рамках данной ими в начале пути клятвы. Хильда не представляла, какую линию переговоров жрец собирался выбрать в этом вопросе, но ей было искренне любопытно посмотреть.

Конечно, теоретически союз с великаном действительно выглядел интересной перспективой. Глядя на его способности. Сколько добра можно сделать, если направить подобную дикую магию в нужное русло. Но увы, Хильда не очень верила в возможность договориться с ним о чем-либо. И в тоже время знала, что остановить это существо абсолютно необходимо.

Так что, атаковать киадэлита она не стала, вместо этого просто приготовив посох к бою, перебирая в голове формулы заклинаний, дабы не мешкать, когда это неизбежно закончится тем, чем и должно. И внимательно наблюдая за священником, взглядом приглашая его начать запланированную речь.

  Разгоревшийся спор о том, стоит ли пробовать общаться с Великаном или нет, Иллирет не слишком заинтересовал – свое мнение она высказала, а взгляды остальных услышала. Странным было только то, что Киаран решил в коем-то веке проявить инициативу, но и это можно было объяснить общей возбужденностью клирика при виде самых нетипичных смертей из тех, что могли произойти в Руан Эно. В любом случае, Киаран явно был настроен на то, чтобы убедить всех в правильности переговоров, и поддержка была ему не нужна, так что пиромантка, пожав плечами, отправилась на исследование руин.
  Поначалу возникшее желание задокументировать каждый случай окончательно сошло на нет, когда подозрения подтвердились – каждый случай был индивидуальным, и их каталогизация была просто бессмысленна. Так что Иллирет просто удовлетворяла свое любопытство, в том числе проверяя, были ли моменты, когда стремительному росту или преображению что-то мешало. Вдруг выяснится, что, например, бронза невосприимчива к чарам великана – это поможет, если переговоры зайдут в тупик.
  Исследования ни к чему не привели, а когда Иллирет вернулась, закончился и разговор. Коротко поинтересовавшись у Йорты, какое решение принято, Пепельная, снова вернувшая себе прежнее сдержанное спокойствие, коротко кивнула и отправилась разбивать лагерь. Спешка с этим не требовалась, но привычные и заученные действия всегда помогали сохранить гармонию – а та и без того была поколеблена зрелищем магии киаделита.

  …Попытки помочь следопытам ощутить магический фон великана оказались провальными: толи новое благословление Враски так специфически подействовало на магию, толи общий фон Сумеречных Равнин не способствовал отклику на поисковые эманации. Подавив в душе слабое раздражение, пиромантка прекратила поиски, экономя силы и доверившись остальным. Тем более, что зоркая лучница и воспрявший духом служитель Первого Мертвеца прекрасно справлялись и без посторонней помощи.
  Уже на второй день цель была обнаружена, хотя ради того, чтобы поспешить к ней, пришлось пожертвовать возможностью исследовать еще живую жертву древней магии. Глядя выросшего впереди великана, даже более огромного, чем магичка себе представляла, Иллирет поняла, что тот парадоксально похож на человека общим строением тела и фактом наличия лица. Конечно, для того, чтобы воспринимать ходячую почву и камни живым, требовалась немалая фантазия, но вот не нее девушка никогда не жаловалась, хотя и не спешила демонстрировать ее наличие.

  Соскочив с лошади, Пепельная коротким заклинанием окутала голову коня черной дымкой, от которой скакун задремал. Не отрывая расширившегося от любопытства взгляда от творящихся чар, она негромко протянула, не тая восторга:
  - А все-таки это красиво…
  Через секунду осознав свою «слабость», пиромантка прокашлялась и, резко сменив тон на сухой и деловой, продолжила:
  - Киаран, твой выход. Если беседа пойдет совсем худо, постараюсь помочь. Но не факт, что сумею.
  В своих способностях переговорщика, а, вернее, в их отсутствии, Иллирет не сомневалась, понимая, что из всех присутствующих она – худший вариант из всех, чтобы пытаться в чем-то убедить киаделита. Но остальные, кроме жреца, совершенно не горели желанием общаться, поэтому, если Киарану потребуется вербальная поддержка, иных вариантов не было. Уж лучше неумелый, но искренний переговорщик, чем опытный, но не верящий в свои слова.

Лазарь считал, что едва ли с великаном можно вообще найти общий язык, не говоря уже о том, чтобы прийти к какой-то договорённости. Вслух он никаких сомнений либо возражений не выказывал, давая возможность соратникам делать то, что они посчитают нужным, однако мысленно прикидывал, куда стоить метить, когда ему придётся сражаться.

- Надо бить по ногам. - рыцарь по обыкновению был собран и немногословен. - Лишить подвижности. Тогда будет проще.

Привычно держа массивный меч на плече, Лазарь терпеливо ждал, когда начнётся сражение. А то, что оно непременно начнётся, он не сомневался. То был лишь вопрос времени.

Ну что же.
Судя по всему, члены группы были не против того, чтобы Киаран попытался провести переговоры с Моховым Великаном.
С каждым шагом, впрочем, клирик чувствовал себя всё менее и менее уверенным в своей затее: точнее, не в самой затее, а в том, как это всё, в конечном итоге, сделать.

