Конкурс №19. "От плоти говна"

Однажды Ромэй сказал в своем отзыве под рассказом Злой двойник:
Применение речи от первого лица и настоящего времени выглядит почти что как челлендж. Но читательские глаза навострены читать от третьего лица в прошедшем времени и неспроста: построение текста от первого лица настоящего времени требует большого навыка в построении текста, чтобы оно потом могло логично восприниматься при чтении.
А потом прошел год, я в целом забыла о том, что Ромэй это сказал, и мне казалось, что ОХК в отзыве говорил, что писать рассказ от первого лица - плохой тон во всех случаях, за редким исключением. Идея этого рассказа, как мне показалось, в воображаемый список этих редких исключений входила.

В лаборатории, где я работала некоторое время, так получилось, что людей было много, а коллектив сложился местами так себе. Анализ кала на скрытую кровь, естественно, был, и мы иногда шутили, что, может, некоторые коллеги просто говно, а под людей только маскируются. Ну и ладно бы так - работают и работают, пока с ними не пересекаешься, как бы и ладно, а прикинь они еще и сожрали кого-нибудь, пока никто не видит, и вот для этого как раз нужен анализ, чтобы понять. Да, примерно как в игре Gish, только если бы гг там ел людей, как в игре, похожей на Carrion, но с другой механикой, не помню, как называется, не так важно. Только это не просто классная черная слизь, а классная черная слизь, большую часть времени выглядящая как человек и ведущая себя как человек. Так то понятно, анализ для определения рака кишечника. Была тогда и идея сделать игру, где по лаборатории ходят люди, тебе нужно с ними работать, взаимодействовать, но некотрые из них - на самом деле говно, и они могут кого-то сожрать. Тебе надо тыкать их анализатором и выявлять только тех, кто жрал людей, потому что если это говно, которое никого не трогало, то и пусть работает дальше. Игру, естественно, никто делать не стал - слищком много усилий на проходную, в общем, идею, но сама идея осталась.

А несколько позже, глядя на фильмы про зомби, я думала о том, насколько концепция просто медленно движущихся трупов плоская и нераскрытая, несмотря на популярность в культуре. Насколько глупо это выглядит, понятно каждому - неудивительно, что обычные зомби скорее вызывают смех, чем какие-то другие эмоции. Но что будет, например, когда зомби сожрут всех людей и останутся наедине с такими же зомби, как они сами? Они просто сгниют, и на земле не останется жизни, или же там есть что-то еще? У меня были большие надежды на фильмы "теплые тела" или "я зомби", которые, конечно, не оправдались - несмотря на заявленную идею раскрытия темы со стороны зомби, по сути, там нет полной чуждости зомби людям, того, что делало бы их для людей монстрами не только и не столько на уровне потребностей, сколько на уровне в принципе их подхода к жизни.

