Так завершился этот поход — не веселой попойкой, а стуком запираемой на засов двери в камеру в подвале. Чанарра не возражала против посещений Кевина.
Кевин, ещё день назад сражавшийся с чудовищем, теперь сидел в тесной, холодной камере, больше похожей на закуток для хранения угля, чем на место для человека. Каменные стены не издавали ни звука в ответ на его гнев. Из крошечного окошка высоко в стене едва пробивался бледный свет лун —что скользил по плацу, освещая крепостные тени.
Вверху, в казармах, спутники Кевина обживались. Здесь не было того уюта, что они нашли в Логове Виверны — спальни были тесные, матрасы грубые, а в воздухе висел запах железа и старой побелки. Но зато не было оборотней, ночных криков и крови, размазанной по стенам. А это уже значило многое.
Гектор и Хаскран, погрузились в работу. Бумаги, привезённые с собой, и обнаруженные в архиве начали складываться в аккуратные стопки по датам и важности. Свет лампы отбрасывал резкие тени, и в них, среди чернил и пыли, шептались тайны.
Казалось, сама крепость затаила дыхание. Над Аритауном раскинулась ночь — холодная, ясная.
На Аритаун опустилась ночь. Над крепостью величественно парили три луны Эберрона. Оларун, Страж, сияла с суровой ясностью — как напоминание о долге и чести. Рядом с ней текли серебристые воды Арит, Врат — её тусклый свет навевал сны и тени, полные откровений. А между ними, чуть ниже, поднималась Терендор, мягкая и задумчивая, её сияние будто окутывало землю безмолвной печалью и тихой надеждой.
И только редкие шаги часовых нарушали тишину.
Всё живое спало — но мысли не спали. Ни в камере, ни в казармах, ни за письменным столом.
***
На протяжении нескольких часов, скрытые в прохладной тьме гарнизонного подвала, Гектор и Хаскран неспешно перелистывали страницы пыльных журналов, письма с потёртыми краями и небрежные черновики, найденные в домике, башне и архивах крепости. Мозаика прошлого начинала складываться в некую картину.
Во-первых, как они уже знали, старые дневники в хижине принадлежали семье Фендази — дозорным Церкви Серебряного Пламени, что на протяжении поколений наблюдали за проявлениями ликантропии и мистической активности в округе. Последние записи датированы пятнадцатью годами назад, а последние слова отца — сожалением о том, что его сын отказался продолжать службу. Отрывки упоминали ритуалы связывания духов и угрозу из Ламманианской зоны проявления, но ключевые страницы были вырваны.
Во-вторых, среди бумаг в башне обнаружились две серии записей. Первая, с наивными формулировками и множеством ошибок, принадлежала Траду, юноше, что вскрыл башню, запечатанную его предками. Он пытался повторить ритуал, напоминающий магический круг, и составил черновик карты некой пещеры находящейся у реки. Также в его записях было найдено имя Немата. Вторая часть — аккуратная, расчетливая — принадлежала неизвестному колдуну. В ней описана попытка модифицировать ритуал призыва элементального стража, адаптируя его для связи с Ламманией.
В-третьих, в архивах крепости исследователям также встретилось имя Нематы. В старых тюремных записях говорилось, что она — оборотень-кабан, захваченная в конце Чистки. Подозревалась в том, что благодаря ей смогли бежать несколько десятков оборотней, проявляла нехарактерную для ликантропа рассудительность и самоконтроль. Её держали под надзором, но опасались.
Наконец, среди прочих бумаг Хаскран нашёл свиток с заклинанием "Отправление", спрятанный среди других, забытых записей.
Гектор и Хаскран провозились с записями всю ночь. Страницы дневников, письма и заметки сливались в глазах в единое, мерцающее пятно, пальцы уставали от перелистываний, а разум — от сплетений имен, дат и ритуалов. Один за другим, они докапывались до обрывков истины, как шахтеры, высекающие искры из камня.
К утру, когда над Аритауном уже угасал холодный свет лун Терендора, Арита и Олэрун, оба едва держались на ногах. Последние записи были дочитаны с трудом, на грани забытья. Стол завален бумагами, в углу потрескивала свеча.
— Кажется, мы... — начал было Хаскран, но не договорил: голова его медленно опустилась на скрещённые руки.
Гектор, уставившись в один и тот же абзац минут пять, наконец откинулся назад и закрыл глаза, не удосужившись даже погасить огонь в лампе.
По прикидкам, им оставалось ещё не менее восьми часов кропотливой работы, чтобы завершить разбор архива. Но сейчас, на границе утреннего света и усталости, даже самые тёмные тайны прошлого подождут до пробуждения.