В итоге Киаран решил, что излишние мысли только закопают его уверенность глубоко в недра души, а это явно бы не пошло на пользу: дрожащий от страха и неуверенности дипломат не внушает доверия.

Потому, когда в зоне видимости появился Моховой Великан - который был по-своему прекрасен - Киаран просто кивнул своим соратникам:
— Спасибо, что даете мне шанс. И искренне надеюсь, что вам не придется меня спасать. Или у вас выйдет.
Клирик улыбнулся, и уверенной походкой двинулся в сторону Мохового Великана.

План был до невозможности прост: оказаться в зоне видимости Великана без оружия в руках, с открытыми ладонями.
И громко, четко и без агрессии сказать "Я пришел с миром".
Был ли способ лучше? Наверняка.
Были ли Киаран достаточно умен, гениален и начитан, чтобы этот лучший способ найти? Скорее всего нет.

Моховой великан, кажется, был несколько обескуражен появлением Киарана. И, судя по тому как он переступил с ноги на ногу, поворачиваясь "лицом" в сторону клирика — заметил он его почти сразу. И, скорее всего, видел и остальных охотников, занявших позиции неподалёку.



— ఋౡఢ, — прогудел киадэлит в ответ. Что он хотел этим сказать? И вообще говорил ли в том смысле, в котором руады используют речь? К сожалению, Киарана и Великана разделяли тысячи лет, если пропасть между ними вообще поддавалась измерению. И хотя то, что киадэлит немедленно не атаковал, давало надежду...

Будь сейчас среди охотников фирр, он бы наверное припомнил любимую поговорку северян — "хочешь мира, готовься к войне". Впрочем, и среди руадов эта поговорка была популярна — не так уж давно на землях Руад Эно окончательно воцарился мир. Так что прав наверное был Лазарь, который готовился рубить ноги исполина, права была Хильда, готовящая заклинания к бою.

Потому что лоза изо рта у Киарана конечно не полезла, но в ответ на второй напев Мохового Великана из-под земли проросли вдруг стебли ив, туго сплетаясь между собой, и вот уже Киарана окружили пятеро существ, малое подобие мохового великана, и потянули к нему свои руки-побеги. Хотел ли Великан его убить? Или ему казалось, что он помогает Киарану? Отвечать на эти вопросы было уже некогда — нужно было сражаться за свою жизнь, если конечно клирик не собирался обогнать Йорту в её мечте после смерти превратиться в дерево.

Поднявшийся вдруг ветер взъерошил волосы, перебил дыхание своим дуновением — поднятая вверх трава и листва больно резала открытые участки кожи, а на месте порезов немедленно прорастали побеги полевых трав. Залечить такую рану было невозможно, не вырвав с корнем появившееся растение: зелье Веланны отказывалось работать, пока чары великана оставались в ране.

Первые "побеги" оказались не последними — Великан поднял целую армию травяных големов себе на подмогу. И хотя волшебство, вдохнувшее в них жизнь оказалось мимолётным, и рассыпалось почти от любой стрелы Йорты, а уж Хладная, с посохом Оракула могла Стужей вообще вычищать всё поле боя, их было так много, что, казалось, ещё немного — и охотники просто сломаются под буйством стихии. Разве могли победить несколько человек лавину? Даже призванные на помощь эльфы устали, кажется, пускать стрелу за стрелой, потому что приходилось стрелять с такой силой, чтобы стрела не затерялась в поднятой киадэлитом зелёной буре и попала только в цель.

Воля людей столкнулась здесь с силой, существовавшей до того, как Шестёрка вступила в этот мир. Могла ли она победить? Она должна была победить ради наступающего завтра.

И Лазарь продолжал раз за разом поднимать гигантский меч Диармайда, обрушивая его на исполинские ноги киадэлита. Пальцы впивались в рукоять, пот застилал глаза, а дыхание сперло от утомительных размахов, но рыцарь твёрдо стоял на ногах. Сметала усиленной Стужей побеги Хильда, подбираясь к великану, чувствуя, как внутри всё холодеет — чем больше силы она занимала у себя, тем тяжелее было контролировать расползающийся холод . Жгла взрывопламенем поля и самого Великана Йорта, так что яркие вспышки огненных взрывов виднелись за многие мили отсюда. Ну и конечно Иллирет, которая вновь и вновь поднимала навстречу задувающему ветру огонь, сжигая побеги и мох на плечах Великана, давя его своей силой огня, но и сама чувствуя, как подгибаются от усталости ноги, как отливает кровь от лица, и начинают дрожать пальцы. Киаран, по собственной воле оказавшийся в первых рядах — даже раньше рыцаря, из-за своего решения!— сражался расчётливо, размеренно направляя свои заклинания туда, где от них будет больше пользы — то помогая поразить часть Побегов, то атакуя самого великана, ослабляя его ещё сильнее, открывая заклинаниям Хильды и Иллирет слабые места в защите киадэлита. Но каждая новая рана великана затягивалась молодыми зелёными побегами, и только ярко-зелёный цвет на фоне тёмной изумрудной поросли выдавал место, куда был нанесён удар.