А потом я прочитала Crossed. И это, безусловно, лучшее, что я видела в этом жанре (первая книга, конечно - последующие только пытаются копировать форму, теряя суть комикса, так что получается фигня, вроде бы, там и авторы другие). Так вот, Гарт Эннис здесь отходит от стандартной концепции зомби как медленных трупов, и, соответственно, не называет их так, но принцип работы - заражение людей остается. Крестоносцы отличаются нечеловеческой жестокостью, о которой люди говорят, что она просто не может существовать в человеческом обществе, должны сущестовать защитные механизмы, чтобы люди просто не истребили друг друга. Но при этом крестоносцы сохраняют способность использовать предметы, нормально двигаться и, как выясняется позже, вполне креативны и могут ставить сложные задачи и решать их. Герои предполагают, что, оставшись одни, крестоносцы просто умрут от истощения или истребят друг друга, так как, когда поблизости нет людей, они просто начинают делать друг с другом то же, что делали до этого с людьми. Таким образом, кажется, людям достаточно просто найти безопасное место и подождать, пока все это закончится. Самый сильный момент комикса, на мой взгляд, то место, где группа выживших, наблюдая со стороны за тем, чем занимаются крестоносцы, понимает, что то, что они видят, похоже на зачатки нового общества, состоящего только из крестоносцев. Общества, которое сможет пережить кризис, которое сможет жить и развиваться, и в котором никогда не будет места для людей. Не будет никакой Стены. Не будет оплота цивилизации и моря зомби, волнами иногда штурмующих укрепления, как мы привыкли это видеть в любых сюрвайвалах с зомби. Цивилизация не погибла, она изменилась, а погибнуть или присоединиться к ним остается тем, кто думал, что они - последнее, что от цивилизации осталось. Фактически, этот момент полностью переворачивает картину происходящего, меняет зомби и людей местами, момент осознания, что теперь люди - это странная и чуждая нормальному, в общем, не по человеческим меркам, конечно, но по меркам крестоносцев, девиация, для которой больше нет места.
Другой лейтмотив комикса, интересный на столько своей сутью, сколько подачей - в то время, как крестоносцы, по мере развития сюжета, все меньше похожи на картонных карикатурных монстров, люди сами все меньше отличаются от них. Если в начале говорить о чем-то вроде морального превосходства людей нет даже смысла - художник не сдерживается в средствах выражения, чтобы не оставить шансов сопереживать чудовищам, то к концу эта разница все больше стирается, и совсем не потому, что крестоносцы проявляют какие-то положительные качества, а потому, что качества, которые они проявляют, люди все чаще находят в себе.

И позже была Стена лича, где зомби показаны какими-то даже слишком беззубыми и непонятыми жертвами обстоятельств, а люди больше похожи на монстров. И все же в Стене лича зомби жрут людей, только этот момент как-то смазан. И стена непонимания там проходит по той же границе, что и стена физическая, что, на мой взгляд, делает саму концепцию слабее, чем если бы это была стена непонимания внутри одного общества, не разделенного никакими иными преградами и не находящегося в состоянии войны. И что, если условные зомби не будут картонками, они будут чем-то большим, как в крестоносцах, но у них и не будет огромных крестов во все лицо, они не будут бросаться на окружающих сразу. Возвращаясь к самой первой идее - они будут настолько хорошо интегрированы в общество, что их даже отличить можно будет не всегда. А когда можно будет отличить - будет даже негуманно что-то предпринимать по этому поводу, пока они лично никого не сожрали. Но они не будут просто людьми с маркером "не человек", они все еще будут тем, что просто не может сосуществовать с людьми, не уничтожив их. Потому что, конечно, они будут либо убивать и жрать, либо заражать тех, кто с ними взаимодействует.

Теперь, наконец, можно перейти к самому рассказу. Концепция максимально простая - бесформенное говно как Gish или вроде того может притворяться людьми и иногда жрать их. При этом в рамках своей природы оно даже не делает ничего ужасного - говно уничтожает человечество, не выходя за рамки категорического императива Канта. Люди проигрывают эту борьбу, не становясь чудовищами, точно так же, пытаясь действовать из лучших побуждений. Просто говно может сожрать человека - и это будет жестокое кровавое убийство, но само говно было бы съедено с радостью, потому что ему это никак не вредит, а, наоборот, обращает делает того, кто его поел, таким же. Вот как разговор с человеком - люди поговорили, обменялись идеями, все счастливы, каждый стал немного лучше, чем был до разговора. А представьте существо, которое, если вы с ним поговорите, умрет. Или станет человеком, достаточно классным, возможно. Круто же, если станет? Круто. Но не с его точки зрения.

Насчет самой формы рассказа - я точно представляла, что хотела сделать, но вот как - с этим было намного сложнее.

Рассказ должен начинаться со сцены, которую читатель воспринимает как повествование, описание каких-то событий. Как в фильме, где сначал идет какое-то действие, а потом оказывается, что это была часть воспоминаний героя - так же и здесь, первая сцена должна была восприниматься как начало истории, а после сразу переходить в диалог. Таким образом, первая часть могла бы быть частью фразы проводника, но не является ей.

