Руна смотрит на чистую кожу в месте укуса, затем переводит благодарный взгляд на Клариссу.
— Ой, да не стоило, наверное, само бы как-нибудь до утра зажило, я бы и сама могла, просто магия на сегодня закончилась вся, — тараторит она суетливо. — И ТАК я тебя кусать никогда не буду, что ты, могу как вчера, чуть попу зубками огладить, но это потому что попа у тебя такая сочная и красивая, гораздо лучше, чем у этой каменюки, ее всю исцеловать не зазорно. Да, а девчонки мои — они реально и умные, и культурные, тебе с ними понравится обязательно, это точно не как с Джемаймой или косматыми, вот... Да и не только в попу, в губы тебя тоже целовать приятно и здорово... ммм?
Если даже Кларисса и не поняла намека — Руна ей сразу же все наглядно расшифровала, притянув к себе за шею и сочно чмокнув. На предложение же рамонитки закончить сегодня пораньше она отзывается с наигранной бодростью:
— Не, ну если ты устала, то да, конечно, у меня же вообще никаких проблем, давай и правда обработаем вон тот кубик, который в ящике, никто ж за нас с тобой этого не сделает, итак уже от графика, как ты изначально его составила, отстаем, — и поначалу девочка в самом деле принялась за работу с энтузиазмом. Правда, этого заряда бодрости надолго не хватило. Вечер едва начал намекать на свой приход — а Руна уже откровенно зевала. Потом она начала клевать носом, на вопрос же, сколько часов провела в том сером месте без сна, лишь недоуменно пожимала плечами: видимо, в вечных сумерках естественное чувство времени теряется с концами. В общем, к ужину ее уже жестоко рубило, и после трапезы она твердо вознамерилась плюхнуться в палатке на матрас даже не раздеваясь. Клариссе пришлось чуть ли не силком тащить малышку к бадье с водой, и купать, словно маленькую девочку... ну, или того же котенка. В этот момент рамонитка ощущала себя всамделишной "материнской фигурой": перед ней была не та девушка, которая свела ее с ума, заставив нарушить многие собственные незыблемые правила, а маленькое существо, больше всего нуждающееся в чисто родительской заботе и ласке.
Намылить, помыть, сполоснуть, вытереть, завернуть в полотенце и отнести в палатку, потому что все, отрубилась с концами, уложить, подоткнуть одеялко... Нежно поцеловать напоследок, выслушав в ответ невнятное бормотание. Кажется, где-то там, во сне, девочка утверждала, что рядом с Клариссой ей нипочем грозное древнее колдовство, а назойливого кошака она угостит болтом из своего верного арбалета, если он опять полезет. Что ж, оставалось надеяться, что сон ее будет веселым и интересным, а не мрачным и кошмарным...
Солнце уже отчетливо клонилось к закату, а для Клариссы пришла пора бумажной работы, на которую определенно уйдет изрядное количество времени: поди опиши произошедшее тем самым научно-канцелярским стилем, что приличествует журналу экспедиции. В ее личном дневнике в выражениях можно было не стесняться, конечно, однако эти выражения для начала стоило найти и подобрать. А еще следовало подумать и о плане действий на завтра. Прерывать ли раскопки в связи с экстраординарной находкой — или все-таки продолжать, надеясь выудить из соседних пластов ответы хоть на часть из поставленных сегодня вопросов? Или же возвращаться в Храм, колотить в било на каждом углу, звать на помощь специалисток по магии и экстрапланарным сущностям, мобилизовать матерых землекопок, что перероют здесь все за пару суток? Распланированная детально экспедиция обернулась весьма неожиданным результатом, так что в любом случае придется перестраиваться на ходу.
Малышка в палатке мирно сопела, и что-то подсказывало Клариссе — перегруженному впечатлениями разуму понадобится часов двенадцать крепкого сна. На защищенном ширмой столе разложены предусмотрительно придавленные импровизированными пресс-папье бумаги. Перед рамониткой лежит ее открытый личный дневник, под боком — чернильница, край пера — между зубов.
Для ученой сестры настало время рефлексии, анализа и подбивания итогов дня.