Но первым всё же дрогнул Моховой Великан. Разлетелись-опали листья и травинки, ещё мгновение назад больно впивавшиеся в лицо и руки. Плотным кольцом встали вокруг уцелевшие побеги и тогда наконец стало понятно, как можно вести диалог с киадэлитом. Древнее существо и руады нашли один общий язык — силы. К этому моменту он уже почти весь из тёмно-зелёной вековой стал цвета молодых побегов. И видимо он наконец понял: он не нужен людям, он лишний на этой земле, и они готовы сокрушить его, если он не уйдёт. И, хотя было нельзя сказать наверняка, он понял и то, что его противники готовы дать ему уйти — если он никогда больше не нарушит их покой. Вполне возможно, не почуяв этого намерения Киарана, киадэлит остался бы сражаться до конца за своё место под солнцем. Обожжённый пламенем Иллирет один из рогов надломился, и, подбитый меткой стрелой Йорты, упал в траву, вызвав вокруг себя вспышку магии.

Повернувшись к руадам спиной, и протрубив ещё раз что-то протяжно-певучее, Моховой Великан двинулся прочь, дальше на северо-запад, к Сумеречным Горам. Там, за горной грядой, уже не было ни королевств людей, ни чих-либо ещё. Пустынные, безжизненные земли, неприветливые берега внутреннего моря — туда теперь брело это существо. В его сгорбленной спине, местами ещё не оправившейся от мощных ледяных ударов Хильды, явно читалось признание поражения. Эльфы, сражавшиеся с руадами бок о бок опустили луки, провожая его почтительными взглядами.

Можно было отправиться в погоню и довершить начатое. Можно было отпустить существо прочь — руады сумели донести до него одну простую мысль: век киадэлитов прошёл, и им нет места рядом с людьми.

Бушующая снежная буря, сметающая призванные великаном побеги. Катящаяся по земле очередная бутыль белого меда. Пять висящих за её спиной ледяных лезвий, направленных в голову склонившегося великана, признающего своё поражение. Замерший в руках посох эльфийского оракула горящий яркой белизной чистейшей магической мощи. Полный холодной ненависти взгляд, сменяющийся сомнением. Рука застыла, готовая дать команду лезвиям завершить дело. А в душе ураган эмоций, мотающих её туда и сюда.

С одной стороны, перед ней было чудовище, погубившее множество невинных людей. Она не щадит таких. Никогда. С другой, перед ней невинное существо, действующее не из злого умысла, но не понимающее, что творит. И готовое больше не повторять своей ошибки. Пойдешь на компромисс - и что выйдет? Что если он вернется? Что если он дойдет до земель, где уже некому будет его остановить? Убить его и решить проблема навсегда будет правильно. Но если убьешь это существо, не желающее ничего плохого, сдавшееся и готовое уйти в добровольное изгнание - кем станешь сама? Сможешь ли смотреть на свое отражение после этого? И как далеко зайдешь на этом пути?

- Если ты вернешься, клянусь - я найду и убью тебя, - пообещала Хильда, все ещё нацеливая клинки в киадэлита. - Без сожалений.

Ей было известно, что он не поймет её слов. Так же как известно, что очень даже поймет то, что стоит за ними.

Буря затихла. Волшебный свет посоха погас. Взглянув последний раз на удаляющегося великана, она развернулась и направилась назад. Хильда очень устала за время этого путешествия. Но в тоже время... Наверное, немало обрела. Не друзей конечно. В конце-концов, они были просто сведенные вместе обстоятельствами незнакомцы и по большей части ими и остались. Странно было бы ожидать иного. Или того, что нелюдимая волшебница вдруг станет душой компании. Скорее, ей просто ей стало спокойнее на душе. Несмотря на то, что она отпустила потенциальную угрозу и оставалась возможность, что он вернется. Кажется, ей стало немного легче. Нет, окончательно простить себя она никогда не сможет. Но, кажется, после всех спасенных за этот путь жизней, рана на душе немного затянулась. И приглушить эту боль было лучшей наградой, о которой она могла просить.

В любом случае, впереди лежал долгий путь домой.

Разумеется, возвращаясь в Бросселиад, Хладная нашла Оракула и вернула ей посох, как и обещала. Он был необходимым инструментом, нужным для конкретной цели. Цель была выполнена. И теперь такое могущественное оружие сослужит гораздо большую службу защитнице эльфийского леса, чем ей. Теперь, когда можно было никуда не торопиться, Хильда собиралась побеседовать с оракулом о магии, что управляет её рукой. В конце-концов, не каждый день удается поучиться чему-то у существа, что значительно старше тебя и значительно лучше управляет потоками своей маны, чем разящая снежной бурей заклинательница стужи.

Возвращаясь в Ниад Итиль, Хильда ещё раз заглянула в ту деревушку, что они спасли от темных тварей. Просто что бы убедиться, что Тьма действительно покинула это место и местным жителям больше ничего не угрожает.

Награда от короля её не слишком интересовала. Так что она попросила потратить свою "долю" за победу над великаном на то, что бы помочь жителям пострадавших от его действий дальних поселений вернуться к нормальной жизни. Тем, что не обратился в растения, конечно. Навряд ли деньги могут чем-то помочь обратившимся в деревья да кустарники. А вот беспорядка восстанавливать там придется весьма и весьма немало. Так что деньги смогут помочь. Контролировать процесс Хильда, впрочем, не собиралась. Надеясь, что слово короля что-то стоит и средства не пойдут в карман очередного казнокрада.

