Аида не стала смущать посетителя близким соседством и пристальным рассматриванием. В приготовлении травяных настоев была своя диагностическая сила: взгляды, бросаемые искоса и как бы невзначай, монотонные действия, несущие эффект успокоения и тонкой сонастройки с состоянием собеседника. Что-то похожее было в телесно-ориентированной психотерапии.
Когда Карлос заговорил о сержанте, Аида на мгновение замерла, но не от испуга, а будто отмечая про себя ключевые «болевые точки» и намечая алгоритм будущих действий. И что-то в этом алгоритме требовало корректировки прямо сейчас.
— Здравствуйте, сержант Эванс, — поприветствовала женщина невидимого гостя у себя за спиной. — Простите, что сразу Вас не заметила, Вы так скромно стоите позади.
Когда Аида обратилась к незримому присутствию за её спиной, Карлос почувствовал лёгкое движение воздуха. Он видел, как взгляд призрака сержанта Эванса, обычно рассеянный, остановился на женщине. И тогда — едва заметная, почти учтивая улыбка тронула его прозрачные черты. Это было похоже на молчаливое признание.
— Знаете, сэр Дели, я озвучу непопулярное для военной среды мнение, — обдав маленький заварочный чайник кипятком, чтобы прогреть стенки, Аида открыла шкафчик, полностью занятый полотняными мешочками. — Даже если сержант Эванс когда-нибудь решит Вас покинуть, это не сделает Вас плохим, слабым или неэффективным. Вы по-прежнему будете ценны и значимы, так же, как раньше. А может, больше. Да, будучи человеком военным, возможно, Вы привыкли доказывать всем вокруг свою полезность. Нас здесь всех так оценивают, потому что во главу угла поставлен принцип функциональности. Но кто сказал, что этот принцип — истина в последней инстанции?
Она улыбнулась и, наконец, сделав выбор, добавила по небольшой щепотке трав из двух мешочков. Заполненный до «плечиков» чайник был бережно укутан в небольшой плед, для более насыщенного настоя.
— Буду честна: я не думаю, что инструментарий классической психологии Вам поможет. Если вы придете к штатному специалисту и признаетесь, что видите мёртвого человека, который неотступно следует за Вами, с большой долей вероятности дифференциальным диагнозом будет «шизофрения со стойкими зрительными галлюцинациями». А дальше классика — курс сильных антипсихотических препаратов, которые сотрут Вас как личность.
Аида отвлеклась на проверку крепости напитка. Результат, похоже, её удовлетворил, и в следующее мгновение каюту заполнил аромат горной лаванды с лимонно-мятными нотками.
— Я предложу Вам альтернативный подход. Он более длительный, с «послойным» решением, если можно так выразиться. И, не скрою, может показаться Вам странным. Но он не станет ломать через колено, как Вас уже сломали однажды. Если Вы готовы попробовать… — с этими словами она протянула Лорду чашку на блюдце.
— Благодарю вас, — тихо сказал Карлос, принимая из её рук чашку. Его пальцы мягко обхватили тёплый фарфор. — Но, прошу прощения, я должен внести ясность. Моя тревога... она не о эффективности.
Он сделал небольшой глоток, и аромат трав мягко заполнил его чувства.
— Меня с детства учили, что любая слабость — это проступок. А для человека моего... происхождения, любая ошибка видна вдвойне. Мне приходилось быть безупречным. Всегда.
— Лорд — это не просто ваш позывной, не так ли? — с деликатной улыбкой уточнила Аида. — Ваша речь и манеры выдают благородное происхождение с первых секунд. Когда Вы вошли, представились и начали говорить, я будто послушала симфонию Чайковского.
Аромат полыни и травяной чай действительно оказывали своё успокаивающее действие. Карлос чувствовал, как напряжение постепенно покидает его плечи. На вопрос Аиды о позывном он ответил с лёгкой, почти незаметной улыбкой:
— Это прозвище родилось в учебном центре САС. Молодой офицер с... не совсем британской внешностью, — он мягко обозначил свою особенность, не акцентируя на ней излишнего внимания, — должен был быть в два раза лучше других, чтобы его воспринимали всерьёз. «Лорд» звучало как насмешка в устах тех, кто видел во мне чужого. Но со временем оно стало знаком уважения. Иронично, не правда ли?
