Скользя пустым взглядом по пролетающим за окном поезда пейзажам, мисс МакКарти чувствовала, как на глаза наворачиваются непрошенные слезы. Ну что же это за жизнь такая, когда разумом понимаешь, что поступила правильно, а сердце все равно ноет и тоскует! Случайно встретилась с Найджелом, чей свет и тепло в глазах облагораживают душу – а надо уезжать. Почти добралась до места где может быть Китти – а надо уезжать, так и не встретив подругу. Направила письмо для домочадцев, а жизнь закрутила так, что на обратный ответ можно и не надеяться. Оставила благородного Ната в плену – и, кроме глупых лживых слухов, ничего о нем не знает. Все шансы, все важные сердцу люди остаются за спиной безо всякой уверенности на новую встречу. Даже те два молодых ковбоя, что поверили ей – лишь короткий миг, не оставивший ничего, кроме светлых воспоминаний и чуть укрепившейся веры в людей.
И вместо того, чтобы быть с тем, с кем комфортно, или там, где спокойно и красиво, она трясется в поезде, следующем в неизвестные дали, с таким же профессиональным игроком, как и она сама, для того, чтобы избежать опасности в одном месте, и продолжить обчищать кошельки простофиль в другом. Как будто этим можно заменить грусть и тоску очередных расставаний! Все – фикция, дорога в никуда, и следование не за вифлиемской звездой, но за фальшивым блеском рогов Мамоны.
Одна отрада – человек, которого она выбрала в свои попутчики на этом отрезке жизни, не лезет в душу в грязных сапогах и вообще не мешает предаваться греху уныния, спокойно почитывая газету… чурбан бесчувственный! Зато крепкий, уверенный и держащий слово, что для одинокой девушки дорогого стоит. Мелочь, наверное, но хоть немного скрашивающая последствия единственно правильного, но такого тяжкого выбора. Сколь же малым иногда бывает то, за что цепляешься, чтобы не сойти с ума от длящейся неопределенности!
Устав от однообразных пейзажей, Кина помаявшись какое-то время, вытащила-таки свой дневничок. Не смотря на то, что состав немилосердно трясло, девушка упрямо вела на страницах волнистые линии, складывающиеся то в фантазийные узоры, то в пышные цветы и листья, то увивающие стволы дерев лозы. Совершенно бесполезное занятие – но лучшее из тех, что доступно человеку, оказавшемуся подвешенным между началом и концом дороги. Лучше бы, конечно, музыка, но музицирование просто для себя вряд ли найдет поддержку у окружающих пассажиров. Остается только ждать да с мазохистическим наслаждением перебирать бусины воспоминаний, вынося каждое из них на всестороннее обсуждение собравшегося под шляпкой консилиума.
…Игра с условно-равным партнером оказалась гораздо более тяжелой, чем могла предположить Кина. Если до этого каждая партия напоминала музыкальный экспромт, где и песни, и время исполнения зависели от настроения и публики, то теперь приходилось «давать концерты», действуя по расписанию и имея в голове некий общий план, которому надо следовать. Никакой свободы! Зато, как утешала себя мисс МакКарти, бесценный урок организации совместных действий, который в будущем может пригодиться не только для игры. В конце концов, не все же жить, как несомый ветром лист – брать жизнь под собственный контроль тоже надо!
Вот, например, финансы. Как оказалось, вести еженедельное сальдо не только не сложно, но и удобно, и даже позволяет прогнозировать ставки. А если еще вести подсчеты расходов на жизнь, то общая картина становится еще более четкой. По прошествии какого-то времени картежница, прикинув свои обороты и возможности, приняла решение откладывать в резерв по десять процентов с каждой еженедельной прибыли, которые могли стать опорой на черный день и не должны были использоваться в играх без крайней на то нужды. В конце концов, надо понемногу собирать финансы на свою землю, чтобы и родителей перевести, и самой иметь угол, куда всегда можно вернуться.
Обретя в таких размышлениях подобие душевного равновесия и признав, что такое совместное путешествие – временная мера, Кина перестала волноваться, вернув прежнее легкое отношение к жизни. Правда, этому способствовала и некоторая финансовая защищенность – когда денег нет или почти нет, очень сложно улыбаться каждому новому дню и верить в лучшее. А, разобравшись в себе, девушка повнимательнее присмотрелась к Расселу.