Ну а сама Хладная пока собиралась отказаться от путешествий и спокойно провести время в круге Луны, делясь знаниями, набранными в её путешествиях. В том числе и последнем. А чем она будет заниматься конкретно... Время покажет? Наверное, умеющая в основном только мстить да сражаться боевая волшебница могла бы сохранить в веках криомантию своего потерянного круга, обучая ей молодое поколение. Дабы они могли защитить себя и других. Не хотелось бы, что бы эти знания сгинули вместе с её неизбежной старостью и смертью. Хоть и оставался риск, что они будут использованы во зло. Но, в конце-концов, способов убивать других в этом мире придумали великое множество. А у неё хотя бы будет шанс рассказать своим ученикам, что есть граница, которые переходить нельзя.

Так же Хильда собиралась попросить для круга Луны возможность изучить гробницу Диармайда. И сама принять участие в исследовании. Может быть, им удастся найти паттерны, позволившие Тьме просочиться и создать подобное чудовище. Может быть, они смогут находить и предотвращать подобную порчу в будущем. До того, как это вырастет до угрозы подобных масштабов. Как минимум этому стоило уделить время.

В целом, Хладная не собиралась уходить на покой и уютно устроиться в Круге навсегда. Если когда-то её помощь вновь будет нужна, если угроза людям будет значительна и её магия сможет помочь - она вновь отправится в путь. Но пока даже такая как она заслужила немного отдыха.

Это была тяжкая битва. Наверное, самая тяжкая в жизни Йорты не только за прошлые годы, но и за будущие. Вряд ли ей когда-то в жизни доведется еще сразиться с таким легендарным существом, которое, если подумать, больше, чем существо. Охотница не знала, какое слово подобрать, чтобы выразить свое восприятие великана. Не бог, наверное, нет, но и не просто какой-то сильный монстр. Он был невообразимо великим, значительным, мощным и непостижимым.

Лучница ловила себя на том, что ей немного жаль выдернутых из ран ростков, безжалостно растоптанных в пылу битвы. Не то, чтобы она собиралась выращивать на себе куст при жизни, но ведь эти слабые стебельки с жадными корешками – они живые тоже, и они, в общем-то просто растут, и не виноваты, что их засеяли не туда.

Стрелы сыпались дождем, пальцы истерты до крови – а великан, казалось, никогда не перестанет отращивать на себе новые леса, еще более свежие и густые, чем были те, что безжалостно уничтожало взрывопламя Йорты и огонь Пепельной. Казалось, это никогда не кончится – и лучнице одновременно хотелось бросить всё к чертям и послать к Первому задание, или послать туда же великана, а лучше всего всех вместе, да уж и самой пойти. Пот застилал глаза, плечи сводило, ноги гудели так, что время от времени охотница проверяла – не покрылись ли они корой.
"Хватит уже, ну смотри же, нас много, уйдем мы – придут другие. Придут огромные толпы, привезут телеги взрывопламени. Они не дадут тебе покоя. Ты не можешь тут остаться, ты ломаешь нашу жизнь. Жизнь, ведь ты любишь живое? зачем же ты испортил другую жизнь, нарушил ее? Уйди уже хоть куда-то!" – То вслух, то про себя шептала, бормотала, выкрикивала Йорта, посылая одну стрелу за другой.

И он услышал. Или не услышал, а сам так решил. И правильно, живи сам и дай жить нам. Создай себе там, за горами, прекрасное царство.
охотница сунула в колчан уже подготовленную стрелу и оглянулась – эльфы опустили луки, будто хотели почтить этим жестом кидаэлита. И ледяные потоки Хильды тоже утихли, застыв в воздухе.

Правильно, кивнула Йорта. Пусть уходит. Наверное, это была победа людей. Да, точно. Это была победа. Но почему же так грустно смотреть на сгорбленную спину уходящего гиганта, и почему так защемило в груди?
Опустив лук, девушка склонила голову, и вдруг вскинулась, зашарив по карманам и сумкам. Это, конечно, глупости. И вообще не нужно. Но она вновь выхватила стрелу, сломала кончик и, наскоро оторвав тесемку, затейливым бантиком привязала к древку маленький росток, снятый с рукава.

– Фили! Фили! – она отыскала в небе ястреба. – Отнеси ему это! Давай, малыш, только быстрее!

Вот, теперь, кажется, все правильно. И вовсе она не шмыгает носом. Она просто ищет что-то на земле. Вот этот вот крепенький росточек, совсем целый. И комочек земли ему, да упаковать аккуратно в мешочек. И еще вон тот, такой смешной.

Она даже может думать о награде.

Земля, это так соблазнительно звучит, все, кто владеет землей – зажиточные, солидные люди, доход у них хороший, вес в обществе. А что, могла бы, например, стать помещицей, завести хозяйство, отец на старости лет порадуется. Только Йорта не могла взять в толк, что на этой земле делать надо, чтоб она доход стала приносить. Дом-то и хорошо вроде бы иметь, а вот хозяйство разводить что-то совсем не тянет. Эх, видимо, не в этот раз. Но ведь это не единственный способ завоевать уважение. Можно ведь продолжать ремесло охотничье, только не на вольных хлебах ноги топтать, мотаясь в поисках работы, а на службу устроиться.

