Копыта лошади звонко цокают по устланной густым слоем золотистой листвы мощёной алее. По обе стороны возвышаются голые кроны высоких клёнов, сквозь раскидистые ветви которых виднеется полотно ярко-синего безмятежного неба. Неторопливой рысью конь скачет вперёд, и каждый шаг лошади вздымает вихрями листву позади.
Сезон дождей завершился. Как это часто бывает, на смену ливням пришла прощальная неделя золотой осени, что предвещает совсем скорое наступление первых заморозков. Почти три недели назад группа наёмников пересекла условную линию границы между Сероземьем и Третогором. Вечером того же дня они добрались до Риверспорта.
Артур натягивает поводья, осаживая своенравного жеребца. Вдыхает полной грудью холодный воздух, в котором уже чувствуется дыхание приближающейся зимы.
Они простились с Кельтом за сутки перед границей. На утро, после ночного привала, северянин объявил, что здесь дороги расходятся. Он возвращается в центральное Сероземье, ему нечего делать в местах, столь сильно пронизанных цепями цивилизации.
Объявив о своём решении, охотник подошёл к Артуру.
– Благодаря нам в мире стало на одно чудовище меньше, – произнёс он тогда, задумчиво смотря в сторону бескрайних просторов бесконечного Сероземья. – Если мы, северяне, что-то и уважаем – то это искренность и воинскую отвагу. Я редко ошибаюсь в выборе жертвы, но благодарен Каль за то, что ты остановил меня тем вечером, третогорец.
Кельт усмехнулся, качнув задумчиво головой.
– Да сопутствуют тебе на дорогах удача, – с этими словами он протянул ладонь Артуру.
Поддавшись порыву, Массак пришпоривает лошадь, заставляя её сорваться с места и перейти на стремительный грациозный аллюр. Голые деревья проносятся мимо, сливаясь друг с другом, свирепый северный ветер дует прямо в лицо.
В Риверспорте отряд распрощался и с Кейрой. Её путь лежал отнюдь не на север, ноксианку тянуло к сердцу Третогора, в столицу. Даже не подавая виду, она продолжала втайне скучать по роскоши, изысканной пище и столь идущим ей платьям из безумно дорого чёрного шёлка. Отчего-то у Артура не возникло ни малейших сомнений в том, что Кейра найдёт способ обустроиться в Третогоре.
Прощание с ней выдалось коротким и смазанным. В улыбке девушки было больше затаённой грусти, чем неизменной саркастичной иронии. Карие глаза вспыхнули золотом на прощание, словно сожалея о возможностях, что оказались упущены. Приблизившись, она шепнула напоследок всего одну короткую фразу:
– Передай Терри мои соболезнования.
Она не ошиблась. Не ошибся Забытый, из всех трюков которого этот оказался наиболее гнусным. Артур замечал на лице Терри тени смутного беспокойства на протяжении всей дороги, и тени становился тем глубже, чем ближе отряд подбирался к границе. Остановка в родной деревне Уоллеса, что раскинулась на пути к фамильному поместью Массака вышла особенно неприятной.
Джульетта умерла полгода назад. Последние шесть месяцев Терри продолжал скитаться по Сероземью, рассказывая о ней почти каждому встречному, в то время как жизнь девушки уже давно унесло поразившее весной Третогор поветрие мора. Она действительно ждала его, хранила подаренное на прощанье кольцо, отрицала все вести, что приносили возвращающиеся из Сероземья солдаты.
Артур оставил Уоллеса в доме престарелой плачущей от радости матери в смешанных чувствах. Со стороны могло показаться, что Терри смирился с утратой возлюбленной. Но командир видел в глубине его глаз огоньки той самой решимости. В ответ на вопрос, что теперь он собирается делать, тот пожал плечами и невесело ухмыльнулся.
– Поговаривают, что ноксианцы собираются повторить вторжение, как только сойдут снега, – ответил тем вечером Терри, поспешив сменить тему сразу же после.
