Лукоморья больше нет | ходы игроков | Сказ о том, как покойник в герои подался

В эту бесконечную ночь деревне Голодухино не пришлось спокойно спать. Еще в тот момент, как появилась на горизонте черная, бряцающая мерзлым железом фигура кощеевского воина, каждый из оставшихся еще в деревеньке людей знал, что идет на них новая напасть. Голодухино и в былые годы не знало Кощеевой ярости - полчища бессмертного владыки были сосредоточены на более важных для него целях, и за все эти десятилетия они видели только степняков из Орды, их боялись и их ненавидели. Но и до них доходили слухи о воинах в черном, не знающих страха и жалости, и еще неизвестно, живых ли вообще. Слухи эти были часто приукрашены различными устрашающими подробностями, но для здешних жителей носили скорее характер легенды, страшилки, чего-то отвлекающего на фоне суровой реальности бесконечных войн с полчищами хана Бекета. Но не узнать кощеевца было невозможно - и теперь эти слухи сразу же вспомнились и заиграли новыми красками. Неудивительно, что когда воин вступил в деревню - она показалась ему не умирающей, а и вовсе давно вымершей до последнего человека.

Грузно шагал по пыльной дороге Всеслав из Варандея. Звучно бряцали побитые пластины его доспехов, покрытые слоем белого инея. Курились из всех щелей в доспехах морозные испарения. Мгновенно промерзала под его ногами земля, сроду не знавшая сурового мороза. К тяжелой поступи его прислушивались запуганные крестьяне, боясь дышать, подходить к двери и окнам, и даже хоть скрипнуть половицей. Зажмуривались испуганно, когда за заборами лаяли дворовые собаки, почуявшие морозную волну, исходящую от бредущего воина. Самые осторожные, наученные уже нашествиями орды, просто сбежали из деревни, и залегли где-то в траве. Один из селян все-таки добежал до русской пограничной заставы, и дружинники уже готовились идти на бой с подошедшим с неожиданной стороны вторженцем из прошлого.

Не знали они, что пришел Всеслав не по их души. Не для предания их жилищ огню, а их самих - мечу и кандалам. Не для того, чтобы гнать пленный люд хлыстом через всю степь, словно скот. Не для того, чтобы топтать конями воинов, тщетно пытавшихся защитить родную землю. Он шел искупить вину, потому что такова была история, которую говорил ему вкрадчивый голос изниоткуда. Историю о мертвеце, который остался в этом мире, чтобы искупить то зло, которое принес, будучи еще жив, молод и полон сил. И история эта скоро должна была пересечься с историей героев, идущих снимать проклятие, заставившее время замереть, а миры - столкнуться.Путь его лежал дальше, в степь, во владения Хана Бекета. Но Всеслав чувствовал - теперь это владения другого человека, его старого знакомого по былым денькам - Родислава Хапилова. Он таился в Изнанке, в темном отражении этого и без того несветлого мира. Как зеркало, умеющее отразить только уродства и ущербность.

Но Всеславу преградили путь. Могучий, огромный мужик с путанной черной бородой, старый, как само время, может быть старше даже самого Всеслава, и больше него в несколько раз. Его руки и ноги были черны от земли, а огромная сила чувствовалась даже во взгляде, который, казалось, придавливал к земле. Но в то же время никакой угрозы от него Всеслав не чувствовал. И без всякой угрозы отряхивавший свои грубые лапищи богатырь спросил.
- Пошто пришел ты сюда, чудо-юдо? И откуда путь свой нелегкий держишь? - Густой бас придавливал не хуже тяжелого взгляда. - Если дух ты прошлой войны, то иди мимо этой деревни. Здесь тебе нечего забрать, а эта земля и так плохо родит, чтобы по ней еще шагали твои холодные ноги.