Не смотря на партнерство, капитан продолжал оставаться загадкой, держа мысли под своей шляпой и не совершая ничего, что могло бы отклониться от сдержанного и суховатого образа человека, знающего себе цену и не чуждого внутреннего благородства. К некоторому сожалению Кины, все эти достоинства оказывались смазанными без толики некоторого внутреннего шарма, от которого сердце против воли начинает биться чаще. Она ощущала Рассела, как достойного джентльмена, хорошего партнера, но не больше.
Тот образ, который она себе создала, подтверждался поступками. Взять хотя бы ту же охоту на бизонов по дороге к Шайенну – капитан показал себя человеком, не склонным к беспричинным убийствам ради развлечения и игре на потеху публики. Если бы он согласился пострелять, впечатление не изменилось, но отказ, а, вернее, та форма, в которой он был сделан, добавил партнеру достойных черт. Кина тоже не присоединилась к веселью, безо всякой задней мысли покачав головой – и только потом заметила, что и ее слова произвели на капитана впечатление.
Кажется, именно после того случая Рассел обратил на нее внимание, став оказывать знаки внимания чуть большие, чем можно было бы ожидать в деловом партнерстве. Это было чертовски приятно – во многом именно благодаря поведению Рассела Кина удостоверилась, что она по-прежнему остается леди, и не только в глазах любящего Найджела, но и в глазах человека, знающего о ее не совсем достойном источнике доходов. Мисс МакКарти с превеликим удовольствием ходила вместе с капитаном на дансинг, в театр, обсуждала прочитанные книги, в том числе и рекомендованного «Дядю Сайласа». Тем более, что жизнь Мод и трудности, с которыми та столкнулась, были для Кины некой аллегорией ее собственной жизни – есть, над чем подумать и о чем поинтересоваться у человека, не посвященного в перипетии, с которыми в свое время столкнулась напарница.
После такого совместного времяпрепровождения Кина-с-рожками и Ирландка даже начали проявлять к Рою интерес, как к мужчине. Но воспоминания о последней близости были слишком свежи, а чувства – слишком хрупки, и Будуар принял коллективное решение о том, что проявлять инициативу самой для леди неуместно. Пускай все пока что идет своим чередом, а дальше будет так, как будет, или не будет вовсе.
Именно благодаря Расселу игра в Шайенне оказалась не такой эмоционально напряженной, как могла бы быть: после Эбилина и всей свалившихся в нем на хрупкие девичьи плечи проблем Кина, увидев местный контингент, подспудно ожидала, что будет бояться рисковать и играть так, как играла обычно, и начнет подспудно себя сдерживать. Но сам факт наличия капитана где-то неподалеку, даже не обязательно за одним столом, добавлял уверенности как в собственных силах, так и в безопасности. Естественно, чувство защищенности не превращало ее в рисковую и не следящую за собой особу, знающую, что за нее заступятся – мисс МакКарти считала, что достоинство следует блюсти всегда и в любом случае. В конце концов, Рассел тому живой пример!
Помимо карт и легкого флера дел сердечных у Кины появилось еще два интереса – журналистика и недвижимость. Но если первый требовал активного и постоянного участия, то второй скорее заключался в сборе информации и рассуждениях о том, будет ли этот шаг выгоден. Шайенн представлялся мисс МакКарти – нет, несостоявшейся итальянской графине – хорошим развивающимся местом, где отец и братья могут заняться хоть тем же скотоводством, иметь при достаточном стартовом капитале стабильную прибыль, и горя не знать. Идея была хороша и даже реализуема, если бы не несколько нюансов.
Кина понимала, что все ее домыслы совершенно не учитывают как желания семьи, так и то, что сейчас происходит с семейством Дарби. Живут ли они еще на вилле? Захотят ли они переезжать так севернее? Захотят ли сменить деятельность? Куча вопросов, и ни одного ответа – даже предположить, если быть откровенной, нельзя. Чтобы строить прогнозы и рассчитывать финансы на обретение нового родного дома, нужна информация, а получить ее лично не представляется возможным. Тупик!
Выход из сложившейся ситуации девушке виделся только один – направить в Новый Орлеан гонца, который узнает всю актуальную информацию и принесет ее на блюдечке потенциальному инвестору в семейное счастье. Вот только и здесь все было не слава Богу: где, скажите на милость, можно найти такого человека, который будет надежным и при этом готовым за разумные деньги потратить месяц своей жизни для того, чтобы все разузнать надлежащим образом и донести до заказчицы шаг за шагом, не упустив ничего важного?