Последним от отряда откололся Лоррейн. Сказал, что собирается заехать домой, после чего почти наверняка двинет прямо в столицу, чтобы вступить в ряды городской стражи. С навыками и персональными качествами Эда не приходится сомневаться, что очень скоро он станет сержантом и, со временем, почти обязан дослужиться до капитана. Старый друг крепко обнял Артура на прощание, пообещав при случае навестить, но после его ухода осталось лёгкое чувство натянутой недосказанности. Командиру казалось, что Эд так и не смог в полной мере простить ему Лину.
Конь весело мчится по укутанной слоем опавших золотых листьев аллее. Там, впереди, так хорошо знакомый Артуру поворот – стоит преодолеть его, и с холма откроется удивительный вид на отеческое поместье. Когда он впервые вернулся сюда вместе с Линой неделю назад, ни слуги, ни вышедший навстречу брат, его не узнали. Сына первым признал отец, после на шею ему бросилась рыдающая от радости мать.
Пришлось потратить целый вечер на то, чтобы объясниться со всеми.
В общих словах пояснить, как вышло, что он возвращался так долго.
В личной беседе донести до отца, кто такая Лина и почему она должна здесь остаться.
Это оказалось непросто. Столько времени и столько событий, но здесь, дома, за эти полтора года не изменилось практически ничего.
Изменился сам Артур. Сбывались его худшие опасения – тонкие слои опаски, непонимания, недосказанности, всё это и даже больше начинало выплывать на поверхность после первоначальной радости встречи. Отец понимал чувства Артура, но не мог понять, как его сын может всерьёз вознамериться связать свою жизнь с безродной дикаркой.
Положение спасла сама Лина. Её природное обаяние, яркий пытливый ум, искренняя непосредственность и совершенно очаровательная харизма. Она с удовольствием училась быть леди, она совершенно очаровала братьев, мать и, кажется, почти растопила предубеждённость отца. Глядя на неё, с восхитительной непосредственностью шёпотом уточняющую у Артура назначение тех или иных столовых приборов, Массак снова и снова убеждался, что сделал правильный выбор.
Конь преодолевает знаменательный поворот, и Артур снова осаживает его, любуясь раскинувшимся в низине имением. Остатки ноксианского золота определённо пошли на пользу поместью, став тем живительным глотком свежего воздуха, которого отцовскому хозяйству так не хватало. Массак смотрит на величественный родовой особняк, на строящийся в отдалении новый амбар, который отец всерьёз вознамерился закончить до первого снега, на небольшой живописным пруд, по поверхности которого медленно и величественно рассекают ещё не улетевшие на зимовку последние лебеди. На берегу, около старинного мощёного пирса, он замечает узнаваемую даже на таком расстоянии фигурку в бирюзовой накидке.
Почти каждую ночь Лина просыпается от одного и того же кошмара со сдавленный вскриком. Насколько может судить Артур, эти приступы становятся реже. Насколько жизнерадостна и безмятежна девушка днём, настолько же беспомощна, затравлена и испугана она по ночам.
Когда-нибудь это пройдёт. Она пережила многое, и даже сам Массак иногда вздрагивает во сне, снова и снова возвращаясь к моменту решающего поединка с Ареем. Он задыхается, чувствует стальную хватку неминуемой смерти на горле, видит преисполненные ненавистью горящие во мраке глаза. Он просыпается, чувствуя голову дремлющей Лины у себя на груди. Знает, что это тоже пройдёт.
Рука Артура скользит в карман плаща, извлекая оттуда приобретённый в городе этим утром предмет. Несколько секунд он вертит кольцо, любуясь, как переливается и мерцает полированная золотая поверхность на солнце.
Решительно возвращая кольцо в карман, сэр Артур Массак пришпоривает лошадь и несётся вниз по прямой дороге со склона. Быть может, он сделает это прямо сегодня. Быть может, к концу недели. Но точно сделает. Скорее рано, чем поздно.