– Пойдет мне черное, а? Как ты думаешь? – спросила она Иллирет, задумчиво рассматривая зеленые "трофеи". – Отцу отвезу, в подарок, – пояснила она пепельной. Диво этакое, кидаэлитское. Пусть в саду посадит.

Бой состоялся: тяжелый, длинный, изматывающий.
Однако, в этот раз обошлось без жертв - с обеих сторон.
Киаран спокойно выдохнул, выпуская из себя холодный воздух смерти, и вдыхая приятный запах листы и травы.

Посмотрел вслед понуро уходящему Моховому Великану, и перевел взгляд на Хильду:
— Не переживай. Я прослежу, чтобы он не вернулся, и не причин никому зла.
Клирик уже принял решение - удивительно быстро и просто.
— Никто не хватится бесполезного помирающего на ходу старика - да и, пожалуй, я не очень нужен в этих землях. Надо, знаете, дать дорогу молодым! А я умирать не собираюсь, так что, пожалуй, просто пойду с Великаном. С первого раза объяснить мир не удалось - что не удивительно. Но когда что-то не выходит - надо просто пробовать еще и еще.

Киаран выпрямился как следует, потянулся и двинулся за Великаном.
Однако, пройдя пару десятков шагов, клирик повернулся и широко улыбнулся:
— Но мы не прощаемся: я еще вернусь. Надеюсь, вы все не помрете к тому моменту. Бывайте.

  Заложив руки за спину – не в знак мирных намерений, а исключительно по сохранившейся со времен обучения привычке, Иллирет наблюдала за развитием беседы. Впрочем, долго смотреть на диалог не пришлось: Моховой решил продолжить диалог с позиции силы, призвав себе на помощь неких существ. Как их описать, магичка затруднилась бы ответить: «ходячие кусты», «холмы на ножках», «пеньки с глазами» - подходило все, но вместе представляло собой лишь часть картины, гораздо более глубокой и всеобъемлющей. Словно буйство неконтролируемого цветения в какой-то миг приняло человеческую форму, остановив все процессы роста и рассвета, и решило сойти с места.
  Наблюдая за Сотворенными, пиромантка чуть замешкалась, и жестоко за это поплатилась – Великан не ограничился призывом помощников, но и призвал чары сродни тем, что уничтожали поселения. Расширившимися от удивления и боли глазами Иллирет наблюдала, как из ранки тянет головку к солнцу небольшой голубенький цветочек. И только когда тот несмело раскрыл лепестки, девушка с визгом накрыла его раскаленной магическим пламенем ладонью, вмиг истребив все цветение и оставив на коже обширный запекшийся ожог. От боли хотелось выть, но поцелуй огня был хотя бы привычным злом, и Иллирет стиснула зубы, бросив в сторону Сотворенных град огненных шаров.

  Из земли поднимались все новые свитские великана. Они гибли от стрел и меча, распадались на части от вьюжных ледяных порывов, сгорали, чтобы стать удобрением – но все новые и новые приходили к ним на смену. Иллирет полностью абстрагировалась от всего, кроме боя, щедро зачерпывая силы у Огня и Тьмы. А когда закончилось поддерживающее зелье, основой магии стали собственные жизненные резервы. Пиромантка то погружала поле боя в колкую ночь, оставляющую после себя только неподвижные зеленые холмики, то, собравшись с силами, прожигала великана целым залпом раскаленных добела пламенных сгустков. Корпус киаделита теперь пестрел опаленными рытвинами, но, казалось, это совершенно не мешало гостю из прошлого. Он казался неудержимым, как горный сель, и столь же опасным.
  Пиромантка уже не обращала внимания на себя, силясь успеть выложиться на полную быстрее, чем порывы режущего ветра и ножей-травинок убьют ее, и раз за разом испепеляла слой молодой травы, снова и снова покрывавшей гиганта. Казалось, этой схватке не будет конца, и люди с эльфами, бросившие вызов существу, что древнее богов, обречены теперь вечно сражаться с ним, не в силах ни победить, ни умереть.

  Магичка думала, что еще чуть-чуть, и она сломается, упадет в беспамятстве. Но Моховой Великан сломался первым. В какой-то момент он развернулся и тяжелым шагом потрусил в обратном направлении – словно медведь, искусанный гончими. Иллирет, покачиваясь от слабости, какое-то время смотрела ему вслед, после чего со стоном устало опустилась на землю, скинув капюшон и подставив мокрое лицо легкому ветерку. Теперь, что бы не произошло, она не стронется с места, даже если Моховой вернется назад в компании Диармайда и Вирма. Преследовать Великана она не собиралась и раньше, но теперь, изможденная и полностью опустошившая резерв, не смогла бы это сделать, даже если бы возникло подобное желание.
  Щурясь от яркого солнца, девушка увидела тень в стороне и, услышав задумчивый вопрос, повернулась к Йорте. Недоумевая, почему лучница решила вступить в Круг Пепла, пиромантка неуверенно протянула:
  - В принципе, людям, обделенным Даром, не запрещается вступить в Круг и надеть черное. Но ты же понимаешь, что… - тут до нее дошло, что компаньонка имеет ввиду другую организацию, чьим отличительным признаком как раз являются черные плащи, и поправилась. – А, ты о тех. Почему нет, если к этому лежит стремление. Не попробовав, не узнаешь…

