Губы Гектора едва заметно задрожали от неудовольствия и надулись. Его лицо теперь казалось ещё более детским. И ровно также, его недовольство и наивный блеск в глазах отдавали наивностью, но не угрозой. Он сжал крепче свой кинжал. Смерил его ужасно долгим взглядом. Затем? Отвязал шнурок, удерживающий его свободный плащ, обматывая тот вокруг кинжала, чтобы пометить его как свой и не дать случайно выпасть из старых кожаных ножен.
— Да будет... так, – нехотя передал оружие на содержание, – однако попрошу следить за ним. – Казалось бы, день не был пасмурным, однако и так чувствовавший себя словно из-под дождя Гектор, чьё настроение всё хмурилось и хмурилось после церемонии, сейчас и вовсе ощутил ненастье, развёртывающееся у него на душе. Без своего ножа тот чувствовал себя как... хм... "голым" не лучший вариант, и "беззащитный" тоже не имеет место. Как пёс, вдруг потерявший любимую кость – быть может это подойдёт? Да, верно. Как псу, грызущем бедро, ему приятно до безумия чесать дублёное ребро своего доспеха широкой и кривой рукоятью сики, или ковырять ей свои ногти, то и дела режась об острую, всегда наточенную грань. Даже боль, которую он приносил, Гектор привозносил и наслаждался. Она напоминала ему о самых важных вещах: о том, что он всё ещё жив, о тех через кого переступил, о смертности и уязвимости... себя и окружающих. И конечно же, он напоминал ему откуда он пришёл и насаженным на что может закончить, если будет слишком часто распускать хвост. Вместе с кинжалом ушёл этот вес. Этот якорь. И без него юношу мог осадить, пожалуй, только Император. Лично.
— Это смешно, – шёпотом начал Гектор, когда их стали впускать внутрь, обращаясь то ли к себе, то ли к ближайшему идущему, перебирая в пальцах конец своего одеяния, – к чему такая осторожность и столь плотная охрана? Клянусь своей честью: даже если бы оружие осталось на нас, иного в нашем скромном обществе сразит и дуновение Борея... не говоря уже о столь серьёзном контенгенте гончих. – Юноша шёл среди убранств прекрасного дома, осматривая цвет растущий на кустах и на искусных кадках. Сад выглядел великолепно. Алые тюльпаны, яркие нарциссы, бледные лилии и розы с голову младенца всюду украшали это место. Вдали, в естественной тени падающей в это время суток, украдкой росли гиацинты. – Слава и право... благородство и не угасающие чувства... признание порочности и очищение... скрытая сила и изящество... спокойствие и сила духа. – Молвил он глядя на рассаду, читая их значение на языке цветов. – Чудная композиция. – Молвил тихо. Гектор так увлёкся, что слегка вздрогнул от чьего-то голоса со стороны. Гектор повернул своё лицо, глядя на лик человека перед ним. Его глаза едва заметно заблестели. Руки вспотели. Юноша засунул руку за пазуху...
Он вынул памятную монету, которую выдавали всем выпускникам его атенейя. Взглянул на профиль на чеканке: не идущие в общем обиходе, монеты с ликом императора правящего на твой век выдавали каждому выпускнику, как символ их заслуг, достижений в учёбе и статуса. И сейчас... рука Гектора задрожала, глядя на лик и человека.
Гектор упал на одно колено. Он согнулся так, как могут это делать репетировавшие этот жест дворяне, и тут же плавно поднялся. У него не было ни пружинистого подскока приближённых учёных, ни выверенных движений настоящего военного. Он двигался всецело на инстинкте, подымаясь, и отсалютовал от сердца. Его голос звучал восхищением:
— Ave, augustus Theodomirus! – Из уст Гектора то был почти крик. Жалко, наверное, смотрелось со стороны, но он никак не ожидал встретить здесь этого человека. Каждое его слово звучало как укол. Ему не нравится современная римская мода?! Чтоб его! Надо было одеться во что-то менее вычурное и более старомодное сегодня.