Отвык совсем за прошедшие годы Всеслав взгляд свой вверх поднимать. Давило его серое небо, давило больше, чем любого другого человека. Давило потому, что напоминало о содеянном пуще ледяного шепота, ставшего неотрывным спутником нынешней его жизни. Не поднял и в этот раз, не глянул в глаза богатырю, уткнулся пустым черным взором в землю у его ног.
- Прав ты, и есть я дух той войны. - Голос Варандеевича и рядом не стоял с богатырским басом. Старый то был голос, шепот почти, задавленный не столько шлемом глухим, сколько пережитыми годами. - И сам знаешь, откуда такие, как я идут.
Бездвижный, замолк на минуту, мысли в порядок приводя. Давненько не приходилось ему говорить с людьми живыми, все больше с самим собой, вот и растерялся. Стоит, молчит, лишь дыхание ледяное облачками пара выпускает.
- А иду в Хановские земли. - Наконец, собрался и заговорил вновь. - Не за добычей иду. И от вас мне ничего не надо. И ни от кого больше. Дай пройти, покуда дружинники не примчались. Больше не увидишь меня.
И снова замолк. Но не недвижно в этот раз - лик свой железный медленно поднял на богатыря, в лицо ему глянул. А после, словно пораздумав, еще и добавил:
- Василия Рощина я ищу. Знаю, что пытается он с товарищами солнце вернуть. Должен помочь.

- Помочь ли? - Усомнился богатырь в словах кощеевца, еле-еле расслышав их. - Не слыхал я никогда, чтоб кощеевцы против воли своего хозяина оборачивались.
Но все же было видно, что богатырь не уверен ни в чем. Слишком уж слабо и тихо звучал голос грозного воина. Настолько слабо, что сердце богатыря даже тронуло какое-то сочувствие.
- А осилишь ли ты путешествие такое вообще? - Богатырь склонился, тщетно пытаясь разглядеть лицо под боевым шлемом. - В тебе будто дух еле-еле держится.

- Нет у меня больше хозяина. - Внезапно жестко и зло, с былыми нотками булатной стали в голосе, ответил Всеслав, распрямляясь резко. Оказалось, не так уж росточком он от богатыря этого отличается, хоть на вид и развалина сущая. Да и рука на меч легла движеньем быстрым, привычным.
Но недолго этот его порыв продлился. Снова согнулась тощая спина под весом темного железа, снова опустился к земле лик, а руки плетьми безвольными повисли.
- А что, в избу хочешь пустить, накормить да обогреть? - Горько заговорил прежним полушепотом. - То-то же. Пусти, коли про Рощина не знаешь, сам найду. Должен я. Не понять тебе, живому, этого. Пусти.

Богатырь хмыкнул, соглашаясь, что не впустил бы в дом такое, однако с дороги не ушел.
- Дружинники на заставе тебя зашибить могут, да и ты их тоже. А здесь и так кровь часто льется. - Твердо сказал силач. - Я с тобой пройдусь, до заставы. Меня они послушают.

- Хорошо. - Медленно кивнул, соглашаясь.
Без лишних рассусоливаний двинулись. По левую руку от Всеслава пошел богатырь, шаг свой сдерживая в такт ему. Разумно, кто ж захочет спину такому чудищу подставлять. Другой бы и вовсе сбежал, либо же с оружием бросился кащеевскую нечисть рубить.
Удивило Варандеевича такое дружелюбие местного богатыря, приятно удивило. Не ожидал он, что хоть кто-то когда-то еще так будет с ним просто, по-человечьи разговор вести. Полнится, все же, земля русская хорошими людьми. Кольнула вина от такой мысли - он-то раньше эту землю разорял, людей этих добрых убивал и в рабство гнал. Сделанного не воротишь.
Что ж, но сейчас-то он может помочь, не делом, так словом. Предупредить надо богатыря о его новом соседе, лишним не будет.
- Осторожней со степняками. Теперь не Бекет там хозяин, а Родислав Хапилов, чародей черный и прислужник Кощея. Оттуда ждите беды.

Богатырь с пониманием покивал головой.
- Значит, из-за кощеевского прислужника оттуда приходят люди исковерканные. Надо ж. Все никак не угомонятся. Иди за мной.