Да и то, что Кина знать не знала, где она будет через месяц, тоже играла свою роль – но это хотя бы можно было решить, обязав гонца отчитаться мистеру Куинси: Найджел, в отличие от нее, живет на одном месте и является единственным стабильным элементом из тех, которым можно доверять. В общем, это еще можно было решить, а вот то, кого послать… Вот тут-то и начиналась беда. За все свои похождения девушка не обрела никого, к кому одновременно могла бы обратиться, и знала при этом, где искать помощника. В теории, могла помочь Китти – но она толи Бог знает где, толи в Аду-на-Колесах. Точно также можно было бы довериться тем двум честным ковбоям – но об их местонахождении нельзя было даже догадаться. И так можно продолжать и далее, результат останется неизменным: ну не Роя же просить, и не Джесса, право дело!
Переспав пару ночей с такими сомнениями, картежница решила, что сомнениями делу не поможешь, и надо брать быка за рога, пока он, этот бычок, бьет землю копытом. Джессу Скиннеру она интересна – так почему бы не попробовать им воспользоваться в личных целях? Пускай поможет найти умненького посланца от блудной дщери к страдающей родне – а через месяц-другой Кина вернется повидаться с достойным журналистом и заодно получить долгожданные сведения! Да, при таких раскладах адресатом будет не Найджел, а несколько менее надежный господин: но зато при таких вводных Скиннеру будет гораздо проще согласиться. Что поделать, приходится чем-то жертвовать!
Чувствуя себя без вины виноватой перед Куинси и помня его теплый взгляд и нежные осторожные объятия, расчувствовавшаяся Кина написала молодому детективу пространное письмо о том, что проехала уже несколько городов, увидела, как и чем живут в них люди, рассказала о несостоявшейся охоте на бизонов и о своих потугах на журналистском поприще. Поинтересовалась, как дела у самого молодого человека, не было ли у него каких-либо трудностей, и осторожно уточнила, может ли она в своих путешествиях узнавать то, о чем хотелось знать самому Найджелу. Украсив письмо несколькими цветочными узорами и даже капнув на бумагу капельку духов, окрыленная от самого факта написания письма Кина отнесла послание на почту, а по возвращении устроила для самой себя маленький концерт.
Душа хотела песни и музыкальных переливов, ощущения того, как струны поют в такт движению пальцев, и как голос сплетается с мелодией воедино, как с самым страстным и заботливым возлюбленным. Расчувствовавшись, девушка даже всплакнула, ощущая, что самую малость приблизилась к чему-то горнему и не описываемому словами – а потом снова отправилась за карточный стол, потому что эмоции эмоциями, а партнерская игра ближе к работе, чем к искусству, и простоев не по делу не терпит. Надо отыграть вечер, найдя силу и уверенность в палитре дневного светлого настроения, перед сном принять для спокойствия маленькую дозу морфия, а следующее утро посвятить достойному занятию журналистикой.
А журналистика, к слову, последнее время все больше захватывала Кину, так, что девушка даже начала осторожно размышлять в сторону того, а не стать ли ей профессиональной писательницей статей в газеты? Совмещая это с игрой, конечно же – но для такого нужна разъездная журналистская работа: сидение на одном месте убьет карты и неплохой доход вернее, чем разряженный в упор револьвер. И как в случае с ощущением себя, как леди даже для тех, кто знает нелицеприятную правду, помог Рассел, так и с осознанием того, что изложенным на бумаге словом можно зарабатывать, помог мистер Скиннер.
В Джессе было немало недостатков, свойственных северянам – в частности, напористость, отрицающая всякую южную обходительность и неспешность. Но при этом Джесс горел своим делом, и его пылкость была свойством неспокойной, мятущейся, жаждущей чего-то нового и все большего души, прорывающейся сквозь требуемую обществом сдержанность. За это ему можно было простить многое, потому что в чем-то он казался Кине родственной душой – только более открытой и примой. К тому же добрая половина Будуара от его ухаживаний с толикой нахальства восторженно пищала: приятно все же осознавать себя не только достойной дамой и объектом почти незаметных ухаживаний, но женщиной, способной покорять мужские сердца, словно какая-нибудь Клеопатра. Кое-кто, не будем тыкать пальцем, даже требовала более активных действий в ответ на поведение Джесса – но тут снова Кине пришлось придержать слишком ретивые желания: хватит уже грехопадений, за которыми следует воздаяние.