Дело в чем. Представьте, что читаете эпос. Люди, которые его писали и те, о ком он писался, давно мертвы, давно забыто, что чувствовали люди, когда переживали что-то подобное, общество людей, о которых он был написан, исчезло навсегда, на их языках никто не говорит, они, если бы видели, чем человечество стало сейчас, если бы увидели какие-то части истории, возможно, восприняли бы это как конец времен, конец всего, чем они жили и чем может жить человечество. Но жизнь продолжается, и живет история, имеющая уже мало отношения непосредственно к тем, кем и о ком она была написана.

Я пыталась стилизовать описательные части рассказа (то есть все, кроме диалогов) под то, что однажды, через десятки лет после того, как последний человек исчезнет с лица земли, будет вспоминать проводник, то, что он расскажет другим, и однажды может стать забавной сказкой о чем-то далеком и, возможно, никогда не существовавшем. Именно поэтому я не делала атрибуцию в диалогах, в лучшем случае заканчивая описательные фрагменты фразами вроде "тогда он ответил", как если бы через много времени после этого случая проводник вспоминал о том, что происходило в тот день, а после фокус переносился бы обратно в настоящее, чтобы читатель видел не воспоминания, а уже настоящий происходящий прямо сейчас диалог. На что-то подобное вдохновила пьеса Elnemulas Миклоша Хубаи. Она, правда, на венгерском, и в той версии, которую я смотрела, нет субтитров, так что я ни слова не поняла, но, мне кажется, она классная. Неважно. Так вот. Вспоминая свою еще школьную ненависть к классическим авторам, которые строят диалоги без аттрибуции, где сначала все понятно, а потом один персонаж произносит две фразы подряд, и ты перестаешь вообще понимать, что происходит, тут я пыталсь избежать этой ошибки, специально собирая текст так, чтобы реплики строго чередовались - после реплики проводника всегда идет реплика человека, и наоборот. Местами было сложно, но я это сделала. К сожалению, это не помогло. Возможно, нужно было и правда, как в сценарии, тупо подписывать кто что говорит перед каждой фразой.

Кстати, насчет фраз. Как говно вообще заражает людей? Я подумала, что будет лучше, если не только буквально дав им говна поесть - все же добровольно мало кто из людей таким заниматься станет. Я предполагала, что говно, просто становясь ближе к человеку, разговаривая с ним, может постепенно сделать его тоже говном, и это было добавлено в текст в самом начале - где проводник описывает механизм, он не говорит, что говно именно кормит людей своим мясом, он говорит, что оно делится собой, что можно понимать как в прямом, так и в переносном смысле. И работают оба способа. И изначально идея была в том, что первые реплики человека и проводника будут отличаться, но чем дальше они идут, и чем больше разговаривают, тем более похожими становятся их голоса, пока не перестают вообще быть отличимыми друг от друга. Но это было в первой идее рассказа, от которой я позже отошла, а в тексте остались только ошметки от этой нее, которые скорее ухудшили текст.

Теперь о персонажах.