  Тем временем Киаран, возвысив голос, оповестил всех, что он отправляется вслед за Моховым. Но не с целью его уничтожить, а желая продолжить начатую беседу и попытаться все же донести до существа из времен былых принципы времени нынешнего. Отговаривать клирика явно было бессмысленно, и Иллирет, с помощью Йорты неловко поднявшись, подошла к старику. Она не представляла, что сказать и что пожелать в такой ситуации, и поэтому просто кивнула и неловко обняла Киарана. Всего на несколько секунд, после чего, молча кивнув, отошла к коням, сделав вид, что ее гораздо больше беспокоит состояние скакунов, чем что бы ты ни было.

  Уже после, на одном из привалов по дороге назад, девушка вспомнила свои недавно произнесенные слова: «Не попробовав, не узнаешь». Она возвращалась с победой и с правом попросить награду, и могла, будет на то ее воля, повернуть коня куда угодно в этом огромном мире. Отъезжая, она знала, чего хочет – но хотела ли Иллирет Нынешняя того же, что и Иллирет Вчерашняя? Моментального ответа на этот вопрос не было.
  Задумчиво смешивая на ладони язычок пламени и облачко тьмы, пиромантка напряженно думала, на что она готова. Хотелось многого, но страх и старые привычки до сих пор висели на ней сродни оковам. И какие бы ни были предложения, она, еще не ставшая официально полноправным магистром, не должна была решать свою судьбу: рано, слишком рано для объявления самостоятельности, даже когда знаешь результат. Потом, после признания ее, как полноценного члена Круга, можно будет попробовать воспользоваться предложением Фата Морганы, если оно, конечно, еще будет в силе – но не раньше.
  С просьбой о награде же было все проще. Милость власть имущих, статус и уважение опасны для мудреца – с ними так легко возгордиться. А гордыня разбудит, раздует пламя: и тогда из-под пепла полыхнет такой костер, что сгорит все на десяток полетов стрелы окрест. Дар сегодня станет бедой завтра – а такого будущего родному Кругу девушка не желала. Пусть все остается, как было, в шатких равновесии и гармонии. Не она их прививала другим – не ее и ставить эти чувства под угрозу. Пусть лучше ее речи поддержат ведьм – им оно полезнее. Да и чувство благодарности наверняка позволит научиться чему-то новому, и впоследствии интегрировать это в подготовку других Пепельных – чем не способ заслужить себе имя?
  К тому же Иллирет собиралась просить не только за ведьм, но и за себя: допуск во все библиотеки Королевства мог оказаться весьма полезным – ведь там наверняка есть старые записи о той древней Тьме, что куда более хищна и опасна для смертных, чем Первая Дочь. И пускай интерес к этому оттенку Тьмы был до безумия опасен, пиромантка была готова рискнуть, веря, что сможет удержать рассудок и сохранить жизнь. Ведь тот, кто знает, гораздо более защищен, чем невежда – а в том, что ей еще предстоит встреча с иными детьми Тьмы, хоть с той же Заточенной во Снах, Иллирет не сомневалась.

В последний раз за это сражение Лазарь поднял меч - и резко опустил. Острие неглубоко вошло в мешанину из жжёно-замерзше-порубленной зелени и почвы, - во что, собственно, превратилась земля после ожесточённого сражения. Рыцарь сложил обе руки крест-накрест на рукояти и устало опёрся на меч. Он изрядно вымотался после тяжёлого боя, но дело было в другом. В кои-то веки он не был однозначно уверен, как следовало поступить дальше. Всё же охота на чудовище обычно подразумевала этого самого существа уничтожение с предоставлением монарху части тела в качестве трофея-доказательства. С другой стороны, вопрос обеспечения безопасности границ королевства и его жителей был решён и так... Рыцарь колебался, но сомнения, похоже, одолевали только его одного - остальные для себя решили, как поступить. После минуты-другой сомнений Лазарь тихо выдохнул.

- Бывай, Киаран.

Отрицательно покачав головой, рыцарь и отвернулся от убредающего прочь великана и последовавшего за ним клирика. Меч в земле остался недвижим. Охота завершилась, и на этом можно было возвращаться.

~ 🎶 ссылка ~

Так и завершилось это путешествие: среди туманных равнин, под заходящее закатное солнце. Ушёл в скитание Киаран, последовав за Моховым Великаном. Остальные же вернулись в Ар Маэланн, чтобы возвестить об избавлении Руад Эно от угрозы и преподнести Лорвинну в доказательство ветвь Мохового Великана. Восемь охотников покинули каменные стены столицы, но только четверо вернулось'; Клятва Зелёного Знамени была исполнена, и каждый из охотников получил награду. Король руадов крепко держал своё слово. А затем их пути разошлись — для одних навсегда, для других — лишь на некоторое время.

