Ожившая гаргулья, словно слетевшая с фасада Собора Парижской Богоматери – вот на кого была похожа эта тварь. Берет ли ее вообще оружие, по силам ли она ему. Что-то подсказывало Говарду, что захоти эта тварь могла бы прикончить его одним ударом, но она играла с ним, как кошка с мышкой. Оно словно находило упоение в этом преследовании, словно давало возможность убежать, чтобы настигнуть вновь. Так может действительно бежать? Бежать подальше от всего этого, бежать стараясь сохранить остатки рассудка. Таков был первый импульс, первое желание. Но Говард не побежал. Даже если он спасется, для чего – снова прозябать среди странных дел, рассчитывая что улики, догадки, предположения как-то объяснят или компенсируют его утрату? Но разве можно ли из этих разрозненных фрагментов снова собрать утраченное или нужно наконец принять свою новую сущность, а свою боль превратить в оружие и посвятить всего себя этой борьбе, чтобы никто больше не пришел с работы, увидев свою семью растерзанной, а дети могли гулять на улице, не опасаясь встретить мудака с ножом. Да, он может пасть в этой битве или скорее всего утратить рассудок, но тот, другой, финал был не лучше, просто был отложен во времени. Так что вставай, Говард Боэквуд, чертов частный детектив, и покажи, что ты умеешь этой твари. А если ты умрешь... Ну что ж может тебе повезет и тебя приготовит в твоей последний путь Ада. Мысль о бальзамировщице, бывшая будто не к месту, заставила улыбнуться и прибавила сил.
Вскинув привычным движением старый, потертый местами револьвер, Говард начал стрелять с небольшим смещением после каждого выстрела и продолжал это делать, пока не щелкнул в холостую боек, а чудовище, тянувшее свои когтистые лапы не упало в нескольких дюймах от его ног. Говард не мог поверить, что он все еще жив. Нервы сдавали, руки начала бить дрожь, и чтобы не упасть, Говард сел, обслонившись о старую изгородь. Хотелось выпить, но сначала нужно унять дрожь. Хотя нет, сперва нужно перезарядить револьвер, и Говард дрожащими руками, рассыпая патроны начал перезаряжать горячий еще револьвер, чувствуя как слезы скатываются у него по щеке. Жив, черт побери, еще жив, хотя седых волос определенно прибавилось.