Мне, на самом деле, очень нравится образ проводника. Он правда хорош и даже, судя по отзывам, получилось, хотя бы отчасти, показать его таким, каким я его себе представляла. Он здесь - главный герой и в целом, единственный, который имеет значение, потому что по сути он формирует образ человечества для будущих поколений, когда человечества уже не будет. Я спецаильно выбрала именно его как центрального персонажа, а не любое другое говно, потому что показать слишком отличное от человеческого мышление - задача сложная и неблагодарная. Во-первых, у меня бы не получилось, потому что, как человек, я не могу достаточно естественно описать то, что, по определению, человек не может в полной мере понять и представить. Поэтому это осталось за кадром. Проводник же - не обычное говно, а говно, главной стратью которого является изучение культуры людей. В чем-то он человечнее многих, и именно так он формирует мысли, потому что пытается копировать то, что могли бы написать люди. Он живо представляет эмоции, движения, ощущения людей в первой сцене, потому что коллекционирует их, собирает и бережет как самое ценное, что может найти. К каждому человеческому образу и ощущению, которое он смог достать, он относится трепетно, как историк к редкому и очень хрупкому документу.
При этом он - людоед. Как он говорит сам, не каждое говно ест людей. Он - один из тех немногих, кто ест. И к тем, кто людей не убивает и не ест, а только притворяется, он сам относится с презрением, как к жалким позерам. При этом он пытается объяснить самому себе сложные для него концепции (такие как хрупкость человеческой жизни, совершенно недоступная говну, и такая же хрупкость их культуры - как если бы и то и другое было хрустальным замком, возведенном на фундаменте из сложной череды совпадений - убрать оттуда один элемент, и все рухнет) через ассоциации с каннибализмом. Для него чуства человека, едущего по ночной дороге - это удивительно, необычно, что-то невероятное, поражающее воображение. А сожрать человека - дело обычное, не стоящее того, чтобы на этом останавливаться - от он и не останавливается в своей истории.
Он уводит людей в лес, где говорит с ними, а затем убивает и съедает, добавляя все, что смог достать, в свою коллекцию. При этом он сам с грустью замечает, что в последние дни человечества он собрал столько, что в нем от людей больше, чем в последних их людей. Это не так. Собирая все, что может, о людях, проводник продвинулся дальше копирования формы без понимания сути, но то, что он собрал - образ людей в стандартной ситуации, а, оставаясь говном, не до конца понимает, как они работают, если условия изменились. И тут мы переходим ко второму персонажу.

Вообще, когда я думала о том, чтобы написать этот рассказ, я вообще его себе не представляла. Ну то есть. Рассказ о проводнике. Рассказ в форме диалога. А человек в этом диалоге - только функция, он сам по себе нужен только для раскрытия сюжета и для того, чтобы проводник увидел, как выглядят последние из людей и посокрушался на эту тему. По сути он был больше собирательным образом, так что я понятия не имела, как написать его часть. Фатализм, отчаяние, безразличие, пришедшее на место страха - примерно это должно было определять последних из людей, которые не ушли из города раньше, надеясь построить оплот человеческой цивилизации где-то еще, не решили каким-то образом бороться за свое будущее, оставаясь в городе говна, но и не приняли новый мир, не стали говном сами. Это должен был быть человек, который осознает и принимает тот факт, что для человечества все закончилось, как-то даже сочувствует цивилизации, которая его заменит, но при этом сам готов умереть вместе с человечеством и уступить место говну, потому что не собирается становиться одним из них, так как и собственную жизнь ни во что не ставит. Он теряет единственного друга, но продолжает покрывать убийцу, прекрасно зная, кто это, потому что не видит в мести никакого смысла. А после, когда считает, что его работа закончена, фактически совершает самоубийство, уходя с проводником в лес, прекрасно зная, что в конце пути его сожрут. Как я говорила раньше, говно тут заражает людей не только давая буквально поесть своего мяса, но и идеями - поэтому этот человек, опустошенный и лишенный чего-либо, ради чего стоило бы жить, и только помогающий выжить говну, сам того не зная, уже начал превращаться, и поэтому в конце пути он не умирает, а остается жить как говно в новом мире. Можно сказать, для него все закончилось хорошо, наверное. Когда я рассказывала идею вслух, чтобы понять, как это звучит и есть ли тут недостатки, знакомой, она сказала "о, он что, КАЛлаборант?". И я подумал - да! Точно, вот это оно, заодно рассказ шутку про говно будет содержать, чтобы его было читать приятнее. И тогда я сказала: "Ха. Он не просто КАЛлаборант. Он лаборант-каллаборант! Лично работал в лаборатории, и тут как раз можно связать с анализом кала, очень удобно, как красиво все получилось! Ну, так и будет, значит".