~ Киаран ~

Было ли видение Первого Мертвеца по-настощему вещим? Ведь фактически Киаран умер — для мира, для всех остальных, кто когда-либо его знал. Даже для служения Первому он умер, ведь там, куда отправился Моховой Великан не было могил и мертвецов. Можно сказать, даже смерти не было, а только бесконечный цикл жизни, где что-то растворялось в целом, чтобы дать дорогу чему-то новому. Но вот физически Киаран умирать не спешил, даже наоборот: в странствии давно прошёл тот срок, что отмерян обычному руаду, но старик не спешил умирать. Наоборот, будто бы дыхание Первого, всегда ощущавшееся довольно близко, как будто отступило. Даже молодой и сильный руад мог не выдержать тех долгих переходов, без еды, а иногда и без воды, но клирик шёл вперёд и не думал об этом. Затем и вовсе стало казаться, что в шаг вернулась прежняя упругость, в руках стало больше силы, а грудью стало легче дышать.

Можно ли было действительно понять великана? Путь, который проделал Киаран был ничтожно мал в сравнении с тем, сколько лет разделяли его и киадэлита. И всё же, любой путь с чего-то начинается. К концу этого клирик и Моховой понимали друг друга на глубоко интуитивном уровне. И, конечно было не трудно догадаться, что "оживание" клирика — заслуга установившейся связи с великаном. Много миль они прошли, многое увидели и пережили. Об этом некому будет рассказать, кроме самого Киарана. Спустя несколько лет они, наконец, остановились на берегу внутреннего моря Дал Фиатах, и там, в отшельничестве, старик и великан проводили свои дни. Привыкая к друг другу. Учась. И пусть Моховой не постиг речь руадов, а Киаран не смог проникнуть в смысл пения киадэлита, чувствовать мир они стали во многом одинаково.

А потому, когда Дал Фиатах потребовалась помощь, с гор спустились двое — клирик и его спутник-великан. К сожалению, даже их сил не хватило, чтобы остановить надвигающуюся катастрофу.

~ Хильда ~

Принявшие Хильду благородные эльфы были удивлены, что она решила вернуть посох — к некоторой обиде последней, наверное. Увы, высокомерие этой расы никуда не делось за то короткое время, что Хладная отсутствовала. Впрочем, поступок этот оценили, и к беседе с Силла'ан та была допущена. Последняя вновь напомнила Хладной, что нужно научиться себя прощать, тем более что в окружении морозной волшебницы она видит тех, кто не прочь использовать чувство вины волшебницы в своих интересах. Узнав же, что Хладная заинтересована в её волшебстве, Оракул сначала поколебалась, но не стала отказывать, видимо решив, что пока волшебница будет тут, она сумеет на неё повлиять.

И пусть мгновенно таким сложным материям выучиться не получилось, основу для этого Хладная получила. И спустя несколько лет усердных занятый, научилась создавать собственные руки изо льда. Вероятно, подсознательно скопировав что-то из облика и Диармада тоже, доведя умение до создания четырёх дополнительных рук одновременно, за что получила второе прозвище — Многорукая.

В спасённой же деревне Хильде были теперь рады всегда. Наверное, со временем подвиг охотников, и в частности Хладной забудется, но скорее всего точно не на веку волшебницы. Во время отдыха ей даже поступила пара предложений руки и сердца, но сердце волшебницы осталось к этому холодно: ведь она посвятила себя волшебству. С учётом запрошенной награды, Хильда вообще могла легко стать национальным героем, если бы не скрывалась в круге от шумных празднеств и не стеснялась напоминать о том, по чьей именно просьбе были восстановлены деревни и выплачены подъёмные крестьянам. Но волшебница для этого, пожалуй, была слишком скромна. Или безразлична.

Гробницу Диармайда разумеется ей изучить дали, в составе других групп волшебников и клириков. И дело было не только в том, что магистр был её должником — гробницей заинтересовался сам король. Исследования присутствия Тьмы дали здесь небольшие результаты, но во многом заложили основу того, что через триста лет станет "Гвардией Истребителей Нечестивых". Ну а пока самой ценной находкой оказался лук Диармайда, находящийся в заваленной гробнице. Это произведение древнего руадского искусства было преподнесено юной королеве Гвинет.

И даже имеющейся славы оказалось достаточно, чтобы среди круга Тёмной Луны нашлись заинтересованные в обучении криомантии ученики. Не последнюю роль конечно же сыграло и приобретённое благодаря Оракулу умение. Так что внутри круга образовался своя небольшая группа, которой Хильда и передала знания почившего круга. А благодаря ресурсам Тёмной Луны, она смогла сделать собственный магический посох гораздо более мощным, чем обычный чародейский, превратив его в настоящий артефакт. Ну а Орианна, как глава круга Тёмной Луны, была в общем-то не против. Наоборот, она пыталась активно направлять Хильду, явно заинтересованная в том, чтобы превратить волшебницу в абсолютное оружие. Хватило ли у неё влияния на Хладную, или же ледяная волшебница не стала орудием в её руках — об этом уже другая история.