На заставе действительно уже ждали гостя. Мужественные воины в полной сбруе уже успели вооружиться и оседлать коней, стрелки на башнях натянули тетивы, воевода изготовил ружье. Еще на подходах бы изрешетили, потом порубили, а что осталось - то бы огню предали. Сколько бы их полегло, пока пытались убить уже неживого? Пять? Десять? Двадцать? Да, повезло, что с ним был богатырь. Его, по-видимому, хорошо здесь знали, раз уж позволили ему к самой заставе вместе с кощеевцем подойти.
- Микула! - Позвал богатыря воевода в бобровой шапке. - Что это ты, дружбы с кощеевцем заводить решил? Что ему надо тут?

- Ничего. - Пожал плечами Микула. - Сдается мне, ему уже вообще ничего не надо. Он дальше, в степь идет. Вам с ним делить нечего.
- Но счетец у меня к кощеевскихм холуям остался. - Зловеще произнес воевода, взвесив ружье в руках. - Матушка моя старая до сих пор мужа вспоминает, которого они у нее забрали.
- Ну так пусть твоя старая мать свой век доживет, не теряя еще и сына. - Строго сказал здоровый детина. - Я хоть и пахарь, за мечи не берусь и в драки не лезу, однако ж и у меня терпение не вечное. Не позволю я тебе, Володька, за твои старые счеты костьми лечь, и соколят своих положить.

Под тяжелым взглядом богатыря воевода сдался. Махнул рукой - и воины расступились, позволяя Всеславу идти дальше. Вслед ему все воины на заставе смотрели с отвращением и ненавистью, едва ли не плюясь. Эту ненависть чувствуешь даже сквозь дубовую от мороза кожу и заиндевелое железо. Сколько времени нужно, чтобы эта ненависть изгладилась, выветрилась? Сколько лет нужно, чтобы то, что вершил Всеслав и ему подобные, стало лишь далекой, неправдоподобной историей? Сотня лет? Две?

Вряд ли у них есть столько времени. Останется ли кто-нибудь на земле через эти две сотни лет? Пожалуй, ответ на этот вопрос знал разве что голос, который вел его дальше, являясь ему в минуты короткого, неспокойного сна, больше похожего на новое умирание. Вкрадчивый, чуть урчащий, он шел словно отовсюду, и рассказывал Всеславу сказку о нем самом. О мертвеце, который становится героем. Обладателя этого голоса он не видел, а пытаясь вспомнить сон, извлекал из памяти лишь смутный образ золотой цепи, свисающей с ветвей огромного дерева.

- Все бредешь куда-то, подчиняясь призрачным снам. - Упрекнул Всеслава голос, которого он не слышал слишком давно. - Уверен ли, что голос из твоего сна что-то большее, чем игра свихнувшегося разума?

Кощей. Давно мертвый. неопасный призрак, но он все еще мог внушать собой ужас. Он шел по правую руку от Всеслава, забывшегося с воих думах настолько, что он и не заметил, как покинул заставу и богатыря, и как она скрылась позади за линией горизонта. Реальность была такой же зыбкой, как сон. В такой реальности и давно мертвый Кощей Бессмертный смотрелся весьма убедительно. Мертвая голова, увенчанная короной из кинжалов, с длинной, седой бородой(говорят, она растет даже у покойников), пустыми глазницами, в которых горел мертвенный свет. Кощей ухмылялся, сверкая черным панцирем, похожий на грудную клетку, с обилием шипов и цепью-аксельбантом от левого наплечника до грудины. Вечно обнаженные зубы этого могучего мертвеца скалились в насмешке над Всеславом, над которым Кощей возвышался благодаря своей лошади - Бурану, по сути просто гигантскому лошадиному скелету в железе, который дышит чистым холодом из раскрытой костяной пасти.

- Может быть, и нету никаких Василия Рощина, и друзей его. Может, ты выдумал их, чтобы получить надежду на искупление. Ну разве будет кто-то нормальный и разумный нестись на другой край этой умирающей земли лишь из-за увиденного во сне? Если бы тебе не повезло, то ради этого бы ты несколько часов назад убил бы немало русских, оказавшихся по своей глупости на твоем пути. Ты не герой, Всеслав из Варандея. У тебя другая цель и другие таланты.