И немного о месте действия.

Мне показалось, что будет очень красиво, если место, которое в своем первом вопросе в контексте гипотетической и, возможно, никогда не происходившей ситуации, через которую проводник пытается понять логику действий людей при столкновении с чужаками, несущими неизвестную угрозу, которых сам проецирует на себя и на ситуацию с исчезновением людей и распространением говна (то есть, в этом случае он сам видит себя как жертву, которая встает на пути человека, в которого смотрит, пытаясь понять, и от которого зависит, остановится ли он, или собьет оказавшегося у него на пути монстра), а человек отбрасывает этот вопрос, как не имеющий для него значения, так вот, это же место будет и местом действия самого рассказа - я представляла, что та дорога, которая описана в самом начале рассказа - это именно та дорога, по которой человек и проводник идут на протяжении всего диалога, но в другом направлении.

Насчет соответствия теме - я представляла, что перекресток миров - это описанный момент гибели одной цивилизации и рождения другой, и двух предсавителей каждой из них - смотрящего в прошлое человечного говна, которое только на первый взгляд может показаться близким людям, на самом же деле проводник скорее один из лучших представителей говна, только изучающий людей, но не сближающийся с ними, и принимающего будущее, но не собирающегося становиться его частью, человека, который постепенно теряет себя.

Ну и, надеюсь, последнее, потому что комментарий и так получился каким-то слишком развернутым, собственно, про говно. На прошлом летнем конкурсе с ОХК, кажется, обсуждали, что нужно написать рассказ и назвать его "Говнина". Раз обсуждали - нужно сделать, не пропадать же идее. Я еще когда думала над идеей, в чате спросила у Аккарина (когда он про свой рассказ говорил, не про мой, естественно):
Beixia Lu (卢北霞) — 08/30/2024 10:12 AM
Он буквально говнина, прямо так и будет называться?
Akkarin — 08/30/2024 10:12 AM
нет конечно, это слишком вульгарно

И Аккарин прав. Назвать рассказ про говнину Говниной, или напрямую упомянуть в тексте само это слово, и правда было бы слишком вульгарно. Должно считываться так. Поэтому его там нет. Были еще другие интересные концепции, которые я не стала включать в этот конкурс, потому что они правда очень сложно реализуемы, мне бы просто скила не хватило. А вот написать рассказ про мясо говна, которое фактически является говниной, можно. К тому же, это добавляет пару удачных, на мой взгляд, моментов, вроде того, что люди хуже говна, или того, что в финале гг буквально говна поел. Ну круто же? Шикарно, мне кажется. И в целом образ удачный - Gish похож на кусок говна немного, и само слово достаточно точно отражает суть - и в плане социального контекста, и в том плане, что говно - это продукт человека, и в плане его пластичности - в общем, без этого было бы уже не то. Так что, технически, этот рассказ - шутка про говно. А диалог да, плохо получился, конечно, может, вообще нужно было использовать какую-то другую форму, но тут надо тогда вообще все переделывать, чтобы нормально работало и каждая часть текста имела смысл только вместе с любой другой. Если убрать вообще часть с диалогом и сделать весь рассказ историей, которую рассказывает проводник, когда людей уже давно нет, рассказ, мне кажется, многое потерял бы концептуально. Одно дело - видеть, что все уже закончилось, все уже мертвы, и другое - видеть последний путь еще живого прямо сейчас, но уже обреченного человека. Во втором случае, по идее, должно включаться сопереживание, в первом - это уже просто история. Во второй, кажется, части пилы это было - там был параллельно показывалось расследование исчезновения девочки и ее попытки выбраться, и на протяжении фильма казалось, что еще не поздно ее спасти, можно было проживать эту историю вместе с ней здесь и сейчас, хотя на момент начала событий фильма она давно уже была мертва. Не знаю, в общем.