Не думая более ни секунды, пока Император не взглянул на него, он сорвал несколько из своих украшений, снимая с пальцев всё, кроме восточного стиля перстней и пряча украшения на запястьях себе за пазуху, в процессе быстро царапая свою нежную кожу, но это было последней из его бед. Теперь Гектор выглядел... уместнее, да.
— Благодарим всецело, Сиятельный, – ответил тот вслед на соболезнования, – воистину, Сабина была велика, как и её дар. Для меня честь, что её работа служила на благо нашей Империи и принесла вам много пользы.
Начать стоит с малого. С пары формальностей. Поблагодарить. Согласиться. Встать в позу.
Пока что Гектор не улавливал движения этого разговора и слова о его Сабине звучали...
...Ахм... звучали... в общем, как-то не так он представлял формальные соболезнования.
Возможно, он мог ожидать, что Император может выдать что-то такое о приближённом гаруспике, возможно он слишком глубоко читал в его слова, но что-то в его тоне и в его формулировках говорило ему, что он был знаком с ней в куда более формальных кругах... или же с её работой, как минимум. И это чуточку его настораживало.
Во время всех разговоров с прозорливейшей из Ливией, она никогда не упоминала такого... славного, легко забываемого, конечно же, факта... что она могла знать ИМПЕРАТОРА, так что скорее всего – ему кажется!
Как только император дал добро и из альково, полуарок и тёмных углов помещений стали возникать как призраки слуги, Гектор ощутил себя в куда более формальной обстановке, царственно проходя за траурный стол.
Его взгляд пал на блюда. Он помедлил. Сегодня был день формального празднования, когда о покойниках вспоминают лишь хорошее... но почему-то сейчас вспоминалось всё плохое. И что-то, что можно было сделать иначе.
Но, это было не то время, когда он мог позволить себе растечься по каменному полу. Его внимания требовал к себе САМ ИМПЕРАТОР, а потому горечь утраты может подождать – такой шанс выпадает лишь единожды!
Гектор... вообще не разбирался в жреческом ремесле, а потому позволил говорить тем, кто знал.
И первым отозвалась женщина. Юноша поднял на неё наивный и блестящий взгляд, внемая каждому её вопросу и ожидая каждого нового слова и... ответа на эти слова. Не хочешь показаться дураком, задавая глупые вопросы? Заставь кого-нибудь другого, более смелого и менее беспокоящегося за своё лицо, всё это сделать. А пока он мог рассыпаться в тысячи приветствий, почестей и уважительных знаков перед императором, который то и дело отмахивался от его официоза, как вол отмахивался бы хвостом от мухи. И ровно слепень, Гектор к этому был неучастен. И настойчив.
Гектор начал есть, следуя стандартным поминальным традициям. Без напирания. Без отклонений.
— Мудрость Сивиллы – несменна. – Сказал Гектор, мрачно проводя взглядом по столу. – И я вижу в её словах значительную долю истины. По крайней мере, пока они её уберегали от доли траура и горечи, оказанной для нас...
— ...Прошу прощения... – Гектор понимал, что несколько переходит формальные границы, выставленные между ними, но какой ещё у него будет шанс сказать "Сабину убил кто-то изнутри", при этом не проходя испытаний Еврисфея?!
— Верно ли я понимаю, в таком случае, что кончина моей сестры и это предсказание могут иметь связь за пределами, – он поднял взгляд на Император, – трагической случайности в неясный час? – Он впился в мужчину взглядом.
Прошла секунда. Другая. Гектор никогда в своей жизни ничего так не желал, как найти виновных.
— ...Так или иначе, для меня огромная честь принять это назначение. – Сказал тот, опуская голову и ставя бокал на стол. Вновь поднял свой лик. Огляделся. – Именем своей семьи, я, Гектор Валлериус Кальд, клянусь что буду служить верой и правдой, и выполню поставленную предо мной задачу, чего бы мне это не стоило. – Сказал тот с долей пафоса, куда большей, чем его товарищ-военный, но он не мог иначе. Гектор даже не специально именно так расставил акценты.