- Спасибо, Микула. - Тихо сказал так, чтоб лишь богатырь услышал. - Помог ты мне. А может, и не только мне. Всеслав Варандеевич меня когда-то звали. Прощай.
Не задерживаясь более, продолжил путь свой неспешный дальше, в степи, сверлимый в спину ненавидящими глазами дружинников. Хуже стрел и пуль такие взгляды. Как далеко на юг уйти надо, чтоб прекратились они? Есть ли на земле русской место, не тронутое кощеевой поганью?
"Теперь уж точно нет такого места." - Подняв голову к вечно-серому небу, подумал Всеслав. "А значит, покоя мне тоже нет. И поделом."
Бескрайние степи вокруг с пожухлой от сумерек травой. Зеленым морем когда-то переливались под ветром, теперь больше на пустыню похожи. И здесь он собирается найти Рощина? Иголку в стоге сена и то попроще будет.
Но - должен. Не нужно мертвому есть и спать, идти он может без перерыва. Вода камень точит. Главное - шаг сделать. И второй. И третий...
И вот уже не один идет степью Всеслав. Голос, вечный спутник, с ним рядом идет. Мучает, насмехается, сон с явью мешает. Сегодня, гляди ж, Кощеем обратился. Соловьем заливается, все по уму, по разуму говорит. Как раньше прямо. Вот только Варандеевич нынче не тот.
- Сгинь. - Отвечает он коротко, продолжая путь.
И ничего больше за эту беседу не говорит. Шаг, еще шаг, третий...

- Никуда я не сгину, Всеслав. - Со смехом произнес Кощей-призрак. - Я всегда буду с тобой, куда бы ты ни пошел. Видишь ли, бессмертие мое куда лучше иглы обеспечили люди. Когда сломалась игла, я погиб вместе со всеми своими творениями, но людская память и страх все еще живы. Каждый день, смотря в небо над их головами, они вспоминают меня. Я стал для них символом всего плохого, что с ними бы ни случилось. Я же стал символом всего плохого, что делают они сами.

Короткий смех Кощея отдался в ушах воителя эхом.
- Эта тьма, накрывшая мир - она подобна тени меня самого. Не знаю, помнишь ли ты тот миг, когда тебя, сломленного и испуганного, накрыла моя тень. Я стоял над тобой, и смотрел на то, как ты сходишь с ума от желания жить. А потом я посулил тебе награду за службу мне. И взамен ты без всяких раздумий прикончил бывших товарищей, с которыми делил хлеб. А потом познал роскошь, познал власть - и окончательно решил, что выбор твой был единственно верным.

- Эти жалкие тараканы, живущие на Руси - те самые, перед которыми ты теперь ищешь искупления - в точности такие же, как и ты. Они тоже познали страх перед смертью, когда их накрыла моя тень, вся эта мировая тьма. И точно также как и ты, они познали, что в сравнении с их жизнями чужие не стоят ни гроша, и за куда меньшее, чем я предложил тебе, готовы идти на любые злодеяния. Матери выгоняют из дому детей, чтобы их не кормить. Мужики, завидуя зажиточному соседу, убивают его вместе с семьей, чтобы отнять и поделить выдуманные завистью богатства. Бывшие землепашцы идут в леса, и жрут людей, словно дикие звери. Брат режет брата за лишнюю корку хлеба. Если они способны на такое ради лишнего дня на этой земле, ради конца мучительного сосания под ложечкой, ради горсти монет - то разве за это же они не преклонили бы передо мной колено, и дали все мыслимые и немыслимые клятвы?

Кощей начал медленно растворяться в воздухе, но голос его продолжал греметь.
- Я - символ сильнейшего желания жизни, и символ желания брать что хочешь и вдоволь. Это всегда будет в людях, а значит, в людях всегда буду я. Никуда я не сгину. Я буду вечно. Моя тень будет вечно накрывать эту землю.


И Кощей замолк. Кто знает, надолго ли. Он уступил место другому голосу, который все еще говорил свою сказку, и вел его к выбранной цели.