Пускай Джесс ухаживает, пусть демонстрирует свой интерес и делится тонкостями журналистской профессии – его новый автор будет внимательно слушать, задавать вопросы и улыбаться. Причем улыбаться совершенно искренне и без задней мысли, потому что такая активная непосредственность и искренность не могут не расположить к себе. За это можно было простить и «Кейстоун» с его сомнительной публикой, и активную жестикуляцию с громким голосом, и бестактные иногда вопросы. Ведь она и сама не без греха – так стоит ли осуждать того, кто горит своим делом и, как и сама Кина, желает свободы?
Заинтересованная пассажем о том, что «люди не видят ничего, кроме своих ста шестидесяти акров или улицы», начинающая журналистка решила развить эту тему, поинтересовавшись, насколько в принципе людям из одного города интересны мелочи и слухи из других населенных пунктов? Свои родные вести – понятно, всегда интересны. Вещи глобальные и масштабные – тоже. А вот все прочее – до какого предела публика хочет интересоваться происходящим вокруг, которое не может на нее повлиять даже в перспективе? И что обычно интересует читателей, помимо происходящего на расстоянии дня пути верхом?
Беседуя со Скиннером, Кина чувствовала, как все больше власти захватывает итальянка. Джесс, убеждая ее в чем-то, наваливался одной рукой на стол и подкреплял слова рубленными жестами второй – а его собеседница, также эмоционально отвечая, то всплескивала руками, то складывала пальцы в щепоть, то воздевала глаза к небу. И все это происходило непроизвольно, только потому что сам тон и формат разговора требовали совершенно иного подхода, чем обычно. В этой беседе она снова была «кавалеристом», как за карточным столом, только с поправкой на то, что интеллектуальная беседа не требовала дурить своего визави.
А раз уж пошло такое общение, «итальянка» была совершенно не против, если ее пригласят на дансинг – что, конечно же, подразумевало исключительно танцы безо всякого предосудительного продолжения, хотя Кина-с-рожками так и подбивала то прижаться потеснее, то легким движением спины заставить руку немного изменить положение, то ответить на вопрос с мурлыкающими интонациями… Но пока что мисс МакКарти со своими грехами боролась, хотя победа в этой компании ей явно не светила.
Настроиться на душеспасительный лад и вспомнить, что она – всего лишь человек со всеми свойственными человеку недостатками и добродетелями, Кине всегда помогала церковь. Помолиться перед Святой Девой, оставить пожертвование для нужд «малых сих», исповедоваться в греховных мыслях было достаточно для того, чтобы снова и снова убеждаться, что она ведет не самую порочную жизнь, и может продолжать проводить свои дни, как и прежде. Все шло своим чередом, и шло бы так и прежде, если бы Господь в неизмеримой мудрости своей не послал ей очередное испытание, на сей раз не тела, но духа.
Имя этому испытанию было – Арчибальд Атерстон. Пожилой джентльмен, оказавшийся, как и она сама, профессиональным игроком, не искушал и не пугал: он просто рассуждал и задавал вопросы, не требуя на них ответов, но с каждой прошедшей минутой беседы в сердце Кины креп совершенно нерациональный, но от этого не менее всеобъемлющий ужас. Она словно оказалась на уроке фехтования с противником, превосходящим ее мастерство в разы, и с каждым новым предложением оставалось только стонать: «туше, туше». Немалых трудов стоило девушке держать на лице намертво приклеившуюся полуулыбку и иногда согласно дергать головой в знак согласия, одной рукой сжимая до побелевших костяшек бокал с вином, а другой впиваясь в платье, как будто этот инстинктивный жест мог удержать ее от падения в бездну самоуничижения.
Она едва нашла в себе силы вежливо раскланяться и уважительно распрощаться с Мафусаилом от карт. Вернувшись на ватных ногах к Расселу, картежница даже не слышала за гулом в ушах, что говорит напарник, и, наверное, совершенно невпопад ответила, что чувствует себя дурно и должна срочно отправиться в номер. Кажется даже, капитан довел ее до дверей и что-то уточнял, но Кина только мотала головой и повторяла, как заведенная, что все в порядке, и ей просто хочется немного отдохнуть. И вообще это просто мигрень, которая лечится тишиной и покоем и доброй молитвой, поэтому не стоит переживать, и вообще она не стоит переживаний, да и в целом время позднее, и пора спать. Быть может, языком без участия разума было сказано что-то еще, она совершенно не помнила.