~ Лазарь ~

Увы, Дазарь не нашёл исцеления от древнего великана, оставив его в живых. Приходилось надеяться, что однажды он заслужит внимание кого-то из богов. Отказался он и от меча, хотя мог остаться им владеть по праву. Впрочем, в следующие годы рыцарь стал настоящим примером того, что не чудесные силы и не древние артефакты делают человека героем. Король Лорвинн пожаловал ему земель и денег на восстановление родового гнезда. В итоге, на востоке на один укреплённый замок стало больше.

Следующие годы Лазарь так же провёл в странствиях и сражениях — на земле Дал Фиатах всегда было достаточно опасностей. В битвах с опасными тварями или с отрядами мятежных рыцарей Лазарь всегда был в первых рядах, презрев всякую опасность. И в конце концов Фиарн обратил на него свой взор ещё раз. Пусть лицо, обезображенное язвами так и не вернулось к своему прежнему виду, мощь и сила рыцаря сделали его одним из самых опасных бойцов на этих землях. От хвори не осталось и следа, а маска... что ж, не так уж и важна, если за ней скрывается отважный воин, всегда готовый придти на помощь?

Ставший героем баллад рыцарь оставил своё имя в веках, а его меч, поначалу вызывавший опасливые взгляды из-за тяжелого наследия карахской стали, впоследствии стал одним из известных артефактов, несущих в себе мощь Фиарна.

~ Иллерет ~

К сожалению, некоторые предложения в жизни поступают один раз. И хотя вряд ли бы кто-то мог осудить Иллирет за то что она, не став своевольничать, дождалась формального признания её магистром, путь в Ан Гаэлаг ей уже был... не закрыт, конечно, но уже был и не тем, что предлагала Фата Моргана. В итоге, разделившись между двумя мирами — кругом и ведьмами — пиромантка никуда не успела. Среди Пепельных после просьбы за ведьм оставаться не было смысла: получив свободу, Иллирет оказалась предоставлена самой себе. Оставалось утешать себя пожалуй тем, что просьба не пропала даром. Конечно последствия выступления на стороне ведьм не могли оказать влияние немедленно, но, по крайней мере когда дело доходило до высшего суда, Лорвинн был более благосклонен к странницам из Ан Гаэлаг, чем мог бы быть в противном случае. Да и сама Иллирет, хоть и не стала там полноправно своей, всё же получила прозвище "Друг Ведьм" от них. И возможность не страшиться путешествий в Зачарованную Рощу.

Ну и в конце концов, так ли было плохо то, что пиромантка оказалась сама по себе? Благодаря обретённой самостоятельности ей удалось сохранить Корону Диармайда, обратив её в артефакт, помогающий творить пламя; останься она в Круге, другие магистры наверняка бы потребовали передать во владение ковенанта столь ценную вещь. Знаниями, накопленными за дни и месяцы, проведённые в библиотеках, Иллирет могла делиться теперь по своему усмотрению, оставляя кое-что лишь для одной себя. Независимость была, пожалуй, не меньшим плюсом чем принадлежность к какой-либо фракции. Её изыскания так же во многом определили методы борьбы с порождениями Тьмы, которые в будущем будет использовать королевская гвардия.

Ну а когда над Ар Маэланн вспыхнуло зарево войны, Иллирет могла сама выбирать, как ей действовать — и чья сторона достойнее того, чтобы на их стороне выступила Пепельная Ведьма, как к тому времени многие стали называть пиромантку.

~ Йорта~

Охотница знала, чего хотела. Так и не решившаяся начать мирную жизнь, стрелок решила посвятить свою жизнь охоте — на врагов королевства, которые таятся в тени. Вступив в ряды Черных Плащей она не раз в итоге пересеклась с Иллирет, которая осталась сама по себе, по делам отлова порождений Тьмы. Как бы ни мечтал отец увидеть дочь подле себя с внуками, видимо судьба лучницы была связать свою жизнь с служением стране. И здесь Йорта добилась заметных успехов, не закончив подвиги на победе Мохового Великана. Вместе с пироманткой они истребили ещё множество тварей приходящих из Тьмы, и в веках охотница останется как одна из почитаемых фигур для будущей гвардии.

Увы, история с доспехом так и осталась незаконченной: не принятая в ведьмин круг Иллирет так и не смогла помочь соратнице с тем, чтобы проследить историю доспеха. Догадки так и остались догадками, но, впрочем, что с того? Главное, что он служил новой владелице верой и правдой, а знакомство с Иллирет всё-таки снимало любые вопросы и притязания, которые могли бы появиться у ведьм.

Взятые же на память ростки сослужили неожиданную и хорошую службу. Из них выросло несколько могучих деревьев, и из ветви тиса одного из них эльфийские мастера, с которыми Йорта в итоге свела близкое знакомство благодаря Тора'аку, сделали новый лук, зачаровав его магическими рунами. Впоследствии этот лук хранился в ордене Черноплащников как одна из реликвий, в память о владелице, чьи выстрелы не только били точно в цель, но и которая будто в бою могла разделяться, засыпая врагов целым дождём стрел.

Вместе с верным ястребом Фили охотница стала одним из самых известных стражей королевского трона и одной из учителей принцессы Гвинет по стрельбе из лука. Пламя войны застигло её далеко от Ар Маэланна, поэтому конец её истории затерялся в веках. Может быть когда-нибудь он будет рассказан.