— У них не было ни единого шанса против Вашего воспитания, — понимающе улыбнулась Аида.
Карлос поставил чашку на блюдце с тихим, изящным звоном.
— Я не хочу, чтобы сержант Эванс покинул меня. Его уход не принесёт ни покоя, ни прощения. Он — часть моей истории. Как шрам, который напоминает не только о боли, но и о том, что рана зажила. Более того... — Карлос на мгновение замолчал, подбирая слова. — Его опыт, его инстинкты — они реальны. На пляже он указал на угрозу, которую я не сразу разглядел. Я хочу, чтобы он остался. Не как тень прошлого, а как... союзник. Как самый неожиданный советник.
Он посмотрел на Аиду, и в его обычно холодных глазах читалась не агрессия, а глубокая, усталая решимость.
— Я начинаю понимать, что он, возможно, и есть голос моей собственной вины. Моей памяти. Но что, если я смогу не подавить этот голос, а... перенаправить его? Превратить то, что считается слабостью, в особенность? В инструмент, который может помочь мне защитить других? Я пришёл к вам не для того, чтобы изгнать своих демонов. Я пришёл с просьбой помочь мне найти с ними общий язык.
Он умолк, и тишина в каюте стала почти осязаемой. Его следующий вопрос прозвучал тихо, но с огромной внутренней напряжённостью.
— Вы говорите, что понимаете природу подобных состояний. Тогда позвольте спросить... известно ли вам, что в действительности произошло на Фолклендах? Не то, что записано в сухих отчётах, а то, что осталось там, в тумане, между криком и тишиной? Потому что я до сих пор не могу с уверенностью сказать, где заканчивается правда и начинается кошмар, который я ношу в себе.
— Ни отчётов, ни рассказов, — покачала головой Аида. — Я не знаю о Фолклендах ничего. Но сухой протокол я всегда успею прочесть, а вот свидетельство очевидца тех событий можете дать только Вы. Если захотите.
Взгляд Карлоса стал отрешённым. Рассказывать о Фолклендах было невыносимо тяжело, но травяной настой и спокойное присутствие Аиды давали ему необходимую опору.
— На Фолклендах... мы были не готовы. Это была не война. Это было безумие, — его голос стал тише, в нём появилась хрипотца. — Оружие противника... оно действовало не на тела, а на разум. Мы перестали доверять друг другу. Видели угрозы в лицах товарищей.
Он сжал пальцы, костяшки побелели.
— Эванс... он был первым, кто не выдержал. Я видел, как его глаза стали пустыми. Как он поднял оружие на своих. У меня не было выбора...
Карлос резко оборвал фразу, не в силах продолжить. Он отвернулся, но Аида могла заметить, как дрогнули его плечи и как он сжал веки, пытаясь сохранить самообладание. Боль, которую он так тщательно скрывал, на мгновение вырвалась наружу, оставив его беззащитным.
— Понимаю. Мне знакомо это чувство. Когда вынужден поднять руку на того, с кем ходил на миссии и кому доверял, — тихо проговорила Аида, и в этой краткой констатации прозвучала не просто дежурная фраза поддержки, а сочувствие, подтверждённое собственным опытом.
Её манипуляции во время этой неспешной беседы были далеки от диагностики, обычно имеющей место в кабинете психотерапевта. Будь то чашка с отваром или веточка сушёных трав, которой женщина ненавязчиво окурила помещение, пока гость говорил. Но лишь на первый взгляд. Всё это время Аида проводила то, что у дипломированных специалистов по врачеванию душ именуется «дифференциальной диагностикой». И так ли уж важно, что этого метода нет в классических учебниках?
— Как вы себя чувствуете сейчас?
