Тигернок бился неправильно, не так, как полагалось потомку Миля. Он был слишком четок, слишком сосредоточен, не заботился об отваге и славе. Годы ли тому виной, холодность духа ли воина, но он вкладывал в схватку лишь свое мастерство, но не благородную ярость и славную удаль. Размеренно, четко, искусно – словно его учили ши, а не люди. И все-таки, все-таки… Такой четкий, сухой, выверенный стиль привлекал юную Мону: не только своей необычностью и неординарностью, сколько будучи свидетельством того, что для славы клинка достаточно опыта и умения. А, значит, даже дева, обделенная истинно мужской бравадой и лихостью, может сравняться с лучшими из лучших.
Фаолан, напротив, бился так, как подобает достойному потомку многославных предков. Яростно, прытко, ловко он наступал, блеском копья демонстрируя, что не зря о его свершениях поют барды Лох Гура. Как и подобает гордящемуся собой воину, он облачился в золото, словно призывая этим врага: «Отними, если сможешь!». Это было правильно и достойно, к тому же МакНоар в этом поединке представлял земли ее отца – вот только сердцу приказать было нельзя, и девочка никак не могла убедить себя верить в победу Фаолана. Слишком на многих струнах души играл сдержанный подход воителя в черном, слишком многое из его талантов дочери Диармайта хотелось бы перенять.
Так и стояла девушка, сцепив перед собой руки до побелевших костяшек и приоткрыв в изумлении рот. Во все глаза она смотрела, как раз за разом отражаются похожие на молнию выпады, как похожие на пенный прибой атаки разбиваются о скалу спокойствия, и только пораженно вздыхала вместе со всеми, когда соперники расходились, нетронутые. Удаль одного была достойна уверенности другого, и гадать, кто одолеет врага, было совершенно невозможно.
И все же Тигернок оказался сильнее. Одновременно с ударом Мона закричала, понимая, что сейчас будет – и ее голос потонул в десятках других выкриков. В два взмаха Фаолан лишился головы, украсив своей гибелью славу соперника. И пускай это была честная схватка, и МакНар ушел к богам достойно, как и подобает воителю, сердце Моны не оставляла отравляющая мысль: герой Лох Гура погиб зря, потакая своей гордыне, и не сделав ничего для блага своего короля. Погибни он в сражении или в налете, в странствиях или ритуальном поединке, это было бы куда достойнее. Но боги распорядились так, что последний день шлемоблещущего храбреца настал именно сегодня – и винить за это Тигернока маленькая принцесса не могла, да и не желала.
Посмотрев вслед накрытому плащом телу, девочка вздохнула и повернулась к Феуд, покачав головой:
- Славный бой, хоть воин Запада и бился… странно. Но завораживающе в своей холодной четкости, не так ли? О-ох, тяжко будет брату выступать против него… Наверное, надо… Феуд, не хочешь вместе со мной сходить к Эхри? Я бы повязала ему на руку одну из своих лент, как оберег, и пожелала, вне зависимости от жребия и воли богов, показать не только умение, но и… разум, наверное? Потому что в бою с Тигерноком, коли ему выпадет встретиться с ним, умение понять противника будет ничуть не менее важным, чем боевитость. Славный дух и мастерство. Или это будет слишком обидно от маленькой девочки? А потом еще надо Родана утешить и сказать, что он показал себя славным и умелым бойцом. Пойдем?