Когда за спиной захлопнулась дверь, Кина ничком упала в постель и какое-то время лежала без движения, ощущая в голове гулкую пустоту, по которой странствовали слова мистера Атерстона, ударяясь о стенки черепа и не задерживаясь. Даже Будуар молчал, пришибленный случайными словами случайного человека. Спустя какое-то время, показавшееся Кине вечностью, девушка решила, что сойдет с ума, если чего-то не предпримет, чтобы разрушить это затягивающее болото. Лучшим лекарством была горячая ванная – ее она и оплатила, заказав заодно бутыль вина. Где-то в подсознании ирландка знала, что заливать беды алкоголем – дурной тон, особенно для женщины, но сейчас был исключительный случай. К тому же одна душа требовала, чтобы за ее упокой выпили, провожая, пускай и с опозданием в два года, в последний путь.
Забравшись в теплую ванную, мисс МакКарти молча отпила из бокала и с головой погрузилась под воду, словно отрезая себя от жестокого мира. Ей очень хотелось убедить себя, что самоубийство Лэроу не связано с ней, и наставник, оставшись один, допустил какую-то ошибку, с которой не смог справиться, или влез во внекарточную игру, проигравшись в пух и прах, или безответно влюбился в даму, которая отвергла его ухаживания и оскорбила… Но все эти оправдания не стоили простого осознания, что самой реальной причиной была она сама и ее поступок. Поведя себя, как законченная эгоистка с ветром в голове, она убила веру наставника в людей – и он не смог жить. А, значит, она – дважды убийца.
Запрокинув голову и скривившись, Кина тихо глотала крупные слезы жалости и к покойному, и к самой себе, на чью душу выпали такие тяжкие грехи и испытания, которых она вовсе не желала, и от коих, будь она в силах повернуть время вспять, бежала бы со всех ног. Ведь у нее не было намерения, чтобы Лэроу пострадал – она лишь послушала его предложение, и не нанесла убытков больших, чем могла бы, взяв только свое, и ни центом больше! Она хотела, чтобы он смог реализовать свои стремления, а она сама – свои, и все! Почему же все вышло так печально, какой бес ее проклял?
Хотя Кина и любила периодически изводить себя, долго переживать над одной проблемой она не могла, предпочитая из раза в раз возвращаться к ней, чтобы снова себя помучить. Так случилось и в этот раз – заверив себя, что закажет мессу за упокой души учителя, мисс МакКарти припомнила, что мистер Атерстон подсветил ей еще одну проблему – немаленький риск того, что такими темпами игры она останется в этом мире совершенно одна, ни с кем не соединив свою судьбу и окончив жизнь раньше срока и в полном душевном расстройстве.
Такой судьбы себе картежница не хотела, и поначалу даже начала мысленный спор с Арчибальдом, уверяя старика, что для нее игра – только способ быстро заработать легкие деньги, ни на кого не полагаясь. И заработать не просто ради красивой жизни, как все остальные, нет – все ради спасения семьи и мести предателю, который отнял у нее все, кроме жизни. Даже единственную любовь отнял, а такое не прощается никогда и никем, в ком есть хоть капля совести! Припомнив самодовольное лицо Тиёля, девушка грязно выругалась, скрипнув зубами: какой же негодяй муженек, что построил свое благосостояние практически на ее костях! Да еще забрался так высоко, что просто так не скинешь!
Вспышка злости немного отрезвила и помогла успокоиться, просушив слезы и задушив панику. За самого лучшего ирландского деда, за любимого Натаниэля, за маму с папой, за собственную поломанную жизнь, даже за брата-предателя, мир его праху, она жестоко отомстит. А потом навек забудет про всякие дьявольские игры, если не найдет Деверо – выйдет замуж за Куинси, и будет жить как честная девушка, занимаясь для души журналистикой и только иногда вспоминая все страшное, что осталось далеко в прошлом. Тайте только время – все так и будет, потому что Господь не допустит, чтобы зло осталось безнаказанным. И если кара ему придет от «денег дьявола», то это будет глубоко символично.
