|
|
 |
Мидея (негромко, слышали только Тео и Фарли): Он умный, я же говорила.
Эфтихиос же с сомнением прижал к себе волынку.
Алкмини (Вильгельму): А давай меняться! Тебе Эфтихиос отдаст аскомандуру, а я себе хочу в подарок лиру.
Эфтихиос (Вильгельму): ага, недолго. Поправочка одна тут – только ваш мир. Однако, ты прознал об этом ловко. Так торопись любить и веселиться, вы, смертные, всегда в своих заботах и думать забываете, что кро́нос пройдет быстрей, чем думы о грядущем. Мы потому сюда скорей явились, чтоб напоследок порезвиться вдоволь… Однако, к делу. (со своей скалы он осмотрел долину и участников побоища) Я не могу противиться сестрице, коль вы согласны на обмен – отдам волынку. За представление и прочие забавы, а также в счет ущерба смертной плоти, мы серебром заплатим без обмана. Тебе же, юный ма́гос, так отвечу. То ведомо тому, кто прозревает, презрев препоны времени и тверди, самую суть ψυχές круговорота – едва минует δέκα μήνες ваши, как а́нтропи мир канет в темный Тартар. Немного преждевременно, сказал бы, однако, что-то в κόσμος изменилось и мы имеем то, что мы имеем. Не нам, безвременным, в чужие лезть разборки, мы насладимся временем последним... (он рассмеялся) а после повторим заход по новой. Однако жаль, народ был перспективный.
Эфтихиос умолк, в задумчивости, ожидая ответа северян.
Тем временем Медичи, все еще маячащий за спинами Генриха и капитана, что-то быстро зашептал Бахмайеру. – Слышь, Мильнер, – перевел тихонько Манфред, – он грит, посуда у козлов ценней, чем кажется, если знать, кому втюхать. Так что нос не воротим, берем, пока дают.
|
211 |
|
|
 |
– Ну вот и столковались вроде. За тобой, Генрих, последнее слово. Мне кажется, мы и так уже подзадержались. Как говорится, пора и часть знать, раз вина больше в бурдюках не осталось. Даже уговор скрепить нечем, эх... В общем, не держите зла и мы постараемся забыть плохое.
Фарли взмахнул рукой как будто вспомнил: – Ставрос, кнут то нужен, а, помнишь, я предлагал поменять? У тебя вона рукоятка забавная торчит. В бою не брал украдкой из-за спины – я ж не вор какой-то там – предлагаю честный обмен, на память о друг друге. А, мена?
|
212 |
|
|
 |
Ингрид тихонько замерла, где стояла, когда поверженные сатиры зашевелились. Кто знает, чем обернётся очередная попытка договориться с рогатыми, а скрыться магией от чужих глаз она уже не смогла бы. И хоть зрелище это было в чём-то жуткое, девушка почувствовала заметное облегчение, когда поняла, что Мидея, какой козой бы она ни была, всё же жива.
Так дочь знахарки и стояла невидимая, слушая, что говорят её спутники. А когда сатиры высказали своё предложение, она смотрела на Вильгельма, с неясной тревогой ожидая его слов.
|
213 |
|
|
 |
Генрих чувствовал, что можно было еще поторговаться, но он был солдат, а не каптенармус, так что Мильнер решил больше не тянуть. Тем более и капитан за... - Ладно, согласен, - и Генрих протянул руку козлорогому. Да, с разными ему приходилось здороваться, но с сатирами... Скажешь кому, не поверят. Хотя, наверное, и не надо никому говорить.
|
214 |
|
|
 |
Пораскинув мозгами, гусит решил все же согласиться на предложение козлоногих, тем более как отказать сатире, когда у нее такие внушительные и динамичные ммм... музыкальные интересы, да. К тому же, неужели он не сможет освоить инструмент? Ну да, дорийский лад, непривычно конечно, но в конце концов, осваивал же он салтареллы и паваны по руководством почти выжившего из ума старика, который постоянно нес ересь про развитие музыкальной эрудиции и вообще наслушанности и необходимости изучать старинную музыку вместо того, чтобы наконец разучить ту самую польку или веселую песенку и клеить дочку местного бургомистра.
- Скрепим же договор мы полюбовно, Согласен, вечноюной предложенье Имеет смысл глубокий как Евксинский Понт, что как невесту Галеры носит с дивными дарами И золотом с товарами чудными
|
215 |
|
|
 |
Холодная сталь ножа тбольше не касалась шеи, и теперь над Хейке нависали только внушительные достоинства рыжей сатиры. В принципе, обзор был очень даже. И все же Вит проворчал, решив не изменять образу: - Да меняйтесь вы хоть брэ, хоть камизами. Только не при всех добрых людях, - раздался недовольный гллос друида
|
216 |
|
|
 |
Мир и согласие воцарились в Дельфийской долине. Ко всеобщему удовлетворению, стороны разошлись полюбовно. Медичи профессионально, но с все же с трудом скрывая восторг, упаковывал кубки и блюда. Бруно и Гаспаре занялись мулами и хозяйской лошадью. Йемке прикладывала холодные компрессы к огромной шишке, вздувшейся на затылке Эйвона. Эфтихиос и Вильгельм, выудивший из поклажи свою лютню, торжественно обменялись музыкальными инструментами. Алекос с рваными ранами на животе бродил по округе, что-то вынюхивая и высматривая, чем доставил невидимой Ингрид немало неприятных минут. Алкмини промывала рану Вита вином и ласково называла его Μικρή Άρκτος. Хальдор и Тео о чем-то увлеченно спорили с Мелампосом, сравнивая турецкие сабли с греческими мечами. Ставрос рассматривал рукоять турецкого кнута и обсуждал с Мидеей орнамент, отдав Фарли непонятную рукоятку. Генриху и Эйвону достались бронзовые мечи противников – сущая рухлядь по современным меркам, хотя итальянец, проходя мимо, заинтересованно цокнул языком. Капитан подбадривал всю компанию отборной руганью и, только благодаря его неусыпному контролю и исключительным организационным талантам мена и прощание не затянулись до вечера.
Однако два часа спустя люди и сатиры, наконец, разошлись. Козлоногие отправились на север, а антропи – на запад, по едва заметной дорожке, ведущей к когда-то процветавшему и известному на весь полуостров Дельфийскому Оракулу.
|
217 |
|