Внутри Карлоса царило странное, двойственное ощущение. С одной стороны — непривычное, почти физическое облегчение, будто камень сдвинулся с души. Говорить о Фолклендах было мучительно, но сам факт, что он смог произнести это вслух, принёс хрупкое чувство освобождения. С другой — глубокая усталость, как после долгого боя, и призрачное, но навязчивое чувство уязвимости, к которому он совершенно не был готов.
— С этого дня боль будет выходить, — прочитав ответ без слов, с уверенностью произнесла Аида. — Через воспоминания, через сны, через слёзы. Просачиваться по капле. Струиться тонким ручейком. Не сдерживайте этот поток. Он всё равно найдёт себе путь. Лучше станьте этой стихии другом, и она смоет скорбь, унесёт всё мутное в себе, оставив лишь прозрачное — в мыслях, в теле физическом и энергетическом, принесёт осознание и наполнит силой.
Сейчас женщина будто заговор какой-то читала.
— Чаще общайтесь с водой. Плавайте. Выходите гулять под тропический ливень. Кормите рыбок. Устраивайте себе чайную церемонию в выходной. Что угодно. Неважно кто что подумает. Если станет невмоготу ночью и кошмары схватят за горло, отвинтите кран, пустите воду тонко струйкой — и говорите. Рассказывайте ей всё, что сейчас творится на душе, пока спазм не отпустит и не станет легче дышать. Можете делать то же самое стоя под душем, если чувствуете, что вас затягивает в шторм.
Он не кинулся на неё с животным рыком, спуская с поводка того внутреннего демона по имени сержант Эванс. Энергетического удара с тонкого плана также не ощущалось. Уже внушающие оптимизм признаки. До последнего Аида опасалась худшего. Только однажды ей пришлось присутствовать на ритуале изгнания духа нижнего мира, захватившего тело молодой девушки. Глаза этой несчастной до сих пор продолжали всматриваться в Аиду из мрака снов. Будь Карлос одержим, без учителя, оставшегося за тысячи километров отсюда, она бы не справилась.
— Это полынь, — объяснила женщина, указав на еле тлеющий, почти рассыпавшийся в пепел стебель. — А для чая я заварила горную лаванду и лимонную мяту. Вы уже отметили на себе их приятный эффект, настраивающий на медитативный лад. Если хочется спокойно разобраться в себе, лаванда лучший помощник.
Аида улыбнулась, отпив немного из чашки.
— Но также это сильные растения, применяемые в экзорцизме. В своём рассказе Вы упомянули слово «демон», и я должна была удостовериться. На моей родине этих вредоносных сущностей называют иначе — боохолдой. Ими становятся после насильственной смерти, а сержант Эванс был убит... Некоторое время боохолдой могут ходить за человеком в виде призрака, но их безобидность обманчива — они просто выжидают подходящего момента для нападения, когда дух человека временно слаб: от усталости, отчаяния, горя, опьянения... К счастью, гипотеза оказалась метафорой, Вы не одержимы, — резюмировала Аида, не вдаваясь в дальнейшие теоретические подробности. — Поздравляю, первый «слой» только что снят.
Лорд медленно поднялся, его движения вновь обрели привычную выверенность, став щитом против только что пережитой боли.
— Благодарю вас за... сеанс, — произнёс он, и в его голосе вновь зазвучали сдержанные, аристократические ноты. — Это было... информативно.
Он использовал нейтральное слово, тщательно избегая любых эмоциональных определений.
— Ваши методы... неортодоксальны, но, полагаю, эффективны.
Он направился к двери, но на пороге задержался, не поворачиваясь.
— До завтра, мисс Воскресенская, — сказал он тихо, и в этой фразе сквозь ледяную вежливость пробивалась тонкая, едва уловимая нить надежды.
Это был не вопрос, а скорее констатация факта, молчаливое соглашение на продолжение их диалога.
— Доброй ночи, милорд, — ответила Аида, и в этом обращении не было и тени издёвки, лишь дань уважения к его статусу.
Затем он вышел, мягко закрыв за собой дверь, оставив в каюте лишь лёгкий аромат полыни и неназванных травм, которые только начали заживать.