Кина-с-рожками громко рассмеялась, широко улыбаясь миру вокруг. Это стоит и того, что было, и того, что будет. А значит – жизнь продолжается во всей своей красе и яркости! И пусть все вокруг затаят дыхание!
Уже ночью, лежа в кровати, мысли мисс МакКарти прихотливым путем снова вернулись к словам Арчибальда – на сей раз немного под другим углом. Затронув вопрос семьи, пожилой игрок заставил свою молодую соперницу задуматься, а чего она, собственно, ищет в мужчинах? Вот был у нее на пути настоящий джентльмен Чарльз Аден – с ним могло бы получиться жить так, как подобает леди, но она промедлила – и, кто знает, может, именно это промедление привело к тому, что Чарли был убит в спину подонком? Был готовый ради нее на все благородный мистер Найджел Куинси – а она просто использовала его в своих целях и поехала дальше. Был… Или есть, не важно, Рой Рассел, который видит в ней не только прекрасный цветок, но и человека с разумом и личным мнением, что, наверное, гораздо ценнее букета роз посреди прерий. Или Джесс Скиннер, влюбленный также, как в свою работу, за беседами с которым время пролетает незаметно, а с губ не сходит теплая улыбка. А еще Нат, о чьих прикосновениях остается только вспоминать холодными ночами, и который был настоящим рыцарем во всех смыслах этого слова – единственный, кого она сама выбрала, но с которым разлучила война и один много о себе мнящий ублюдок.
Так что же ей нужно от мужчин? Отношение, как к равной по разуму, как у Рассела? Да. Восхищение и изящное ухаживание, как у Чарли? Да. Легкость и приятственность, как с Джессом? Тоже да. Да и искренняя любовь и самопожертвование Найджи – тоже. Остается только смеяться и плакать: ей нужно все и сразу, чего не бывает вообще в природе. А, может, просто нужен случай, от которого сердце начинает млеть и биться на одной волне, и когда все прочее становится неважным?
Наверное, да. Высшее проявление чувств – такая штука, что разумом ее не охватишь и точного определения не дашь. Можно понять, что отвратит, что неприемлемо и неприятно, но вот достоинства никогда не станут сами по себе основой для любви: кроме них, нужно еще что-то тонкое и хрупкое, что заменяет собой все остальное. То, ради чего люди меняются. То, ради чего можно перевернуть горы и прерии. То, ради чего домашний уют и тихое спокойствие становятся вкуснее пьянящей свободы и будоражащего кровь азарта. То, что становится самой жизнью.
На следующий день картежница собиралдась навестить Скиннера, но ее опередил капитан, предложивший сменить город и обстановку. Поразмыслив над этим предложением, Кина согласилась, но попросила выждать пару дней, честно сказав, что хочет через редактора газеты организовать получение весточки о том, как там поживает ее оставленная в Новом Орлеане семья, и есть ли какая-то возможность перевезти их из города Полумесяца на Средний Запад. А потом – да, можно с чистой совестью отправляться, но через месяц-полтора все же вернуться в Шайенн: узнать, как все прошло, и решить, что делать дальше. Можно было бы, конечно, придумать какую-то душещипательную историю, но… Со своими честность – лучшая политика, не так ли?
Помимо беседы о визите к семье, Кина хотела поинтересоваться еще одной идеей, внезапно пришедшей ей в голову во время вечерне-ночных рассуждений. Если горожанам интересно все, что происходит вокруг, то нет ли такого интереса и у строителей железной дороги? Этим точно должно быть любопытно, что происходит не только на их участке, но и на всем протяжении пути, где они были, и где только будут, и где строят их партнеры. И если да, то есть ли у дороги свой вестник, и не будет ли хорошей идеей попасть туда человеку, который ценит путешествия? А если нет – то не перспективная ли это идея? Требовать немедленного ответа Кина не собиралась – все равно через месяц они наверняка снова свидятся, тогда и можно будет все еще раз обсудить на свежую голову.
А пока Скиннер будет думать, а посланец, если таковой найдется, следовать по направлению к Новому Орлеану – Денвер ждет, вместе с новым опытом, оттачиванием умений совместной игры, разговорами о новой книге Роя и всем тем, что встречается на пути игрока, и тем, что приближает одного к расплате, а другую – к выполнению Его воли!